неров
отдать  душу,  как  он  мгновенно узнает  об  этом  по  какому-то  тайному
телеграфу. Будь то в Ленинграде или во Львове, где уцелело несколько очень
старых библиотек.  Форменный стервятник.  Раньше он частенько снабжал меня
всякими редкостями.  Теперь же,  к  сожалению,  мне  такая  роскошь не  по
карману.   Во-первых,   обременен  семейством,  во-вторых,  цены  возросли
настолько,  что  и  не  подступишься.  Кусается,  как  говаривал  покойный
папочка.
     - И все-таки он обратился к вам с предложением?
     - Очевидно,  по старой памяти. Да и книжка уж больно занятная. Притом
с  личной  печатью Макропулоса,  лейб-медика Рудольфа Второго,  императора
Священной  Римской  империи,  австрийского эрцгерцога и  чешского  короля.
Аккурат по  моей части.  Откровенно говоря,  у  меня слюнки потекли.  Но я
сразу  сказал,   что  не  потяну,   и  посоветовал  обратиться  к  Георгию
Мартыновичу.  Как-никак такие антики попадаются не часто.  Один раз в  сто
лет, можно сказать.
     - И что он ответил?
     - Сказал,  что  уже  звонил  Георгию Мартыновичу и  обо  всем  с  ним
договорился, но тот, видимо, передумал и вообще куда-то запропастился.
     - Так-так...
     - Каюсь,  но тогда я  не придал этому особого значения.  Лишь пожалел
мимоходом,  что книга уйдет в совершенно чужие руки.  Только теперь, когда
узнал о случившемся...
     - Понятно,  -  опережая мысль собеседника,  выводила свои  заключения
Наталья Андриановна. - Сколько он спросил с вас за книгу?
     - Две,   но   намекнул,   что  можно  договориться.   Только  о   чем
договариваться, когда мне и тысячи не наскрести?
     - Так,  Гордей Леонович, более-менее ясно. Поймите меня правильно, но
вам придется еще раз рассказать все это в  милиции.  Я дам сейчас телефон.
Это совершенно необходимо. Обещайте мне, что позвоните не откладывая.
     - Ну,  если вы настаиваете,  то конечно,  - без особой охоты пообещал
Баринович. - Раз надо...
     - Сейчас,  именно сейчас, я поняла, что это совершенно необходимо. На
месте Георгия Мартыновича могли оказаться вы, я, кто угодно... Представьте
себе,  Гордей Леонович, что его убили, да, скорее всего убили, сразу после
того,  как он взял в сберкассе полторы  тысячи  рублей.  Наверняка,  чтобы
купить  этот  дьявольский  травник,  который  не  стоит  ни  единого  часа
человеческой жизни.  Прошлое действительно не  умирает.  Вы  были  глубоко
правы. Оно все еще требует крови и убивает и мстит.


                            Глава двенадцатая
                   ___________________________________
                          РАЗВЕДКА НА МЕСТНОСТИ

     От  дачи Солитова до железнодорожной платформы было чуть поболее двух
километров.  Прогулявшись раз-другой туда  и  обратно,  Люсин до  тонкости
изучил  этот  вполне рядовой для  Подмосковья маршрут и  составил довольно
подробный план.
     Сразу  за  калиткой начиналась вымощенная бетонными плитами кольцевая
дорога,  обозначавшая внешнюю границу участка кооперативной застройки.  По
одну ее сторону тянулся сплошной зеленый забор, за которым виднелись крыши
хаотично разбросанных домиков,  по другую - открывалась приятная для глаза
лесозащитная  полоса  с  водокачкой,   царившей  над  местностью,  подобно
какому-нибудь рыцарскому замку.  К  озеру можно было  выйти либо  прямиком
через  лес,  либо  более  длинным  путем,  ведущим на  станцию.  Рыбаки  и
купальщики,   разумеется,   выбирали  первый   вариант,   всем   остальным
приходилось  идти  по  бетонке,  надежно  замаскированной  вязкой  глиной,
намытой  дождевыми потоками  из  поросших сурепкой отвалов.  Лет  двадцать
назад,  когда здесь вовсю шли строительные работы,  кое-что было,  видимо,
недовыполнено,   а  что-то,   как  водится,  сделано  шаляй-валяй.  Ничего
удивительного,  что последствия вроде заполненного стоячей водой провала у
самой развилки сказывались по сей день. В этом ненавистном водителям месте
кольцевая  сворачивала  к  камышовому  болотцу,  а  ответвлявшийся от  нее
отрезок терялся в узкой просеке.  Попасть в поселок,  а затем и на станцию
можно было только этим путем.  Дорога шла  в  гору и  находилась поэтому в
сравнительно  благополучном  состоянии,  хотя  отдельные  стыки  порядочно
разошлись.  За кюветами по обеим сторонам темнел сучковатый частокол елей,
изредка  просвеченный чахлыми  хлыстиками берез.  Два  крутых  поворота на
протяжении каких-нибудь пятидесяти шагов делали этот  участок потенциально
опасным,  что Люсин и  отметил у себя соответствующим значком.  Особенно в
дождь,  когда видимость сведена до минимума, а шум стекающих вод заглушает
крики о  помощи.  После сберкассы Солитов мог и  не  пойти на  станцию,  а
преспокойно возвратиться домой.  Вернее, сделать такую попытку, потому что
до  дому он  не  дошел.  Как бы  там ни было,  а  лес надлежало хорошенько
прочесать.
     Далее  путь  пролегал через совхозное поле.  Судя  по  дружной ботве,
урожай   свеклы   и   картофеля  ожидался  богатый.   И   хотя   местность
просматривалась до  зубчатой каймы горизонта,  на  поле  не  было видно ни
единой живой души.  Только вороны,  переваливаясь с  боку на бок,  бродили
возле сенного стога,  чей пьянящий,  ни  с  чем не  сравнимый аромат будил
сладостные воспоминания.
     Само собой,  что  в  сплошной завесе ливня вся эта сельская благодать
выглядела несколько иначе.  Но  поле -  не лес.  Оно постоянно открыто для
глаза.  Тем  более совхозное поле,  чьи заботливо ухоженные,  удобренные и
защищенные  от   вредителей  гектары  набирали  перед   уборкой  последние
центнеры.
     Пошли  огороженные жердями выгоны,  длинные бетонированные коровники,
сельскохозяйственная  техника  под  навесом,   выкрашенная  ярко-оранжевой
краской,  а  затем и  двухэтажные домики персонала.  Чем дальше,  тем чаще
попадались  навстречу  люди.  Прогромыхал  колесный  трактор  с  прицепом,
заваленным комбикормом.  Озорная молодуха в  белом халате весело окликнула
Люсина с грузовика, но слова потерялись в дребезжании высоких бидонов.
     За стройкой,  где приходили в негодность фондируемые материалы, пошли
частные  огороды,  на  которых мелькали хозяйки в  платочках и  беззаботно
играющие  ребятишки.   Вкусный  дымок  сжигаемой  в  кучах  ботвы  курился
медленной винтообразной струйкой.  Покоем и умиротворением дышали тронутые
осенней пестротой дали.
     Бетонка под  прямым углом  примыкала к  асфальтированному шоссе,  где
ходил рейсовый автобус. Возле остановки, защищенной от непогоды стенами из
толстых стеклянных блоков,  стояла слегка покосившаяся телефонная будка, а
на другой стороне был пустырь,  на котором какие-то вполне взрослые дяди в
рабочих  спецовках  гоняли  по  песку  мяч.  Дальше,  окруженная  ивами  и
тополями,  виднелась длинная  одноэтажная постройка из  светлого  кирпича,
объединившая под своей оцинкованной крышей уже знакомую сберкассу, почту и
продовольственный магазин без  вывески.  Злачное место тем не  менее легко
распознавалось по  груде разбитых ящиков.  Судя по  кошелкам с  бутылками,
которые тащили туда и  обратно,  ящики были из-под заветной стеклотары.  В
беспрерывном хлопанье дверей,  впускавших и выпускавших озабоченных мужчин
с оттопыренными карманами и туго набитыми сумками, мнилось нечто абсолютно
бессмысленное,   сводящее  на   нет   любые  представления  о   разумности
человеческих  действий.   Нет   нужды  разоблачать  ошибочность  подобного
впечатления.  Всякий сторонний наблюдатель,  и  Люсин в том числе,  хорошо
понимал, в чем состоит существенное различие между встречными потоками.
     Короче говоря,  за эту часть маршрута можно было не беспокоиться. И в
непогоду, и в в„дро к магазину не зарастала протоптанная тропа.
     Отсюда путь на  станцию пролегал по шоссе:  двенадцать минут обычного
хода по  обочине или  две  остановки автобусом.  В  дождь предпочтительнее
воспользоваться услугами общественного транспорта.  Автобус опоздал против
расписания на семнадцать минут.  В ливень,  когда в нем была особая нужда,
он мог,  как это порой водится,  вообще не прийти.  Опрос водителей ничего
определенного на сей счет не выявил,  хотя в автопарке уверяли,  что в тот
день машины ходили точно по расписанию.  Возможно,  это и  соответствовало
действительности.  Но  коль скоро никто из  шоферов не  проявил интереса к
своим  пассажирам  и   по   фотографии  Георгия  Мартыновича  не  опознал,
существенного значения это не имело.  Оставалось лишь гадать, как поступил
Солитов в  то  утро  между одиннадцатым с  половиной и  двенадцатым часом:
поехал на станцию,  пошел пешком или же повернул к дому.  Все три варианта
были приблизительно равноценны.
     Люсин,  естественно, отправился пешком, послав вперед поджидавшую его
"Волгу".  Как и  было договорено,  она ждала его у  треугольного дорожного
знака,  изображавшего самую понятную в  мире  эмблему:  скрещенные вилку и
ложку. Ресторан "Рыболов" хоть и не пользовался известностью, выходящей за
границы района,  но можно было надеяться, что Коля Самуся не станет терять
времени даром. Сам Владимир Константинович успел порядком проголодаться, и
ему  стоило заметных усилий продолжить свой пеший рейд,  длившийся уже без
малого  три  часа.  Съеденные по  дороге  стручки  сурепки  лишь  разожгли
аппетит.  Но  не хотелось нарушать целостность впечатления.  Тем более что
приближался наиболее ответственный участок.
     Пока ничто не внушало тревоги. Сельские домики стояли по обе стороны,
и   шоссе   поэтому   находилось  под   перекрестным  обстрелом  окон,   а
следовательно, и глаз. Движение тоже выглядело достаточно оживленным. Но в
том  месте,  где  стрелка указывала на  гидроузел и  дорога раздваивалась,
пешеходная  тропа  уклонялась  в  сторону.  И  немудрено,  потому  что  на
неогражденной  дамбе  оставалось  место  лишь   для   полосатых  низеньких
столбиков.  Идти навстречу грохочущим самосвалам,  ощущая за  спиной гудки
обгоняющих машин, было просто-напросто страшно. Едва ли стоило сомневаться
в том, что Георгий Мартынович выберет иной путь.
     Люсин, ничтоже сумняшеся, последовал за большинством, кстати сказать,
абсолютным, хотя по шоссе и было короче метров на двести. И сразу в голове
вспыхнул  предостерегающий красный  сигнал.  Молодые  сосенки,  посаженные
плотными гнездами на песчаных буграх, полностью закрывали обзор. Тут могло
произойти все что угодно.
     Стежка,  извивом которой следовал Владимир Константинович,  вывела на
высокий обрыв,  откуда во  всей  красе  открывалась стальная гладь  озера.
Узкую полоску песка лизала медленная волна,  колыхалась осока,  в  которой
запутался всяческий лесной  мусор.  Из-за  постоянных дождей вода  заметно
прибыла. От глинистых обрушений расплывалась нечистая пена.
     Включив шагомер,  Люсин двинулся вдоль обрыва,  и, чем далее шел, тем
менее нравилось ему это место. Углубившись в сосны и проблуждав там, как в
лабиринте,   он  вновь  оказался  на  берегу.   Определенно  подтверждался
первоначальный  вывод:   эти  тридцать  -   сорок  шагов  по-над  берегом,
безусловно,  были самыми опасными на всем пути. Здесь даже в сухую светлую
пору  можно было  невзначай оступиться.  Судя  по  карте,  затребованной у
местных гидрологов, дно опускалось достаточно круто. Теперь, когда уровень
повысился чуть ли  не  на  метр,  глубина была довольно приличная почти на
всем  протяжении.  Особенно подозрительно выглядели участки оползней,  где
озеро словно вгрызалось в берег.
     Простой здравый смысл подсказывал,  что  таким путем мог пойти в  тот
день лишь заведомый самоубийца.  Значит,  Георгий Мартынович выбрал другую
дорогу,  более дальнюю,  что,  пересекая сосняк,  выводила на мостик через
протоку.
     Полюбовавшись бледными  облаками,  растянувшимися низкой  прерывистой
цепью,  Люсин вернулся в  сосны.  Пришлось порядком побродить,  прежде чем
обнаружилась неприметная аллейка,  выводящая к мостику.  Люсин вернулся по
ней  к  исходному пункту,  где  шоссе сворачивало на  дамбу,  и,  совершив
поворот на сто восемьдесят градусов,  вышел к протоке.  Так идти оказалось
не в пример проще,  хоть и несколько дольше.  Проблемы оставались прежние:
густые лесопосадки и близость озера, правда далеко не столь угрожающая.
     Владимир   Константинович   постоял   на   мосту,    поплутал   среди
крупноблочных башен и выбрался на берег.  Сравнительно низкий,  сплошняком
заросший  курчавым  клевером,  он  мирно  спускался  к  воде.  Отсюда  уже
виднелись ажурные подвески проводов электротяги и  край высокой платформы.
Туда  вела  черная  лента  асфальта,  отмеченная штангами  уходящих  вдаль
фонарей.
     Уравнение,  как  и  ожидалось,  выходило со  многими неизвестными.  И
каждое из  них  нуждалось в  самостоятельной проверке,  в  более или менее
вероятной модели, как-то увязанной с основной формулой.
     Записав,  где следует прочесать местность,  а где хорошенько обшарить
дно,  Владимир Константинович побрел на станцию.  Голода он уже не ощущал,
но зато пробудилась тупая пульсирующая боль в темени.
     На  привокзальной площадке,  где  автобус делает круг,  Люсин заметил
Аглаю  Степановну.  Вернее,  она  сама  его  углядела  и,  выдвинувшись из
очереди, поманила рукой.
     - Сам на себя не похож,  а все бегаешь, - проворчала она, не выпуская
из виду стоявшую у ее ног укутанную марлей корзину. - Хвораешь никак?
     - Голова  разболелась,   Степановна,   -  с  трудом  ворочая  языком,
пробормотал  Люсин.  Перед  глазами  прыгали  световые  зигзаги,  прошивая
пространство косой сморщенной строчкой. - Тут аптеки нигде нет поблизости?
     - Как не быть? Есть аптека. - Она махнула рукой в сторону переезда. -
А то к нам завернешь, голубь? Авось помогу.
     - Ага,  бабуся,  спасибо,  - Владимир Константинович поворотился, как
манекен, и покорно побрел обратно, с трудом переставляя непослушные ноги.
     - Да куда ж ты?  -  окликнула его Аглая Степановна.  -  Автобуса хоть
дождись, а то, не ровен час, свалишься.
     - Ладно.  -  Люсин покачнулся,  но устоял и, наклонясь вперед, словно
преодолевая тугой порыв ветра, сделал следующий шаг. - У меня тут тачка...
     Как добрались до места, он едва ли запомнил. Но из машины, собравшись
в  упрямый комок,  выбрался самостоятельно и деревянным шагом дотащился до
какого-то дивана в углу комнаты.  И тут свет окончательно померк для него,
если, конечно, Аглая Степановна просто-напросто не занавесила окна.
     - Давление  подскочило,  -  пробормотал  Владимир  Константинович.  -
Ничего страшного.
     Освобождение пришло откуда-то  извне,  хотя он и  дал себе внутреннюю
свободу. Пахнуло бальзамическим холодком и словно бы тиной болотной. Люсин
почувствовал легкое скользящее прикосновение мази к  вискам.  И  это  было
последнее, что успела ухватить память, отлетая с земли.
     Проснувшись  в   темноте  на  незнакомом  скрипучем  ложе,   Владимир
Константинович долго не мог сообразить,  где он и  что с ним.  Тело сладко
поламывало, как после хорошей лыжной пробежки, гортань горела сухим огнем,
но  в  голове ощущалась полная ясность.  Лишь  память отшибло на  каких-то
этапах,   и   понадобилось  известное  напряжение,   прежде  чем   удалось
восстановить последовательность событий.  И  какой  же  немыслимо  далекой
показалась ему  эта  его  прогулка по  берегу  среди  упругих подрастающих
сосен!   Все,   что   случилось   потом,   прорисовывалось   разрозненными
фрагментами.
     Люсин  облокотился  на   руку  и   прислушался.   Откуда-то  долетали
неразличимые отрывки речи.  Он заставил себя встать и,  нашарив в потемках
дверь, побрел на путеводную черточку света, теплившуюся в конце коридора.
     Аглая  Степановна  и  Коля  безмятежно  гоняли  в  кухне  чаи.  Уютно
бормотало радио. На ручках самовара висели бублики.
     - Проснулся,  голубь?  -  старуха подняла глаза.  Дуя на  блюдце,  из
которого,  вкусно  причмокивая,  тянула  крутую  заварку,  она  насмешливо
прищурилась. - Головочка не трещит, чай?
     - Спасибо, бабушка. Все прошло, - поблагодарил Люсин и вдруг спросил,
испуганно встрепенувшись:  -  Сколько времени?  На дворе уже ночь? - И тут
только сообразил, что у него есть часы. - Неужели всего-навсего девять?
     - Так точно,  -  улыбнулся Коля.  -  Без трех минут.  Хорошо поспали,
Владимир Константинович?..  А  мы тут с Аглаей Степановной и пообедали,  и
поужинали!
     - Уж  ты  извини,   бабуся!  -  смущенно  вздохнул  Люсин.  -  Такой,
понимаешь, казус.
     - Садись чай пить.
     - Чай?  Может,  лучше водички?  Холодненькой? - прислушиваясь к себе,
спросил Владимир Константинович.
     - Вы ж не ели с утра ничего, - деликатно намекнул Коля.
     - Есть абсолютно не хочется.
     - Это  он  только  завтра  запросит,  -  понимающе  усмехнулась Аглая
Степановна. - А вот испить чего-нибудь надо... Морсу брусничного хочешь?
     - Если не очень сложно. В погреб небось надо лезть?
     - Какой еще погреб, акстись! - отмахнулась старуха. - Из холодильника
принесу.  -  Допив  из  блюдца,  она  отерлась  полотенцем и  зашаркала  в
столовую, где рядом с буфетом стоял объемистый двухкамерный "Розенлев".
     - Черт!  -  помянул нечистого Люсин,  хлопнув себя по лбу.  -  Ведь я
обещал вернуться!
     - Не беспокойтесь, Владимир Константинович. Я звонил... Сказали, чтоб
отдыхали себе спокойно.
     - Воображаю,  чего ты наговорил! - Люсин даже покраснел от бессильной
досады.
     - Ничего особенного.  Что есть,  то и сказал: гипертонический криз. С
кем не бывает?  У меня братан моложе вас, а его в прошлом месяце по первое
число прихватило.
     - Мне ничего не передавали?
     - Передавали.  -  Коля  Самуся протянул записанный на  обрывке газеты
номер. - Просили позвонить, как проснетесь.
     - Разбудить не мог?
     - Никак нет, Владимир Константинович. Приказали не беспокоить.
     Люсин бросился к  телефону,  едва не столкнувшись в  дверях с  Аглаей
Степановной,  которая чуть было не выронила тяжелую трехлитровую банку, до
краев наполненную алым напитком.
     - Рехнутый! - осерчала старуха.
     Промучившись минут двадцать - город упорно был занят, - Люсин наконец
соединился с дежурным.
     - Поступил  сигнал  из  Волжанска,  -  доложил  тот,  когда  Владимир
Константинович назвал  себя.  -  Гражданин  Горбунов  Валерий  Аркадьевич,
весовщик  мясокомбината,  опознал  по  фотографии Солитова.  Говорит,  что
видел,  как  его увозили на  "скорой помощи".  Товарищ Гуров уже выехал на
место.
     - Гуров? - Люсин все еще соображал в замедленном темпе, не постигая в
полном объеме значения столь неожиданного (впрочем,  почему неожиданного?)
поворота событий. - А из наших никто не поехал?
     - Капитан Крелин. Просил согласовать с вами.
     - Считайте, что согласовано, - повеселел Люсин. - Больше ничего?
     - Еще  был  звонок от  гражданина Бариновича Гордея Леоновича.  Хотел
встретиться с вами. Оставил свой адрес. Запишете?
     - Благодарю.  Буду завтра с утра.  - Люсин задумался, не отрываясь от
трубки,  подавляя соблазн рвануть на  ночь  глядя в  этот  самый Волжанск.
Медленно опускал он палец на рычажок,  но отбоя не дал. - Насчет последних
анализов что-нибудь известно? - взволнованно спохватился в самый последний
момент.
     - Такими сведениями не располагаю.


                            Глава тринадцатая
                   ___________________________________
                            СЛУЧАЙ В ВОЛЖАНСКЕ

     Перед въездом в город Волжанск Гурова с Крелиным поджидала машина ГАИ
с  включенной мигалкой.  Это  оказалось совсем нелишним,  потому что ехать
пришлось через городской центр,  с его кривыми узкими улочками, как попало
застроенными в конце прошлого века.
     Станция  "Скорой  помощи"  размещалась  в   старом   кирпичном  доме,
окруженном ветхим забором,  через который перевешивалась буйно разросшаяся
акация. В резком свете фар листва казалась непроницаемо мрачной.
     Свернув в  проем  между  столбами,  на  которых топорщились крюки  от
снятых ворот,  и