ым
двенадцатый год, постарался разрядить обстановку.
     - У каждого из нас свой бзик,  -  виновато улыбнулся он. - Недаром на
Востоке говорят, что лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать.
     - Мы не на  Востоке,  -  неприязненно  поежился  следователь,  отирая
пучком травы ботинки,  забрызганные оранжевым молоком чистотела, изобильно
растущего вместе с крапивой  по  краям  дорожки.  -  Лично  я  предпочитаю
сначала выслушать свидетелей.
     - Так  ведь нет их,  свидетелей,  Борис Платонович,  -  развел руками
эксперт.  -  Аглая Степановна.  -  Он  кивнул на мрачнейшего вида старуху,
прикорнувшую на  лавочке возле крыльца.  -  Она ведь только на пятые сутки
домой заявилась... Правильно, лейтенант?
     - Так точно,  -  оживился участковый.  - И сразу по соседям кинулась.
Они небось и наследили,  где только могли. Каждому, понимаете, надо в окно
просунуться! Хорошо еще, что дверь взломать не надумали...
     - Непонятная  штука,   -  размышляя  вслух,  вздохнул  следователь  и
раздраженно вмял в грязь окрашенный никотином окурок.  -  Зачем ему вообще
понадобился этот замок?  И  почему только с внутренней стороны?  От самого
себя запирался?..
     - Я  и  говорю:  у каждого свои странности.  -  Крелин снисходительно
опустил веки.  - Взять хоть ее, - он двинул подбородком в сторону старухи,
застывшей,  как изваяние, с перекрещенными на коленях руками. - Сидит - не
шелохнется, будто ей абсолютно до лампочки.
     - Степановна у  нас кремень!  -  уважительно поддакнул участковый.  -
Каждое слово приходится чуть ли не клещами вытаскивать.  А  ведь любит она
Георгия Мартыновича,  души в нем не чает...  Вы это очень верно...  насчет
странностей. Я вот и за собой замечаю...
     - Рано,  молодой человек, рано, - властно пресек откровенные излияния
следователь.  -  Лейтенантам странности не  положены.  Вы  лучше  вот  что
скажите.  -  Ловким щелчком он  выбил из пачки новую сигарету.  -  Солитов
всегда таким анахоретом жил? У него семья, кажется? Квартира в городе?
     - Так ведь лето теперь,  - не понял лейтенант, стряхнув прилепившиеся
к безупречно отглаженным брюкам колючки.  - Георгий Мартынович в институте
работает, каникулы у них теперь.
     - Каникулы-каникулы,  -  протянул нараспев следователь.  -  Вот  она,
жизнь человечья.  Жена умерла,  дети разъехались по заграницам,  и остался
мужик в полном одиночестве.  - Он сочувственно поцокал языком, покосившись
на мумию в застиранном платочке,  безучастно дремавшую под рябиной.  -  Со
Степановной, как я вижу, не очень-то поговоришь... Студенты там, аспиранты
всякие не навещают?
     - Кто их знает. Может, и навещают.
     - В  мое  время  не  забывали  учителей,   -  посочувствовал  пожилой
представитель прокуратуры.  -  Это теперь никому ни до кого дела нет... Но
где же наш старший инспектор?  -  Он нетерпеливо взглянул на часы.  - Чего
копается? Дело ведь явно не рядовое...
     - Может, оттого и копается, что не рядовое, - заметил Крелин.
     Люсин  между  тем  обошел дом  кругом,  окончательно убедившись,  что
пристрастия его хозяина были далеки от традиционных.
     В   непосредственном  соседстве   со   штамбовыми  розами   изобильно
произрастал,   растопырив  колючие  листья,   чертополох,   кусты   бузины
чередовались с волчьей ягодой и дурманом. На узких, высоко приподнятых над
поверхностью  грядках  вместо  моркови  и   огурцов  золотились  звездочки
зверобоя,  качались скромные головки тысячелистника.  Среди ошарашивающего
разнообразия Люсин распознал валерьяну и донник,  душицу и мяту,  девясил,
шалфей и горец.  Пятачки целины,  оставленные под первозданный подорожник,
пастушью сумку и  коровяк,  надменно покачивавший желтыми стрелами крупных
соцветий,   чередовались  огороженными  проволокой  квадратами,  где,  как
рептилии в  террариуме,  зловеще  наливались ядом  зонтики  леха,  метелки
эфедры,  вороний глаз, белена. Лишь обладая поистине нездоровой фантазией,
можно было  высадить на  клумбах ревень заодно с  вероникой,  календулой и
полынью... Сад отрав, огород целебных кореньев и приворотных зелий...
     Что ж,  рассудил Люсин,  каждый волен выращивать на своей земле,  что
душа пожелает,  в том числе и столь экстравагантные культуры. Благо хозяин
- профессор,  доктор наук  и,  очевидно,  съел на  этом деле собаку.  Токи
воздуха перетекали запахами медуницы,  прохладой аниса,  щекочущей в горле
истомой прелой листвы -  до  сладостной печали,  до  горячего прилива,  до
слез.  Теперь Люсин почти наверняка знал,  что не  ошибся в  предчувствии,
когда,   затворив  за   собой   калитку,   увидел   геральдический  цветок
чертополоха,  смоляную вагонку за  ним  и  блики света,  как  на  креповых
лентах.
     - Хотел бы я знать,  зачем ему понадобилось так выкрасить дом!  -  не
удержался он от невольного восклицания.  И,  словно устыдившись, что будет
услышан, взглянул на часы и поспешил выбраться на тропку. Его погружение в
омут снов и  вещих ощущений длилось чуть более получаса,  и  он  подивился
тому, как стремительно летит время.
     - Ну что, товарищи, - спросил с наигранной бодростью, присоединившись
к остальным. - Заглянем внутрь?
     - Давно пора,  - попенял ему следователь Гуров. - Дело к вечеру идет,
а у нас еще непочатый край.
     - Так уж и непочатый,  - лукаво прищурился Люсин. - Не скажите, Борис
Платонович, кое-что я все-таки углядел.
     - Хотелось бы знать,  что именно. - Следователь вновь не удержался от
шпильки. - Просто так, для порядка, знаете ли...
     - В  свое время скажу,  -  пообещал Люсин.  -  Пусть пока вас  это не
смущает. Лучше пройдем в дом.
     - С Солдатенковой говорить не будете? - Вялым жестом Борис Платонович
указал   на   старую   домработницу,    так   и    не   изменившую   своей
безучастно-задумчивой позы.
     - Со Степановной?  А  зачем?  Она уже все рассказала на данном этапе.
Нет, мы лучше сами поглядим, что да как.
     - Сами так сами, - с неожиданной покорностью согласился следователь.
     - Дверь ломать будете? - спросила Степановна, когда гости собрались в
сенях. - У кабинете?
     - Ни в коем разе, бабушка, - весело пообещал Люсин. Тщательно вытерев
ноги о резиновый коврик,  он поманил Аглаю Степановну. - Покажите нам дом.
Хозяин любил запираться? - спросил вскользь, пропустив вперед понятых.
     - Любил не любил,  а когда и закрывался,  - с  некоторым  замедлением
объяснила Степановна,  останавливаясь перед запертой дверью,  фанерованной
дубом.
     - Поточнее,  Степановна,  когда  именно?  -  Люсин  задумчиво очертил
пальцем древесный узор.
     - Когда, значит, надо ему было.
     - И все же? - с величайшим терпением продолжал расспрашивать Владимир
Константинович,  внимательно исследуя дверной косяк. - Замок вроде бы тут?
- Он выжидательно обернулся к эксперту.
     Крелин, проведя снизу вверх металлоискателем, согласно кивнул.
     - Не хотелось бы портить!
     - А сможешь?
     - Попробую,   -  не  слишком  уверенно  пообещал  эксперт,  отыскивая
взглядом  розетку.  -  Найдется  куда  включить?  -  размотав шнур  дрели,
обратился он к Аглае Степановне.
     - Давай  уключу.  -  Волоча  стоптанные  шлепанцы,  она  потащилась в
соседнюю комнату.
     Тонкое сверло мягко вошло в  доску.  В коридоре повеяло легким душком
древесной пыли.
     - Вот и все, - сказал Крелин, энергично продувая отверстие.
     Присев  перед  раскрытым чемоданчиком,  он  выбрал подходящий крючок.
Затем осторожно просунул его внутрь,  небрежно повертел туда-сюда, и дверь
с  натужным вздохом отворилась.  Сделав несколько снимков,  он,  словно бы
крадучись, переступил через порог.
     - Входите, товарищи, - пригласил Люсин.
     Он  хотел было объяснить понятым смысл предстоящей работы,  но осекся
на  полуслове  и   замолчал.   При  первом  взгляде  на  комнату  тошнотно
зашевелилось знакомое ощущение пережитого сна.
     Кабинет   доктора   химических  наук   Георгия  Мартыновича  Солитова
напоминал лабораторию и  одновременно старинную аптеку -  вроде  той,  что
была  восстановлена в  Таллинне.  Рабочий стол  находился у  самого  окна.
Заваленный книжными грудами,  папками и  ворохом фотографий,  скорее всего
разбросанных взрывом, он находился на одном уровне с широким подоконником,
где тоже валялись обрушенные стопки книг.  Переплеты, усеянные осколками и
вдобавок  забрызганные какой-то  маслянистой жидкостью,  покрывал солидный
слой пыли.
     - Мы  возьмем это  для  анализа,  -  сказал  Люсин,  невольно любуясь
экономными,   отточенными  движениями   Крелина,   методично   отбиравшего
вещественные доказательства.
     - Оно понятно, - уважительно закивал Караулкин, сосед.
     - Георгий  Мартынович,   надо  думать,   опыты  какие-то  ставил,   -
безучастно  уронил  Люсин,   скользнув  взглядом  по  капитальной  печи  и
обрушенным полкам с химической посудой. Почти все, как тогда, в том деле с
красным   алмазом:   уединенная  домашняя  лаборатория,   древние   книги,
экзотические растения.  Судьба определенно возвращала его  на  круги своя.
Разумеется,  с некоторыми вариациями.  Запертая дверь, бесследно пропавший
хозяин  -  все  повторялось,  мешаясь  с  тягостными  осадками  оборванных
телефонным вызовом сновидений.
     На  фотографиях,  которые разбирал Крелин в  надежде найти  отпечатки
пальцев,  были запечатлены аллегорические рисунки и  тексты,  переснятые с
неведомых манускриптов,  написанных главным образом по-латыни. Для Люсина,
изучавшего этот язык врачей и  юристов в  университете и к тому же почти в
совершенстве  владеющего   французским,   не   составило   особого   труда
догадаться, что Солитов интересовался древней лекарственной рецептурой. Об
этом свидетельствовали и многочисленные выписки из травников, лечебников и
всякого рода алхимических сочинений.
     Сортируя    уже    просмотренные   Крелиным    фотокопии,    Владимир
Константинович собрал "Салернский кодекс здоровья" Арнольда из Виллановы и
"Ботаники   первоисточные   основания",    изданную   в   Санкт-Петербурге
Максимовичем-Амбодиком.
     - Лекарства варил, - вздохнул Люсин, рассматривая на просвет пузырьки
из  темного стекла,  снабженные латинскими этикетками.  Судя по  почерку и
тщательно   пронумерованным   листам    фотокопий,    Солитов    отличался
скрупулезностью, граничащей с педантизмом. - Перегонял, экстрагировал...
     - К  нему тут  многие обращались -  вздохнул Караулкин.  -  Мою Марью
Никитичну он, почитай, с того света возвернул. Да... Травку ей прописал от
камней в почках.
     - Ну и как? - заинтересованно спросил следователь.
     - Как  рукой  сняло.   И  месяца  не  прошло.   А  ведь  мучилась-то,
мучилась...
     - Что  он,  у  себя в  институте не  мог  заниматься?  -  ни  к  кому
персонально не  обращаясь,  но как бы с  затаенной обидой сказал Гуров.  -
Зачем же на дому, кустарно!
     - Мы еще ничего не знаем о том,  что он мог,  а чего не мог делать на
кафедре, - хмуро ответил Люсин, выдержав долгую паузу. - Дайте срок: будем
знать.
     - Кое-что уже сейчас вырисовывается, - подал реплику Крелин, извлекая
из-под  бумажного  вороха  недопитый  стакан  чаю.   -   Судя  по  грибку,
действительно прошло несколько дней.  - Он показал следователю разросшиеся
пятна бледно-голубой плесени.
     - Более определенно сказать не можете?
     - Не могу,  Борис Платонович,  - досадливо отмахнулся Крелин. - А вот
отпечатки,  кажется,  есть!  -  Привычным движением он  наложил прозрачную
липкую ленту.  -  У  тебя тоже что-нибудь нашлось,  Володя?  -  спросил не
оборачиваясь.
     - Как не найтись?  -  понимающе усмехнулся Люсин, беря двумя пальцами
очередную склянку. - Вырисовывается понемногу картинка.
     - Выходит,  он  врачеванием увлекался,  -  отвечая на  какие-то  свои
мысли, заключил следователь. - Знахарством?
     - Знахарством? - Люсин прислушался к звучанию слова.
     - Иначе зачем все эти банки с травами,  какими-то корешками и  прочей
корой?
     - Едва ли такой термин подходит к дипломированному фармацевту.
     - Фармацевту? Вы точно знаете? - спросил Гуров.
     - Навел кое-какие справки,  прежде чем  выехать,  -  кивнул Люсин.  -
Солитов закончил фармацевтический факультет,  кандидатскую степень получил
без защиты в Военно-медицинской академии, докторскую - за работу по теории
бесконечно разбавленных растворов.
     - Бесконечно разбавленных?  Такие действительно есть?  -  не отставал
Гуров.
     - Очевидно, если дают соответствующие дипломы.
     - Вода, которую мы с вами пьем ежедневно, не что иное, как бесконечно
разбавленный раствор,  - хмыкнул Крелин,  сливая подернутый плесенью чай в
пробирку.
     - А деньги он за лечение брал? - обратился следователь к заскучавшему
Караулкину.
     - Что вы! Как можно? Это у него брали кому не лень...
     - Кто же, например? - вкрадчиво поинтересовался Борис Платонович.
     - Мало ли...  За дрова,  например, крышу, починку забора. Давал всем,
сколько ни спрашивали.
     - Много тут шаромыжников шастало,  - проворчала Аглая  Степановна.  -
Чистые грабители! Носют и носют, погибели на них нет.
     - А  чего  "носют-то",  бабушка?  -  Люсин  непроизвольно воспроизвел
интонацию.
     - Да книжки окаянные! Чего же еще? Чистое разорение.
     - Ну об этом у нас будет особый разговор. - Люсин обменялся с Борисом
Платоновичем многозначительным взглядом.  - Может, и вы, Таня, скажете нам
что-нибудь интересное? - ободряюще улыбнулся он почтальонше.
     - Я?  -  Она  удивленно  раскрыла подведенные глаза.  - Так не знаю я
ничего такого.  Они корреспонденцию на московский адрес получали,  а  сюда
только "Вечерку" переводили. Брошу в ящик - и дело с концом.
     - И то правда,  - махнул рукой Люсин. - Вы девушка здоровая - кровь с
молоком. Вам эта фармакопея, в сущности, ни к чему.
     - А вот и нет! - обозначив симпатичные ямочки на щеках, просияла она.
- Мне бабушка Аглая бородавки заговорила. Правда, бабуся?
     - Может,  и  так,  -  кряхтя,  откликнулась  старуха.  -  Много  вас,
голоногих, ко мне бегало. Всех разве упомнишь?
     - Подумать только!  - Скорее наигранно, чем действительно возмущенно,
всплеснул руками Гуров.  -  И это в конце двадцатого века! Да они бы и так
прошли, ваши детские бородавки!
     - Ждать?   Очень  нужно!   -   Растопырив  ухоженные  пальчики,   она
полюбовалась свежим маникюром. - Я не люблю, когда некрасиво.
     - Вы и вправду умеете заговаривать? - полюбопытствовал Люсин.
     - Не хочешь - не верь. - Аглая Степановна строго зыркнула прищуренным
глазом.  -  Кому заговаривала,  а  кому и чистотелом свела.  Вон его у нас
сколько, - кивнула на окно, туже подвязывая косынку.
     - Так   можно   договориться  до   нечистой  силы,   уважаемая  Аглая
Степановна, - строго, но не без потаенной мысли заметил Гуров.
     - А ты рази не видишь,  чьих это рук дело?  - без тени улыбки сказала
она, плавно взмахнув рукой.
     - И то правда,  -  мягко поддержал ее Люсин.  - Одна печь чего стоит.
Чистый   алхимический   горн.   Разве   что   воздуходувка  взамен   мехов
приспособлена.  А  снадобья?  Какие-то кости толченые,  ракушки...  Я даже
банку  с  рассыпным  жемчугом  обнаружил.   Так  что  вы  поосторожнее  на
поворотах,  Борис Платонович,  а  то  как бы чего не вышло,  -  закончил с
нажимом.
     - Вы правы.  -  Гуров внял замаскированному шуткой предостережению. -
Не будем спешить с выводами...  Вы,  кажется, хотели сказать что-то, Аглая
Степановна?
     - Дак рази ты чему веришь? - Старуха мелко перекрестилась, нашептывая
что-то себе под нос.  - Не будет у нас разговора. Я вон ему лучше скажу, -
она благосклонно покосилась на Люсина, - когда срок придет.
     - И правильно, - сразу же согласился Гуров. - Только не пропустить бы
момента,  Аглая Степановна.  Уж  больно время дорого!  И  так сколько дней
потеряли.
     - Теперь  уж  не  возвернешь.   -  Старуха  неприметно  всхлипнула  и
поспешила отереть глаза концом косынки. - Да и не к чему.
     - Почему вы так думаете?  -  с  проникновенной грустью спросил Люсин,
настраиваясь на одному ему ведомую волну.
     - А то не знаешь?  -  Степановна с усилием сглотнула горький комок. -
Нету его,  батюшки нашего,  Егора Мартыновича, нету. Напрасно ищешь. - Она
обреченно шмыгнула носом. - Все равно уж теперь...
     - Вы  в  этом  вполне  уверены?  -  спросил  Люсин,  облизывая  разом
пересохшее н„бо.
     - Да ты и сам так думаешь. - Она словно читала его мысли. - Когда еще
в калитку входил, уже все знал. Я по тебе видела.
     - Н-ничего  я  не  знал,  -  через  силу  выцедил  из  себя  Владимир
Константинович и отвернулся.
     - Черт-те  что  творится,  -  пробормотал Гуров и,  вытащив сигареты,
выскочил в коридор.  Но, сделав две-три глубокие, кружащие голову затяжки,
загасил окурок и поспешил возвратиться.  - Можно вас на минуточку, товарищ
Люсин? - позвал он, задержавшись в дверях.
     Владимир Константинович недовольно дернул щекой и  поставил на  место
банку с притертой пробкой, в которой хранилась заспиртованная змея.
     - Слушаю вас, Борис Платонович, - удивленно приподнял брови Люсин.
     - Вы в самом деле думаете, что Солитова нет в живых?
     - Во  всяком  случае,  серьезно  это  подозреваю,  -  ответил  Люсин,
подумав. - А что?
     - Ничего,  просто так,  -  отвечая каким-то своим думам,  пробормотал
Гуров. - Получается, что старуха читает мысли?
     - Не  обязательно.  Скорее  предчувствует нехорошее.  Такое,  знаете,
бывает иногда между близкими. Допускаете подобный вариант?
     - Отчего нет? Мне, слава богу, за пятьдесят, и я всякого насмотрелся.
     - Не сомневаюсь, Борис Платонович. - С пробуждающейся симпатией Люсин
скользнул взглядом по  лицу Гурова.  Как бы припорошенные угольной пыльцой
мешки под глазами явно выдавали неблагополучие по  части почек.  Но взгляд
твердый,  уверенный,  хотя  и  не  без  некоторого смятения.  Похоже,  что
какая-то  ускользнувшая  от  люсинского  внимания  деталь  крепко  смутила
следователя. - Вас что-нибудь беспокоит?
     - Я,  изволите видеть,  первым делом ищу мотивы,  если, конечно, есть
основания подозревать преступление.  На  первый план,  как вы не хуже меня
знаете,  всегда выплывает корысть. Впрочем, нельзя исключить страх, ну там
боязнь разоблачения и  прочие материи.  Сильные чувства,  вроде  ревности,
уязвленного честолюбия,  мести,  тут едва ли подходят.  Солитову как-никак
под семьдесят, жизнь практически прожита, короче говоря, кому он мешал?
     - Не скажите, Борис Платонович, не скажите, - живо откликнулся Люсин.
- Все-таки  заведующий  кафедрой  химико-технологического  института...  В
принципе я  с  вами согласен,  но всякое ведь бывает.  Я  по прежним делам
знаю.  Диссертационные страсти,  разная там  аттестация...  Такое способно
потрясти людей и  с  устойчивой психикой.  Если же Георгий Мартынович имел
смелость,  допустим,  баллотироваться в члены-корреспонденты,  то ситуация
вполне могла обостриться, уверяю вас.
     - Какая ситуация? - быстро спросил Гуров.
     - Гипотетическая, разумеется. Пока мне ничего не известно.
     - Значит, вы думаете...
     - Как и  вы,  Борис Платонович,  -  опередил Люсин.  -  Я  бы начал с
корысти. Но, разумеется, не теперь.
     - Когда же?
     - После осмотра московской квартиры.
     - Ценности, деньги?
     - Не  только!  -  сдерживая нетерпение,  отрывисто бросил Люсин,  все
устремления которого были сейчас там,  в  комнате,  где священнодействовал
Крелин.  -  Есть еще произведения искусства,  дражайший коллега,  почтовые
марки,  книги опять же, до коих, как видно, профессор Солитов был куда как
охоч.
     - Слишком просто для подобного интерьера, - задумчиво покачал головой
Гуров. - Вы не можете этого не ощущать.
     - Налет   тайны?    -    понимающе   улыбнулся   Люсин.    -   Эдакая
трансцендентальная  эманация?..   Что  ж,   встречалось  и  такое.   Тогда
приходится искать журавля в небе,  и это труднее всего,  Борис Платонович,
потому что слишком редко