ще может
быть опасность на границе, хотя и далекой, но случайность в  пути  как будто
исключена: слишком велика Россия!
   Голос ее спутника говорил под окном:
   - В Иркутске будем только в среду, батюшка.
   - А мне что ж, я кататься люблю!
   - На Байкал не собираетесь?
   - А уж обязательно. Побываю, полюбуюсь красотой!
   - Заходите в вагон поболтать.
   - Забежать можно,  хотя по положению моему - третьеклассный пассажир. А
зайду, зайду ужо в пути.
   Белов вернулся в купе, улыбаясь.
   - Курьезный попик! Каких только у нас нет людей!
   - Вы его знаете?
   - Я с ним  еду от Самары, и на станциях беседуем. То ли - бесприходный,
то ли едет по делам. Говорит - любит  кататься и смотреть русскую землю. Дал
мне несколько  брошюрок своего пера;  с  собой возит. Занимается фольклором,
разными  местными  примечательностями. Написано  плоховато, а  занимательно;
видимо, много перевидал и все это любит. Вот придет сюда - поговорите с ним,
любопытный поп!
   - Я не люблю духовенства.
   -   Да   ведь   что  ж  его  любить...   Но  знаете,  попадаются  среди
провинциальных,  особенно  среди  сельских  батюшек,   и  хорошие,  и  очень
интересные  люди.  Есть  даже  замечательные  ученые.  Вы  вот проезжали  по
Пермской губернии; там в одном селе живет простой священник, которого даже в
Европе знают как талантливейшего математика. А  вот вы, русская, вряд ли имя
его слыхали...
   Поезд опять тронулся, и  Наташа подумала, что с таким  спутником дорога
не может быть утомительной.

ДОРОЖНЫЕ БЕСЕДЫ

   Отец Яков мог бы чувствовать себя совсем счастливым: новые места, новые
люди и  красота  природы несказанная  -  все, что требовал его  беспокойный,
бродяжнический дух.  В  Самаре,  куда он  попал прямо из  Москвы, он отлично
устроил свои малые дела и раздобыл денег гораздо больше, чем  мог надеяться.
Там в земстве  оказался пре-вос-ходный  и про-све-щенней-ший человек, сам по
природе  бродяга  и  страстный любитель  разных  бытовых  примечательностей,
которыми занимался отец Яков. Два вечера проговорили о Пошехонье, о тульских
медниках,   вяземских   прянишниках,   уральских   кустарях,   архангельских
сказителях,  владимирских  офенях,  серебряных блюдах сасанидской  династии,
найденных  в  прикамских  курганах,  о  теплоуховской коллекции,  зырянах  и
вогулах, старце Кузьмиче и еще о многом, что им было ведомо и дорого и о чем
ученые узнают только от местных простачков. В заключение отец Яков не только
пристроил готовые статейки, которым не нашлось места в столичных изданиях, а
даже получил аванс за две книжки, написать которые обещался незамедлительно:
одна "По местным музеям Севера", а другая - "Дурачки, юродивые и  кликуши по
теченью Волги от истоков до устья". Удача исключительная! Впервые труды отца
Якова  были оценены знающим  и про-све-щенней-шим  человеком! И еще было ему
обещано устраивать в трех  газетках, в Самаре, Казани  и Нижнем, его будущие
"Заметочки  землепрохода".  Наконец,  новый   знакомый  предложил  свидетелю
истории хранить в своем архиве, в полнейшем секрете и в  неприкосновенности,
все  тетрадочки  "Летописи отца Иакова  Кампинского",  каковые  он и  должен
отовсюду выписать, привести в порядок и передать в запечатанном виде, чтобы,
в случае какого несчастья, все полностью осталось для потомства.
   Это уж не просто удача, это  - истинное счастье! И с деньгами в кармане
широкой  рясы  отец  Яков  погрузился  в  поезд  и  направился  по  Великому
Сибирскому  пути.  А в  портфеле  его прибыло много  новых  и  самонужнейших
адресов и рекомендаций.
   И  в  пути  повезло:  познакомился  с  отменным  ученым  и  приятнейшим
человеком, членом  экспедиции в Монголию от Географического общества. Ехали,
правда,  в  разных  вагонах, но на многих станциях встречались  и вступали в
беседу.
   И лишь одно омрачило прекрасное  настроение отца  Якова: в тот же поезд
села в  Челябинске молодая особа, как  будто та  самая,  которую он  видел в
Петербурге в высоком учреждении и которая очень уж была похожа на преступную
дочь рязанского доктора, ныне находящуюся в  бегах. Вот странная судьба!  От
чего бежал - с тем и встретился! А если  это она, и если ее в пути обнаружат
и заберут, и если окажется тут же поблизости запрещенный поп, передавший  ей
в тюрьму баночку варенья, и если  сопоставят, что это он и пристроил в ту же
тюрьму  сироту Анюту,-  хотя  и не виноват он, а  кто поверит,  что  все это
является  делом чистого случая? И так как безумная храбрость не была в числе
добродетелей отца Якова, то на душе его было .несколько тревожно: как бы  не
вышло неприятной истории!
   И тревожно,  и, однако,  весьма  пре-лю-бо-пытно! Можно  бы  без  труда
задержаться в пути денек и поотстать,- но и загадку разгадать очень хочется!
Может  случиться,  что  раскроется  она   без  всякого   риска  и  жизненных
осложнений. Впрочем,  отец Яков и без того почти не сомневался, что с ним  в
поезде, печальным трауром  прикрывшись,  едет страждущего родителя отчаянное
дитя. Кого видел раз, того отец Яков не забывал; а дочку Калымова, когда она
была,  правда, еще помоложе, отец Яков  видел не раз, это только  она  могла
его, попа, запамятовать, а он  не из таких. И в Питере была она же  парадной
барыней, и тут она же в черной вуали! Ошибиться трудно!
   После Омска,  выждав  контроль, отец  Яков,  всегда осторожный, спросил
кондуктора:
   -  А  что,  милый человек,  если пройду  я в  помещение  второго класса
повидать приятеля,- с билетиком недоразумения не выйдет?
   - Отчего же не пройти, батюшка, пройдите, у нас не строго.
   - То-то я думаю, чтобы штрафа не уплатить потом!
   - Проходите свободно. Это которые едут зайцем, а вы лицо духовное.
   Сообщения между вагонами не было, и на ближайшей станции, подобрав полы
рясы, отец Яков занес ногу на лесенку вагона второго класса.
   "Сам ты, поп,  в огонь лезешь! А  впрочем,  может  статься, что  ничего
особенного, а одно недоразумение".
   В купе было двое - Белов и дама. Отец Яков поклонился, в глаза даме  не
глядя, и произнес с пермяцким оканьем:
   -  А роскошно,  роскошно  живете! Диваны мягкие и все удобства.  Хороши
наши дороги, говорят - лучше европейских.
   -  Присаживайтесь, батюшка. Вот и со  спутницей  познакомьтесь, тоже  в
Иркутск едет.
   - Очень приятно! Яков Кампинский, священнослужитель и землепроход.
   Наташа поздоровалась без особой приветливости.
   - Удовольствия ради или родственников имеете в сибирской столице?
   Спросил  совсем  как  тогда:  "Родственников  имеете  в Государственном
совете?" И она ответила:
   - Еду ненадолго к родным.
   - А откудова изволите ехать?
   Что  она ответила  ему  тогда  на такой  же  вопрос?  Кажется, что  она
москвичка!
   - Еду из Москвы.
   Отец Яков прикинул в голове, что путь из Москвы словно бы попроще и нет
надобности пересаживаться в Челябинске с северного поезда. Но  дело не  его,
могли быть у молодой особы заезды в другие города.
   -  Вопрос нескромный  -  имели  тяжкую  потерю?  Говорю  в  рассуждении
печального наряда.
   Назойливый, однако,  поп! Наташа сказала, что у нее умер муж. Отец Яков
выразил  соболезнование,  прибавив,  что людям посылается  испытание, но что
годы  приносят  если  не забвение,  то утеху  в невознаградимой потере.  Еще
полюбопытствовал:
   - По имени-отчеству как звать прикажете?
   - Ольга Сергеевна.
   "Сергеевна -  это точно,- подумал отец Яков.- Но помнится, что скорбный
родитель   называл   Натулей,  значит,  Наталья.   И  однако,   возможно   и
недоразумение. Держится уверенно молодая особа!"
   И вдруг она сама, прямо и без робости, сказала:
   -  А я вас, батюшка,  кажется, раньше встречала, только  не  помню где.
Словно бы в Петербурге на каком-то заседании. В Петербурге вы не бывали?
   От неожиданности отец Яков смутился и ответил уклончиво:
   - Кто же не бывал в сей столице! Град Петров и окно в Европу. По  малым
моим делам бывал повсюду, а где не бывал - норовлю побывать.
   А про себя подумал: "А смела, смела!"
   Прогромыхал мост, и заговорили о  сибирских реках, об Енисее и Оби, и о
том, что река Лена в своем  устье достигает ширины в  несколько сотен верст,
так  что, собственно, и  представить трудно: на таком пространстве в  Европе
умещается  целое  государство.  Белов  рассказывал  про  озеро Байкал, как в
большие морозы  на нем замерзают  при всплеске  волны,  да  так  и  остаются
замерзшими громадами  до оттепели. Говорили о рыбе кете, которая поднимается
вверх  по  течению  рек в  таком  несметном количестве, что  вываливается на
берега и служит пищей разному зверью, о Приамурье, где зима суровая, а летом
растет виноград и где в  кедровых  лесах, увитых лианами,  водятся тигры,- и
вообще о  чудесах и богатствах Сибири. Все это  Белов видел, а Наташа и отец
Яков постигали руссейшими своими сердцами и, постигая,- гордились,  что  вот
она  какая, Россия, шестая  часть  света! В разговорах забыли про малые свои
дела и личные беспокойства. И совсем нечаянно, увлекшись, Наташа сказала:
   - А вот у нас, на Оке...
   Спохватилась  и добавила, что это ей рассказывали, как  однажды на Оке,
под Рязанью, поймали мужики огромную белугу. Отец Яков  и глазом не моргнул,
только погладил бороду:
   -  Бывает на российских реках всякое, и однако,  супротив сибирских они
много помене.
   Но в дальнейшем замолчал, а на ближайшей станции, попрощавшись, пересел
в свой вагон.
   -- Портфельчик там у меня  остался,  а народ  садится  всякий. И дело к
вечеру - подремать в пути не грешно. Прощенья просим!

   В стороне остался Томск,  миновали Красноярск, Канск, Нижнеудинск  и  к
концу  многодневного  пути  подъезжали  к  Иркутску. Совместное  путешествие
сближает, и Наташе казалось, что она давно и хорошо знает Ивана  Денисовича.
Он не только интересный человек, а и удивительно тактичный. Много  раз  имел
повод задать ей какой-нибудь вопрос, на который ей было  бы трудно ответить,
пришлось бы выдумывать ответ,- и ни разу он этого не сделал. Спросил только,
где она училась; она ответила, что была на курсах в  Москве и Петербурге,  и
больше он  не  расспрашивал.  А  между  тем именно  такому  человеку  можно,
по-видимому, во многом довериться.
   За час до приезда он спросил:
   -- Вы что же, останетесь в Иркутске надолго?
   Она помедлила с ответом, потом сказала:
   - Я и сама не знаю, Иван Денисович, это не от меня зависит.
   Открыться ему? Наташа  вдруг почувствовала, что здесь, в огромном крае,
под чужим именем, без верных друзей, с одним каким-то адресом  в памяти (она
не смела записать адреса),  она одинока и  беззащитна. А если адрес неверен,
или  этот  человек  уехал, или,  еще  хуже, арестован? И  вдруг, от  простой
случайности, сибирские  просторы сузятся до четырех стен  камеры,  заграница
опять  станет  смешным  мечтанием,  и опять появится  на  стене календарь  с
зачеркнутыми цифрами! И чудо исчезнет и окажется сном!
   Она повторила:
   -  Да, к сожалению, это зависит не совсем от меня. Сама не знаю, что со
мной будет.
   Он  промолчал,  не  расспрашивал, но посмотрел с  любопытством.  Наташа
продолжала:
   - Мне бы нужно ехать дальше, совсем дальше!
   - Да куда же дальше? Во Владивосток? Или прямо в Китай? Вы и так далеко
заехали от Москвы.
   --  В  Москве мне делать нечего. Мне  и  нельзя возвратиться  в Москву.
Можно вам открыть одну личную тайну?
   Он очень серьезно и очень участливо ответил:
   - Пожалуйста, если вам нужно и если доверяете.
   - Я вам  вполне доверяю. Мы с вами знакомы  мало, но вы такой  человек,
что  невольно  доверишься.  Дело  в  том,  что  у  меня  в Иркутске  никаких
родственников нет и сама  я  не та.  То есть я  вовсе не вдова, и зовут меня
иначе, и  вообще... Одним  словом... Вы  не  слыхали  про  побег  двенадцати
каторжанок из московской тюрьмы?
   - Я  в  политических делах слаб.  Но что-то,  кажется, читал.  Это было
нынешним летом?
   - Да, в июле.
   - Кажется, с помощью надзирательницы? Что-то довольно эффектное и очень
удачное?
   -- Ну вот. Я, Иван Денисович, одна из них.
   Белов посмотрел с еще большим любопытством.
   - Так. На каторжанку вы не похожи. Вот какая история...
   - Теперь мне нужно уехать за границу. Там меня не решились переправить,
а здесь хотят попытаться через Китай.  Но у меня  еще нет  даже заграничного
паспорта.
   Помолчали. Потом он рассмеялся:
   - А зачем вы об этом рассказываете? Пожалуй, не следовало бы!
   - Я и  сама  не знаю  зачем. Просто  мне захотелось вам довериться.  Вы
такой человек...
   - Болтать я, конечно, не стану. А вот чем же вам помочь? Средства у вас
имеются на поездку?
   - Да, денег у меня достаточно, даже много. А мне нужно...
   Что,  собственно,  ей  нужно? Ей было  нужно рассказать  о  себе  этому
пожилому, уверенному, внимательному и верному  человеку - вот и все. А зачем
нужно - она и сама не знала. Действительно, она поступила как девочка, взяла
и покаялась! Все время одна со своими думами и  опасениями, а  тут еще  этот
поп... Что ждет в Иркутске - неизвестно, и рядом  ничьей дружеской поддержки
и помощи. Наташа смущенно молчала.
   -  В  Китай,  видите,  проехать  нетрудно,  но  каким  путем?   Вы  как
предполагали?
   - Я ничего не предполагала. Я думала - просто с паспортом.
   - Но ведь на границе есть же наблюдение. Может быть,  вас  узнают! Есть
там своя полиция.
   - Вот я этого и боюсь, хотя говорят, что здесь  легче. У меня есть явка
в Иркутске, может быть, мне устроят.
   - Ну что ж, давай Бог. Вы, я вижу, смелая!
   - Была смелая, а сейчас и сама не знаю.
   - В случае чего, если не  устроитесь, попытайтесь найти меня. Я пробуду
в Иркутске неделю, затем в Верхнеудинск, а оттуда наша экспедиция двинется в
Монголию. Вы запишите мой адрес.
   - Я запомню, я ничего не записываю.
   - Ну, запомните. И в случае чего... Надо вас как-нибудь вывозить.
   - Вы правда мне поможете, Иван Денисович?
   -- Это уж не знаю, но ведь не пропадать же вам!
   Подумавши, прибавил:
   - Может быть, на Кяхту. Вы физически здоровы?
   - То есть как? Я ничем не больна.
   - Я насчет выносливости. Верхом умеете ездить?
   - Да, я ведь жила в деревне.
   - Ну, деревня - это не то. Так вот, в случае чего - наведайтесь. А пока
- не очень откровенничайте. Вы и отцу Якову думаете исповедоваться?
   Наташа ответила серьезно и озабоченно:
   - Ему  - нет. Но я боюсь, что он знает больше вашего. Во всяком случае,
я его знаю, он хорош с моим отцом и знал меня еще девочкой.
   Как ни  был  удивлен почтенный геолог признанием спутницы, но при  этой
новой неожиданности удивился еще больше:
   - Вон как! Ну, знаете...

ГОРОДОК БОЛТЛИВЫЙ

   В Иркутске  первый снег, хотя еще тепло.  На  другой  день  по  приезде
Наташа  отыскала нужных  людей  и  была  встречена  не  просто приветливо, а
почтительно,   как  героиня  и  революционная  знаменитость.   Ее  неприятно
поразило, что об ее приезде знали многие и, очевидно, большой тайны из этого
не делали.  Конечно,  Иркутск не Москва, полицейский аппарат действует здесь
медленнее, но и город меньше, так что новый человек больше на виду.
   Прежде всего  пришлось  позаботиться о теплой одежде;  в  краю  суровых
морозов и  пушного зверя это не оказалось трудным. Зато о главном, о хорошем
заграничном паспорте, ей прямо ответили:
   -  Да  откуда  же  взять? Здесь  у  нас невозможно,  нужно  было раньше
позаботиться!  Попытайтесь как-нибудь так проехать,  но  нужно  хорошо знать
дорогу, а зимой трудно. Да  почему же вы избрали такой сложный кружной путь,
через Азию?
   - Ничего я не избирала, за меня избрали  другие. Было несколько арестов
при  переходе  границы, связи порвались,  а  ехать под чужим именем  обычным
путем  мне нельзя, меня легко узнают.  Вот  и придумали,  что  я поеду через
Дальний Восток, где  уж, конечно, никто меня не выследит, и что вы достанете
мне хороший паспорт.
   - Невозможно! У нас теперь совсем другие условия! На восточной  границе
надзор строгий, многие бегут  с  каторги  и с поселения. А главное  -  зима,
время неподходящее.
   Наташа не  на шутку рассердилась: выходит,  что товарищи  ее подвели  и
только сбыли с рук. Не оставаться  же в Сибири  и  ждать здесь  ареста!  При
здешней  простоте  революционных нравов  через неделю весь  город  узнает  о
посещении его  такой "важной особой"!  Или ехать дальше по таким же адресам,
от этапа к этапу, пока не окажешься в ловушке.
   В  хлопотах  прошло дней  пять,  и дело  не  двинулось.  Мало того,  ее
предупредили, что нужно быть осторожной  и  меньше показываться  на людях; и
относительно ночлега  затруднительно. Жить  в  гостинице, конечно, нельзя, а
частные квартиры тоже  небезопасны. Это  прежде  было  просто, а сейчас  все
переменилось. Главное - нельзя вполне доверяться людям.
   Однажды встретила на улице своего попутчика, отца  Якова, который сразу
ее узнал, хотя она и прятала лицо в мех новой шубы.
   -  Вот  Господь-то  и привел  встретиться.  Каков город-то,  прекрасный
городок! И, однако, морозно-морозно!
   На отце Якове была огромная, не первой молодости доха и высокая меховая
шапка. Нос его был краснее обычного.
   Наташа, поздоровавшись, хотела пройти, но отец Яков преградил ей дорогу
и быстро и путано заговорил, опасливо оглядываясь по сторонам:
   -  И  не велик город  Иркутск, а все же -  сибирская  столица!  Народец
хорош, основательный, но и поговорить любит. И лишнего тоже  немало говорят!
Сейчас посетил редакцию местной газетки  и  наслушался  там всякого. И знают
все,  и  болтают про  все:  кто  приехал,  да  зачем  приехал, да  кто  куда
собирается,- народец любопытствующий и  болтливый. Осуждать  не хочу, однако
нехорошо!
   - Про кого болтают, батюшка?
   -  Про  разных  людей,  про  всякого человека.  Мне-то ничего, а иному,
например,  и неудобно. Иной, может, и не хотел бы. И не со зла болтают, а по
крайнему легкомыслию, один  другому по  секрету,  а  тот  следующему.  Такой
городок -  провинция! А глядишь - что-нибудь неприятное и выйдет. Хотя дело,
конечно, не мое. Ивана-то Денисыча, содорожника нашего, не видали?
   - Нет. А он еще не уехал?
   - Должен быть здесь, а  точно знать не могу. И однако - прошу прощенья,
что  задержал.  Приятно  было  встретиться!  Городок,  говорю,   хороший,  а
заживаться в нем не для всякого интересно.
   Низко поклонился,  сняв и снова  нахлобучив шапку,  и заспешил,  шаркая
огромными кожаными ботами.
   Наташа удивилась: "Зачем он  рассказал про какую-то болтовню? О ком? Не
обо мне же? Странный поп!"
   Вечером пошла  по  адресу,  который дал  Белов.  Застала  его  дома  за
укладкой чемоданов и каких-то вьюков. Он встретил очень приветливо.
   - Ну, как ваши дела?
   - Плохи, Иван Денисович. Потому и пришла к вам.
   - Без этого не пришли бы?
   - Мне по гостям ходить неудобно, вы знаете.
   - Но все-таки - как же?
   - Помогите мне.
   - Я  так и ожидал. Геройские подвиги - это одно, а  деловые  хлопоты  -
другое. Значит, окончательно ничего не получается?
   - Окончательно. То есть ничего определенного. А ждать я не могу.
   - Понимаю. Тут,  между прочим, ко  мне  забегал этот  поп, отец Яков, и
что-то болтал  не очень  связное  насчет  городских  сплетен, что иной и под
чужим именем не может скрыться  и что таким людям лучше здесь и  не жить.  Я
подумал - не про  вас ли он  говорит? Может быть, что-нибудь слышал, а прямо
сказать не может.
   - Он и мне то же говорил, я его встретила.
   - Ну вот видите. Это он неспроста - поп хитрый. Болтается по редакциям,
а там всякие слухи ловит. Лучше вам уехать.
   -- Я затем и пришла.
   Подумавши, Белов спросил:
   - А вы языки-то знаете?
   - Только французский.
   - Ну, хоть это. Как же я вас должен теперь звать?
   - Зовите меня просто Наташей, конечно, не при других.
   - Ну, Наташа, только условие: чтобы никто ничего не  знал,  особенно из
ваших здешних друзей-заговорщиков! Обещаете?
   - Конечно.
   - Это  -  в  ваших  же  интересах.  Я  о  вас  тут думал