ли дальше, то конечно больше. Куда вам надо, ваша милость? Лайвен перестал
улыбаться.
   - Я не знаю этого точно. Я смогу узнать об этом только  на  месте.  Когда
кончатся Вольные земли, надо буде плыть как можно ближе к берегу. У меня нет
времени на ошибки. Он снова отвернулся к морю.  Совершенно  неожиданно  этот
моряк указал ему на еще одну проблему и, причем не из самых легких. До этого
момента Лайвен особенно не задумывался над  определением  точного  места  на
побережье, где в далекие времена совершилось  захоронение  клейма.  В  своем
путешествии в прошлое в доме Матери зеркал  он  не  сумел  установить  этого
точно, и не придал этому большого значения. Тогда казался важным только  сам
факт - ему  удалось  заглянуть,  забраться  в  прошлое  на  восемь  веков  и
подсмотреть то, чего не дано было увидеть ни одному из смертных.
   Позднее об этом мешали задуматься другие заботы.
   Лайвен закрыл глаза и постарался припомнить  все  подробности  виденного.
Картина послушно всплыла перед глазами... Серое, как  сейчас,  низкое  небо,
широкий холодный песчаный пляж, идеально спокойная гладь моря. Чуть подальше
от берега стоит совсем  не  большой,  но  величественный  корабль.  Берег  в
основном песчаный, но кое-где на песке  лежат  источенные  морем  и  ветрами
огромные валуны. А немного дальше, там, куда уже  не  достают  волны  самого
сильного прилива, над песком  чуть  наклонно  возвышаются  высокие  каменные
шпили, созданные самой природой и расставленные в зловещем порядке.
   Если смотреть на них с моря каждый шпиль становится клыком, а все  вместе
они похожи на окаменевшую челюсть древнего дракона.  В  самом  центре  этого
невероятного образования группа людей. Это  сильнейшие  маги  Мира,  которые
собрались здесь для великого дела...  А  под  самым  неприметным  из  камней
небольшая пещера...
   Лайвен открыл глаза. Нет, такое место не возможно не узнать.
   Если только не проплыть его ночью.
   - Я узнаю это место, - повторил он вслух. Моряк молча кивнул головой.
   - Покажи мне, где моя каюта, -  сказал  ему  Лайвен,  переходя  на  более
понятные для него темы.
   Тот оживился и сделал широкий приглашающий жест.
   В каюте, которую  ему  показали,  Лайвен  провел  остаток  дня,  вечер  и
половину ночи. Он вдруг вспомнил, что обещал оплатить проезд  и  решил,  что
лучше будет заняться этим сейчас, пока есть время. Ни  капитан,  ни  хозяин,
правда, не заикались об оплате, но Лайвен в виду того,  что  ему  желательно
было бы и вернуться на этом же корабле, счел за лучшее отдать задаток  сразу
и пообещать кое-что на будущее.
   На этот задаток он испортил маленькое зеркальце, спрошенное  у  капитана,
но, в конце концов, тот не остался в обиде, хотя выяснилось,  что  это  было
единственное зеркало на корабле. Ровно в  полночь  немного  уставший  Лайвен
появился в капитанской каюте, где в этот момент коротала время  вся  судовая
элита,  которую  разобравшее  любопытство  удержало  на  ногах  в  нарушение
корабельного режима.
   Он бросил перед хозяином несколько исписанных листов бумаги.
   - Сохраните это, - сказал он, - Если не потеряете, то весь следующий  год
вы не будете торговать в слепую.
   Хозяин, не понимая, перебрал листы.
   - Что это ваша милость? - спросил он, наконец.
   - Реестр цен и спроса на основные товары, которыми вы  торгуете.  Что,  в
каком месте побережья, сколько стоит,  в  каком  количестве.  Зная  все  это
наперед, вы наверняка сами с лучшей  выгодой  сможете  распорядиться  своими
капиталами и кораблем.
   Некоторое время Лайвен понаблюдал,  как  быстрое  разочарование,  которое
присутствующие тщательно пытались скрыть, с того момента как увидели  в  его
руках  бумагу  вместо  золота,  постепенно  сменяется  пониманием   ценности
предложенной им формы оплаты. В момент кульминации этого процесса, когда уже
готовы были раздаться возгласы, что это,  мол,  мечта  любого  торговца,  он
поспешил выйти из помещения - дальнейшие реакции капитанского окружения  его
не интересовали.
   Море было на удивление спокойным. Судно резво шло с небольшим  креном  на
правый борт, подставляя свежему ветру все свое парусное великолепие.  Палуба
его лишь слегка покачивалась, натянутые снасти поскрипывали лениво и  сонно,
а ветер больше не свистел с угрозой у верхушек мачт, а, казалось, пел что-то
бодрое, обнадеживающее, словно обещал вот так легко и быстро донести корабль
хоть на край света.
   А на небе была луна. Полная, яркая плыла вслед за кораблем между  тучами,
как будто нарочно выбирая себе путь в просветах, гася перед собою  звезды  и
как прожектор освещая необъятный океан и одинокий дерзкий корабль. Паруса  в
этом свете казались выкованными из листов  серебра,  такелаж  был  тончайшей
паутиной,  сплетенной  из  серебряных  нитей,   деревянные   надстройки   из
струганных досок выглядели сделанными из благороднейших пород дерева...
   Лайвен не мог сказать точно, сколько времени  он  простоял  так,  любуясь
этой ночью, и о чем думал. Он спохватился, только когда вдруг  осознал,  что
продрог до костей, а руки его вот-вот перестанут подавать  последние  слабые
признаки жизни.
   Он с сожалением вернулся в каюту, которую, как он подозревал, ему уступил
кто-то из тех, кто собрался сейчас у капитана, и, не раздеваясь увалился  на
кровать.


   На следующий день он не делал ни чего. При такой скорости  движения,  как
ему объяснили, до северной границы Вольных земель было ходу  трое  суток,  а
значит, заняться ему толком было не чем, кроме как предаться размышлениям  -
извечному занятию бездельников  по  обстоятельствам.  Размышления  эти  были
довольно  праздными,  в  том  смысле,  что  пользы  от  них,  кроме  как  от
возможности убить время, не было ни какой. Все утро Лайвен ломал голову  над
загадкой непредсказуемого поведения  Владеющего  громом.  Поведение  это  не
лезло ни в какие рамки, ни применительно к нормальному магу в здравом уме  и
в трезвой памяти, ни к магу, одурманенному заклятьем Тени. Если бы это  было
какое-то другое заклятье, еще можно было бы подумать...
   Да и то довольно непросто понять последние поступки Владеющего громом,  а
уж если это заклятье Тени... Владеющий громом  должен  сейчас  лизать  пятки
своему предводителю - Знающему тень, которому сейчас выгодно, что бы  Лайвен
принес ему клеймо Власти. А его холоп  на  долгожданного  гонца  с  мечом...
Причем в самый, что ни наесть серьез, ни о какой игре здесь не могло быть  и
речи. Лайвен мог поклясться, что драка в гостинице была настоящей...
   Данное направление рассуждений не  имело  перспективы  развиться  во  что
нибудь стоящее, и Лайвен постепенно перешел на  другую  тему.  Он  попытался
представить себе, что его ожидает, когда он прибудет  на  место,  постарался
раскопать все свои скрытые страхи, смутные опасения и неверные желания.  Это
было не легко. Необходимо было быть объективным, ни чего не преувеличивая  и
не приуменьшая. Приходилось быть предельно честным с самим собой, хотя время
от времени это ломало некоторые стереотипы в его собственной оценке себя.
   Выяснилось, например,  что  он  больше  всего  на  свете  боится,  своего
провала. И вовсе не  потому,  что  его  неудача  грозила  Миру  невероятными
потрясениями и тяжелыми испытаниями его обитателям... То есть это тоже было.
Конечно, он боялся за это море, за этот воздух, он боялся за Мать зеркал, за
Элию, в конце концов... Но это чувство было на верхнем уровне  -  на  уровне
сознания, понимания всех грозящих опасностей. Но гораздо  больше  он  боялся
оказаться... он не смог подобрать подходящего слова. Сбежать от Мира  восемь
лет назад,  вести  на  той  стороне  жалкое,  полу  реальное  существование,
вернуться по первой же просьбе, изображая при этом  величайшее  великодушие,
заявить всему Миру  себя,  как  его  освободителя  и  в  итоге  оказаться...
Оказаться гораздо хуже, чем хвастуном.
   И еще Лайвен неожиданно понял, что именно этот глубинный  страх  заставит
его справиться с любыми препятствиями на  пути.  Этот  страх  победит  любую
неуверенность и любые другие страхи, на которые так надеялся Знающий тень...

   А на следующий день на горизонте за кормой слабо  забелел  парус.  Лайвен
заметил его сразу, как только вышел на палубу, но  только  через  минуту  до
него дошел смысл увиденного. Он указал  на  него  вахтенному  у  штурвала  и
спросил, давно ли он появился, но тот скользнул  по  горизонту  взглядом,  в
котором лишь едва было заметно любопытство и сказал, что увидел  его  только
сейчас.
   Лайвена такой ответ ни чуть не обнадежил. Он слишком хорошо понимал,  что
означает появление постороннего судна здесь - вдали от всех торговых морских
путей и удобных гаваней для стоянки и  мелкого  ремонта,  в  котором  всегда
возникает необходимость после долгого плавания через океан.
   Капитан появился на палубе  как  раз  в  тот  момент,  когда  Лайвен  уже
собирался спуститься к нему в каюту за разъяснениями. Он показал на горизонт
себе за спину и проговорил:
   - Посмотри-ка, уважаемый, и скажи, что ты об этом думаешь?
   Капитан, однако, сначала посмотрел на него самого, явно  гадая  над  тем,
что еще взбрело в голову этому магу, после того,  как  он  вчера  весь  день
шатался по кораблю, опустив голову и не  замечая  людей  вокруг.  Потом  его
взгляд последовал по направлению, указанному Лайвеном. Опытные глаза  моряка
мгновенно сказали ему, что именно он видит и  чем  это,  в  конечном  счете,
может грозить его кораблю.
   - О господи, что же это такое, ваша милость, - произнес он, устремляясь к
борту.
   - Я думаю это парус, - сказал  Лайвен.  -  Для  чайки  он  слишком  долго
находится на одном месте.
   - Да, это и в правду парус, -  выговорил  капитан.  Он  вдруг  неожиданно
задрал голову и заорал: - Эй, кто там сегодня в вороньем гнезде?! Три  вахты
на камбузе!
   - В чем дело, капитан? - донеслось сверху, - Разве я проспал обед?
   - Ты проспал пиратов, идиот! Пять вахт на камбузе,  и  чистить  днище  на
стоянке!
   Наверху, поняв, куда ветер дует, замолчали.
   - Почему ты думаешь, что это пираты? - осведомился Лайвен, когда  капитан
вернулся с небес на палубу.
   - А кто же это по вашему, ваша милость? Какой еще корабль может погнаться
за честным торговцем в эти воды?
   Лайвен  бросил  беглый  взгляд  на  море.  Воды   казались   ему   самыми
обыкновенными. В отличие от берегов.
   - Скажи, капитан. Ты везешь что нибудь ценное?
   - Ни чего подобного. У  меня  в  трюме  кое-какие  остатки  от  последней
торговли и немного золота в рундуке...
   - Ну? - сказал Лайвен.  Капитан  помолчал,  соображая.  Действительно,  -
выговорил он, наконец. - Даже пиратам нечего здесь делать -  у  меня  нечего
брать. Но тогда я ни чего не понимаю... Он посмотрел  на  Лайвена  и  в  его
глазах мелькнула тень догадки.
   - Ну что ж, - проговорил Лайвен, - Я втянул вас в это дело, так я же буду
и защищать.
   - Так это за вами погоня, ваша милость!.. - капитан  прикрыл  рот  рукой,
словно испугавшись смысла сказанного. Встреча с пиратами была  бы  для  него
гораздо привычнее.
   - Боюсь что так. Подождем немного. Если этот корабль завтра не  отстанет,
я займусь им.
   - Вам виднее ваша милость. Но... Он не закончил  фразы,  но  по  -  качал
головой с очень красноречивым видом.
   - С вашего разрешения я сделаю кое-какие приготовления... - проворчал  он
и скрылся в своей каюте. Вскоре он появился опять, на  этот  раз  вместе  со
своим помощником и штурманом. Заголосила дудка боцмана, и  на  судне  тотчас
поднялась суета.
   Через несколько минут Лайвен сообразил, что за приготовления имел в  виду
капитан. На палубе появились четыре небольшие катапульты, и с ними стойки со
стрелами метровой  длинны,  оснащенными  разными  хитрыми  наконечниками.  У
большинства это были хрупкие сосуды из какой-то породы  орехов  -  диковинок
противоположного полушария, - в которые  наливалась  легко  воспламеняющаяся
смола того же дерева. Вдоль древка  такой  стрелы  тянулся  фитиль,  который
поджигали перед выстрелом, и который в свою очередь  поджигал  смолу,  когда
орех разбивался о палубу или  борт  вражеского  судна.  Другие  стрелы  были
просто заостренными, рассчитанными на поражение живой  силы  противника.  На
третьих наконечники имели сложную систему крючьев и  шипов,  а  древко  было
обмотано веревкой, пропитанной все той же смолой.  Короткий  фитиль  зажигал
такую стрелу во время полета, и когда она застревала в снастях или цеплялась
за паруса, остановить пожар было очень сложно. А сами паруса противник терял
почти наверняка, что практически отдавало его в  руки  удачно  выстрелившего
соперника.
   Эти объяснения Лайвен получил от хозяина "Акулы", которому в  этой  общей
суете не чего  было  делать,  кроме  как  давать  различные  справки.  Кроме
катапульт на палубу вынесли  несколько  самых  обычных  арбалетов  с  самыми
обычными стрелами к ним, которые предназначались  для  ближнего  боя,  когда
становится ясно, что абордажа не избежать. На этот же случай здесь появились
несколько алебард, боевых топоров, абордажных сабель и даже пара шпаг самого
благородного вида. Все это выстроилось у  двери  рубки  в  порядке  убывания
размеров.
   Матросы поглядывали  на  это  снаряжение  искоса.  Экипажу  не  нравилась
перспектива дать бой кому бы то ни было. Особенно  сейчас,  когда  навигация
почти закончилась и терять, даже при нападении пиратов,  особенно  не  чего.
Проще было пустить их на борт, дать убедиться, что  взять  здесь  нечего,  и
плыть себе спокойно дальше, как и делали обычно в подобных случаях.  Морские
пираты ни когда не топили купцов без особой надобности. Зачем резать курицу,
которая несет золотые  яйца  -  в  следующий  раз  этот  же  торговец  может
попасться им полный золота или заморского товару. И тогда уж ему не уйти.
   Заметив такую реакцию матросов на возможное предстоящее сражение,  Лайвен
стал внимательнее приглядываться и к командному составу.
   Здесь  настроение  тоже  было  не  лучшее,  но  чувствовалась   некоторая
решимость - возможно судовую  верхушку  воодушевляло  присутствие  на  борту
мага, который к тому же всю ответственность берет на себя.
   - Вот так  будет  спокойнее,  ваша  милость,  -  сообщил  капитан,  снова
появляясь рядом. - Вы только не подумайте, что я не доверяю вашей магии,  но
море оно...
   - Я не в обиде, капитан, - перебил Лайвен. - Так мне и самому спокойнее.

   Перед вечерней зарей штурман вынес на корму некий замысловатый инструмент
и нацелил его на горизонт.
   Когда он поднял глаза, лицо его было мрачным.
   - Они догоняют нас, ваша милость, - сказал он, не глядя на Лайвена. - Они
догнали нас на треть по  сравнению  с  утренним  расстоянием.  Он,  хмурясь,
сложил свой прибор и удалился, не проговорив больше ни слова.

   За ночь неизвестный корабль преодолел  еще  половину  разделяющего  их  с
вечера пространства. Выйдя утром  на  палубу,  Лайвен  первым  делом  бросил
взгляд за корму. Белые паруса четко просматривались на фоне серого  в  тучах
неба и холодной морской глади.  Ни  каких  сомнений  относительно  намерений
незнакомца у Лайвена  больше  оставаться  не  могло.  Кто-то  сильно  жаждал
встречи с ним. Он спустился в каюту капитана  и  застал  того  за  изучением
расстеленной на столе морской карты. Результаты этого исследования видимо не
особенно его удовлетворяли,  капитан  был  хмур  и  покрасневшие  глаза  его
говорили, что лег он вчера поздно, а встал сегодня очень рано.
   - Ну вот, ваша милость, - проговорил он, завидев Лайвена. - Началось  то,
чего мы и боялись больше всего. Лайвен поднял брови.
   - Правда? - произнес он недоверчиво.  -  А  мне  казалось,  что  плавание
проходит превосходно.
   - Дай бог, что бы все было так, как вы думаете. Этой  ночью  мы  вошли  в
воды, которые навсегда лишат эти берега хорошей морской торговли.
   -  Ты  преувеличиваешь,  капитан.  Океан  выглядит  сегодня  на  редкость
спокойным.
   - Нет уж вы поверьте мне, ваша милость, я  знаю  что  говорю.  Эти  места
кишат самыми коварными мелями, какие когда-нибудь  встречались  морякам.  Их
нет на картах, потому что вахтенный  обнаруживает  их  только  тогда,  когда
корабль уже скребет днищем по песку. А после этого уже не кому  наносить  ее
на карту, потому что сняться с такой мели  невозможно,  а  помощи  ждать  не
откуда. С первым же отливом судно засасывает  в  песок,  и  через  несколько
часов прилив разбивает его в  щепки.  Кроме  того,  эти  мели  появляются  и
исчезают каждый год, и нельзя угадать какой рисунок они составляют  сегодня.
Сейчас лот под нами не достает до дна, а через минуту вперед смотрящий может
услышать шум бурунов над очередным сюрпризом. Если такое  происходит  ночью,
остается только молиться, что  бы  мель  не  была  у  нас  прямо  по  курсу.
Сегодняшнюю ночь я сам почти целиком простоял на вахте и  однажды  мы  чудом
остались целы.
   - Гм... - произнес Лайвен.
   - А тут еще кто-то тащится у нас в кильватере...
   - Вот именно, - перебил Лайвен, - Об этом я хотел с тобой поговорить...
   - А вы видели горизонт впереди, ваша милость?  -  продолжал  капитан,  не
слушая его. - Он весь затянут серостью. Не пройдет  и  часа,  как  мы  будем
плыть в таком тумане, что ночь покажется белым днем.
   - Вот как, - проговорил Лайвен, - это интересно... - видя, что капитан не
собирается прерывать свои рассуждения, он резко сказал: -  Слушай  меня.  Ты
совершенно верно заметил, что кто-то тащится у нас в кильватере. Так вот,  я
решил, что пришло время от него избавиться, коль  скоро  сам  он  не  желает
оставить нас в покое.
   Капитан посмотрел на Лайвена.
   - И, слава богу, - сказал он. - Давно уже пора. Он мне все глаза за  ночь
намозолил.
   - Пошли, - распорядился Лайвен.
   Поднявшись на палубу, он подошел к борту  и  посмотрел  вперед.  Горизонт
действительно был покрыт серым непроницаемым покрывалом, так что не  понятно
было, где кончаются тучи и начинаются белые бурунчики на волнах.
   Потом он посмотрел назад. Преследующее судно шло резво,  уверено,  слегка
накренившись по ветру. Над корпусом возвышалась гора  парусов,  перед  носом
взлетали брызги, а легкая килевая  качка  совсем  не  мешала  его  движению.
Воздух пока был идеально прозрачен, и все эти подробности были видны простым
глазом. Однако капитан  вдруг  нахмурился  и  снова  исчез  в  своей  каюте,
появившись через минуту с большой морской подзорной трубой. Он навел  ее  на
судно и, немного помедлив, проговорил:
   - Я знал, что глаза не обманывают меня... Мне  знакомо  это  судно,  ваша
милость. Это "Быстрая звезда". Она стояла в гавани рядом с нами.
   - И ты знаешь владельца? - поинтересовался Лайвен.
   - Да, конечно. Как-то мы выпили с ними пару кружек  пива,  -  он  опустил
трубу и взглянул на  Лайвена.  -  Это  хороший  корабль,  ваша  милость.  Он
слушается ветра точно так же, как и наш и паруса на нем ставятся  такие  же.
Но корпус сделан на славу. У него корпус быстроходной шхуны, а  не  морского
торговца. То, что  он  проигрывает  в  размере  трюмов,  он  наверстывает  в
скорости. Эта "Быстрая звезда" всегда успевает делать за навигацию  на  один
рейс больше чем мы...
   Он вдруг замолчал и посмотрел на Лайвена.
   - Но что может заставить их гнаться за вами, ваша милость?
   - Я скажу тебе это, - ответил Лайвен. - Но  прежде  скажи,  точно  ли  ты
уверен, что это именно "Быстрая звезда". Не ошибся ли  ты,  что  именно  она
стояла рядом с вами в гавани?
   Моряк оскорбился.
   - Возьмите трубу и прочтите название сами, ваша милость. А  что  касается
гавани, уж поверьте мне на слово, я могу отличить один корабль от другого. А
уж этот тем более. Да вы возьмите трубу, и  вам  самим  сразу  станет  ясно,
такой корпус в сочетании с таким парусным  вооружении  не  часто  встретишь.
Лайвен не стал брать трубу. Он был уверен, что не  понял  бы  разницы,  даже
если бы эти паруса были подняты над плотом, и  решил  поверить