ся перед жрецом.
     - По  чьей  жалобе присягнувшие Доматоперу вызывают моего
вассала? - ответил он, как полагается отвечать на вызов.
     - По жалобе Отхельма, клявшегося у алтаря и перед мудрей-
шими. Должен быть дан ответ.
     - И он будет дан, - согласился Фосс и чуть заметно кивнул
мне, чтобы я подошел. Моя личная пленка была в кармане его ту-
ники.  Она вполне могла оправдать меня за применение стоннера.
Но коль скоро мы должны были передать ее смешанному суду  жре-
цов и торговцев - это дело другое,  и я понял, что конференция
между капитаном и северными людьми имела важное значение.
     - Отпустите меня,  - сказал я на базике. - Если они пред-
полагают сразу же судить меня, я пришлю записку...
     Вместо ответа  Фосс обернулся и крикнул в глубину ларька:
     - Лалферн!
     Эльфрик Лалферн, длинный тощий парень, не имел регулярных
обязанностей в ларьке,  кроме помощи в распаковке  и  упаковке
товара.
     - Этот человек,  - сказал Фосс жрецу,  - пойдет  как  мои
глаза  и  уши.  Если мой присягнувший на мече попадет под суд,
этот человек известит меня. Это дозволено?
     Жрец посмотрел на Лалферна и через секунду кивнул.
     - Дозволено. Давайте этого, - он повернулся ко мне. - По-
ложи оружие.
     Он протянул руку к стоннеру в моей кобуре, но пальцы Фос-
са уже держали приклад, и капитан вытащил оружие.
     - Его оружие уже больше не его.  Оно останется здесь. Как
полагается.
     Я подумал было,  что жрец запротестует,  но  капитан  был
прав,  поскольку на Йикторе считалось, что оружие подчиненного
является законной собственностью Лорда и может быть потребова-
но в любое время,  особенно если Лорд считает, что его присяг-
нувший на мече нарушил какое-то правило.
     Итак, без  всяких  средств защиты я шагнул вперед и занял
свое место между двумя стражниками.  Лалферн  пошел  сзади,  в
нескольких  шагах от нас.  Хотя стоннер - не бластер,  я носил
его чуть ли не всю жизнь и твердо знал, что он висит у меня на
поясе,  а теперь почувствовал себя каким-то голым среди необы-
чайной настороженности вокруг. Сначала я пытался уверить себя,
что это просто реакция на то,  что я,  безоружный,  нахожусь в
зависимости от чужого закона чужой планеты.  Но мое беспокойс-
тво возросло,  когда я понял,  что это одно из предупреждений,
идущих наравне с самым слабым  даром  эспера,  который  был  у
большинства из нас,  прирожденных космонавтов.  Я оглянулся на
Лалферна как раз вовремя, чтобы увидеть, что он тоже оглянулся
через плечо и взялся было за рукоятку стоннера, но снова опус-
тил руку,  сообразив, что этот жест может быть неправильно ис-
толкован.
     Только тогда я обратил внимание на путь, которым меня ве-
ли. Мы должны были направляться к Большой Палатке, где во вре-
мя ярмарки помещался суд.  Я увидел широкий карниз  крыши  над
палатками и ларьками впереди,  но значительно левее.  Мы шли к
границе ярмарки,  по пространству, где стояли палатки тех дво-
рян, которые не жили в Ырджаре.
     - Последователь Света! - громко обратился я к черно-бело-
му  жрецу,  который шел так быстро,  что нам пришлось ускорить
шаг, чтобы не отстать от него. - Куда мы идем? Суд находится...
     Он не  повернул головы и не подал вида,  что слышит меня.
Теперь я увидел, что мы повернули от последнего ряда ларьков к
палаткам Лордов. Здесь никого не было, кроме двух-трех слуг.
     - Хэлли, Хэлли, Хэлл!
     Он выскочил из укрытия,  этот водоворот людей, врезался в
наш маленький отряд,  подняв на дыбы своих верховых  животных,
которые били пеших тяжелыми копытами.  Я услышал яростный крик
Лалферна, затем стражник справа от меня дал мне такого толчка,
что я,  пытаясь удержаться на ногах, влетел между двумя палат-
ками.
     Острая боль в голове - и на время все кончилось.
     Боль отправила меня во тьму,  она же и вывела меня из нее
или  сопровождала меня,  когда я неохотно приходил в сознание.
Сначала я не мог понять,  что терзает  мое  тело.  Наконец,  я
осознал, что лежу ничком на спине грузового каза, привязанный,
и меня больно подбрасывает при каждом шаге животного. Я слышал
шум,  человеческие голоса,  и было ясно, что меня сопровождают
несколько всадников.  Но говорили они не по-ырджарски, и я ни-
чего не понимал, кроме отдельных слов.
     Не знаю,  долго ли длился этот кошмар,  потому что я нес-
колько раз впадал в беспамятство. Я помолился о том, чтобы мне
не выходить из благостного мрака, и он тут же поглотил меня.
     Жизнь в космосе закаляет тело,  оно привыкает к стрессам,
напряжениям и опасностям и нелегко сдается при дурном  обраще-
нии,  что  я болезненно констатировал в последующие дни.  Меня
сняли с каза самым простым способом: перерезали путы и скинули
на жесткую мостовую.
     Передо мной мерцали факелы и фонари,  но мое зрение  было
так затуманено, что я лишь смутно различал фигуры моих похити-
телей, двигавшихся вокруг. Затем меня взяли за плечи и потащи-
ли,  после  чего  толчок пустил меня по крутому склону в слабо
освещенное место.
     Сказанного мне я не понял,  и фигура тяжело спустилась за
мной.  В лицо мне плескали жидкость,  и я задыхался. Вода была
хороша для моих пересохших губ,  и я облизывал их горящим язы-
ком. Меня схватили за волосы, чуть не вырвав их с корнем, под-
няли голову, и мне в рот полилась вода, чуть не задушившая ме-
ня. Но я ухитрился сделать несколько глотков.
     Этого было мало, но все же мне стало легче. Рука, держав-
шая мои волосы,  оттащила меня,  я ударился головой об  пол  и
снова впал в беспамятство.
     Когда я пришел в себя после обморока или сна,  или того и
другого вместе,  кругом была пугающая тьма. Я моргал и моргал,
пытаясь прояснить зрение,  пока не сообразил,  что виноваты не
глаза,  а то место, где я находился. С бесконечными усилиями я
приподнялся на локте,  чтобы лучше видеть место моего заключе-
ния.
     Тут не было ничего,  кроме грубо сколоченной скамьи.  Пол
был покрыт вонючей соломой. В сущности, здесь кругом воняло, и
тем сильнее, чем больше я принюхивался. В одной стене на высо-
те моего роста было прорезано узкое окно,  не шире двух пядей,
через него проходил сероватый свет,  не достигающий темных уг-
лов.  На скамье я увидел кувшин,  и он сразу сделался для меня
самой интересной вещью.
     Я не мог встать на ноги. Даже попытка сесть вызвала такое
головокружение,  что я закрыл глаза и унесся куда-то в  прост-
ранство.  Наконец,  я все-таки добрался до сосуда,  обещавшего
воду, дополз на животе, извиваясь, как червяк.
     Пока я полз, во мне боролись надежда и страх, но в кувши-
не действительно оказалась жидкость - не просто вода, а с чем-
то смешанная,  поскольку у нее был кислый вкус, сводивший рот,
но я пил,  ведь приходилось лакать и хуже, и представлял себе,
что это вино. Я пытался разумно ограничить себя, но как только
вода попала мне на язык, облегчая мучительно пересохшее горло,
разлетелись мои намерения отставить кувшин,  пока жидкость еще
плещется в нем.  В голове прояснилось, и вскоре я уже мог дви-
гаться без приступов головокружения.  Возможно, странный прив-
кус воде придал какой-то наркотик или  стимулятор.  Наконец  я
доковылял до оконной щели - посмотреть, что там, снаружи.
     Там еще светило солнце,  но его  лучи  доходили  до  меня
только  отраженным светом.  Поле зрения было исключительно уз-
ким.  На некотором расстоянии возвышалась крепкая серая стена,
похожая на крепости Йиктора. Больше ничего не было видно, кро-
ме мостовой,  которая, видимо шла от основания здания, в кото-
ром я находился, до той стены.
     Затем мимо моей щели прошел человек. Он не задержался, но
мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что это вассал како-
го-то Лорда - он был в кольчуге и шлеме,  на плаще желтая  на-
шивка  с черным гербом.  Я не успел рассмотреть герб,  да и не
смог бы узнать его,  поскольку геральдика на Йикторе не  каса-
лась Торговцев.
     Желтое с черным - я ведь видел эту комбинацию! Но когда и
где?  Я  прислонился к стене и старался вспомнить.  Цвет...  В
последнее время я думал о цветах,  о  серебряном  и  рубиновом
костюме Майлин, гвоздично-розовом и сером ее вывески, оказыва-
ющей странное влияние,  вывесках  других  мест  развлечений...
тускло-красная  с  зеленым  вывеска игорного дома,  которая не
просто зазывала - она кричала!
     Игорная палатка!  Обрывки  памяти  сложились  в мысленную
картину...  Гек Слэфид за столом,  столбики фишек,  как  башни
удачи,  и слева от него - молодой дворянин,  который так прис-
тально вглядывался в меня,  когда мы с Майлин проходили  мимо.
На нем тоже был плащ,  блестящий,  полушелковый, ярко-желтый с
вышитым на груди черным знаком орла.  Но из этих обрывков я не
мог пока сложить приемлемую модель.
     У меня была ссора с одним йикторианцем,  с Отхельмом,  но
не с молодым человеком в желтом и черном. Я не мог найти логи-
ческой связи между двумя так далеко отстоящими друг  от  друга
людьми.  Продавец  животных  никак  не мог быть под протекцией
Лорда. Мое знание йикторианских обычаев было полным настолько,
насколько пленки Торговцев могли их описать, но для того, что-
бы изучить все нюансы социальной жизни и обычаи, потребовались
бы  многие  годы.  И вполне могло быть,  что ссора с Отхельмом
привела меня к теперешнему неприятному положению.
     Где бы  я  сейчас ни был,  это место не в районе ярмарки.
Это было более, чем странно. Я мог вспомнить только часть сво-
его пути на спине каза,  меня схватили в Ырджаре,  и я был на-
сильно выведен из-под юрисдикции суда ярмарки, и это настолько
противоречило всему,  что мы знали об обычаях, что трудно было
поверить в случившееся.  Те,  кто захватил меня,  а также тот,
кто отдал такой приказ, и тот, кто договаривался об этом деле,
могут быть поставлены вне закона, как только станет известно о
моем исчезновении.
     Какую ценность я представлял,  чтобы похитить меня  такой
ценой?  Только  время  и мои похитители могут ответить на этот
вопрос. Но, похоже, это будет не скоро, потому что время идет,
а ко мне никто не приходит.  Я проголодался и, как ни старался
растянуть запас воды,  все-таки выпил ее и опять  почувствовал
жажду.
     Тусклый свет ушел,  когда кончился день,  и ночь  окутала
меня темными волнами.  Я сидел, прислонившись к стене напротив
двери и прислушивался,  чтобы собрать какую-нибудь информацию.
Время  от  времени  до меня доходили искаженные и приглушенные
звуки. Прозвучал горн, видимо, возвещавший о чьем-то прибытии.
Я снова встал и поплелся к окну. На серой стене плясал луч фо-
наря,  я услышал голоса. Потом промелькнули человеческие фигу-
ры,  одна в дворянском плаще, шага на два впереди трех других.
Вскоре я услышал звякание металла на лестнице. Что-то толкнуло
меня вернуться на старое место - к стене против двери.
     Блеснул свет,  достаточно сильный,  чтобы ослепить меня и
скрыть стоящих в дверях.  Только когда они вошли в мою камеру,
я немного разглядел их.
     Это были те,  что прошли мимо окна. Теперь я узнал в дво-
рянине юношу из игорной палатки.
     Есть один трюк, старый, как мир, и я применил его: молчи,
чтобы твой противник заговорил первым. Так что я не стал обра-
щаться с просьбой о разъяснении,  а просто спокойно изучал их.
     Двое поспешно отодвинули скамью от стены,  и Лорд  сел  с
видом человека,  которому обязаны предоставлять удобства. Тре-
тий сопровождающий повесил фонарь на крючок в стене,  так  что
вся камера была освещена.
     - Эй,  ты! - не знаю, удивило лорда мое молчание или нет,
но в его тоне слышалось раздражение. - Ты знаешь, кто я?
     Это было классическое начало разговора между  йикторианс-
кими соперниками - хвалиться именем и титулами,  дабы подавить
возможного врага грузом своей репутации.
     Я не ответил.  Он нахмурился и наклонился вперед, положив
руки на колени и расставив локти.
     - Это Лорд Озокан, старший сын Лорда Осколда, Щит Йенледа
и Юксесома,  - пропел человек,  стоящий возле фонаря,  голосом
профессионального герольда.
     Имена сына и отца мне ничего не говорили,  и земли, кото-
рые они представляли, были мне незнакомы. Я продолжал молчать.
Я не видел,  чтобы Озокан сделал какой-нибудь жест, отдал при-
каз,  но  один  из его первоклассных ребят шагнул ко мне и так
хлестнул меня по лицу ладонью, что я стукнулся головой о стену
и чуть не потерял сознание от боли. Усилием воли я поднялся на
ноги,  стараясь, насколько возможно, сохранить ясность ума. Но
будет ли это возможно? Они собирались силой отнять у меня что-
то, нужное им. И Озокан грубо объяснил, чего они желают.
     - У вас есть оружие и знания,  инопланетный бездельник, и
я получу их от тебя тем или иным способом.
     Тут я в первый раз ответил, с трудом шевеля распухшими от
удара губами:
     - А ты нашел на мне оружие? - я не стал титуловать его.
     - Нет, - он засмеялся. - Ваш капитан весьма умен. Но ЗНА-
НИЕ при тебе. А если твой капитан хочет увидеть тебя снова, то
мы будем иметь также и оружие, и очень скоро.
     - Если  ты хоть что-нибудь знаешь о Торговцах,  ты должен
знать,  что у нас поставлены мозговые ограничители против  по-
добного разглашения на чужих планетах.
     - Да,  я слышал, - его улыбка стала еще шире. - Но у каж-
дого  мира свои секреты,  ты это тоже знаешь.  У нас есть нес-
колько ключей к таким мозговым щеколдам. Если они не сработают
- очень жаль.  Но твоему капитану будет о чем поразмыслить,  и
он должен будет сделать это быстро.  А что касается знаний,  -
давай их сюда, - последний его приказ щелкнул, как кнут.
     Я не хочу вспоминать о том,  что было после в  комнате  с
каменными стенами.  Те,  кто принимал участие в допросе,  были
настоящими мастерами в своем деле.  Не знаю,  то ли Озокан был
действительно уверен в том,  что я смогу,  если захочу, выдать
ему знания,  то ли занимался этой игрой для собственного  удо-
вольствия. Большая часть всего этого совершенно исчезла из мо-
ей памяти.  Всякий эспер,  даже самый слабый,  может  частично
закрыть сознание, чтобы сохранить равновесие мозга.
     Они не смогли узнать ничего стоящего  и  были  достаточно
опытны в своем грязном ремесле,  чтобы не терзать меня беспре-
рывно. Но я довольно долгое время не знал об их уходе и вообще
о чем бы то ни было. И когда боль вновь подняла меня, за окном
был бледный день.
     Скамья стояла  у  стены,  и на ней снова был кувшин и еще
блюдо с чем-то вроде замороженного сала.
     Я подполз к скамье, выпил горькой воды, и мне стало чуть-
чуть лучше, но прошло много времени, прежде чем я решился поп-
робовать  пищу.  Только  сознание,  что необходимо иметь силы,
заставило меня двигаться и давиться этой тошнотворной пищей.
     Теперь я знал:  Озокан похитил меня в надежде обменять на
оружие и информацию - без сомнения,  для того,  чтобы с их по-
мощью захватить королевский трон.  Дерзость этого акта означа-
ла, что он либо имел сильную поддержку и мог противостоять за-
конам ярмарки,  либо надеялся столь быстро захватить трон, что
власти не успеют выступить против него. Безрассудство его пос-
тупка граничило с крайней глупостью, и я не мог поверить в та-
кие его надежды. Только позже я сообразил, что он уже настоль-
ко  перешагнул  границы,  что ему ничего больше не оставалось,
как держаться этого опасного пути. Он не мог повернуть обратно.
     Нечего было  и думать,  что капитан Фосс заплатит за меня
требуемый выкуп. Хотя Торговцы были тесно связаны между собой,
и  начальство вело себя честно со всеми,  ни команда "Лидиса",
ни вся добрая слава Свободных Торговцев не может  и  не  будет
подвергаться  риску ради жизни одного человека.  Эл Фосс может
только пустить в ход машину йикторианского правосудия.
     Знает ли  он,  где я?  Что сталось с Лалферном?  Если ему
удалось удрать, то Фосс уже знает, что я похищен, и может при-
нять контрмеры.
     Но сейчас я должен рассчитывать не на пустые  надежды,  а
на собственные силы. Я думал и думал.





                           Глава 6.


     Как ни измучен я был, я пустил в ход мыслеуловитель. Сей-
час как раз было такое место и время, когда могут помочь толь-
ко отчаянные методы.  Поскольку мыслеискатель по-разному дейс-
твует у разных рас  и  народов,  я  не  надеялся  на  какое-то
открытое сообщение,  может,  и вообще ничего не будет. Получа-
лось, будто я пытаюсь вести перехват радиопередачи в таком ши-
роком диапазоне, что мой приемник ловит лишь смутный узор.
     Я уловил не слова, не отчетливые мысли, а только ощущение
страха. И эта эмоция временами была такой острой, что было яс-
но: тот, кто излучал ее, был в опасности.
     Укол здесь, укол там - возможно, каждый из них сигнализи-
ровал об эмоциях разных людей,  защитников крепости.  Я поднял
голову  к бледному окошку и прислушался.  Оттуда не доносилось
никаких звуков. Я кое-как встал и посмотрел. Да, уже день, уз-
кая полоска солнечного света на той стороне. Там царило полное
спокойствие.
     Я снова закрыл глаза от света и послал улавливающую мысль
к одному из уколов страха,  чтобы определить источник  эмоции.
Большая часть их все еще плавала вне поля моего действия. Одно
такое ощущение я поймал поблизости от двери моей тюрьмы  -  по
крайней мере, мне так показалось. Я стал зондировать этот мозг
со всем усердием, какое мог собрать. Это было равносильно чте-
нию пленки, которая была не только перепроявлена, но и изобра-
жала чужие символы.  Эмоции ощущались, потому что базис эмоций
одинаков для всех.  Все живые существа знают страх, ненависть,
радость, хотя источники и основания этих чувств могут быть са-
мыми различными.  Как правило, страх и ненависть - самые силь-
ные эмоции, и их легче всего уловить.
     В этом мозгу ощущался растущий страх, смешанный с гневом,
но гнев был вялым,  он скорее был порожден страхом.  К кому? К
чему?
     Я закусил губы и послал весь остаток  сил,  чтобы  узнать
это.  Страх... боязнь? Нужно... нужно избавиться... Избавиться
от МЕНЯ!
     И я понял,  как будто мне сказали это вслух, что причиной
страха было мое присутствие здесь. Озокан? Нет, не думаю, что-
бы Лорд,  который силой пытался выудить у меня сведения, вдруг
сменил позицию.
     Укол... укол.  Я  готовил свой мозг,  подавляя изумление,
возвращаясь к  терпеливой  разработке  этих  путаных  мыслей.
Пленник - опасность - не я лично был опасен, но мое пребывание
здесь как пленника могло быть  опасным  для  думающего.  Может
быть,  Озокан настолько преступил законы Йиктора,  что те, кто
помогал ему или повиновался его приказам,  имели основание бо-
яться последствий?
     Могу ли я рискнуть на контрвнушение?  Страх очень  многих
толкает  к насилию.  Если я увеличу перехваченный мною страх и
сконцентрирую его,  меня тут же прикончат.  Я взвесил все за и
против, пока устанавливал контакт между нами.
     В том,  на что я решился, было так мало надежды на удачу,
что  все  уже лежало под тенью провала.  Я собирался послать в
этот колеблющийся мозг мысль, что с исчезновением узника уйдет
и страх, но узник должен обязательно уйти живым. В самом прос-
том сигнале,  какой только я мог выдумать,  и  с  максимальным
усилием я послал эту мысль-луч по линии связи.
     Одновременно я медленно продвигался вдоль стены  к скату,
который вел в камеру.  По дороге я взял кувшин,  выпил остатки
воды и крепко зажал его в руке. Я старался вспомнить, куда от-
крывается дверь, поскольку мои глаза были ослеплены, когда во-
шел Озокан. Наружу? Да, конечно, наружу!
     Я поднялся до половины ската и ждал...
     Освободить пленника...  не  будет  страха...   Освободить
пленника...
     Сильнее - он идет ко мне! Остальное будет зависеть только
от удачи.  Когда человек кладет свою жизнь на такие весы - это
страшное дело. Я услышал звон металла. Дверь открылась. Ну!
     Дверь качнулась  назад,  а я бросил вперед не только кув-
шин,  но и заряд страха.  Кувшин ударился о голову  стражника,
тот вскрикнул и отлетел назад.  Я поднялся наверх, собрав пос-
ледние