ернулся  и  кинулся  бежать,  не  разбирая
дороги. Ему было безразлично, где он окажется, - лишь бы  подальше  от  этих
полных страха, обвиняющих глаз.

***

   Роза не помнила, как очутилась на полдороги к дому. Волосы  упали  ей  на
лицо, одной рукой она прижимала к себе  обрывки  блузки,  в  другой  держала
повод Заката. Она знала одно: только что  она  смотрела  в  глаза  существа,
которое, казалось, было ей знакомо - существа, на руках  и  клыках  которого
алела человеческая кровь, которое смотрело на нее, словно  не  узнавая.  Она
только что боролась за собственную  жизнь,  а  потом  видела,  как  человек,
которого она любит, перегрыз горло напавшему на нее негодяю.
   Перегрыз совсем не в переносном смысле.
   "У меня шок, - промелькнула у Розы смутная мысль. -  Нужно  добраться  до
дома..."
   Но он тоже с воем побежал в ту сторону! Что, если он притаился и ждет ее,
что, если первая жертва только пробудила его кровожадность...
   "Ты же думаешь о Ясоне!"
   Но ведь не Ясон смотрел на  нее  бессмысленным  взглядом  зверя.  То  был
вервольф, луп-гару, и это существо было Розе совершенно незнакомо.
   Закат шел рядом с девушкой в полном изнеможении, опустив  голову,  тяжело
дыша, покрытый потом. Роза смутно помнила  стук  копыт,  донесшийся  до  нее
перед тем, как какое-то тело пролетело над ней  и  отшвырнуло  ее  в  кусты.
Может быть, это прискакал Ясон? Может быть, саламандры подняли  тревогу?  Но
почему они сами не атаковали Дюмона?
   Роза подумала о крови на руках Ясона, о крови, капающей с его морды, и ее
охватила дрожь. Она никогда не видела, как умирают люди, даже ее  отец.  Как
мог Ясон сделать такое с кем-нибудь, даже со своим злейшим врагом?
   И как сможет она оставаться в его доме? Что, если он снова сорвется?
   Она однажды спросила его, насколько много в нем волка, и Ясон  был  тогда
удивлен и смущен вопросом. Теперь она знала почему.
   "Насколько близко к поверхности в нем волк? И что, если в  следующий  раз
рассержу его я?"
   Когда Роза вышла из леса и направилась к дому, навстречу  выпорхнули  две
саламандры, чтобы забрать Заката.  Роза  выпустила  поводья  и,  спотыкаясь,
вошла в дом; обеими руками она прижимала к груди остатки  блузки  в  тщетной
попытке соблюсти приличия. Плечи и руки болели, каблук правой туфли сломался
во время борьбы, и Роза прихрамывала.
   Как она оказалась в своей комнате, Роза не помнила. С испуганным  вздохом
она повернулась и дрожащими руками заперла дверь.
   Только после этого она кинулась в ванную комнату и упала на колени  перед
унитазом. Ее рвало до тех пор, пока в желудке ничего не осталось.
   Девушка вытерла рот рукой; только теперь  она  почувствовала,  как  болят
ссадины.
   Дрожа от слабости, она медленно поднялась на ноги и обнаружила,  что  для
нее приготовлена ванна, хотя такого приказания она и  не  отдавала.  Роза  с
вялым любопытством посмотрела на свои руки: все они были  покрыты  глубокими
царапинами, а волосы, растрепавшиеся и спутанные, оказались полны листьев  и
веточек.
   Роза осмотрела себя. И на юбке, и на остатках блузки была кровь - гораздо
больше, чем могло бы попасть на одежду из ее собственных ран.
   Внезапный ужас заставил Розу сорвать с  себя  рваные  лохмотья;  она  так
спешила, что забыла расстегнуть пуговицы и сломала  ноготь.  Как  раз  когда
последний предмет туалета упал на пол, появилась саламандра. Роза  не  стала
ждать, пока та спросит, нет ли каких распоряжений.
   - Убери это! -  крикнула  она,  отодвигая  от  себя  ногой  окровавленную
одежду. - И сожги! Все сожги!
   Саламандра повисла над грудой тряпья, которая тут же поднялась в  воздух.
Все еще дрожа, Роза повернулась спиной к саламандре и ее ноше и  погрузилась
в ванну, словно в источник жизни; она отчаянно, почти в  истерике  принялась
оттирать с себя следы крови.
   Следующим, что осознала Роза, было появление новой одежды.  Должно  быть,
она распорядилась, чтобы саламандры все принесли; так ли это  было,  она  не
помнила. Волосы ее оказались расчесаны - то ли ею самой, то ли саламандрами,
то ли ее собственным сильфом.
   Розе не хотелось покидать ванную - такую чистую, теплую, безопасную  -  и
выходить в комнату. Против воли она наконец прошла в спальню, а оттуда  -  в
гостиную.
   Там ее ожидал приготовленный для поездки багаж - сундук и  саквояж.  Роза
еще ничего не упаковала перед своей  прогулкой  и  уж  тем  более  не  могла
сделать этого после...
   На сундуке лежала записка. Роза тупо посмотрела на нее,  взяла  и  начала
читать.
   "Я распорядился приготовить поезд.  Отправляйтесь  в  город  сегодня  же.
Оставайтесь там, пока не побываете на спектакле с участием Карузо,  если  он
Вас все еще привлекает. Я заказал для Вас номер в Палас-отеле,  так  что  Вы
сможете не встречаться ни с кем, кто Вас знает  и  кто  мог  бы  потребовать
объяснений. На станции Вас будут ожидать носильщик и экипаж.  Отдохните  как
следует. Если после всего случившегося Вы пожелаете уехать, я  пойму.  Дайте
знать моему агенту, куда Вы желаете отправиться,  и  на  станции  Вас  будет
ожидать билет в первый класс. Я распоряжусь, чтобы остальные Ваши вещи  были
отправлены вслед за Вами, Мой агент также позаботится о том, чтобы  в  банке
на Ваше имя был открыт счет и на него переведено жалованье, а также солидное
выходное пособие".
   Подпись отсутствовала, да Роза в ней  и  не  нуждалась:  каллиграфические
буквы были выжжены на бумаге, как это могла сделать только саламандра.
   Все еще в состоянии оцепенения, Роза натянула  перчатки,  накинула  плащ,
приколола к еще влажным  волосам  шляпку  и  опустила  вуаль,  чтобы  скрыть
царапины на лице. Не оглянувшись назад, она вышла из комнаты.
   Портье в отеле Роза сообщила, что пережила  несчастный  случай,  все  еще
находится в шоке и просит ее не беспокоить.  Тот  взглянул  на  ее  покрытое
царапинами и синяками лицо за вуалью, пробормотал вежливые слова  сочувствия
и распорядился, чтобы  багаж  Розы  носильщики  доставили  в  номер  люкс  с
собственной ванной. Ему явно не хотелось, чтобы в вестибюле отеля с  молодой
женщиной приключилась истерика: портье даже не попросил Розу  расписаться  в
книге для постояльцев, самолично проводил в номер и распорядился,  чтобы  из
ресторана немедленно доставили большую бутылку бренди.
   Роза, хоть и испытывала искушение и была бы рада погрузиться в  забвение,
к напитку не прикоснулась. Вместо этого она послала горничную за чайником  с
горячей водой и стала рыться в саквояже в поисках  травяных  чаев  господина
Пао. Он снабдил ее, как он это назвал, "аптечкой": целым набором  пакетов  с
целебными травами, на каждом  из  которых  имелась  надпись,  сделанная  его
почерком.
   Роза вынула два пакета и заколебалась, какой выбрать: на одном  значилось
"снотворное", на другом - "успокоительное".
   Однако она уже успокоилась; хоть это и было  неестественное  спокойствие,
рожденное шоком, но все же своего рода спокойствие. Сейчас она  нуждалась  в
возможности уснуть, а потому выбрала снотворное.
   Роза заперла дверь и дважды проверила, надежен ли замок,  потом  медленно
разделать, стараясь не потревожить  ушибы  и  ссадины,  которые  болели  все
сильнее с каждой минутой. Надев самую просторную и теплую из ночных рубашек,
Роза выпила горький отвар, не  добавляя  в  него  сахар,  выключила  свет  и
забралась в постель.
   Солнце еще только садилось, а окно комнаты Розы выходило на запад.  Закат
горел за задернутыми занавесками так ярко, словно  весь  город  был  охвачен
пламенем,
   В памяти Розы все еще сохранялись странные провалы: она, например, совсем
не помнила дорогу в Сан-Франциско. Должно быть, ей все  же  удалось  убедить
железнодорожных  служащих,  что  с  ней  все  в  порядке,  иначе,  как   она
заподозрила, они проводили бы ее в госпиталь,  а  не  к  ожидающей  коляске.
Действительно, шок производил странное действие...
   Окно за занавесками было открыто, и шум города свободно проникал в номер.
В Сан-Франциско Роза была знакома всего с двумя людьми, и один из них только
что в ее присутствии перегрыз горло другому.
   "Будь я нормальной, здравомыслящей женщиной, я  вызвала  бы  полицию",  -
рассеянно подумала Роза. Однако она понимала, что этого  не  сделает.  Какой
смысл? Камерон каким-нибудь способом избавится от тела - возможно, испепелив
его. Шанс, что кто-то станет интересоваться  Дюмоном,  был  минимальным:  по
словам Камерона, родственников у того - по крайней мере поддерживавших с ним
отношения - не было. Если Камерон поведет себя  умно,  он  сам  обратится  в
полицию, обвинив Дюмона в том, что тот скрылся с крупной суммой денег.
   Так почему Роза должна что-то сообщать властям?  Дюмон  явно  готовил  ей
ужасную участь, и Камерон ее спас. Дюмон умер мгновенно;  пожалуй,  быстрее,
чем того заслуживал. Если бы Камерон застрелил  насильника,  разве  была  бы
какая-нибудь разница?
   Именно так поступил бы на месте Камерона любой другой  человек,  и  Дюмон
был бы точно так же мертв, и смерть его, пожалуй, была бы не менее кровавой.
В газетных репортажах,  в  романах,  на  сцене  герой,  спасший  женщину  от
злоумышленника, не заслуживал ничего, кроме похвал.  Разделывался  ли  он  с
негодяем при помощи револьвера, ножа или голыми руками, никому и в голову не
приходило его упрекать; напротив, спасителя ждала слава. Полиция, узнав  обо
всех обстоятельствах, скорее наградила бы  Камерона  медалью  за  отвагу,  а
вовсе не обвинила бы в убийстве.
   Роза упрекнула себя в непоследовательности. Она ведь всегда с отвращением
относилась к литературным героиням, которые услужливо падали в  обморок  при
виде насильника, облегчая ему тем самым  преступление.  Роза  клялась,  что,
окажись она в подобной ситуации, стала бы кусаться и царапаться;  ее  друзья
всегда посмеивались над ней и говорили, что Роза не может заранее знать, как
поведет себя, и, вполне возможно, что как раз в обморок и упадет.
   "По крайней мере я доказала, что они  ошибались,  -  промелькнула  у  нее
хвастливая мысль. - Мои синяки - тому доказательство".
   Алое сияние за окном стало меркнуть, сделалось багровым,  потом  лиловым;
наступили  синие  сумерки.  Комната  погрузилась  в  темноту,  и  слух  Розы
обострился. Она слышала звуки разговора в соседней  комнате,  где-то  лилась
вода, на тележке, которую официант вез по коридору, звенела посуда.
   Здесь не было вервольфов, не было людей с мордой  зверя...  "Однако  есть
такие, у кого душа зверя. Так что же хуже?"  Где-то  в  городе,  лежащем  за
окном, существа, гораздо больше Ясона Камерона  похожие  на  людей,  творили
ужасные вещи  с  другими  человеческими  существами,  вещи,  перед  которыми
простое убийство  бледнело.  Господин  Пао,  хоть  и  не  был  христианином,
постоянно  помогал  миссионерам,  пытавшимся   искоренить   работорговлю   и
контрабанду наркотиками. В прошлый приезд Розы в Сан-Франциско она рассказал
ей кое-что о том зле, с которым  борется:  о  сотнях  опиумных  притонов  на
Пиратском  берегу,  хозяева  которых  обирали  несчастных,  обрекая  их   на
медленную смерть; о тысяче  каморок,  где  китаянки  десяти-одиннадцати  лет
должны были продавать свое тело двум  десяткам  мужчин  за  ночь,  чтобы  их
хозяева  богатели.  Десяти-одиннадцати  лет!  Роза  пришла  в  ужас,  однако
господин Пао сурово сообщил ей, что это еще не худшая участь, которая  может
ждать китайских девочек, доставленных в Америку работорговцами.  Что  именно
могло с ними случиться, он Розе не рассказал,  да  она  и  не  хотела  этого
знать.
   По сравнению с торговцами живым товаром  и  хозяевами  опиумных  притонов
Камерон  выглядел  святым  Георгием,  безупречным  рыцарем  Галахадом.  Роза
никогда не видела в нем зверя до того момента, когда ее жизни стала  грозить
опасность, - прежде он никогда не утрачивал власть  над  собой.  Это  должно
было сказать ей, что по крайней мере он достаточно привязан  к  ней,  чтобы,
увидев ее избитой и похищаемой, потерять голову.
   Однако факт оставался фактом: в этот единственный момент  зверь  захватил
власть. Как могла Роза быть уверенной в том, что такое  не  будет  случаться
снова и снова, пока в Камероне не останется ничего от человека?
   Роза продолжала мучиться этим вопросом, пока наконец чай господина Пао не
оказал своего благотворного действия.

***

   Камерон диктовал саламандре  самое  трудное  письмо  в  своей  жизни.  Он
понимал, что господин Пао сурово его осудит,  но  делать  было  нечего:  Пао
следует узнать всю правду,  потому  что,  если  Роза  обратится  к  нему  за
помощью, он должен точно представлять себе положение,  в  котором  оказалась
девушка.  Камерон  подробно  описал  свою  трансформацию  и   вызвавшие   ее
обстоятельства, причины, побудившие его нанять Розу, ее успехи в  магии;  он
признался в том, что все больше любит девушку и нуждается в ней,  и  наконец
сообщил об убийстве Дюмона собственными руками, вернее, клыками.
   "Она может обратиться к Вам. В любом случае, Пао, присмотрите  за  Розой,
пока она будет в сфере Вашего влияния. Если бы я не был совершенно уверен  в
том, что, оставаясь здесь, она может лишиться рассудка, я ни за  что  ее  не
отпустил  бы.  Она  скорее  всего  страдает  от  шока,  а  потому   особенно
беззащитна. Позаботьтесь о ней, если она Вам позволит.  Прошу  Вас  об  этом
ради нее, а не ради себя. - Камерон на мгновение умолк, и саламандра застыла
над листом бумаги. - С уважением, Ясон Камерон".
   Саламандра выжгла последние буквы. Камерон взял письмо, прочел, положил в
конверт и вернул духу Огня.
   - А теперь сразу же отнеси ему и узнай, не будет ли ответа.
   Саламандра безмолвно кивнула и исчезла вместе с конвертом. Камерон закрыл
лицо лапами и впился в кожу когтями.
   Вернувшись в дом, он  заперся  в  своих  апартаментах  и  начал  поспешно
рассылать телеграммы:  велел  подать  поезд,  отправил  распоряжения  своему
агенту в Сан-Франциско. Когда было получено подтверждение того, что все  его
распоряжения выполнены, Камерон  послал  саламандр  в  комнаты  Розы,  чтобы
привести в исполнение остальную часть своего поспешно составленного плана.
   Она,  конечно,  не  захочет  здесь  оставаться.  В  этом  сомневаться  не
приходилось: какая женщина, оказавшись свидетельницей того, что он совершил,
сохранила бы хоть какие-то чувства к чудовищу, которым он себя показал?
   Он  должен  обеспечить  ей  возможность  покинуть  дом  прежде,  чем  она
почувствует себя в западне и в отчаянии попытается бежать  сама.  Таков  был
единственный путь, на который ему указывала честь. А потом...
   Где-то в самой глубине его души еще брезжил слабый лучик  надежды.  Может
быть, Роза согласится вернуться, но это возможно лишь в одном  случае:  если
он способен гарантировать, что зверь никогда больше не вырвется на  свободу,
и если она будет иметь возможность в любой момент покинуть поместье.
   "Я готов принимать наркотики, чтобы они  сделали  меня  бессильным,  если
такова цена, которую нужно заплатить за ее возвращение..."
   Тело! Он должен избавиться от тела...
   - Я сожгла останки насильника,  Повелитель  Огня.  -  Рядом  с  Камероном
появилась  его  любимая  саламандра.  -  И  развеяла  пепел.  Поезд  вот-вот
прибудет, женщина отправилась ждать его на платформе.  Она  выглядит  совсем
больной.
   - Она действительно больна,  -  ответил  Камерон.  -  Присмотри  за  ней.
Защити, если сможешь.
   Саламандра исчезла.
   Продолжает ли Роза носить подаренные им  часы?  Обычно  она  надевала  их
автоматически. Камерон вызвал образ в своем зеркале и с облегчением  увидел,
что Роза часы не забыла. Девушка стояла на платформе,  куда  саламандры  уже
доставили ее багаж. Она надела перчатки и жакет  с  длинным  рукавом,  чтобы
скрыть царапины на руках. Розе хватило сообразительности к  тому  же  надеть
шляпку с модной, но почти  полностью  скрывающей  лицо  вуалью.  Камерон  по
телеграфу сообщил своим служащим, что возникли чрезвычайные обстоятельства и
поэтому нужно пропустить его личный поезд  на  переезде,  не  задерживая,  а
потом на полной скорости отправить его в Сан-Франциско. Камерон  знал  своих
железнодорожников: это были надежные люди. Они без проволочек доставят  Розу
в город и не станут беспокоить ее вопросами -  может  быть,  даже  не  будут
особенно разглядывать. До того момента, когда  Роза  окажется  в  отеле,  ей
ничто не грозит.
   Вскоре вернулась саламандра, которую Камерон послал к Пао.  Она  принесла
сложенный лист особой  рисовой  бумаги,  на  которой  всегда  писал  китаец.
Камерон схватил письмо и развернул его.
   "Драконы возбуждены. Я пытаюсь их успокоить, но опасаюсь  худшего.  Готов
оказать помощь, когда обстоятельства позволят, но не сейчас.  Положитесь  на
собственное мужество и на ее сердце. Пао".
   Первой реакцией Камерона было облегчение - такое  огромное,  что  у  него
закружилась голова. Пао не отвернулся от него! Это было везением, на которое
он не мог и надеяться...
   Но облегчение быстро сменилось раздражением: почему, черт возьми,  старик
выражается, как какой-то дешевый предсказатель будущего? Надо  же:  "Драконы
возбуждены"! Что, собственно, это должно означать? Камерон ведь  никогда  не
обсуждал с Пао восточную магию  -  разве  старый  козел  забыл?  Они  только
говорили  -  когда  оказывались  в  достаточно  уединенной  обстановке  -  о
китайском траволечении и его связи с западной магией и западной медициной.
   "Положитесь на собственное мужество и на ее сердце".
   Звучит прекрасно, но какой в этом толк?
   Что ж, ладно: он сам будет присматривать  за  Розой  и,  если  что-нибудь
случится, сообщит Пао или пошлет на помощь  саламандр.  Нельзя  же  оставить
девушку в городе без защиты, особенно в ее смятенном душевном состоянии.
   Камерон снова вызвал в зеркале ее образ:  поезд  прибыл  к  платформе,  и
багаж Розы грузили в вагон. Служащие выглядели услужливыми и  почтительными,
но нисколько не обеспокоились, когда Роза пробормотала что-то  о  падении  с
лошади и о телеграмме из Чикаго. Нет, она еще не знает никаких подробностей,
но хочет быть в Сан-Франциско на случай, если  ей  придется  срочно  выехать
домой. Да, она очень обеспокоена, но чувствует себя вполне прилично.
   "Падение с лошади? Я об этом и не подумал бы".
   Это может объяснить и царапины, и синяки, и даже переломы! Как ей удается
такое придумывать?
   "Точно так же, как и мне в трудных обстоятельствах:  часть  ее  бьется  в
истерике, но все видят другую часть ее личности, вполне владеющую собой".
   Камерон не собирался с помощью зеркала наблюдать за  Розой  во  время  ее
поездки в поезде, поскольку, в конце концов, там ничего с ней  случиться  не
могло, но удержаться не сумел. Увидел он не так  уж  много:  Роза  сидела  в
кресле, сложив руки на  коленях,  и  даже  не  поднимала  головы.  Одно  это
говорило ему, что шок еще не прошел, поскольку  никогда  раньше  Камерон  не
видел Розу праздной. Если она не была занята ничем другим, в ее руках всегда
оказывалась книга.
   Камерон не сомневался, что может  положиться  на  своих  людей:  они  как
следует позаботятся о девушке; однако ожидать такой  же  предупредительности
от посторонних он не мог. Но и возница коляски, а  потом  швейцар  и  портье
отеля,  казалось,  почувствовали  состояние  Розы  и  обошлись   с   ней   с
удивительной деликатностью. Когда же Роза благополучно расположилась в своем
номере и заперла дверь, Камерон счел,  что  может  теперь  заняться  другими
делами.
   Агенту была отправлена новая телеграмма с распоряжениями; перечислить  на
счет Розы крупную сумму денег, найти человека, который заменил бы  Дюмона  в
Окленде, сообщить о расторжении договора с хозяином его дома и об увольнении
слуг.  Губы  Камерона  скривились,  когда  он  начал  рассылать  телеграммы,
результатом которых  должна  была  оказаться  полная  дискредитация  Дюмона:
агенту поручалось провести ревизию банковских счетов,  которыми  пользовался
секретарь, и со