нового учителя. Саймон Белтайр делал все, что обещал,  а  часто  -  и  более
того.
   - Я с ним снова поговорю, - ответил Дюмон и угрожающе добавил:
   - Я ведь могу послать к нему  и  Смита  с  кухаркой,  раз  ничего,  кроме
оправданий, он предложить не может.  Полагаю,  что  эта  парочка  сможет  по
крайней мере вернуть наши деньги.
   - Приберегите это средство на крайний случай, -  предостерег  Белтайр.  -
Лучше  сделать  все  возможное,  чтобы  раздобыть  необходимое  собственными
усилиями.  -  Он  погрозил  Дюмону  пальцем.  -  Не  забывайте,  что  можете
пользоваться моей  моторной  яхтой,  когда  я  сам  в  ней  не  нуждаюсь.  В
Сан-Франциско, как вам прекрасно известно, есть кварталы, где ребенка  могут
не хватиться несколько дней. Большинство детишек пойдут с кем угодно,  стоит
предложить им конфетку, а  опиум,  подмешанный  в  сладости,  сделает  любую
бродяжку сонной и покладистой, пока она не окажется на борту. Попав ко мне в
дом, девчонка может вопить сколько угодно... В обычных обстоятельствах я  бы
такого не  предложил,  однако  дело  не  терпит  отлагательства,  иначе  ваш
прогресс  замедлится.  Местная  девчонка  будет  по   крайней   мере   более
выносливой, чем китаянка, только что совершившая долгое путешествие.
   Поль облизнул губы.
   - Я обдумаю такую возможность.
   Белтайр кивнул и стал укладывать в сумку наркотики.
   - Оставляю вас вашим новым ощущениям, - сказал он. - В  первый  раз  вам,
возможно, не удастся преодолеть барьер и оказаться на Той Стороне. Если  так
случится, будьте терпеливы:  иногда  телу  бывает  необходимо  привыкнуть  к
снадобью, прежде чем дух сможет свободно воспарить.  Иногда  же  дух  бывает
отягощен  проблемой,  которую  нужно  решить  до  того,  как   вы   получите
возможность попасть в другие миры. В этом случае вам нужно выяснить,  в  чем
состоит проблема, и тотчас же с ней разделаться.
   Дюмон  не  заметил,  как  Белтайр  ушел.  После  бесконечного,  казалось,
промежутка времени, наполненного смутным ощущением удовольствия,  он  понял,
что прорыва, на который он  надеялся,  не  произойдет.  Несмотря  на  советы
Белтайра, он почувствовал себя обманутым. Как  ни  старался  Дюмон,  ему  не
удавалось освободить свой дух от забот. Одна проблема постоянно возвращалась
- необходимость найти свой сосуд, невинную девушку - или  юношу,  хотя  Поль
предпочел бы, чтобы его сосудом  оказалась  девушка;  кроме  всего  прочего,
гораздо легче убедиться в девственности женщины, чем мужчины.
   Если бы только найти подростка, а еще лучше взрослую девушку!
   Поль смотрел в потолок, на пятно, напоминавшее формой облако.
   "Разве найдешь девственницу старше  десяти  лет!  -  жаловался  он  себе.
Эйфория начала  улетучиваться.  -  По  крайней  мере  такую,  которую  можно
использовать, не опасаясь неприятностей с полицией. Что же касается взрослой
девственницы - да я знаю только одну такую, а она..."
   Дюмона словно громом поразило. Вот же он, его  сосуд,  самый  совершенный
сосуд, стоит только руку протянуть! Эта  старая  дева  Хокинс  -  уж  она-то
девственница, хоть и не много проку ей от ее девственности! Ее  не  хватится
никто, кроме Камерона. Дюмон все еще имел полную  возможность  появляться  в
поместье, и если ему удастся повстречаться с девицей во время  одной  из  ее
долгих прогулок, Камерон и не  узнает,  что  с  ней  случилось.  Заявить  об
исчезновении девушки Камерон не осмелится: сам он предстать  перед  полицией
не может, а на вопросы насчет девицы Хокинс отвечать больше некому. Впрочем,
Камерон может даже решить, что она сбежала, испугавшись тех вещей, о которых
он заставляет ее читать.
   Дюмон поднялся с постели. Лучше всего, как сказал Белтайр, заняться  этим
сейчас же. Повелитель Огня словно предвидел, какое решение найдет Поль. Если
не поторопиться, Камерон может  устать  от  бесплодных  поисков  и  отослать
девушку; или она сама решит, что бедность лучше,  чем  необходимость  читать
то, что должно казаться ей бредом сумасшедшего, и уволится.
   Уже коснувшись дверной ручки,  Дюмон  заколебался.  Белтайр  сказал,  что
действие  наркотика  будет  длиться  много  часов,  оказывая   специфическое
воздействие на физическое состояние и на сознание. Следует ли браться за это
дело, пока  действует  наркотик?  Да  и  справится  ли  он?  Наркотик  может
замедлить его  рефлексы,  так  что  похищение  не  удастся;  может  породить
видения, которые собьют его с дороги;  вызванная  наркотиком  эйфория  может
лишить его воли к действию. С другой стороны, снадобье  может  наделить  его
огромной силой и выносливостью, сделать невосприимчивым к боли. Дюмон  стоял
в нерешительности, поворачивая туда-сюда дверную ручку.
   И тут он увидел, что ручка отвалилась; и дело было не в том,  что  шурупы
отвинтились, - он вырвал ее из дубовой двери!
   "Прекрасно! Вот и проявился один из эффектов!"
   Белтайр предупреждал его, что в доме следует  соблюдать  осторожность,  и
теперь Дюмон понял почему! Некоторые наркотики притупляют чувствительность и
увеличивают  физическую  силу;  должно  быть,  Белтайр  добавил  их  в  свой
коктейль.
   "Замечательно. Если я отправлюсь тотчас  же,  я  возьму  яхту  Саймона  и
доберусь до Пасифики через час. Можно распорядиться, чтобы матросы  высадили
меня на отмели, а яхта встала на якорь у самых утесов. Тогда я поднимусь  по
тропе, ведущей наверх с пляжа, и подожду там девицу".
   Все будет сделано чисто, никто не сможет его выследить.  Красотка  просто
исчезнет.
   "И у Камерона не будет никаких оснований заподозрить меня".
   Он, Поль Дюмон, заполучит наконец Розалинду  Хокинс,  и  она  получит  по
заслугам.

***

   Роза не могла не сравнивать апрель в Калифорнии с апрелем в  Чикаго.  Она
должна была откровенно признаться  себе,  что  выбор  был  бы  не  в  пользу
последнего. Раньше апрель представлялся ей самым неприятным месяцем в  году:
погода была неустойчивой, менялась постоянно, и каждая перемена  оказывалась
к худшему. Признаков весны хватало только на то, чтобы пробудить надежды, но
уверенности в том, что хватка зимы ослабла, так и не появлялось: в  середине
месяца всегда можно было ожидать метели, которая  еще  на  неделю  погружала
город в ледяной зимний холод. К тому же католический пост  -  а  большинство
чикагцев были католики - означал, что не  будет  ни  опер,  ни  балетов,  ни
концертов; если и можно было услышать какую-то музыку, так только  печальные
церковные песнопения,  В  домах  университетских  преподавателей  подавалась
исключительно рыба; Розе быстро надоедало такое меню, тем более  что  повара
не отличались изобретательностью. Их с отцом кухарка, неграмотная  ирландка,
строго соблюдала пост, а потому, кроме неизменной  вареной  рыбы,  на  столе
появлялись лишь вегетарианские супы и гренки с сыром. К тому времени,  когда
пост  наконец  кончался,  Роза  бывала  готова  на  убийство  ради  хорошего
бифштекса.
   В Сан-Франциско никто не обращал внимания  на  пост.  В  апреле  в  Опере
ожидались гастроли Карузо и театра "Метрополитен". В  меню  ресторанов  рыба
занимала не больше места, чем в остальные месяцы года. Уже две  недели,  как
город утопал в цветах, а если и шли частые дожди, то они  только  прибавляли
свежести молодой зелени.
   Роза возобновила свои прогулки: это гарантировало, что Ясон хотя бы раз в
день будет выезжать на Закате. Ей легко удавалось побудить его к этому, если
она сообщала, что собирается выйти, но стоило ей сказать: "Я,  пожалуй,  еще
поработаю, а вам не проехаться ли верхом?" -  как  Камерон  тут  же  находил
какой-нибудь предлог отказаться. Когда не шел дождь, прогулка быстрым  шагом
до  моря  и  обратно  была  прекрасным  средством  стряхнуть   депрессию   и
разочарование: трудно думать о себе как о мученице, когда на  каждом  дереве
поют птицы, а цветы наполняют воздух нежным ароматом.
   Сегодня же Розе было совершенно невозможно смотреть на себя иначе как  на
счастливицу. Завтра личный поезд Ясона снова отвезет ее в  Сан-Франциско,  и
два вечера подряд она будет наслаждаться пением Карузо, сидя  в  собственной
ложе Ясона.
   Камерон также попросил ее  посоветоваться  с  господином  Пао  по  поводу
беспокойства, которое в последнее время проявляли саламандры  и  которое  он
связывал с влиянием духов Земли. Роза решила, что  расскажет  господину  Пао
всю правду о случившемся с Ясоном - старый врач все еще не представлял себе,
какой ущерб Камерону причинил "несчастный случай", - и узнает, не  может  ли
восточная магия совершить то, что оказалось не под силу западной.
   "Может быть, нам никогда не удастся исправить случившегося".
   Такая  мысль  неоднократно  посещала  Розу  в  последние  недели,   и   к
безнадежности добавлялись оттенки, лично для Розы означавшие  надежду.  Если
Камерон останется наполовину волком...
   Это будет печально, конечно, но все  же  менее  трагично,  чем  могло  бы
показаться. Камерон не нуждался в слугах, пока ему  служили  саламандры.  Он
мог теперь покидать дом и скакать  на  Закате  по  всему  поместью.  Правда,
принимать своих прежних знакомых ему не придется, но он, кажется, и не очень
был этим огорчен.
   "Музыки ему, конечно, не хватает, но ведь  существуют  же  граммофоны,  а
новое изобретение - радио - дает  надежду  на  то,  что  скоро  можно  будет
слушать концерты издалека. Нужно уговорить  его  купить  граммофон  и  набор
пластинок".
   Вот-вот в Пасифику, а значит, и в поместье  проведут  электричество;  раз
будет электричество, появится и телефон. Камерон сможет распоряжаться  всеми
делами из собственного кабинета, а для того, что нужно  делать  лично,  есть
его агент в Сан-Франциско и есть Роза.
   "В конце концов, заниматься исследованиями и публиковать статьи я могу  и
без докторской степени. И уж определенно я не нуждаюсь  в  ней  для  занятий
магией. Я могу навсегда остаться с ним здесь..."
   Сможет ли ее общество - и ее любовь - восполнить то, чего лишает Камерона
его внешность волка? Розе хотелось думать, что  сможет.  Во  всяком  случае,
Ясон казался более довольным жизнью, чем раньше.
   Роза стыдилась своих эгоистических надежд: ведь постоянное затворничество
и  изменившаяся  внешность,  несомненно,  были  для  Ясона   трагедией,   но
отказаться от них ей было трудно.
   Времени на исследования, учитывая ее  скорый  отъезд,  оставалось  совсем
мало, и Роза даже подумала о том, не вернуться ли с  полдороги,  но  далекий
шум волн манил ее. Девушка сказала себе, что сумеет  сделать  больше,  когда
вернется.
   "Ведь, в конце концов, нам не нужно завершить все к какой-то определенной
дате".
   Впереди между деревьями стала видна освещенная солнцем лужайка  на  верху
обрыва - место, откуда Роза собиралась повернуть обратно.
   "Я только недолго полюбуюсь морем и солнцем  и  подышу  ветром,  а  потом
побыстрее вернусь..."
   Слух предупредил ее об опасности  за  долю  секунды  до  нападения:  Роза
услышала шорох в кустах и успела наполовину повернуться в ту сторону, прежде
чем что-то тяжелое ударило ее сзади, а вокруг талин обвилась чья-то рука.
   Однако нападающий не сумел крепко схватить  девушку,  и,  самое  главное,
руки ее остались свободны. С пронзительным криком Роза оттолкнула человека и
вырвалась,  оставив  жакет  в  его  руках.  Резкое  движение  заставило  ее,
спотыкаясь, сделать несколько шагов в сторону обрыва.
   Это было совсем не то направление, в котором она хотела бы двигаться, - и
уж тем более не  следовало  позволить  нападающему  оказаться  между  ней  и
дорожкой к дому. Роза развернулась лицом  к  злоумышленнику  и  инстинктивно
выставила руки вперед, готовая вцепиться ему в лицо.  Растрепавшиеся  волосы
упали девушке на глаза, мешая видеть, а один рукав блузки почти оторвался.
   К своему несказанному изумлению и ужасу, в поднявшемся с земли насильнике
Роза узнала Поля Дюмона. Ее страх возрос еще более, когда  по  остекленевшим
глазам с сократившимися зрачками, бледной  коже,  пристальному  взгляду  она
поняла, что Дюмон не в  себе.  В  короткой  схватке  Роза  оставила  длинную
царапину у него на щеке; Дюмон, казалось, ее не  заметил  и  даже  не  вытер
кровь. Ничего не говоря, он снова угрожающе двинулся к Розе, хотя не мог  не
узнать ее и видел, что и она тоже узнала его.
   Сердце у нее оборвалось. По какой-то известной лишь  ему  самому  причине
Дюмон явился, чтобы напасть именно на нее.
   "Если он под действием наркотика, он ничего  не  чувствует.  Я  могла  бы
располосовать его лицо, а он даже ничего не заметил бы..."
   Дюмон снова кинулся на нее,  оскалив  зубы;  из  угла  его  рта  тянулась
тоненькая струйка слюны. Роза попыталась увернуться, но на  этот  раз  удача
была на стороне нападающего: Дюмону удалось ухватить ее за юбку  и  дернуть.
Роза потеряла равновесие всего на мгновение, но этого оказалось достаточно.
   Девушка не успела вырваться: движения Дюмона были нечеловечески быстрыми,
он стиснул обе ее руки железной хваткой.  Роза  рухнула  на  землю,  хоть  и
больно ушиблась при этом, в расчете на то, что ее вес не даст Дюмону свободы
движений, и стала пинать его ноги каблуками. Если бы удалось сломать  кость,
то, под действием наркотика или нет, Дюмон не сможет унести ее:  именно  это
он явно и намеревался сделать.
   Роза не думала ни о чем, кроме борьбы; хотя  все  ее  тело  трепетало  от
ужаса, она не хотела и не могла позволить себе поддаться панике. Она  должна
защищаться сама: Ясон неизвестно где, а его  саламандры,  должно  быть,  при
нем. Только один человек спасет ее: она сама.
   Роза не кричала: силы были нужны ей для борьбы. Да никто ее так далеко от
дома и не услышит. Однако в душе она вопила от ужаса:  Дюмон  дергал  ее  за
руки так, словно хотел вырвать их из плеч.
   На пинки, приходившиеся ему по ногам, он не  обращал  никакого  внимания;
дюйм за дюймом Дюмон тащил Розу на открытое место. Ветки кустов цеплялись за
ее одежду, царапали лицо,  оставляя  на  коже  болезненные  красные  полосы.
Девушка извивалась, пытаясь высвободить руки из  железной  хватки,  чуть  не
вывихивая их. Что ему от нее нужно? Что может  ему  быть  от  нее  нужно?  И
почему он тащит ее к краю утеса?
   Борьба продолжалась в молчании. Шум волн заглушал тяжелое дыхание Розы, а
Дюмон, казалось, был так же невосприимчив к усталости, как стальной автомат,
приводимый в действие пружинами. Роза попыталась укусить противника, но  тот
ответил ей ударом  в  челюсть,  который,  не  успей  она  отвернуть  голову,
погрузил бы ее в беспамятство. После этого девушка старалась не дать  Дюмону
возможности дотянуться до ее лица.
   Роза  брыкалась  и  вырывалась,  пыталась  зацепиться  ногами  за  кусты,
заставляя  Дюмона  дорого  платить  за  каждый  дюйм;  и  все  же   открытое
пространство и обрыв неумолимо приближались. Блузка превратилась в лохмотья,
юбка, сшитая из более плотного материала, только мешала в попытках заставить
Дюмона потерять равновесие. Он что,  собирается  сбросить  ее  с  утеса?  Но
почему?
   Чего бы Дюмон от нее ни хотел, было ясно, что она нужна ему живой, и  это
заставляло Розу испытывать еще больший ужас. Паника дала ей  новые  силы,  и
девушка боролась с похитителем, как дикий зверек. Однако  что-то  превратило
Дюмона в необыкновенного силача, и  он  мало-помалу  передвигался  вместе  с
Розой вперед.
   Между ними и открытым пространством оставалось всего  два  или  три  ярда
поросшей кустами земли. Как только Дюмон вытащит ее на лужайку,  Розе  будет
уже не за что ухватиться, и по скользкой траве он просто поволочет ее к краю
утеса. Сердце Розы колотилось так отчаянно, что вот-вот могло разорваться.
   Испуганная сверх всякой меры, она завизжала и удвоила усилия.

***

   - Повелитель Огня!
   Перед носом Заката возникла саламандра; жеребец от неожиданности  взвился
на дыбы и начал брыкаться. Камерон попытался успокоить его  голосом,  сжимая
коленями бока, потом дернул за поводья, заставляя коня  опустить  голову:  в
таком положении продолжать брыкаться ему было бы трудно.
   - На помощь! Повелитель Огня! - снова взвизгнула  саламандра.  -  Роза  в
опасности! На помощь, Повелитель Огня!
   - Что! - В тот же момент Камерон так рванул поводья,  что  Закат,  дрожа,
замер на месте. Камерон резко повернулся в седле. - Где? Что случилось?
   - Ее схватил Дюмон! - крикнула саламандра. - За мной!
   Как молния, она ринулась в направлении дорожки, ведущей на вершину утеса.
Не колеблясь ни секунды, Камерон развернул  коня,  ударил  его  каблуками  и
отпустил поводья. Заката не потребовалось подгонять: он помчался галопом  за
сверкающим впереди духом Огня. Мысли Камерона хаотически метались.
   "Дюмон... Но почему? Саламандры не могут ее защитить... Я сам наложил  на
него охранительное заклятие. Утес... Что ему нужно?  Он  хочет,  чтобы  Роза
оказалась в его власти, он всегда к этому стремился..."
   Камерон подгонял жеребца криками и  ударами  ветки,  которой  пользовался
вместо хлыста, и мысли его путались все больше. Багровая ярость вздымалась в
нем, как это уже случилось однажды при мысли о том, что Дюмон хватает своими
грязными руками Розу, его Розу.
   "Я убью его... убью... убью..."
   Во рту его был привкус  желчи,  густой  запах  мускуса  наполнил  ноздри,
взгляд затуманился.
   Закат  грохотал  копытами  по  дорожке,  ведущей  на  вершину  утеса;  за
несколько минут он покрыл расстояние, на которое у пешехода ушло бы не менее
получаса. Дикая скачка лишила его сил, бег замедлился. Впрочем, для Камерона
это уже не имело значения: впереди он увидел Дюмона, который  тащил  Розу  к
краю утеса.  Одежда  девушки  была  порвана,  лицо  исцарапано,  однако  она
продолжала вырываться и громко визжала.
   Камерон мог бы и совладать с собой, если бы в ее голосе не  звучал  такой
ужас.
   Это  переполнило  чашу.  Камерон  слетел  с  коня,   остановившегося   от
неожиданности, и прыгнул на Дюмона, как волк на кролика. В его  рассудке,  в
его душе не было ничего, кроме желания уничтожить противника.
   На  мгновение  он  увидел  лицо  Дюмона,  когда  оба  они  упали:  Дюмон,
по-видимому, даже не осознал появления Камерона. Вцепившись  друг  в  друга,
мужчины покатились по земле.
   Дюмон оказался необыкновенно силен, гораздо сильнее, чем мог  бы  быть  в
своем обычном состоянии.  Ему  удалось  несколько  секунд  сдерживать  напор
волка: достаточно долго, чтобы даже в  его  затуманенный  рассудок  проникло
понимание того, что ему грозит смертельная опасность. Дюмон сумел  вырваться
из хватки Камерона, но споткнулся  о  бесчувственное  тело  Розы  -  девушка
лежала там, где он ее бросил.
   Может быть, даже теперь ему удалось бы  спастись,  если  бы  он  перестал
сопротивляться  и  лежал  неподвижно.  Вместо  этого  Дюмон  вытащил  нож  и
попытался снова схватить Розу: возможно, у него возникло  смутное  намерение
заслониться ею, как щитом.
   Ничего, кроме этого движения, ему уже не удалось совершить.
   С вырвавшимся из пасти глухим рычанием Камерон снова кинулся  на  него  и
выбил нож из руки...
   С этого момента для него все утонуло в багровом тумане.

***

   Через несколько мгновений Камерон пришел в себя,  ощущая  во  рту  что-то
странное - соленое, теплое, с металлическим привкусом... Его лапы  прижимали
плечи Дюмона  к  земле;  тело  молодого  человека  сотрясалось  в  последних
предсмертных судорогах. Голова Дюмона была откинута назад, в  глазах  застыл
ужас. Вместо горла зияла кровавая рана.
   Понимание того, что жидкость у него во рту -  это  кровь,  оказалось  для
Камерона шоком.
   Свежая кровь. Кровь Дюмона.
   Он перегрыз Дюмону горло собственными клыками.
   С невнятным криком Камерон вскочил на ноги и, шатаясь, отступил  от  тела
на шаг.
   Звук, в котором смешался плач, вопль ужаса и вздох  облегчения,  заставил
Камерона обернуться. Его глаза встретились с испуганными глазами Розы.
   Зверь в нем победил - и девушка оказалась свидетельницей этого.
   Нет!
   Со стоном отчаяния Камерон  отв