не разум человека.
   Возникшая неловкость заставила их умолкнуть, и Роза решила сменить тему.
   - Теперь я прекрасно понимаю, почему вы были таким затворником,  но  ведь
больше надобности в этом нет, - сказала Роза, несколько  удивив  саму  себя:
такая мысль пришла ей только что. - Раз уж я  вас  видела,  вам  нет  смысла
посылать мне  книги,  а  мне  выкрикивать  перевод  в  переговорную  трубку.
По-моему, будет более логично, если я буду приходить сюда и читать книги  по
вашему выбору - тогда в случае, если вы  вспомните  о  чем-то,  что  есть  в
другом томе, мы сможем заняться этим немедленно, а не ждать следующего  дня,
когда вы пришлете мне нужную книгу.
   Камерон задумчиво облизнул губы; красный язык  мелькнул  на  фоне  острых
белых зубов.
   - Вам не так уж отвратительно смотреть... на это? - Он  показал  на  свое
лицо рукой, больше похожей на волчью лапу. Розе удалось не опустить глаза.
   - Вашу внешность приятной не назовешь, но и ничего неприятного в ней  нет
тоже. Она поражает, конечно, и  я  могу  предположить,  что  некоторые  ваши
прежние знакомые, особенно те, кто ничего не  знает  о  магии,  увидев  вас,
испытали бы шок. Но не  скажу,  чтобы  вы  вызывали  у  меня  отвращение.  -
Произнося эти слова, Роза поняла, что все  так  и  есть.  -  Есть  еще  одно
довольно странное обстоятельство: многие люди радуются, когда в  их  любимых
собаках  проглядывает  что-то  человеческое;  в  вашей  внешности  как   раз
наличествует такая смесь.
   Камерон фыркнул.
   - Странная вы женщина, Роза Хокинс, - не слишком любезно сказал он. -  По
светским меркам - совсем не женственная женщина.
   Розе такое говорили и раньше, и боли она не испытывала.
   - Значит, светские мерки слишком ограниченны, - решительно заявила она. -
Хоть я и не назвала бы себя суфражисткой, я вполне сочувствую большинству их
требований. Не знаю, как  среди  простонародья,  но  в  нашем  классе,  Ясон
Камерон, молодые  женщины  вынуждены  жить  словно  на  пьедестале,  а  это,
позвольте вам сказать, чрезвычайно неуютное место.  Я  предпочитаю  жить  на
земле, чтобы иметь возможность чего-то  достичь,  и  если  это  делает  меня
"неженственной женщиной", что ж, пусть так. - Роза скрестила руки на груди и
с вызовом посмотрела на Камерона. - Признайте, что моя неженственная  натура
сослужила вам хорошую службу. Беспомощная, то  и  дело  падающая  в  обморок
истеричная леди едва ли смогла бы вам помочь в ваших теперешних трудностях.
   Камерон только устало махнул лапой и откинулся в кресле, прикрыв глаза.
   - Хватит. Я не собираюсь устраивать дебаты о правах женщин. Но вернемся к
прежней теме: уверены ли вы, что готовы продолжать нашу работу здесь, в моих
апартаментах? Я могу сделать так, что вы забудете обо всем случившемся, если
вы  предпочтете  позволить  мне  это,  и  мы  сможем  вернуться  к  прежнему
распорядку.
   "Позволить ему вторгнуться в мой разум, вложить в него мысли, которые  он
считает подходящими? Нет, спасибо!"
   - Я не предложила бы вам этого, если бы не рассчитывала, что  вы  примете
мое предложение, - ответила Роза. -  Более  того:  разве  есть  что-то,  что
помешало  бы  мне  занять  место  Дюмона  и  выполнять  обязанности   вашего
подмастерья? Мне кажется, что  вы  нуждаетесь  в  помощи,  когда  выполняете
магические ритуалы.
   - Вы? - Камерон наконец повернулся  к  Розе,  широко  раскрыв  изумленные
глаза. - Помогать в качестве подмастерья? Да  вы  хоть  представляете  себе,
насколько это опасно? Вы что, лишились рассудка?
   - Не думаю, - с несколько принужденным смехом ответила Роза. - Но если вы
не хотите, чтобы помогала вам  я,  может  быть,  нужно  попросить  помощи  у
кого-то другого?  Какого-нибудь  великого  мага,  например...  -  Она  стала
лихорадочно вспоминать имена  экспертов  в  оккультизме,  о  которых  писали
газеты. - Например, Алистера Кроули?
   На этот раз в смехе Камерона прозвучало презрение.
   - Кроули? Да уж лучше прибегнуть к услугам циркового клоуна! Разве  этот,
по его собственному выражению,  "самый  ужасный  человек  в  мире"  способен
кому-нибудь  помочь?  Скорее  камень  начнет  кровоточить,  чем  я   дождусь
содействия Алистера Кроули, моя дорогая Роза; любая помощь, которую  он  мог
бы оказать, обошлась бы мне так дорого, что мое  состояние  лишь  ухудшилось
бы, а не улучшилось. - Камерон снова засмеялся. - К нему обращаются лишь два
типа людей: те, которые используют других в своих целях, и те, кому  судьбой
назначено вечно все терять, включая самоуважение. Кроули имеет дело  лишь  с
хищниками и жертвами и использует и тех, и других в своих целях,  никому  не
принося пользы, кроме самого себя. - Камерон с усилием  покачал  головой.  -
Нет, не существует никого, к кому я мог бы обратиться за помощью.  Даже  мой
старый учитель только ответил бы, что раз моя собственная  гордыня  навлекла
на меня беду, то я сам и должен искать выход.
   "Может быть, это и верно, но..." Роза поморщилась.
   - Звучит довольно жестоко.
   - Таково свойство магии: и выживают, и заслуживают жизни  лишь  умелые  и
сильные. - Камерон попытался  пожать  плечами,  но  ему  удалось  приподнять
только одно плечо. - Вы же сами читали об этом во многих книгах,  которые  я
вам присылал.
   Роза вздохнула и повторила свое предложение:
   - Что ж, хорошо. Вы больше не доверяете Дюмону и не можете обратиться  ни
к кому из магов своего уровня. Я снова вполне искренне говорю вам: я  готова
помогать вам всем, чем только смогу, если вы, конечно, захотите этого.
   Камерон обратил на нее изумленный взгляд.
   - Вы видите, что стало со мной, вы знаете, что виновата во всем магия,  и
все же настаиваете?
   -  Я  была  бы  готова  поступить  так  ради  любого  человека,   которым
восхищаюсь, -  правдиво  ответила  Роза.  -  Пусть  мне  не  очень  нравятся
некоторые ваши принципы или действия, но вы обладаете высоким интеллектом, и
к нему я не могу не относиться с  восхищением.  Я  считаю,  что  вы  слишком
дорого заплатили за такой не слишком тяжкий грех, как гордыня.
   Роза протянула Камерону руку, чтобы скрепить  договор.  Тот  с  сомнением
посмотрел на нее.
   - Я вас не понимаю,  -  сказал  он  наконец.  -  Однако  если  вы  готовы
броситься  на  амбразуру,  я  был  бы  идиотом,  если   бы   отказался.   Вы
совершеннолетняя и знаете о возможных последствиях. - Камерон говорил резко,
но Розе было все равно. Руки он ей тоже не подал, но и это она ему простила.
   "На его месте я тоже постеснялась бы протянуть женщине лапу".
   - Прекрасно. Мы пришли к согласию. - Роза внимательно оглядела  Камерона;
теперь это далось ей гораздо легче, чем несколько минут назад. Наверное, она
начала привыкать к его внешности.
   - Логически рассуждая, мне следовало бы  уложить  вас  в  постель,  но  я
понятия не имею, как это сделать. Честно говоря, у меня не хватит сил, чтобы
вас отнести.
   Уложить в постель! Ни одна настоящая леди никогда не  позволила  бы  себе
подобного предложения.
   "Если я по-прежнему буду думать о нем как о непослушном ребенке, я  смогу
и впредь говорить такие вещи, не краснея".
   - Мне помогут саламандры, - безразлично отозвался Камерон. - Сейчас  ваша
помощь уже не нужна.
   Роза вопросительно взглянула на саламандру;  та  кивнула,  словно  поняв,
чего от нее хотят.
   - Вот и хорошо, -  ответила  девушка,  поднимаясь  и  отряхивая  юбку.  -
Оставляю вас выздоравливать. Господин Пао  сказал,  что  его  лекарство  вам
следует принимать, когда вы почувствуете боль или усталость, но  не  больше,
чем шесть чашек в день.
   Камерон с отвращением скривил губы.
   - Едва ли я выдержу это больше двух раз в  день.  Отправляйтесь,  если  и
правда хотите дать мне отдохнуть.
   Роза подавила желание ответить резкостью. Она кивнула, собрала  остальные
пакеты с травами и вышла из спальни.
   Камерон не поблагодарил ее, да она этого от него и не ожидала.
   Ясон смотрел ей вслед, разрываясь  между  противоречивыми  чувствами.  Он
понимал, что должен бы быть ей благодарен, но ничего подобного не  испытывал
и уж тем  более  не  собирался  притворяться,  будто  испытывает.  Он  кипел
яростью, хоть и не по отношению к Розе, и чувствовал унижение от  того,  что
помогла ему именно она.  С  другой  стороны,  было  облегчением  знать,  что
маскарад закончен; он был поражен тем, как спокойно  Роза  отнеслась  к  его
уродству.
   Однако сильнее всего он страдал от разочарования и  полного  упадка  сил.
Столько усилий - и снова неудача! Может быть, Роза - и господин Пао - правы:
следует отказаться от болеутоляющих.
   Он слушал, как шаги Розы удаляются; потом  открылась  и  снова  закрылась
дверь в конце коридора.
   - Не трудись ее снова запирать, - устало  сказал  Камерон  саламандре.  -
Теперь, когда я разрешил этой проклятой настырной женщине помогать мне, она,
если обнаружит, что дверь заперта, просто снесет ее с петель.
   Саламандра ничего не ответила, но Камерон почувствовал ее неодобрение. Ну
и пусть!
   По крайней мере отвар, который Пао  так  ловко  подсунул  ему,  вроде  бы
помогал.  Боль  в  неестественно  вывернутых   суставах   утихла,   и   силы
возвращались быстрее, чем он ожидал. Он  осторожно  выпрямился  в  кресле  и
обнаружил, что голова у него не кружится при каждом движении, как раньше.
   "Хоть до постели я смогу добраться без посторонней помощи".
   Единственное, чего саламандра не могла сделать - что  бы  он  ни  говорил
Розе, - это коснуться живой плоти, не оставив на ней  ожогов.  Только  когда
она пребывала в зачарованном состоянии - называемом "огненная  кобылица",  -
могла она прикасаться к людям, а люди могли прикасаться к  ней.  Да  и  груз
тяжелее, например, чемодана был саламандре не по силам.
   "Да я скорее доберусь до  постели  ползком,  чем  позволю  этой  девчонке
помогать мне!"
   Камерона ужасно терзало сознание того, что он оказался не в состоянии сам
о себе позаботиться. И надо же было ей явиться и спасти его  от  последствий
собственной глупости - ей, его  подчиненной,  женщине!  Ох,  это  совершенно
невыносимо! Камерон заскрежетал зубами, когда,  выбравшись  из  кресла,  был
вынужден остановиться, чтобы перевести дыхание.
   "Было бы отвратительно, если бы меня в таком состоянии  обнаружил  Дюмон,
но она!.. Еще каких-то два месяца назад девица  не  верила  в  существование
магии, а теперь поучает, как мне себя вести! Какая наглость!  Меня,  который
спас ее от нищеты, вытащил из того мерзкого  пансиона!  Она  позволяет  себе
сидеть тут в моей собственной спальне и говорить, что вольет  мне  в  горло,
как щенку, это гадкое пойло, которое прислал мошенник Пао!"
   И все же, шептала его совесть, и Роза, и Пао были правы.  Опий  влиял  на
разум: он  не  предпринял  бы  сегодняшней  попытки,  если  бы  наркотик  не
затуманил его рассудок. А питье, приготовленное по рецепту Пао, хоть и  было
отвратительным на вкус, определенно вернуло ему силы.
   Но ведь дело же не в этом!
   Камерон оперся на спинку кресла, потом дотянулся до стены.  Используя  ее
как опору, он добрел до кровати, хоть и был вынужден часто  останавливаться,
чтобы перевести дыхание. Никогда еще постель не казалась ему такой желанной;
одеяло было предусмотрительно откинуто, и Камерону оставалось лишь лечь.  Он
развязал пояс бархатной  мантии,  которую  надевал  для  занятий  магией,  и
оставил ее на полу: саламандры уберут. Кроме брюк  и  рубашки,  под  мантией
ничего не было - Камерон  слишком  торопился  начать  ритуал,  чтобы  надеть
что-нибудь еще, - но переодеваться в пижаму он не стал.
   "Продевать хвост в проделанные для него отверстия в одежде ужасно  долго.
Слава Богу, что здешний климат  избавляет  от  необходимости  носить  теплое
белье".
   Он застонал от облегчения, добравшись наконец  до  постели,  перекатился,
чтобы целиком оказаться на  матрасе,  и,  рыча  от  собственной  неловкости,
принялся раздеваться, распарывая когтями ткань и отрывая пуговицы. Такое  он
проделывал не в первый, да и вряд ли в  последний  раз.  Саламандры  починят
одежду. Впрочем, можно купить и новую; денег хватает. Хотя в последнее время
его преследуют неудачи, хотя бы с финансами все превосходно.
   Оставшись нагишом, Камерон натянул на себя одеяло и закрыл глаза.  Голова
кружилась, но, к счастью, тошнотой это не сопровождалось.
   - Сделай-ка мне еще одну порцию этого  проклятого  зелья,  -  сказал  он,
зная, что саламандра наготове  и  немедленно  выполнит  приказ.  -  Ты  ведь
следила, как Роза делала отвар?
   - Следила, - ответила саламандра.
   Камерон услышал сухой шелест целебной травы, потом журчание воды.
   - Как я понимаю, это ты привела ее? - спросил он саламандру.
   - Служить тебе - мой долг, - спокойно ответила саламандра. - В тот момент
ничего лучшего я сделать не могла. Надо же, как теперь она заговорила!
   - Ты доверяешь ей во всем остальном, - продолжала саламандра,  и  Камерон
снова услышал журчание воды. - Так почему бы не доверить и этот  секрет?  На
нее можно положиться, да и твоя внешность не внушила ей отвращения.
   - О, еще как внушила! Просто девица  хорошо  умеет  сохранять  пристойное
выражение  лица.  Ей   пришлось   этому   научиться:   она   выросла   среди
университетских преподавателей. Нигде так не процветают сплетни  и  клевета,
как на вечеринке у уважаемого профессора. Я  предпочел  бы  оказаться  среди
крокодилов, чем среди профессорских  жен:  по  крайней  мере  моя  репутация
осталась бы незапятнанной. - Камерон ощутил исходящее от саламандры тепло  и
открыл глаза; чашка висела перед ним в воздухе. Протянутая  за  чашкой  лапа
уже не так дрожала, и это его порадовало.
   Отвар был столь же отвратителен на вкус, как  и  в  первый  раз:  значит,
саламандра все сделала правильно.
   "Впервые с тех пор, как со мной произошло  превращение,  в  моей  комнате
была женщина, а я не мог даже к ней прикоснуться".
   Потребности его тела не изменились, и он  отчетливо  сознавал,  что  Роза
Хокинс - женщина очень привлекательная, хоть временами она его раздражала.
   "Какая  женщина  могла  бы  взглянуть  на  меня  теперь  и  не   испытать
отвращения? Никакие  деньги  не  купят  мне  услуг  продажной  любви:  самая
опустившаяся, самая несчастная девка с Пиратского берега откажется иметь  со
мной дело. Боже мой, да целовать меня - все равно что целоваться с овчаркой!
Что же до остального..."
   При одной только мысли  об  этом  Камерон  поморщился.  Любая  нормальная
здоровая женщина отшатнется от него,  хоть  от  шеи  до  колен  его  тело  и
оставалось человеческим.
   За исключением хвоста, конечно... Впрочем,  хвоста  никто  и  не  увидит:
достаточно одного взгляда на лицо и руки.
   Шерсть, покрывавшая голову и шею Камерона,  становилась  тоньше  и  вовсе
исчезала на середине груди; кожа его стала теперь бледнее, чем была  раньше.
Шерсть снова появлялась на середине бедра, а ниже колен  ноги  были  покрыты
волчьей шкурой. Впрочем, и торс не  весь  был  лишен  растительности:  вдоль
спины тянулась полоса меха,  завершавшаяся  над  самыми  ягодицами  хвостом.
Камерон больше не мог носить обуви: ступни его еще больше походили на  лапы,
чем руки. Когда ему все-таки приходилось обуваться,  он  предпочитал  мягкие
мокасины или домашние туфли без задников.
   "Очаровательная внешность, ничего не скажешь. Любая настоящая женщина тут
же воспылает страстью... Только думать она наверняка при этом будет о  своем
любимом спаниеле".
   Поэтому и Роза обошлась с ним точно так, как обошлась бы любая нормальная
женщина, не лишившаяся самообладания: она обошлась с ним как со щенком.
   "По крайней мере она не чесала меня за ухом и не уговаривала быть хорошим
песиком".
   Камерон  поставил  чашку  и   свернулся   клубочком.   Не   было   ничего
удивительного в том, что такая поза ему удобнее: волку несвойственно  лежать
на спине.
   "Опять этот проклятый хвост..."
   Саламандра, к счастью, молчала.
   - Погаси свет, - распорядился Камерон, и сияние, которое он видел  сквозь
сомкнутые веки, исчезло.
   Теперь его занимала другая мысль:  почему  саламандра  так  себя  повела?
Почему позвала Розу, как только та вошла в свои апартаменты? Что это на  нее
нашло? Саламандрам не свойственно действовать по собственной инициативе.
   По крайней мере ни в одной книге Камерон  такого  о  стихийных  духах  не
читал. С другой стороны, его отношения с саламандрами не  были  основаны  на
принуждении; может быть, позтому-то другие Мастера, навязывавшие  свою  волю
подвластным им существам, и не сталкивались с подобным поведением?
   Но почему саламандра привела именно Розу? Почему не Дюмона?
   "Дюмона они не любят, но дело не в этом. Их первый долг - оберегать  меня
от опасности. Не видят ли они в Дюмоне угрозу?"
   Такое  было  вполне  возможно:  его  любимая  саламандра  уже  много  раз
предостерегала Камерона против секретаря.
   Однако основной вопрос оставался: зачем было приводить Розу в его  личные
апартаменты? Почему не сделать сначала те простые вещи, которые  вполне  под
силу саламандре? Можно было оставить его там, где  он  упал,  принести  туда
одеяла и лекарства, которые помогли бы ему собраться с силами. Зачем  вообще
приводить Розу?
   Дверь на первом этаже открылась и  закрылась.  Камерон  услышал,  как  по
лестнице поднимается Дюмон. Одна хорошая сторона в  его  состоянии  все-таки
была: слух Камерона стал во много раз тоньше.  В  доме  и  иголка  не  могла
упасть без его ведома.
   Дюмон тихо насвистывал себе под нос: что-то, должно быть, привело  его  в
очень хорошее расположение духа.
   "Он ведь с моего разрешения может приказать саламандрам запрячь для  него
лошадей в коляску для поездки в  Пасифику;  может  быть,  дело  в  этом:  он
чувствует себя Мастером".
   Однако если саламандра считает,  что  от  Дюмона  исходит  опасность,  не
следует ему позволять узнать о слабости Камерона.
   "Я могу разобраться с ним, когда приду в норму; пусть  не  думает,  будто
может воспользоваться моей недееспособностью".
   Дюмон задержался на  лестничной  площадке  и  толкнул  дверь,  ведущую  в
апартаменты Камерона. Обнаружив, что дверь не заперта, он вошел в коридор  и
окликнул Камерона:
   - Ясон! Что-нибудь случилось? Дверь не заперта.
   - В чем дело? - проворчал Камерон, зная, что его  голос  будет  слышен  в
коридоре. - Поль, отправляйтесь спать. Я занят своими книгами. Что  еще  вам
нужно?
   - Ничего. Только сообщить вам, что стоит заказать в гостинице в  Пасифике
куропаток. Там теперь новый повар из Нового Орлеана, и он  буквально  творит
чудеса, готовя дичь. - Это было настолько  неубедительное  объяснение  того,
что Дюмон позволил себе побеспокоить хозяина среди ночи, что  тот  сразу  же
заподозрил: Дюмон учуял что-то неладное и пытается разнюхать, в чем дело.
   - Прекрасно.  Откройте  там  счет  и  проследите,  чтобы  куропатки  были
доставлены,  -  ответил  Камерон,  постаравшись,  чтобы  голос  его   звучал
раздраженно. - Если уж  вы  не  собираетесь  отправляться  спать,  займитесь
чем-нибудь полезным.
   - Он принюхивается, пытается определить, не пахнет ли курениями,  -  тихо
сказала саламандра. - Должно быть, заподозрил,  что  ты  без  него  совершал
магический ритуал.
   Каким  образом  глупец  ни  с  того  ни  с  сего  стал  так  догадлив   и
наблюдателен? И почему ничего подобного не  случалось,  когда  эти  качества
могли бы сослужить Камерону службу?
   "Что ж, он ничего не обнаружит. Сегодняшний  ритуал  требовал  применения
бальзама и сосновой смолы. Он не учует ничего, чего нельзя было бы объяснить
смолистыми дровами в камине".  -  Губы  Камерона  раздвинулись  в  довольной
усмешке.
   - Мне нужно сосредоточиться, Дюмон, и я бы предпочел, чтобы  вы  меня  не
отвлекали. Если хотите сообщить мне что-то еще, лучше отложите до завтра,  -
сказал он, снова вкладывая в  свои  слова  все  раздражение,  на  какое  был
способен.
   - Хорошо, Ясон. - Шаги стали удаляться, секретарь поднимался по лестнице.
   - Он борм