н  мучительно
покраснел  --  ему  стало стыдно за людей, когда он взглянул на
подлинного  Марса  и  подлинную   Венеру,   и   вспомнил,   что
рассказывают о них на Земле. Вдруг сомнение коснулось его.
     -- Вижу ли я вас такими, какие вы есть?
     -- Только  Малельдил видит Свое создание, как оно есть, --
ответил Марс.
     -- А как вы видите друг друга? -- спросил Рэнсом.
     -- Твоему разуму не вместить ответа, -- сказали они.
     -- Значит, мне открыта лишь видимость? Вы совсем не такие?
     -- Все, что дано тебе, лишь видимость.  Ты  знаешь  только
видимость, а не солнце, не камень, не собственное тело. То, что
ты видишь сейчас, так же подлинно, как и все остальное.
     -- Но ведь... вы только что появлялись в других обликах.
     -- Нет. Это были просто неудачные попытки.
     -- Я  не  понимаю, -- настаивал Рэнсом. -- То, что я видел
раньше, все эти глаза и колеса -- истинней вот этого?
     -- В твоем вопросе нет  смысла,  --  сказал  Марс.  --  Ты
видишь  камень,  если не слишком далеко от него и ваши скорости
не слишком различны. Но что ты увидишь, если камень кинут  тебе
в глаз?
     -- Я  почувствую  боль  и увижу какие-то пятна, -- ответил
Рэнсом. -- Но я не назову их камнем.
     -- Однако это камень воздействует на твой глаз. Вот и все.
Просто сейчас мы на правильном расстоянии.
     -- А вначале вы были ближе?
     --Я не о том.
     -- И все же, Малакандра, -- продолжал Рэнсом, -- я  думал,
что  твой  обычный  облик -- тот слабый свет, который я видел в
твоем мире. Что же это было?
     -- Этого хватало,  чтобы  нам  говорить  с  тобой.  Больше
ничего  и  не  требовалось,  не требуется и сейчас. Но мы хотим
почтить Короля. Слабый свет -- в  мире  твоих  чувств  эхо  или
отголосок  облика,  в котором мы обычно являемся друг другу или
старшим эльдилам.
     В этот миг  Рэнсом  услышал  за  спиной  странный  шум  --
беспорядочные,  торопливые  звуки  ворвались  в  молчание гор и
перебили чистые голоса богов приветливым шумом животной  жизни.
Рэнсом  оглянулся.  Бегом  и  ползком,  скача и прыгая, катясь,
скользя, шурша, словом -- всеми мыслимыми способами,  в  долину
ворвались бесчисленные звери и птицы всех размеров и расцветок.
Двигались  они  попарно,  самец  и  самка, играя друг с другом,
гоняясь  друг  за  другом,  забираясь  друг  другу  на   спину,
проползая   под   брюхом,  хватая  за  хвост.  Пылающие  перья,
золоченые  клювы,  лоснящиеся  спины,  влажные  глаза,  красные
пещеры  разинутых  пастей, заросли хвостов окружили его со всех
сторон. "Ноев ковчег, -- подумал он и добавил уже всерьез: -- А
впрочем, ковчег здесь не потребуется".
     Почти оглушительно зазвучала ликующая песнь четырех поющих
созданий. Переландра отгоняла животных и птиц на  одну  сторону
озера, другая сторона оставалась пустой, если не считать белого
саркофага.  Рэнсом  не совсем понимал, говорит ли она что-то, и
вообще замечают ли ее все эти твари. Может быть, ее отношения с
ними гораздо тоньше, совсем иные, чем между такими же тварями и
Королевой. Оба эльдила перешли сюда, к нему. И они, и Рэнсом, и
все твари глядели теперь в одну сторону. Все обретало  какой-то
строгий лад -- на самом берегу стояли эльдилы; между ними, чуть
позади,  сидел  среди  цветов  Рэнсом; дальше, сидя по-собачьи,
пели поющие созданья, возвещая радость всем, кто имеет  уши;  а
уж  за  ними  расположились  остальные. Все это уже походило на
торжественную  церемонию.  Ждать  было  нелегко  и,  по  глупой
человеческой привычке, Рэнсом спросил, просто так, ни для чего:
     -- Как же они успеют вернуться отсюда до ночи?
     Никто  не  ответил. Ему и не нужен был ответ. Он откуда-то
знал, что эта земля и не была запретной,  а  единственная  цель
запрета  на другие земли -- привести Короля с Королевой сюда, к
назначенному им престолу. Вместо ответа боги сказали: "Молчи".
     Глаза его так привыкли к мягкому свету Переландры, что  он
уже  не  отличал  его  от  яркого  земного  дня.  Поэтому  он с
изумлением увидел, как горы на той  стороне  долины  потемнели,
словно за ними начиналась наша, земная заря. Через мгновение по
земле пролегли четко очерченные тени, длинные, как тени раннего
утра,  и  у  каждой  твари,  у  каждой  горы,  у каждого цветка
появилась темная и светлая сторона. Свет поднимался  по  склону
горы,  свет  заполнял  долину.  Тени исчезли. Воцарился дневной
свет, идущий неведомо откуда. Рэнсом узнал и запомнил, как свет
покоится  на  святыне,  но  не  исходит  от  нее.  Свет  достиг
совершенства  и замер покойно, как король на престоле, как вино
в кубке. Он наполнил цветущую чашу долины, он  наполнил  все  и
осветил святая святых, самый рай в двух лицах. Двое шли рука об
руку. Сияя, как изумруды, блеск не мешал смотреть, -- они вышли
из  прохода  между двумя горами и застыли на мгновенье. Мужчина
поднял руку, приветствуя подданных, как  царь,  и  благословляя
их,  как  жрец. Они прошли еще несколько шагов, остановились по
ту сторону озера и боги опустились на  колени,  сгибая  высокие
тела перед маленькими фигурками Короля и Королевы.

     ГЛАВА 17

     На  вершине  горы наступило великое молчание, и Рэнсом пал
ниц  перед  царственной  четой.  Когда  он  поднял  глаза,   он
заговорил  почти  против  воли, и голос его звучал надтреснуто,
глаза застлал туман.
     -- Не уходите, не покидайте  меня,  --  сказал  он.  --  Я
никогда  еще  не  видел  ни мужчину, ни женщину. Я прожил жизнь
среди теней и разбитых слепков. Отец мой и Мать, Господин мой и
Госпожа, не уходите, не отвечайте мне. Я не видел ни  отца,  ни
матери.  Примите  меня  в сыновья. Мы долго были одиноки там, в
нашем мире.
     Глаза Королевы смотрели на него приветливо и нежно, но  не
о  ней  он думал. И впрямь, нелегко было думать о ком-то, кроме
Короля. Как опишу его я, когда я его не видел?  Даже  Рэнсом  с
трудом  объяснял,  каким  было  это лицо. Но я не посмею скрыть
правду. Это лицо знакомо каждому человеку. Вы вправе  спросить,
можно   ли   взглянуть   на   это  лицо  и  не  впасть  в  грех
идолопоклонства, не принять образ и подобие за Самого  Господа?
Настолько  сильным  было  сходство,  что  вы  удивлялись, пусть
мгновенье, не видя скорби на челе и  ран  на  теле.  И  все  же
ошибки  быть не могло, никто бы не спутал созданье с Создателем
и не воздал бы ему неподобающую почесть. Да,  чем  больше  было
сходство,  тем  меньше  -- возможность ошибиться. Наверное, так
бывает всегда. Мы примем  за  человека  высокую  куклу,  но  не
портрет,  написанный  великим  мастером, хотя он гораздо больше
похож. Статуям нередко поклоняются так, как следует поклоняться
Подлиннику. Но этот живой образ Создателя, подобный Ему изнутри
и снаружи;  созданный  Его  руками,  Его  великим  мастерством,
автопортрет из Его мастерской, призванный поразить и порадовать
все миры, двигался и говорил здесь и сейчас; и Рэнсом знал, что
это  -- не Подлинник. Что там, сама красота его была в том, что
он только похож, что он -- копия, эхо, дивный отзвук  нетварной
музыки в тварном создании.
     Рэнсом  растерялся,  удивился  и,  когда  пришел  в  себя,
услышал голос Переландры, заканчивавшей, видимо, длинную  речь.
Она говорила:
     -- Плывущую   землю  и  твердую  землю,  воздух  и  завесу
Глубокого Неба, море и Святую Гору, реки  наверху  и  реки  под
землей,  огонь  и  рыб,  птиц  и  зверей  и те водные творенья,
которых ты еще не знаешь, -- все  это  Малельдил  передает  под
твою  руку,  с  этого дня, на всю твою жизнь, и дальше, дальше.
Отныне мое слово -- ничто, твое -- неотменимо, ибо оно --  дитя
Его  Слова.  Весь  мир, весь круг, совершаемый этой планетой --
твой, и ты здесь -- Уарса. Радуйся ему. Дай имя всем  тварям  и
веди  их  к  совершенству. Подбодри слабого, просвети темного и
люби всех. Слава вам,  Мужчина  и  Женщина,  Уарса  Переландры,
Адам,  Венец, Тор и Тинидриль, Бару и Баруа, Аск и Эмбла, Ятсур
и Ятсура, любимые Малельдилом, благословенно имя Его!
     Король  начал  свой  ответ,  и  Рэнсом   вновь   осмелился
взглянуть на него. Чета сидела теперь на берегу озера. Свет был
так  ярок,  что  отраженье  было  чистым и ясным, как у нас, На
Земле.
     -- Мы воздаем благодарность тебе,  кормилица,  --  говорил
Король,  --  мы благодарим тебя за этот мир, который ты творила
много столетий как верная рука Малельдила, чтобы он  ждал  нас,
когда  мы  проснемся.  До  сих  пор  мы не знали тебя. Мы часто
гадали, чью же руку видим в высоких волнах и веселых  островах,
чье  дыхание  чувствуем в утреннем ветре. Мы были молоды, но мы
догадывались, что говоря: "Это сделал Малельдил", -- мы говорим
правду, но не всю. Мы получили этот мир,  и  радость  наша  тем
больше,  что это и Его подарок и твой. Чего же Он хочет от тебя
теперь?
     -- Того,  чего  захочешь  ты,   Тор-Уарса,   --   ответила
Переландра.  --  Я  могу  уйти в Глубокие Небеса, а могу быть и
здесь, в твоем мире.
     -- Я хочу, чтобы ты осталась с нами, -- сказал Король,  --
и ради той любви, которую мы к тебе питаем, и ради тех советов,
которыми  ты  укрепишь нас. Наш мир совершит еще много оборотов
вокруг  Арбола  прежде  чем  мы  сумеем  по-настоящему  править
землей,  врученной  нам Малельдилом. Пока еще мы не можем вести
этот мир в небе,  управлять  дождем  и  ветром.  Если  тебе  не
трудно, останься.
     -- Я очень рада, -- ответила Переландра.
     Беседа  продолжалась,  а  Рэнсом  все  дивился  тому,  что
разница между людьми и эльдилами не нарушает дивного лада.  Вот
чистые,  хрустальные  голоса  и неподвижные мраморные лица; вот
плоть и кровь, улыбка на устах, сиянье глаз, мощь мужских плеч,
чудо женской груди, слава  мужества  и  полнота  женственности,
неведомые  на  Земле.  И  все  же,  когда  они рядом, ангелы не
призрачны, люди -- преисполнены животной, плотской  жизнью.  Он
вспомнил  старое  определение  человека -- "разумное животное".
Только теперь он увидел жизнь, наделенную  разумом.  Он  увидел
Рай,   он   увидел   Короля   с   Королевой,  и  они  разрешили
противоречие, стали мостом  через  бездну,  замковым  камнем  в
своде  творенья.  Они  вошли  в эту долину и сомкнулась цепь --
теплое животное тело зверей,  стоявших  у  него  за  спиной,  и
бестелесный  разум  ангелов,  стоявших  перед ним. Они замкнули
круг, и разрозненные  ноты  мощи  и  красоты  зазвучали  единой
мелодией. Теперь говорил Король.
     -- Это  не только дар Малельдила, но и твой, -- сказал он,
-- Малельдил даст его через тебя и еще через одного посредника,
и потому этот дар вдвое, нет -- втрое прекраснее  и  богаче.  И
вот мой первый указ, первое слово Уарсы: до тех пор, пока стоит
наш  мир, каждое утро, каждый вечер и мы, и все дети наши будем
говорить Малельдилу о Рэнсоме с  Тулкандры,  напоминать  о  нем
друг  другу  и  хвалить.  Ты,  Рэнсом,  назвал нас Господином и
Госпожой, Отцом и Матерью. Верно, это -- наши имена. Но в  ином
смысле  мы  назовем  тебя  Отцом и Господином. Малельдил послал
тебя в наш мир, когда кончилась наша юность, и теперь мы пойдем
дальше, вверх или вниз, к гибели или к совершенству.  Малельдил
привел нас туда, куда пожелал, но главным Его орудием был ты.
     Они  велели  ему  перейти через озеро, к ним, -- вода была
только по колено. Он хотел снова пасть перед ними,  но  они  не
позволили.  Король  и  Королева поднялись ему навстречу, обняли
его, поцеловали, как равного -- сердце к сердцу, уста к  устам.
Они хотели, чтобы он сел между ними, но увидев его смущение, не
стали  настаивать. Он сел у их ног на землю, чуть-чуть левее, и
видел  оттуда  высоких  ангелов  и  диковинных  зверей.  Теперь
заговорила Королева:
     -- Как  только  ты  увел  Злого,  --  сказала  она, -- а я
проснулась, разум мой прояснился, и  я  удивилась,  как  молоды
были  мы с тобою все эти дни. Ведь запрет очень прост. Я хотела
остаться на Твердой Земле только потому,  что  она  неподвижна.
Там я могла бы решать, где проведу завтрашний день. Я бы уже не
плыла  по  течению,  я  вырвала  бы  руку из руки Малельдила, я
сказала бы "не по-Твоему, а по-моему", и своей  властью  решала
бы  то,  что  должно  принести  нам  время.  Это все равно, что
запасаться плодами на завтра, когда можно  найти  их  утром  на
дереве и снова за них поблагодарить. Какая же это любовь, какое
доверие? Как выбрались бы мы вновь к настоящей любви и вере?
     -- Я  понимаю,  --  сказал  Рэнсом. -- Правда, в моем мире
тебя назвали бы легкомысленной. Мы так долго творили зло...  --
Тут  он  запнулся,  не зная, поймут ли его, и удивляясь, что он
произнес на их языке слово, которого вроде бы не слыхал  ни  на
Марсе, ни на Венере.
     -- Теперь  мы  знаем  это,  -- сказал Король. -- Малельдил
открыл нам все, что произошло в вашем мире. Мы узнали о зле, но
не так, как хотел Злой. Мы узнали и поняли зло гораздо лучше --
ведь бодрствующий поймет сон, а спящий не поймет яви.  Пока  мы
были  молоды, мы не знали, что такое зло, но еще меньше знают о
нем те, кто его творит -- ведь человек во сне забывает то,  что
он  знает  о  снах. Теперь вы на Тулкандре знаете о нем меньше,
чем знали ваши Отец и Мать,  пока  не  стали  творить  его.  Но
Малельдил  рассеял  наше невежество, и мы не впали в вашу тьму.
Сам Злой стал Его орудием. Как мало  знал  этот  темный  разум,
зачем он прилетел на Переландру!
     -- Прости  мне  мою глупость, Отец, -- сказал Рэнсом. -- Я
понимаю, как все узнала Королева, но  хотел  бы  услышать  и  о
тебе.
     Король  рассмеялся.  Он  был  высок  и  могуч,  и смех его
походил на землетрясение. Смеялся он долго и  громко,  пока  не
расхохотался  и  Рэнсом,  сам  не зная, почему, и вместе с ними
смеялась Королева. Птицы  захлопали  крыльями,  звери  завиляли
хвостами,  свет стал ярче и всех охватила радость, неведомая на
Земле, подобная небесному  танцу  или  музыке  сфер.  Некоторые
полагают, что это -- не подобие, а тождество.
     -- Я  знаю,  о  чем  думает  Пятнистый,  --  сказал Король
Королеве. -- Он думает, что ты страдала и боролась, а я получил
целый мир даром. -- Тут он обернулся к Рэнсому. -- Ты прав,  --
сказал  он,  --  теперь  я  знаю,  что  говорят  там,  у вас, о
справедливости. Так и надо, ведь на  Земле  вечно  падают  ниже
нее.  А  Малельдил  --  выше. Все, что мы получаем -- дар. Я --
Уарса, и это подарок не только Его, но  и  нашей  кормилицы,  и
твой,  и  моей  жены, и птиц, и зверей. Многие вручают мне этот
дар, и он становится стократ дороже от вложенных в него  трудов
и любви. Таков Закон. Лучшие плоды срывает для тебя чужая рука.
     -- И потом, это не все, Пятнистый, -- заговорила Королева.
-- Малельдил перенес Короля далеко, на остров в зеленом океане,
где деревья растут прямо со дна сквозь волны...
     -- Имя ему -- Лур, -- сказал Король.
     -- Имя  ему  -- Лур, -- повторили эльдилы, и Рэнсом понял,
что Король не уточнял слова Королевы, а дал острову имя.
     -- И там на Луре, далеко отсюда, -- сказала  Королева,  --
произошли удивительные вещи.
     -- Можно спросить, какие? -- откликнулся Рэнсом.
     -- Много  всего было, -- сказал король Тор. -- Много часов
я изучал фигуры и формы, чертя их на песке. Много часов узнавал
я то, чего не знал о Малельдиле, о Его Отце  и  о  Третьем.  Мы
мало  знали  об этом, пока были молоды. Потом Он показал мне во
мраке, что происходит с Королевой, и  я  знал,  что  она  может
пасть.  А  еще  позже  я узнал, что произошло в твоем мире, как
пала твоя Мать, а твой Отец последовал за ней и не  помог  этим
ей,  а детям своим -- повредил. И я словно должен был решить...
решить, что сделал бы я. Так я узнал о Добре и Зле, о скорби  и
радости.
     Рэнсом  надеялся,  что  Король  скажет,  как  он  принимал
решение, но тот задумался, умолк, и он не посмел  задать  новый
вопрос.
     -- Да,  -- медленно заговорил Король. -- Даже если человек
будет разорван надвое... если половина его станет прахом...  та
половина,  что останется жить, должна идти за Малельдилом. Ведь
если и она погибнет, станет прахом, на что же надеяться целому?
А пока хоть одна  половина  жива,  Малельдил  может  через  нее
спасти  и  другую.  --  Он  замолчал  надолго, потом проговорил
гораздо быстрее: -- Он не давал мне никаких  гарантий.  Твердой
Земли нет. Бросайся в волны и плыви, куда несет волна. Иначе не
бывает.  --  Тут  чело  его  прояснилось, и голос его окреп. Он
обратился к эльдилам:
     -- Кормилица, -- сказал  он,--мы  и  вправду  нуждаемся  в
твоих  советах. Тела наши сильны, а мудрость еще совсем юна. Мы
не всегда будем  прикованы  к  низшему  миру.  Слушайте  второй
завет,  который  я  произношу как король Тор, Уарса Переландры.
Пока этот мир не совершит вокруг Арбола десять тысяч  оборотов,
мы  будем  судить  с  наших престолов и ободрять наш народ. Имя
этому месту -- Таи Харендримар, Гора жизни.
     -- Имя ему -- Таи Харендримар, -- откликнулись эльдилы.
     -- На Твердой Земле, которая была запретной, --  продолжал
король  Тор,  --  мы  устроим большой храм во славу Малельдила.
Наши сыновья изогнут столпы скал в арки...
     -- Что такое арки? -- спросила Королева Тинидриль.
     -- Арки, -- ответил король  Тор,  --  это  ветви  каменных
столпов,  которые  встретились  друг  с другом, а наверху у них
крона, только вместо листьев  --  обработанные  камни.  И  наши
сыновья изготовят изображения...
     -- Что такое изображения? -- спросила Тинидриль.
     -- Клянусь   славой   Небес!   --   воскликнул   Король  и
рассмеялся. -- Кажется, здесь, у нас, слишком много новых слов.
Я думал, все они попали ко мне из твоих мыслей, а ты вот  их  и
не  знаешь.  И  все же я думаю, Малельдил передает мне их через
тебя. Я покажу тебе  изображенья,  я  покажу  тебе  дома.  Быть
может,  здесь мое и твое естество меняются местами, и зачинаешь
ты, а я -- рождаю. Но поговорим о более простых делах. Этот мир
мы заселим своими детьми. Мы  узнаем  его  глубины.  Лучших  из
зверей  мы  сделаем  такими  мудрыми, что они уподобятся хнау и
обретут речь. Они пробудятся к новой жизни вместе с  нами,  как
мы  пробудились  с Малельдилом. Когда исполнятся сроки и десять
тысяч оборотов подойдут к концу, мы снимем завесу Небес, и наши
дети увидят глубины неба, как видим мы деревья и волны.
     -- Что же будет потом? -- спросил Малакандра.
     -- Потом, по воле Малельдила, мы  освободимся  от  нижнего
мира.  Наши тела станут другими, но изменится не все. Мы станем
как эльдилы, но не совсем. И так изменятся все наши  сыновья  и
дочери,  когда  придет  полнота  времен  и  детей  наших станет
столько, сколько должно их быть по замыслу,  который  Малельдил
прочел в разуме Своего Отца до того, как потекло время.
     -- И это будет конец? -- спросил Рэнсом.
     Король сурово посмотрел на него.
     -- Конец? -- переспросил он. -- Что же кончится?
     -- Твой мир, -- отвечают Рэнсом.
     -- Силы  небесные!  --  воскликнул  Тор. -- Как отличаются
твои мысли от наших. Скорее уж тогда все начнется.  Но  прежде,
чем придет настоящее начало, надо будет уладить еще одно.
     -- Что же? -- спросил Рэнсом.
     -- Твой  мир,  --  ответил  Тор, -- Тулкандру. Прежде, чем
придет настоящее начало,  твой  мир  надо  освободить,  стереть
черное  пятно. В те дни Сам Малельдил выйдет на бой -- и в нас,
и во многих, кто был хнау там, у вас, и в тех, кто был  хнау  в
других мирах, и во многих эльдилах явит Он Свою силу, и наконец
Он  Сам  придет  на  Тулкандру. Я думаю, Малакандра, мы с тобой
будем среди первых. Сперва мы разрушим Луну  --  оплот  темного
князя,  его  щит,  на  котором видны шрамы от многих ударов. Мы
разобьем ее и осколки падут на Землю,  и  от  Земли  поднимется
дым,  так  что в эти дни обитатели Тулкандры уже не увидят свет
Арбола. И чем ближе  будет  Малельдил,  тем  явственней  станут
темные  силы твоего мира, чума и война пожрут там моря и земли.
Но в конце концов все очистится, вы  забудете  о  вашем  темном
Уарсе,  и  мир твой станет светлым и радостным, воссоединившись
со всем