,  -  мечтательно  припомнил  Митрохин.  -  Но
недолго, потому что мы - вдвоем!!! Кости сержантам  поломали,  другие  сразу
отстали...
   - А помнишь Огрызова?
   - Старшину?.. Да у меня его харя алкогольная до  сих  пор  перед  глазами
стоит!
   - Помнишь, как мы его  перед  всей  частью  опозорили?  На  комсомольском
собрании? Тогда мне дружок в посылке набор иностранных сюрпризов  прислал  с
пердунчиком?
   Митрохин захохотал во все горло, так что в  уголках  его  глаз  появились
слезы.
   - Жирная сволочь  хотела  меня  из  комсомола  гнать  за  то,  что  я  на
контрольной полосе кучу наложил и тревога сработала! Помнишь, какую он  речь
загнул?
   - А я в этот момент сзади пробрался и положил пердунчик ему  на  стул,  -
Мыкин тоже заулыбался. - Вот  он  потом  и  сел.  Получилось,  как  слон.  -
Тепловик сложил губы трубочкой, высунул язык и изобразил, как слон выпускает
газы. - А на собрании полковник был  и  замполит.  Их  в  мгновение  ока  из
Ленинской комнаты унесло! Огрызов тогда неделю бюллетенил!..
   Друзья посмеялись над воспоминаниями юности, а потом опять  долго  сидели
на ящиках молча. Шло время, они замерзли.
   - Что делать будем? - вздохнул Митрохин, кутаясь в пуховую куртку.
   - Не знаю...
   - Может, правда в Ирак?
   - Дурак, - мягко произнес Мыкин. - Мы с ними дружим. Нас тут  же  выдадут
обратно. А тут за Ильясова, за мента и за измену Родине... Я Родине изменять
не хочу. Я люблю Родину.
   - Я тоже люблю, - признался Митрохин. - А  с  арабами  жить  сложно.  Как
думаешь, есть у арабов тараканы?
   - Тараканы всюду есть. Они как евреи, их отовсюду гонят,  убивают,  а  им
хоть бы хны, живут и живут! Богом избранные твари!
   - А я чуть было не убил сегодня одного.  Огромный,  величиной  с  ладонь.
Поди, тараканий царь! Может, правильно, что не убил?
   - А чего, всякая насекомая тварь тоже жить хочет...
   Они еще немного посидели.
   - Мент про ухо говорил.
   - Про какое ухо?
   Мыкин поднял на Митрохина глаза и смотрел на товарища с грустью  русского
человека, которого затравили волками.
   - Мол, мы ухо Ильясову отрубили!
   - Как же! Я же участковому его сам дал, в коробке спичечном. Он  мне  еще
не отдал его. Коробок-то коллекционный!
   - Он потом согласился, что не мы ухо.
   - А чего ты мне тогда об этом говоришь?
   - Не знаю, - Митрохин пожал плечами. - Выход ищу...
   И опять друзья замолчали. Мыкин думал о жене и детях, о теплоцентрали,  а
Митрохин волновался о том, что дочь Елизавета  потребляет  наркотики  вместо
того, чтобы вести нормальную половую жизнь.
   Эх, вспомнил Митрохин, еще и повестка из военкомата на переподготовку.
   - И военные нас искать будут! - сказал он вслух.
   - За что?
   - Про повестку забыл?
   - Про какую повестку?
   - Из военкомата, - напомнил Митрохин. - Переподготовка  в  местах  боевой
славы! На границе с Монголией!
   Лицо Мыкина просияло.
   - Вот он выход!
   - Где? - не понял Митрохин.
   - На границе!
   - Мы же в России решили остаться!
   - А мы и не будем ее переходить! Просто  поедем  на  переподготовку,  там
продлимся еще на месяцок-другой, а потом все само и забудется, глядишь!
   - А менты с военными снюхаются?
   - Военные своих не сдадут!
   - А что? - прикинул Митрохин, потирая от холода уши. - Мысль хорошая!  Но
нам только через две недели! - вспомнил он.
   - Ничего, где-нибудь перекантуемся!
   - Где ж перекантоваться?
   - Да есть тут у меня одна...
   - Баба, что ли? - изумился Митрохин, никогда не знавший за другом блуда.
   - Женщина, - рыкнул тепловик. - У нее и перекантуемся!
   - Конечно, женщина! А звать-то как?
   - Светлана. В центре работает. В магазине. Мясомолочные продукты продает!
   - Ну ты... - Митрохин от радости не знал, что сказать. - Ну ты - друг!!!
   - Да ладно, - отмахнулся Мыкин.
   Друзья, промерзшие, встали с ящиков и, почти обнявшись,  пошли  по  улице
Рыбной к центру города...


   Татарин Ильясов лежал под буфетом и думал все ту же мысль: за что  ему  в
жизни такие мучения выдались? Почему Аллах  возложил  на  него  такую  почти
непосильную для человека ношу?..
   Он опять вспомнил, как жил  рыбой,  как  его  выловили,  как  искалечили,
оставив на  дне  потомство  беспризорным.  А  потом  гибель  его  и  Айзиных
мальчишек и девчонок. Эти вороны!.. И он,  бессильный  голубь,  мечущийся  в
черных небесах!..
   Тараканы  не  имеют  голосовых  связок  и  ничем  другим  тоже  не  могут
произвести шума. Потому плакала у Ильясова только душа, а кончик брюшка то и
дело тыкал в пол, усеивая паркет выстрелами испражнений.
   А потом Илья подумал, что подкосись сейчас у буфета ножка - и  станет  он
белесым пятном. На том и закончатся его мучения.
   Упади, буфет! - призвал таракан. - Упади же!!!
   Но буфет был работы прошлого  века  и  собирался  стоять  незыблемым  еще
многие десятки лет.
   Нужно было выбираться на свет белый, и Ильясов  выполз  под  слабые  лучи
солнца, пробивающиеся из-за серых туч.
   Было прохладно. Мороз порциями входил в  открытую  форточку,  но  Ильясов
озноба   не   чувствовал,   так   как    тараканы    не    обладают    столь
высокоорганизованной нервной системой...
   Пошел снег, и татарин тараканьими глазами смотрел на него безучастно,  на
пушистый, медленно падающий с небес, усыпляющий своей бесконечностью,  своей
гипнотической силой. Снег - небесные седины, пыль Млечного пути...
   Она влетела в форточку, когда  сознание  Ильясова  почти  растворилось  в
холоде, когда нутро оцепенело и мысль остановилась.
   Она  влетела  стрекозой  с  огромными  глазами  и   слюдяными   крыльями,
строчащими, словно пулемет.
   Трещотка крылышек вывела  Ильясова  из  забытья,  и  некоторое  время  он
смотрел на дивную красавицу с раскосыми глазами, порхающую по его квартире.
   Это видение, - решил татарин. - Предсмертное видение...
   Но смерть все не наступала, а стрекоза демонстрировала очередной  пируэт,
выполняя фигуры высшего пилотажа, как если бы была заправской циркачкой.
   - Айза! - крикнул Ильясов всем нутром, так что большое  его  черное  тело
подскочило на полу. - Айза-а-а!!!
   А она не отвечала, все кружила, кружила над своим вечным суженым, будто и
не узнавая его вовсе.
   - Это я! - надрывался Илья. - Узнай же меня, любимая!..
   Наконец она села на спинку стула и  подергивала  прозрачными  крылышками,
словно равновесие удерживала и как будто чего-то ждала.
   Он пополз навстречу, уже не в силах кричать, зацепился за ножку  стула  и
попытался ползти по ней наверх, но сорвался, упал на спину и  долго  не  мог
перевернуться, бессмысленно перебирая ножками пустое пространство.  А  потом
порыв ветра вернул его на ноги, и он вновь пополз и вновь упал...
   Татарин  не  понимал,  почему  его  Айза  не  узнает   его.   Она   нашла
возлюбленного, но мучает своей недосягаемостью!..
   Обессиленный,  он  лежал   возле   ножки   стула,   на   котором   сидела
Айза-стрекоза. Он видел ее хвост, слегка раздвоенный на  конце,  и  огромное
желание, перемешанное с великим страданием, охватило все его тараканье тело,
так что обнаружился в душе могучий порыв, который заставил таракана раскрыть
крылья - и насекомая махина, величиной с записную книжку, взмыла под потолок
и за-кружилась под ним, влекомая страстью, расплавленным мрамором!..
   Еще раз! - мечтал Ильясов. - Еще попытку!.. У нас получится!..
   А Айза не обращала на него внимания вовсе. Она перелетела со спинки стула
на стол и уселась на листик бумаги, оставленный милиционером. Здесь же лежал
атлас, открытый на странице про  сомов,  как  и  при  участковом  Синичкине.
Правая часть книги опиралась о стенку графина с застоялой водой, и казалось,
атлас вот-вот закроется под своей тяжестью.
   Ильясов спикировал из-под потолка тяжелым  бомбардировщиком  и  плюхнулся
возле стрекозы, которая даже не скосила на него глаз своих.
   Ах, она меня не узнает! - понял Ильясов и опять за-кричал: - Это я, Илья!
Айза, любимая!
   А она по-прежнему подергивала стеклянными крылышками,  и  взгляд  ее  был
глуп.
   - Айза! Айза!!!
   Она подняла хвостик, и Илью неотвратимо потянуло к этому насекомому лону,
в которое он от усталости, от непереносимых мук тотчас  расплескался  теплым
мрамором.
   А она даже не отреагировала на его любовь! У нее не было мозга, что-то не
зачалось в ноге у Синичкина,  вероятно,  сульфа  отравила  плод,  но  о  том
татарин не ведал. Он просто опять страдал!..
   Стрекоза вспорхнула и уселась на рыбный атлас.  Из  форточки  неотвратимо
дохнуло зимней свежестью, и атлас захлопнулся, превращая стрекозу в  простой
осенний лист-закладку.
   - А-а-а-а!!! - закричал татарин истошно и потерял сознание.

   Митрохин и Мыкин,  сродненные  общими  воспоминаниями  юности,  обнявшись
дошли до центра города и остановились возле добротного дома  восьми  этажей,
собранного из элитного кирпича.
   - Этот? - поинтересовался Митрохин.
   - Ага.
   - Пошли?
   - Только без всяких там! - предупредил тепловик.
   - Да понимаю я, - заверил Митрохин, входя в  лифт,  стены  которого  были
чисты и нечего было на них почитать на досуге. - Какой?
   - Четвертый...
   Они звонили минут пять. За дверью было тихо, и друзья поняли, что  Света,
знакомая Мыкина, в данное время отсутствует.
   - Поди, на работе? - выразил предположение тепловик. - Надо в магазин  за
ключами сгонять!
   Друзья направились к магазину "Продукты", в котором  работала  Светка,  и
застали ее там, за своим прилавком, отмеряющей  какой-то  старухе  колбасное
изделие.
   - Светк! - проговорил негромко Мыкин, так  что  продавщица  в  магазинном
гаме не расслышала мужского призыва и продолжала нарезать телячью колбасу.
   - Не слышит, - понял Митрохин. - Надо бы громче! -  и  сам  выкрикнул:  -
Светка!!!
   Получилось так громко,  что  продавщица  от  испуга  выронила  тесак,  он
сорвался с прилавка и упал ей на ногу, хорошо, что ручкой.
   Исчезнув под прилавком, Светка грубо выругалась, а после того,  как  боль
ушла,  сообразила,  что  перед  ее  глазами  только   что   мелькнуло   лицо
сокроватника Мыкина, который был самым лучшим  любовником  в  ее  жизни,  но
любил крайне редко, так что Светка в промежутках забывала его,  переключаясь
на мужчин похлипче...
   Как только она вспомнила  всю  мужественность  Мыкина,  тотчас  появилась
из-под прилавка, сияющая, словно влюбленная девица.
   - Здравствуй, - сказала она.
   - А как же моя колбаса? - напомнила о себе старушка.
   - Ах, бабка, отвали! - с той же улыбкой проворковала  Светка  и  толкнула
старухе покупку.
   - Здравствуй, - поприветствовал Мыкин и взял продавщицу за мягкую руку. -
Мой друг - Митрохин! Прошу любить и жаловать!
   - Так уж сразу и любить! - закокетничала женщина,  но  все  же  протянула
Митрохину ладонь, левую, поблескивающую колбасным жиром. - Светлана!
   - Ну как ты?
   - Замечательно!
   - Отпроситься можешь?
   - А что случилось?
   - Проблемы у нас, - признался Мыкин.
   - А что такое?
   - От жен ушли! - неожиданно соврал Митрохин.
   - Ишь ты! - изумилась Светка. - И оба ко мне? - И захохотала сально.
   - К тебе, - ответил тепловик серьезно.
   - А я теперь, дорогой, не одна!
   - Замуж вышла?
   В вопросе Мыкина содержалось столько горечи,  что  Светка  не  выдержала,
перестала смеяться и объяснила, что  живет  сейчас  с  местным  грузчиком  и
помогает  ему  воспитывать  девочку,  чья   мать   сбежала   в   неизвестном
направлении.
   - Но он импотент! - зачем-то добавила продавщица.
   - Можно мы пока у тебя поживем? - попросился тепловик. - Мы ненадолго.
   - Да живите сколько хотите!
   Продавщица добавила, что  проживает  сейчас  на  жилплощади  грузчика,  а
потому ее хата свободна и вот от нее ключи. Она протянула  связку  Мыкину  и
недвусмысленно ему улыбнулась.
   - Идите устраивайтесь! Адрес-то не забыл?
   - Помню, - удостоверил тепловик.
   - А я навещу вас, мальчики!
   - Будем рады и счастливы! -  пропел  Митрохин,  которому  вдруг  отчаянно
захотелось завалить эту толстую бабу и оставить в ней свой след.
   - На чужой каравай рта не разевай! - зло предупредил Мыкин, когда  друзья
покинули магазин.
   - Да я что! Да как ты!.. - сыграл  благородный  гнев  сотоварищ.  -  Баба
друга - не баба!
   - Смотри!
   - Вот тебе крест! - побожился Митрохин.
   - Да где крест-то твой?!. - заглянул Мыкин за расхристанный ворот  друга.
- Нету креста на тебе!
   - Просто в шкапчике забыл! - оправдался Митрохин.
   Они добрались до дома Светки и  запросто  проникли  в  квартиру,  которая
оказалась двухкомнатной, с приметами зажиточности.
   Митрохин тут же завалился на кровать с белым покрывалом и горкой  подушек
в накрахмаленных наволочках, сказал: "Кайф!" - и зажмурил глаза,  в  которых
тотчас побежали белые слоники - мал мала меньше, стоящие на трюмо.
   - Она чего, ворует? - Митрохин открыл глаза  и,  ткнув  пальцем  в  пульт
дистанционного управления, включил большой телевизор.
   - А ты как думал? На зарплату, что ли?  -  Сам  Мыкин  уселся  в  большое
плюшевое кресло, покрытое швед-ским пледом. - Выключи телевизор!
   - А чего?
   - Соседи услышат, а они же знают, что Светка на работе - милицию вызовут.
Ты хочешь милицию?
   - Нет, - твердо ответил Митрохин и щелкнул пультом.
   Наступила тишина. Друзья молчали...
   Через пять минут оба уже  спали,  накачанные  пивом,  наволновавшиеся  за
последнее время. Митрохину  снилась  его  дочь,  прыщавая  Елизавета,  и  он
отчетливо видел, как она тыкает шприцем себе  в  руку,  а  затем  закатывает
глаза к вечности, и что там в этой вечности - одной ей известно!..  Митрохин
от безысходности заскулил во сне...
   Мыкину снилась рыбалка,  в  которой  он  вышел  совершенным  победителем,
выудив огромного сома, голова которого  почему-то  принадлежала  Ильясову  и
говорила жирными рыбьими  губами:  "Зачем  вы  меня  обижаете?.."  От  этого
видения Мыкин застонал, и у друзей получилось нечто вроде кошачьего дуэта...
   Разбудила их Светка, вернувшаяся  с  работы  и  притащившая  целый  мешок
продуктов.
   - Ну что, мальчики, кушать будем?
   - Конечно, девочки! - весело согласился Митрохин и опять замечтал, как бы
он оприходовал сладкую бабищу на этой самой кровати  с  горкой  подушек,  на
которых сейчас возлежал.
   - Поедим, - согласился и Мыкин.
   - Ну тогда я пошла на кухню! Вы тут не скучайте без меня!
   Она ушла, покачивая огромными бедрами от стены до стены, а Митрохин  чуть
слюну не пустил, словно собака боксер.
   - Везет тебе! - прогнусавил он.
   - Чегой-то? - не понял Мыкин.
   - Завалишь ее на перину...
   - Поделюсь.
   - Эх!.. - не ожидал Митрохин, и глаза у  него  загорелись  пожаром,  а  в
штанах затрещало дешевым сатином. - Эх, друг! Дружище!..  Да  я  за  тебя  в
огонь!.. В воду!!!
   - Спокойно! Сначала поедим!
   - Согласен.
   С кухни потянуло вкуснятиной, и оба зачмокали губами.
   - Колбасу жарит, - предположил Митрохин.
   - Станет она размениваться! - высокомерно усмехнулся тепловик. -  Котлеты
пожарские стряпает. Я по запаху определяю! С картошечкой!
   - Вот баба! Мечта! - Митрохин потянулся. - А как она в койке?
   - Затаскает. Всего высосет! До края! Потом два дня с кровати не встанешь!
   - А мне некуда торопиться! - не испугался Митрохин. -  Да  и  я  кой-чего
могу!
   - Да что ты? - деланно удивился Мыкин. - И что, сзади можешь бабу?
   - Велика наука! Я и сбоку могу!
   - Это как это? - удивился тепловик.
   Митрохин не знал, как это сбоку, но виду  не  показал,  лишь  подморгнул,
мол, сам увидишь!
   - Ну-ну!..
   А потом они ели ужин из трех блюд, запивая пожар-ские холодной  водочкой,
отбивные настоечкой, а компот не запивали по причине  его  самостоятельности
пития.
   А еще  потом,  разморенная  обильной  пищей  и  алкоголем,  Светка  стала
недвусмысленно поглядывать на Мыкина, утирая с груди водяной конденсат.
   - Ну пошли! - согласился Мыкин и, взяв Светку под зад, подтолкнул бабу  к
спальне.
   - А как же я? - зашептал Митрохин. - Я как?..
   - После, - отмахнулся тепловик.
   Это после наступило через три часа. Мыкин вышел,  зевая  во  весь  рот  и
почесывая безволосую грудь.
   - Не спишь еще? - вяло спросил он друга.
   - Да ты что ж, не помнишь? - озлился Митрохин.
   - Чего? - не понял Мыкин.
   - Как чего! Ты же обещал!
   - А, это... Ну иди...
   Митрохин скакнул в темень козлом. Через три минуты из спальни донесся  не
совсем трезвый смех Светки, а когда она отхохотала басовито, раздался сочный
шлепок, затем вой продавщицы, и в кухне вновь появился Митрохин.
   - Не донес, - оправдался Митрохин на немой вопрос друга. - Передержал!..
   - А чего она орала?
   - А чтоб не смеялась! Сука! Да мало  ли  чего  у  человека  с  организмом
стрястись может!..
   - В морду, что ли, дал?
   - Да так, - замялся Митрохин. - Влегкую...
   Мыкин посмотрел на друга как на умственно  отсталого.  Столько  презрения
было в его взгляде, что Митрохин оскорбился, а затем озлился.
   - Нечего было ржать!
   - И где мы жить будем? - поинтересовался тепловик.
   Митрохин не успел ответить на вопрос, как из спальни появилась  утирающая
кровавые сопли Светка. Ее расплывшееся  лицо  заливали  слезы  справедливого
гнева, а черная комбинация просвечивала огромными грудями.
   - А ну, валите отсюда!
   - Да что с тобой? - попытался было наладить ситуацию Мыкин.
   - Пять минут даю!
   Ее глаза, подпорченные болезнью щитовидки, зло вращались по кругу.
   - Кому сказала - валите, гады! Иначе подо мной  мент  живет,  так  я  вам
жизнь сладкую обеспечу!
   Проворству тепловика  можно  было  позавидовать.  Он  вскочил  со  стула,
бросился к продавщице и поцеловал ее в самые губы надолго. Затем, когда  она
оторвалась, как  вантуз  от  раковины,  в  ее  ухо  стали  засыпаться  слова
неистовой любви и уважения к ней, как к кулинарке и женщине, а в  оправдание
Митрохину Мыкин привел доводы серьезные, мол, жена друга фригидна и  мужчине
приходится жить по году монахом.
   - А ты смеяться над ним, - добавил тепловик. - Нехорошо!
   Слова Мыкина поколебали решительность Светки. Она поглядела на  Митрохина
и, как истинная русская женщина, пожалела его всем животом, отходчиво  забыв
о недавних побоях.
   - Вот что, мальчики, пойду я к своему грузчику! Как он  там  без  меня  с
грудняшкой! А вы живите тут покудова!
   Она качнулась во хмеле, затем натянула поверх  комбинации  платье,  обула
пухлые ноги в сапоги, накинула пальтецо с меховым воротником,  всхлипнула  и
захлопнула за собой входную дверь.
   - Как думаешь, - струхнул Митрохин, - заложит?
   - Я бы тебе сейчас выстрелил в голову!
   - Ну прости, прости!
   - Светка - человек!..
   - По граммульке? - предложил Митрохин.
   - Плесни.
   Они выпили и расслабились окончательно.
   - Пошли спать! - скомандовал тепловик.
   Оба зевали, а потому по-быстрому поднялись, прошли в спальню и улеглись в
одежде на кровать, в которой еще недавно их ублажала Светка.
   Через пять минут друзья храпели.
   Митрохин не зря волновался. Спускаясь  по  лестнице,  Светка  услышала  в
квартире № 12 жизнь и тихонько  постучалась  в  дверь  проживающего  соседом
милиционера.
   Совершенно пьяный, но крепко стоящий на ногах майор  Погосян  открыл  ей,
пригласил даму внутрь, помог снять пальто и проводил к  столу,  который  был
заставлен армянской едой и украшен двумя бутылками ереванского коньяка.
   - Садись! - скомандовал он и плеснул коньяку в фужер.
   И она села и выпила.
   И он выпил.
   Молчали, а потом майор сказал, что скоро отправится на тот свет.
   Светка хотела было опротестовать такое заявление, но язык во рту умер.
   А потом они с майором здесь же, возле стола, любили друг  друга,  но  оба
чувствовали в нежных  местах  анестезию,  а  потому  быстро  прекратили  это
занятие и вернулись к алкоголю.
   За окном горела луна.
   Они сидели и молчали, пока к окну не  подлетел  какой-то  голый  мужик  с
огромными ногами, похожими на дирижабли, к тому же го