Дмитрий Липскеров
   Последний сон разума

   [издательство ВАГРИУС, www.vagrius.com]

	Несколько слов об авторе:

Произведения известного драматурга и прозаика Дмитрия Липскерова напоминают
зеркальную комнату - прямой взгляд видит верное отражение, но другие зеркала
тут же придают ему необычные, порой фантастические ракурсы..

	Несколько слов о книге:

   Новый роман Дмитрия Липскерова "Последний сон разума" как всегда ярок
и необычен. Причудливая  фантазия  писателя  делает знакомый и привычный
мир загадочным и странным: здесь можно умереть и воскреснуть в новом об-
личье, летать по воздуху или превратиться в дерево…
   Но сквозь  все аллегории и замысловатые сюжетные повороты ясно прочи-
тывается: это роман о России. И ничто не может скрыть боль и тревогу ав-
тора за свою страну, где туповатые обыватели с легкостью становятся жес-
токими убийцами, а добродушные алкоголики рождают на свет мрачных нравс-
твенных уродов. Однако роман Липскерова - вовсе не модная "чернуха". По-
тому что главная тема в нем - любовь. А любовь,  как и жизнь, никогда не
кончается. И значит, впереди - свет.


   1. КРЫМ
   Татарин Илья  Ильясов  торговал  свежей  рыбой  в  магазине  с  названием
"Продукты". Во владения продавца входил большой мраморный прилавок,  весь  в
многочисленных  порезах  от  огромного   тесака,   утяжеленного   свинцовыми
вставками, чтобы нож не бултыхался в руке, когда рыбина попадалась  особенно
большая, которой не так-то просто было вспороть крепкое брюхо.
   Если быть более точным, Илье полагалось торговать не только свежей рыбой,
выловленной тут же, из темной  воды  большого  аквариума  сачком  с  дубовой
ручкой,  отполированной  мозолистыми  руками   до   блеска,   но   и   рыбой
замороженной, которую татарин за рыбу как таковую и не держал,  но  вынужден
был отпускать этот продукт гражданам по их настоятельным просьбам.  Граждане
объясняли,  что  мороженая  рыба  хороша  в  дрожжевых  пирогах,  сдобренных
крошеными крутыми яйцами, обратно  приятна  запросто  жареная  в  панировке,
также она незаменима в прокорме всяческих многочисленных домашних животных -
кошек, собак, а у  одной  миловидной  особы  в  преклонных  летах  мороженой
треской питался даже голосистый кенар, который в недавнем времени  издох  по
причине глубочайшего одиночества.
   В  ведомство  Ильи  также  входило  небольшое  подсобное  помещение,  где
хранились всяческие приспособления для обработки рыбных  пород  -  ножи  для
соскабливания особо прочной чешуи, кованые крюки, на  которые  подвешивались
рыбьи туши особо крупных размеров, слабо  засоленные  татарином  по  особому
рецепту, рецепту, придуманному им самим в дни молодости,  давно  прожитой  в
персиковом Крыму, на берегу Черного моря... Если тело такой рыбины  взрезать
острым лезвием, то глазам восторженного покупателя представлялась  нежнейшая
красная плоть, слегка зажирневшая, а оттого прозрачно-желтая  по  краям,  до
белых мягких косточек. Редкий покупатель при виде  такой  картины  оставался
равнодушным, обычно выделял слюну быстро  и  покупал  кусок  деликатеса  для
своих детишек, представляя тонкую нежную плоть уложенной красным  флагом  на
разрезанную французскую булку с подтаявшим сливочным маслом. Дальше фантазия
обещала чашку кофе со сливками  и  смешение  вкусовых  ощущений,  сладких  и
слабосоленых, столь приятных перед началом солнечного воскресного дня.
   Татарин Илья не был частником, хоть и трудился в магазине  кооперативном,
но относился к своему труду по-хозяйски, ухаживал за  прилавком,  словно  за
собственным,  и  вымывал  его  после  работы   чистой   ветошью   с   особой
тщательностью, чтобы рыбный дух к следующему  утру  не  отпугнул  покупателя
ощущением несвежести продукта.
   В  аквариум,  в  котором  дожидался  своей  участи  сонный  товар,  слабо
всплескивающий разномастными хвостами, Илья провел толстую резиновую трубку,
подсоединенную к самодельному компрессору. Нагнетаемый  в  водный  резервуар
воздух позволял товару сохранять живой вид и не засыпать до времени.
   Хозяин магазина хоть и удивлялся в душе такому радению  своего  продавца,
но показывал всем своим видом, что так оно и надо, что поведение татарина  в
труде совсем обычное, и даже премии Илье давал  реже,  чем  мясному  отделу.
Илья, впрочем, в премиях не нуждался, так как имел "постоянного покупателя",
который приплачивал "своему" продавцу за всякого рода услуги, как то: лишить
жизни мощным ударом деревянного молотка  по  голове  какого-нибудь  могучего
карпа, рвущегося из сачка,  выловившего  его  из  темных  недр.  И  с  таким
отчаянием тогда извивалось тело в сетке-ловушке,  словно  рыбина  собиралась
распрямиться пружиной, взмыть к небесам и светить с заоблачных  высот  своей
золотистой чешуей вторым  солнцем...  Обычно  Илья  кончал  рыбу  с  первого
удара... Затем срезать в два движения эту драгоценную чешую, воткнуть  тесак
со свинцом под хвост и протащить бритвенным лезвием до самой отбитой  башки,
вываливая на белый мрамор еще трепыхающиеся в агонии  внутренности...  Через
мгновение душа рыбины уже находилась далеко, а обнаженное  тело  можно  было
сей час укладывать на сковородку и  наслаждаться  шкворчанием  подсолнечного
масла с подсыпанной по бокам пшеничной мучицей. За то и приплачивал копеечки
постоянный покупатель татарину Илье.
   Продавщица из мясного отдела между своими  мясными  и  колбасными  делами
развеивала скуку, наблюдая за проворством коллеги из рыбного и  в  некоторой
степени даже удивлялась ему, так как  сама  никогда  не  могла  отрезать  на
глазок кусок от колбасного батона, не ошибившись  при  этом  меньше  чем  на
пятьдесят грамм. Но продавщица вовсе не ревновала  к  такой  изящной  работе
отдела напротив, а списывала все на национальную принадлежность  рыбных  дел
мастера, мол, татарин, какие у него другие заботы, кроме как рыбу мучить, да
и детей к тому же у него нет, хотя по возрасту и внуки должны иметься,  а  у
нее, правда, детей тоже нет, но вполне еще могут быть,  к  тому  же  колбаса
неживая, ее не нужно убивать по башке молотком... Еще  продавщица  думала  о
том, какие у Ильи широкие скулы и редкие  брови.  И  чего  у  азиатов  такая
неспешная растительность на лице,  а  может,  и  на  всем  теле?..  Впрочем,
нарезая колбасу кусочками для какой-нибудь старушки, продавщица  вспоминала,
что в ее личной жизни никогда не было азиата и какова растительность  на  их
теле, ей ровным счетом ничего не известно. Наверное, татарин похож на хорошо
ощипанную курицу, решала напоследок продавщица,  -  желтую  и  ощипанную,  и
забывала о  нем  на  время  ,  пока  стояла  очередь.  После  рабочего  дня,
сталкиваясь в служебных помещениях с Ильей, женщина окончательно убеждалась,
что татарин личность неприятная, что от него на версту несет рыбой,  что  он
стар и никчемен, хоть и  крепок  с  виду,  а  оттого  хорошо  бы,  чтобы  он
добровольно покинул магазин "Продукты", уступив место какому-нибудь молодому
мужику с простыми глазами.
   Нелюбовь продавщицы мясного  отдела  разделял  и  остальной  персонал.  И
кондитерша, и бакалейщик, и даже вспомогательный состав грузчиков испытывали
необъяснимую  неприязнь  к  рыбному  прилавку,  и  иногда   коллектив   вяло
переговаривался между собой об этом, строя незатейливые планы  по  выживанию
татарина из магазина.  Порой  их  немногочисленная  делегация  обращалась  к
хозяину с просьбой решить кадровую проблему, ссылаясь на то, что Илья  живет
в новостройках, почти за городом, а их магазин находится в сердце города,  в
его исторической части, и что логичнее взять в штат кого-нибудь из коренных,
чтобы иностранец-турист не пугался наголо бритого человека с желтой кожей на
заостренных  скулах.  Но  хозяин  не  внимал  расплывчатым  доводам   своего
персонала, хотя и в его душе, где-то в самой ее глубине, таилась неприязнь к
этому молчаливому старику с азиатскими глазами и вечным, а  оттого  пугающим
спокойствием во всем облике, от крупных костлявых пальцев до покатых плеч, в
которых  содержалась  многолетне  накопленная  сила...  Работник  Илья   был
хороший, а потому директор пытался волевым усилием дорожить им, но издалека,
стараясь как можно реже бывать на вверенном татарину рыбном участке.
   Нельзя сказать, что Илья любил свое дело. Скорее был равнодушен,  сам  не
сознавая того. Ему не слишком нравилось убивать рыбу  или  видеть,  как  она
сама дохнет в аквариуме, невостребованная от чрезмерного изобилия. Не  очень
он любил и орудовать ножом по еще живому  телу,  соскабливая  чешую,  но  уж
такова была необходимость, таковы издержки профессии, и Ильясов исполнял ее,
как надлежало послушному работнику,  уже  много  лет.  Сколько?  Он  сам  не
помнил.
   Когда татарин появился в  магазине,  кто  его  нанимал,  косноязычного  и
оттого  молчаливого,  -  никто  ровным   счетом   ничего   не   знал.   Куда
запропастилась трудовая книжка, должная лежать в сейфе незыблемой  святыней,
- тоже было покрыто неизвестностью. Магазин уже десять лет  как  принадлежал
нынешнему хозяину, а до того им  владело  государство,  называя  предприятие
торговой точкой № 49...
   А любил Илья рыбу. Просто рыбу. Любил ее не  осознанно,  как  люди  любят
кошек или собак, умиляясь отзывчивостью и просто возможностью любить за так;
а привечал чешуйчатых какой-то частью своего темного, дремучего подсознания.
Он мог часами наблюдать за шевелением серебряных тел в аквариуме,  смотреть,
как рыбины аккуратно сталкиваются телами, словно чешутся друг  о  друга  или
ласкаются. Ему нравилось, как  дышат  жабры,  раскрываясь,  будто  раковины,
открывая на  обозрение  алую  внутренность,  как  всплескивают  хвосты,  как
вздуваются пузыри сквозь губастые рты...  Но  надо  заметить,  что  вся  эта
неосознанная любовь, или пристрастие, распространялась лишь на рыб  больших,
могучих, чьи тела несли в  себе  килограммы  здорового  мяса,  наросшего  на
мощных костях, чьи лобастые  головы  тыкались  в  стекло  аквариума,  словно
бычьи... Всякая же мелочь,  как  глупая  плотва,  речной  окунь  или  ерш  с
ядовитым плавником, разваривающиеся в ухе в кашу на  первой  же  минуте,  не
вызывали в Илье ровным счетом никаких чувств. Такое отношение бывает  обычно
у людей к привычным насекомым, в постоянстве ползающим под ногами, жизнь  не
портящим, но и не украшающим. Например, к муравьям...
   Видал  татарин  рыб  и  экзотических.  Такие  продавались  в  специальных
зоологических магазинах и своим цветовым многообразием лишь удивляли  слегка
Илью,  как  салют  на  праздник,  в  остальном  же  он  считал   тепловодных
необязательной формой жизни, каковых в мире существовало великое  множество,
а оттого и внимание нечего заострять.
   Лишь  однажды  в  маленьком  зоомагазине  Илья  рассмотрел  в   аквариуме
небольших рыб под названием пираньи, чьи  рты  были  сплошь  усеяны  острыми
зубами, непропорционально длинными, если сравнивать с общим  размером  тела.
На прилавке лежала  прокламация,  в  которой  объяснялась  со  всевозможными
прикрасами невероятная хищность рыб, способных небольшой стайкой  сожрать  в
течение десяти минут взрослого человека.  Конечно  же,  это  реклама,  решил
Илья, но  рыбьи  зубы,  крючковатые  и  хищно  белые,  вызывали  в  татарине
любопытство,  даже  некий  страх,  и  он  приобрел  пяток   иностранок   для
эксперимента.
   Утром следующего дня пять особей  семейства  пираньих  были  погружены  в
магазинный аквариум, где в утренний час  безмятежно  плавали  жирные  карпы,
распустившие толстые животы в ленивом ожидании своей участи.
   То, что произошло далее, совершеннейшим образом повергло Илью  в  чувство
крайней подавленности и, можно сказать, нестерпимый шок.
   Сначала в аквариуме ничего не случилось, первые минуты карпы плавали сами
по себе, пираньи сновали стайкой из угла в угол, словно обживаясь  на  новом
месте, тыкались зубами о стекло, клацая, словно вилками, и глядели  жесткими
глазками на Илью.
   Реклама, еще раз уверился татарин. Не сожрешь человека так запросто!
   Он уже хотел было заняться привычными своими обязанностями, как  вдруг  в
водной среде произошло  какое-то  неуловимое  движение.  Пираньи  сбились  в
стайку и несколько раз в полном синхроне обернулись вокруг собственной  оси.
Раз, два,  три...  Затем  рыбки  приподняли  свои  хвосты,  опустив  ко  дну
селедочные  головы  с  зубами-иголками,  и  с  минуту  находились  в   таком
положении, совершенно недвижимые. Казалось, что  рассматривают  они  старого
карпа, отдыхающего на дне аквариума. Карп был слегка подранен сачком, и  его
бок выделялся на сером фоне розовым мясом, сочившимся кровью. И вероятно, не
столь было больно рыбе от раны,  как  она  просто  покоилась  в  стороне  от
собратьев, как заболевший от здоровых.  И  вдруг,  словно  по  команде,  вся
немногочисленная стайка рванулась в  слаженном  порыве  ко  дну.  И  столько
стремления, столько хищного  полета  стрелы  было  в  этом  движении,  столь
огромная развилась скорость, что  татарин  Илья  на  мгновение  отпрянул  от
аквариума, а когда вернулся  к  нему,  пятерка  хищников  уже  рвала  своими
зубами-крючьями розовое мясо обезумевшего от боли карпа, пытающегося мощными
ударами хвоста отогнать от себя маленьких убийц. Все вскипело  в  аквариуме!
Вихрями гуляла муть, поднятая со дна, шарахались в разные стороны  остальные
обитатели... Но глупая рыба своим крошечным мозгом уже понимала,  что  конец
ее близок, что огромные куски мяса, вырванные из живота, пожираются вместе с
нежной печенью незваными пришельцами, которые через мгновения принесут  ему,
пятилетнему самцу,  никогда  и  никого  не  боявшемуся,  неминуемую  смерть,
мучительную и никчемную; а оттого большая рыба безвольно смирилась со  своей
участью, перестала  бессмысленно  колотить  хвостом  и  завалилась  на  бок,
уставив обреченные глаза к  поверхности...  Остальные  обитатели  аквариума,
такие же жирные карпы, забились в дальний угол  резервуара  и  наблюдали  за
диким концом своего собрата, чмокая глупыми губами. Клубилась в темной  воде
алая кровь, метались пираньи, раздирая на куски остатки сочного мяса, и  уже
через минуту на нечистое дно  аквариума  опустился  обглоданный  до  белизны
скелет карпа-полустарка.
   - Эх! - выдохнул Илья, приходя в себя  после  увиденной  картины.  -  Так
вот!..
   Ту же картину, что и татарин, наблюдала  продавщица  мясного  отдела.  Ей
увиденное пришлось по вкусу, и она ожидала, что новые рыбки проделают  такую
же процедуру и с другими карпами, а значит,  время  до  обеденного  перерыва
обещало быть интересным.
   - Экспериментатор! - молвила продавщица вслух.
   Но татарин не оправдал  ожиданий.  Как-то  быстро  вскочив  на  ноги,  он
схватил сачок, зачерпнул им темные воды и в одно движение выловил всю стайку
пираний, чьи челюсти еще по инерции клацали, пытаясь  перегрызть  капроновые
веревки, из которых был связан сачок.
   - Ищь! - воскликнул татарин и со всей силой ахнул сачком об пол.
   Вывалившись из сетки, рыбки запрыгали  по  кафельной  плитке,  а  Илья  в
жутком порыве принялся топтать их хищные тельца каблуками ботинок,  стараясь
расплющить железными подковками-набойками экзотические  создания.  Казалось,
татарин впал в какое-то исступление. Он без устали давил хищников с хрустом,
словно мстил за отечественную  рыбу,  поруганную  иностранным  завоевателем,
пока от пираний не осталась лишь кашица, смешанная с рядовой грязью.
   - Ия-уу-а! - провыл Ильясов как-то страшно, отчего его лицо сделалось еще
более желтым, а губы искривились в странной улыбке. - Ищь ты! -  пришептывал
он. - Ищь!..
   Сумасшедший! - убедилась продавщица мясного отдела, а вслух сказала,  что
свои  поганые  эксперименты  нужно  проводить  не  на   имуществе,   которое
принадлежит частному хозяину, а на  своем  вонючем  сомике,  что  плавает  в
отдельном аквариуме, стоящем под прилавком. Уж мы-то знаем про этого сомика!
Знаем-знаем!..
   Надо сказать, что таковой действительно имелся. Сомик  был  привезен  под
праздник вместе с карпами совершенно  случайно  в  машине  "Свежая  рыба"  и
сгружен в общий аквариум, где  его  немедленно  обнаружил  Илья.  Сомик  был
относительно  небольшой,  килограммов  на  восемь,  с   длинными   усами   и
приплюснутой мордой, чем-то неуловимо напоминающей лицо Ильи.
   Татарин  мгновенно  проникся   к   нему   неясным   чувством   и,   мямля
невразумительно, попросил у  хозяина  разрешения  купить  необычную  для  их
магазина рыбину в собственность. Хозяин  лишь  пожал  плечами  и  согласился
продать сомика за цену, тождественную карповому весу. Некоторые из продавцов
было возмутились, почему именно Илье было позволено  выкупить  сомика,  всем
хочется к празднику такую рыбину, но кто-то заметил, что сомы отдают тиной и
что рыба эта сорная, никчемная, даже  для  жарки  не  годится,  ибо  излишне
жирная и вонючая, как сожженная резиновая покрышка.
   - Пусть татарин жрет! - сказали в подсобке тихо и засмеялись.
   На том и порешили. К празднику служащие магазина купили  карпов,  а  Илья
потратился на сомика, которого поселил в  небольшом  аквариуме  собственного
изготовления, промазав стекло изнутри замазкой, чтобы не текло. Поставил  он
аквариум под прилавок, куда провел маленькую сорокасвечовую лампочку,  чтобы
рыбине казалось, что проживает она под солнцем, а еще сделал ответвление  от
основного компрессора и пускал воздух к самому ее носу.
   Кормил татарин своего питомца раз в  день  принесенной  из  дома  пшенной
кашей, зато задавал ее от души, большими слипшимися комками,  которые  сомик
подхватывал на лету, как какая-нибудь псина, и проглатывал тотчас, с псячьим
проворством... Когда выдавалась свободная от работы минута, Илья засовывал в
теплый аквариум руку и поглаживал мозолистой ладонью скользкую спину  сомика
со всей нежностью, на какую был способен. Рыбина любила своего хозяина  и  в
благодарных порывах присасывалась губами к среднему пальцу татарина и сосала
его нежно, как новорожденное дитя, - мягкими,  беззубыми  деснами.  В  такие
мгновения продавец рыбы был всемерно счастлив.
   Вряд ли татарин Илья читал когда-нибудь что-то специально, был он  сильно
дремуч и только газеты или журнальчики просматривал изредка, забирая  их  из
подвала своего многоэтажного дома, уже сильно состарившиеся и  подмокшие  от
сырости. Но тут, с негаданным приобретением  сомика,  Илья,  как  заправский
собаковод, посетил ряд книжных магазинов, где всякий раз запрашивал книги  о
жизни сомов. Всякий же раз ему и отвечали, что про сомов литературы нет, что
есть просто атласы речных рыб, где, в частности, есть и о сомах.
   - Берите атлас! - советовали продавцы.
   Что такое атласы, Илья не знал, боялся быть обманутым и  лишь  отчаявшись
найти литературу  про  своего  питомца,  купил  толстый  красочный  атлас  с
названием "Мир речных рыб".
   Лежа дома на своем диванчике,  покрытом  истертым  ковриком  с  азиатским
орнаментом, Илья нетерпеливо листал атлас,  пропуская  изображения  сазанов,
налимов, голавлей и прочих ненужных ему рыб, задержался лишь на  секунду  на
карпах, о которых все и так знал, а затем, слюнявя палец,  наконец  добрался
до иллюстрации с сомиком.
   - Ах! - воскликнул татарин. - Мой рыба!
   И  действительно,  на  всю  страницу,  во  всем  своем  великолепии  была
изображена  рыба  Ильи,  которая  смотрела  на  хозяина  преданными,  слегка
раскосыми глазами и, казалось, вот-вот пошевелит мясным ртом  с  просьбой  о
пшенной каше.
   - Мой рыба! - удостоверился Илья и, вооружившись лупой,  стал  читать  по
слогам, что написано под картинкой.
   А там была напечатана информация о самом большом обитателе российских рек
- "соме обыкновенном",  могущем  при  благоприятном  стечении  обстоятельств
прожить до ста лет и набрать веса до двухсот килограммов. Сом вовсе  не  был
хищной рыбой и не питался себе подобными,  а  оттого  Илья  испытал  к  рыбе
уважение и еще раз порадовался, что сомик принадлежит ему и что