оизводству мясных пирожков.
   - Кловис, я что-то не улавливаю.
   - Ты ведь, кажется,  имела  дело  с  человеком  из  металла.  А  из  него
выпотрошили часовой механизм. На котлеты. Или на пирожки.
   - Я с ним  ничего  такого  не  делала.  Они  что,  хотят  заставить  меня
платить?
   - Заплачу я. За владение. На твое имя - ведь тебе есть  восемнадцать.  Со
скидкой - если правильно использовать ситуацию. Поврежденный товар.
   - Кловис, ты неподражаем, но я действительно не могу позволить  себе  его
принять.
   - Ну, тогда одолжи его Джейн на время.  Просто  чтобы  наложить  на  него
лапу, извини за выражение.
   - У Джейн еще ни одного мужика не было.
   - Не было, так будет, верно, Джейн? Египтия замолчала. Я  превратилась  в
стекло и не двигалась, чтобы не разбиться.
   - Через час, - сказал Кловис. - На Арборской стороне моста.
   - Я в Арборе не бываю. Меня ограбят и похитят.
   - Конечно, Египтия. Ты же  звезда.  Кловис  отключился  и  набрал  другой
номер.
   - "Электроник Металз"? Нет, мне не надо отделение по  контактам.  Я  хочу
поговорить с человеком по имени Совэйсон.
   Он ждал, и я сказала:
   - Кловис,  они  не  согласятся,  -  он  замолчал,  потому  что  на  линии
послышался голос Совэйсона, и задрожала всем телом, как  осенний  лист...  Я
села на пол, прислонила голову к стене и поплыла  как  будто  под  действием
серенола.
   Сквозь туман, я слышала, что Совэйсон отвечает не слишком любезно.
   - Откуда вы знаете, что один из серебряных образцов не в порядке?
   - Мои шпионы, - сказал Кловис, - могут проникнуть всюду.
   - Что? Э-э. Взгляните сами...
   - Я не люблю пользоваться видео.
   - Это, должно быть, э-э, та паршивая девчонка, не так ли? А вы  еще  одно
богатое чадо...
   - Я еще одно богатое чадо. И я советую вам не  горячиться,  мой  пернатый
друг.
   - Что?! Кто это тут...
   - Совы, - отчетливо произнес Кловис, - сын.
   - Это пишется Совэй... - завопил Совэйсон.
   - Да пусть пишется хоть "сволочь", мне плевать,  -  сказал  Кловис.  -  Я
звоню от имени леди, которая нанимала вашу бракованную  рухлядь  позапрошлой
ночью.
   Я встала, зашла в зеленую ванную и открыла кран. Не  могла  я  их  больше
слушать.
   Минут через пятнадцать после того, как я легла в воду, Кловис постучал  в
дверь и сказал:
   - Какая ты чувствительная, Джейн. С тобой все в порядке? Если ты  вскрыла
себе вены, то отпусти, пожалуйста, руки в воду, чтобы  не  запачкать  стены.
Кровь так трудно отмыть.
   - Я в порядке. Спасибо за заботу.
   - Заботу? Этот сын Совы -  просто  медуза.  Я  полагаю,  ты  вернешь  мне
наличными, как только выжмешь из Деметры благословение. Тогда мы  сможешь  и
Египтию вывести из игры.
   - Они тебе не позволят, - сказала я сквозь слезы, которые текли  прямо  в
воду. Мой собственный водопроводный кран никто не в силах завернуть.
   - Зачем я все это делаю? - спросил кого-то Кловис.  -  Переворачиваю  мир
вверх дном - и все ради жалкой кучки гнилых орехов и дверных болтов, которые
все равно ни на что не годятся. О горе мне, горе! Прости, моя ласточка.
   Он удалился, и я услышала, как ожил и зашумел душ в другой ванной,  цвета
красного дерева.
   Не помню,  сколько  прошло  времени,  прежде  чем  я  услышала,  как  он,
насвистывая, выходит из квартиры.
   О мужчинах К-3 многое сочиняют. По крайней  мере,  Кловис  отлично  умеет
свистеть.
   Я лежала в ванне, позволяя воде смывать  с  кожи  жизненно  важное  сало,
против   чего   меня   всегда   предостерегала   мать.   ("Кожные   элементы
восстанавливаются. Но нельзя спорить с природой, дорогая".)
   Да нет, Кловис вовсе не это имел  в  виду,  А  если  и  это,  "Электроник
Металз" никогда не отдаст испорченного робота.  Или  вернутся  демонстранты.
Или Египтия, если подпишется, то предъявит свои законные права и заберет его
себе. Или он уже превратился в кучу металлолома.
   Плакала я уже давно, но вдруг все резко  изменилось.  Слезы  потекли  еще
быстрее, и я поспешно выскочила из ванны. Так же поспешно я собралась  тогда
на вечеринку к Египтии. Каким-то образом я уже все знала.
   Когда я снова услышала,  как  движется  лифт,  я  вся  похолодела.  Дверь
спросила у меня, открываться ли ей. Стоило прислушаться к голосу разума,  но
я распахнула ее не раздумывая. А там стоял Остин.
   - Где Кло? - спросил он.
   Я ждала кого угодно, только не его. Поэтому смотрела на него, онемев.
   - Да, я знаю, что я красивый, - сказал он.
   - Я думала, у тебя есть ключ, - пробормотала я.
   - Бросил ему в лицо, - сказал Остин. - Этот дурацкий сеанс. Ты знала, что
в столе магнит? Держу пари, что знала.
   - Кловиса нет, - сказала я.
   - Я подожду.
   - Он уехал на пляж. - Еще одна ложь. Остин поверил.
   - Надеюсь, кто-нибудь там засыплет ему лицо песком.
   Он повернулся, прошествовал обратно по коридору и нажал кнопку  лифта.  Я
почувствовала и неловкость, и облегчение, когда лифт проглотил его и исчез.
   Был час дня,  если  верить  говорящим  часам  Кловиса.  Я  причесалась  в
тридцатый раз. Оправила свое черное платье, подкрасила черные ногти и  белое
лицо. За окном над Нью-Ривер плыли похожие на синяки  облака.  Мог  и  дождь
пойти. Свой дождь я прекратила, глаза высохли. Я сварила настоящий кофе - им
у Кловиса был забит весь буфет, но пить не смогла. Кофейный столик  покрылся
пылью. Очевидно, квартирный автоочиститель не включали целую неделю.
   Чего я ждала? Что позвонит Кловис и сообщит, что  ничего  не  вышло?  Что
откроется дверь, войдет Кловис, пожмет плечами и скажет: тебе  лучше  забыть
обо всем, Джейн? А все-таки не от того ли ты боишься мужчин, что у тебя  нет
отца?
   Вчера вечером какое-то время все казалось таким простым. Женщина не может
любить робота. Ну, что  для  меня  может  значить  эта  заводная  кукла?  Но
оказалось, я не способна держаться этой  истины.  Для  меня  он  был  живой.
Человек, Кловис. Настоящий.
   Я услышала лифт.
   Нет ли в другом конце галереи еще одной маленькой квартирки? Может  быть,
это ее обитатели?
   Дверь затряслась, задрожала, как будто пробежала рябь по  воде,  наконец,
открылась. Вошел Кловис и Сильвер.
   Сильвер был в  голубой  одежде  и  темно-красных  ботинках.  Я  не  могла
оторвать от него взгляда. Потом посмотрела на Кловиса. Кловис был удивлен и,
казалось, уже давно. Он подошел ко мне и сказал:
   - Ну что же  ты,  Джейн.  -  Потом  протянул  мне  пластиковую  папку.  -
Документы, - кратко пояснил он. - Копии ордера  сборочного  цеха,  права  на
владение и квитанции на денежный перевод с банковской печатью. Гарантия  два
года с отметкой об ограничении ее действия по вине  покупателя,  не  давшего
завершить контрольную проверку. Египтия подписала подтверждение твоего права
на временное пользование. На шесть то ли месяцев, то  ли  лет.  Кстати,  она
все-таки сумела продрать  глаза  и  заподозрила  какой-то  подвох,  так  что
пришлось накормить ее ленчем и купить ей серый плащ с меховой подстежкой. За
который ты мне тоже должна.
   - Может так получиться, что я не смогу тебе отдать, - сказала я,  еще  не
совсем выйдя из оцепенения. Сильвера теперь я видела только краем глаза,  он
стоял возле двери, но его голубой огонь озарял всю комнату  подобно  тлеющим
уголькам.
   - Значит, увидимся в суде, - сказал Кловис. Зачем-то я сказала:
   - Остин приходил. Я его убедила, что ты на пляже.
   - Думаю, так оно и есть, - отозвался Кловис. - Явное  ощущение,  что  под
ногами песок.  Перемена  обстановки  не  повредит.  -  Его  лицо  продолжало
выражать удивление. Он отвернулся от меня,  снова  приблизился  к  Сильверу,
посмотрел на него, потом обошел и оказался у двери.
   - Ты ведь знаешь, где что у меня, - проговорил он. - Если нет,  то  самое
время разведать. Иисус же, возгласив громко, испустил  дух,  -  добавил  он.
Дверь захлопнулась за ним, щелкнув своим механизмом. Я осталась одна. Одна с
роботом Египтии.
   Я должна была заставить себя посмотреть на него.  С  ботинок  на  длинные
ноги, потом - на руки, опущенные по бокам. Плечи с лежащими на них  волосами
поверх голубой рубашки. Шея. Лицо. Все нетронутое. Целое. Спокойные тигриные
глаза. Да что это, в самом деле? Уж не выдумала ли я его?  Какой-то  призрак
или  как  будто  смотришь  на  лицо  выздоровевшего  больного...   Да   нет,
воображение разыгралось.
   Известна ли ему официальная ситуация - кто им владеет  постоянно,  а  кто
временно? Должна ли я об этом ему сказать?
   Он медленно мигнул своими янтарными глазами. Слава Богу, действуют. Слава
Богу, они не менее красивы, чем были тогда, когда я увидела их в первый раз.
Он улыбнулся мне и сказал:
   - Привет.
   - Привет. - Я была так возбуждена, что едва это чувствовала.  -  Ты  меня
помнишь?
   - Да.
   - Не знаю, что и сказать тебе.
   - Говори, что хочешь.
   - Вот я сейчас скажу: "Садись, пожалуйста, будь как дома. Чашечку чаю?"
   Он засмеялся. Я полюбила его  смех.  Всегда  любила.  Но  он  разбил  мое
сердце. Я теперь страдала, глубоко страдала оттого, что он  здесь  со  мной.
Никогда в жизни со мной такого не было. Я не могла даже плакать.
   - Я вполне расслаблен, - сказал он. - Я всегда расслаблен. Можешь на этот
счет не беспокоиться.
   Он меня обезоруживал, но я была готова к этому. Что бы еще  ему  сказать?
Он заметил мои колебания и приподнял одну бровь.
   - Что? - сказал он. Человек. Ну, человек же!
   - Ты знаешь, что произошло? Что они с тобой сделали?
   - Кто они?
   - "Электроник Металз".
   - Да, - сказал он. И все.
   - Я видела тебя там, - произнесла я. Это прозвучала бестактно.
   - Я сожалею, - откликнулся он. - Вряд ли это было тебе приятно.
   - А тебе?
   - Мне?
   - Ты был без сознания?
   - Без сознания - это  не  те  слова,  которые  можно  применить  ко  мне.
Отключен - если ты это  имеешь  в  виду  -  был  частично.  Для  контрольной
проверки  требуется,   чтобы   по   крайней   мере   одна   половина   мозга
функционировала.
   У меня в животе похолодело.
   - Ты хочешь сказать, что все сознавал?
   - Вроде того.
   - Это было... больно?
   - Нет. Я не чувствую боли. Мои  нервные  окончания  реагируют  скорее  по
принципу рефлекса тревоги, чем боли.  Боль  как  предупреждающий  сигнал  не
нужна моему телу так, как человеку. Поэтому никакой боли.
   - Значит, ты слышал, что он говорил. И что я говорила.
   - Думаю, что да.
   - Ты не способен к неприязни?
   - Нет.
   - К ненависти?
   - Нет.
   - К страху?
   - Трудно сказать. Я весь на виду.
   - Ты отдан в собственность, - сказала я. - Ты  принадлежишь  Египтии.  Ты
одолжен мне.
   - Ну и что?
   - Ты не сердишься?
   - Разве я выгляжу сердитым?
   - Ты употребляешь первое лицо: говоришь "я".
   - Было бы нелепо говорить как-то по-другому, я бы обязательно запутался.
   - Я тебя не раздражаю?
   - Нет, - снова мягко засмеялся он. - Спрашивай все, что хочешь.
   - Я тебе нравлюсь?
   - Я не знаю тебя.
   - Но ты как робот считаешь, что все же можешь узнать?
   - Лучше, чем других людей, если ты  позволишь  проводить-с  собой  больше
времени.
   - Ты этого хочешь?
   - Конечно.
   - Ты хочешь заниматься со  мной  любовью?  -  В  этот  вопрос  я  вложила
сердечную боль, раздражение, страдание, скорбь, страх -  все,  чего  он  был
лишен.
   - Я хочу делать все, что ты ждешь от меня.
   - Без всякого чувства.
   - С чувством огромного удовольствия от твоего счастья.
   - Ты красивый, - сказала я. - Знаешь, что ты красивый?
   - Да. Разумеется.
   - Ты притягиваешь людей, как магнит. Это ты тоже знаешь?
   - Это метафора? Да, знаю.
   - Ну, как все это называется? - бесцеремонно спросила я. Это  прозвучало,
как вопрос ребенка, что такое солнце. - Как это называется, Сильвер?
   - Знаешь, - сказал он, - самый простой способ обращаться со  мной  -  это
принимать меня таким, какой я есть. Ведь ты не можешь стать такой, как я,  а
я - как ты.
   - А ты бы хотел стать человеком?
   - Нет.
   Я  подошла  к  окну,  посмотрела   на   Нью-Ривер   и   на   его   слабое
сапфирово-серебряное отражение в стекле.
   Я сказала ему одними губами: я люблю тебя. Я люблю тебя.
   А вслух проговорила:
   - Ты гораздо старше меня.
   - Сомневаюсь, - сказал он, - мне всего три года. Я обернулась и взглянула
на него. Наверное, это правда. Он усмехнулся.
   -  Ну  хорошо.  Когда  я  появился  на  свет,  мне  было   уже   примерно
двадцать-двадцать три. Но если считать с того момента, как я был приведен  в
действие, то я еще ребенок.
   Я перевела разговор на другую тему:
   - Это квартира Кловиса. Ты чем так его ошеломил?
   - Просто он, как и ты, все не мог запомнить, что я робот.
   - А он... хотел заниматься с тобой любовью?
   - Да. Но он подавлял в себе эту мысль, она была ему отвратительна.
   - А тебе она была отвратительна?
   - Опять двадцать пять. Ты об этом уже спрашивала в другой форме, и я тебе
ответил.
   - Ты бисексуален?
   - Я могу приспособиться к любому, с кем имею
   Дело.
   Чтобы доставить ему удовольствие?
   - Да.
   - А это, в свою очередь, доставляет удовольствие тебе?
   - Да.
   - Ты запрограммирован на него?
   - Так же, как и люди в какой-то мере. Я вернулась в комнату.
   - Как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
   - Ты собираешься меня переименовать?
   - Сильвер - это сокращение, а не имя. Есть разница.
   - Но только, - сказал он, - не называй  меня  Разница.  Я  засмеялась  от
неожиданности. Это было похоже на каламбуры Кловиса.
   - Прекрасно, - сказал он. - Мне нравится  твой  смех.  Я  его  раньше  не
слышал.
   Будто мечом пронзил.  Я  переживаю  все  так  остро,  неужели  ничего  не
чувствует? Да нет, он чувствует гораздо тоньше меня.
   - Пожалуйста, - сказала я, - называй меня Джейн.
   - Джейн, - произнес он. - Джейн - грань  кристалла,  звук  капель  дождя,
падающих на гладкую поверхность мрамора, стройная цепочка робких звуков.
   - Не надо, - проговорила я.
   - Почему не надо?
   - Это ничего не значит. Никто еще не находил в моем имени поэзии, а ты ее
находишь буквально во всем. Это самое обыкновенное имя.
   - Но сам звук,  -  возразил  он.  -  Чисто  фонетически  это  так  чисто,
прозрачно и прекрасно. Подумай об этом, если не думала раньше.
   Пораженная, я подняла руку.
   - Джейн, - произнесла я, пробуя на вкус, вслушиваясь в свое имя. - Джеен.
Джеин.
   Он смотрел на меня тигриными глазами, которые лучились светом, притягивая
к себе.
   - Я живу со своей матерью в двадцати милях от города, в заоблачном  доме,
- сказала я. Он висит прямо в воздухе. За окнами плывут  облака.  Мы  пойдем
туда.
   Он рассматривал меня с тем пристальным вниманием, которое я уже научилась
распознавать.
   - Не знаю, чего я от тебя хочу, - неуверенно произнесла я. Не правда,  не
правда, но хотела я столь невозможного, что лучше было не говорить.
   - У меня нет... это у Египтии... а у меня нет... никакого опыта.
   - Не надо меня бояться, - сказал он.
   Но я боялась. Он водил серебряным ногтем по моему сердцу.

4

   Я не хотела оставаться у Кловиса. Он мог в любое время  вернуться,  хотя,
наверное, собирался задержаться. К тому же  не  хотелось  давать  ему  повод
воображать, как мы занимаемся любовью, разъезжая  по  этим  черным  атласным
простыням. Де еще все осложнялось тем, как он сам воспринял Сильвера - я, не
хотела так его называть, но не могла придумать ничего лучшего.
   Когда мы мчались в такси по загородному шоссе,  я  поняла,  что  не  хочу
держать его и у  себя  в  Чез-Стратосе.  Внезапно,  но  абсолютно  четко,  я
осознала, что своего дома у меня нет. Я всегда  окружена  людьми.  Рядом  то
Кловис, то Хлоя. То мать. Если  мать  вдруг  сейчас  дома,  то  я  не  смогу
привести: это требует объяснений. "У нас три подвижных робота, дорогая.  Еще
один нам ни к чему. - Но это личностный робот, мама. - А что он делает, чего
не могут остальные?" Да...
   В такси я просто окаменела от  волнения.  Когда  мы  шли  по  улице,  все
смотрели на него, и,  как  и  раньше,  девяносто  девять  из  ста  вовсе  не
подозревали, что он робот. На оживленном перекрестке он взял меня  за  руку,
как любовник, как  друг.  Предупредительность.  Мне  потребовалось  все  мое
мужество, чтобы повести его в парк такси, за  три  квартала.  Поведение  его
было вполне естественным. Интерес, настороженность, несомненное знакомство с
подземными переходами, уличными эскалаторами, как  будто  он  всегда  жил  в
городе. Но все же были некоторые моменты... Он не пустил меня  под  одну  из
арок. "Там из воздушного кондиционера капает вода". Я  ее  не  видела  и  не
увидела, но из-под арки вышли двое мужчин, отряхаясь и чертыхаясь.  Он  увел
меня с неровной мостовой, а  сквозь  толпу  мы  проскальзывали  без  единого
столкновения, чего я совершенно не умела.
   Водитель такси был робот. Ему было все равно. Интересно, если бы он был с
головой, то как отреагировал бы на предмет, вышедший из той  же  мастерской,
что и он сам?
   На улице я забрасывала его вопросами. Иногда повторяющимися, я  этого  не
замечала. Некоторые, наверное, казались ему дикими. "Ты спишь в  ящике?"  "Я
вообще  не  сплю."  "А  что  делаешь?"  "Кто-нибудь  размыкает  мою  цепь  и
прислоняет меня к стене." Это показалось мне черным юмором, и я не поверила,
хотя он и сказал, что не умеет лгать. Иногда до  прохожих  долетали  обрывки
нашего разговора, и они оборачивались. Меня даже удивляло, что  почти  никто
не знает, в  чем  тут  дело.  Ни  рекламная  кампания,  ни  демонстрация  не
способствуют распространению этой новости. Хотя это тоже  мысль  -  внедрить
роботов в массы, показать, как легко они сходят за людей, а потом затрубить:
вот они, наши товары!
   Пишу это, как чистая рационалистка. На самом деле ничего подобного.
   Когда мы сели в такси, я обрадовалась, но напрасно: ведь я опять осталась
с  ним  наедине.  Я   казалась   себе   несуразной,   толстой,   некрасивой,
инфантильной. Слишком много я взяла на себя. Но не могла же я оставить его в
этой контрольной камере,  раз  Кловис  дал  мне  возможность  вызволить  его
оттуда. Если бы я  хоть  не  знала,  что  он  там  безглазый,  с  обнаженным
механизмом, полумертвый.
   Стыдясь самой себя, я спросила прямо:
   - Если бы они сделали полную проверку и разобрали тебя на части, это была
бы твоя смерть?
   - Возможно, - ответил он.
   - Ты боишься ее?
   - Я об этом не думал.
   - Не думал о смерти?
   - А ты думаешь?
   - Не так уж часто. Но эта проверка - твои глаза, твои руки...
   - Мое сознание работало только частично.
   - Но ты.
   - Джейн, ты снова пытаешься наделить меня тем, к чему я не приспособлен -
способностью к эмоциональному самоанализу.
   Я стала смотреть в окно на пролетающие мимо пейзажи,  окутанные  дорожной
пылью, на розовато-лиловое небо. Где-то раздался гром, заставив содрогнуться
отдаленные холмы. Он тоже глядел в окно. Нравится ли ему такой ландшафт, или
он к нему равнодушен? Одинаково ли значимо для него, если человек  красив  и
если не очень?
   Мы подъехали к дому, и я расплатилась. Ветер бился  в  бетонные  стены  и
засыпал деревья розовой пылью. Стальные опоры дома в сполохах далеких молний
были почти одного цвета с Сильвером.
   - Привет, Джейн, - сказал лифт.
   Пока мы плыли вверх, он осматривался, прислонившись к стене. А я  глядела
на него. Зачем я это сделала? Дура. Я не могу его купить.
   Когда мы вышли из лифта в фойе, один из космонавтов  как  раз  катился  к
своему люку. Но ни он, ни Сильвер будто не замечали друг друга.
   Мы вошли в клетку внутреннего лифта и поднялись в Перспективу. Как только
мы там очутились,  раздался  оглушительный  удар  грома  и  комната  сначала
окрасилась в бледно-розовый, а потом в темно-багровый цвет. Хотя Чез-Стратос
надежно укреплен и защищен, все же видеть грозу так близко довольно страшно.
Когда я была маленькой, я всегда жутко пугалась, но  мать  обычно  приводила
меня сюда, показывала грозу - вот как природа могущественна, - и  объясняла,
что нам это ничем не грозит. Так чт