с,
показывающий, каким был мир до столкновения с Астероидом.  Возле  библиотеки
находится один из балконов и я иногда сажусь там почитать, но мне это  плохо
удается, созерцание неба мешает сосредоточиться.
   Последний этаж занимает апартаменты матери, ее рабочий кабинет и  студия,
все это звуконепроницаемо и тоже запирается. Остальная  часть  этажа  -  это
Перспектива, чудесный полукруг, оттуда можно обозревать все  стороны  света.
Когда входишь туда,  небо  заполняет  комнату,  и  ты  будто  не  в  комнате
находишься, а в небе. Для усиления этого  эффекта  вся  мебель  здесь  очень
простая и сделана либо из стекла,  либо  из  зеркального  материала.  Нельзя
сказать, что мы живем очень уж высоко, но даже на  такой  высоте  приходится
герметизировать дом и насыщать его кислородом. Окна  нам  открывать  нельзя.
Зато мы никогда не задергиваем занавески.
   Когда я вошла в Перспективу, комната оказалась  золотой.  Золотые  ковры,
золотые стулья; обеденный стол на  застекленном  балконе,  как  будто  залит
хересом амонтильядо. Химические канделябры на потолке были погашены, но  все
равно светились золотом, исходящим от неба. Само небо  было  цвета  вина  из
желтой сливы. Я с восхищением созерцала закат. На такой высоте кажется,  что
он будет длиться целые недели, но небо начало бледнеть, и  я  перебежала  на
восточную сторону, чтобы  не  упустить  появления  Астероида.  Он  похож  на
огромную сине-зеленую звезду, но с  ним  приходят  сильные  ветра,  в  морях
возникают гигантские волны и усиливают приливы. Астероид  вызывал  на  Земле
страшные катаклизмы, пока орбита его не стабилизировалась. Люди побывали  на
Астероиде. Он красивый, но из-за него погибла треть земного  населения.  Это
статистика.
   С южной стороны Перспективы есть маленький пристрой, туда ведет  лесенка.
Мои апартаменты отделаны зеленым, бронзовым и белым в соответствии со  всеми
моими схемами. Тут есть все,  что  нужно  современной  девушке:  видео  -  и
аудиомагнитофоны,  плейер,  парикмахерский  узел,   полные   шкафы   одежды,
оригинальные украшения, игры, книги. Правда, здесь  нет  балконов,  так  что
чаще я бываю в Перспективе.
   Когда я приблизилась к пианино, которое теперь отсвечивало  серо-лиловым,
в комнату вошла мать. На ней  был  павлиний  костюм  с  высоким  воротником,
стоящим над головой, будто распущенный веер хвоста. Вероятно, она  собралась
уходить.
   - Иди ко мне, дорогая, - сказала мать.
   Я подошла и мать обняла меня. Окунувшись в волшебный запах  "Лаверте",  я
почувствовала себя в безопасности. Потом она ослабила объятия, но продолжала
удерживать меня, улыбаясь. Мать выглядела прекрасно, ее зеленые  глаза  были
похожи на крыжовник.
   - Ты поддержала Египтию, дорогая?
   - Я хотела было. Мама, мне надо тебе кое-что рассказать, может  быть,  ты
что-нибудь посоветуешь.
   - Милая, я опаздываю. Мне хотелось увидеть тебя перед уходом.  Ты  можешь
рассказать быстро?
   - Нет... вряд ли... не думаю...
   - Тогда расскажешь завтра, хорошо, Джейн?
   - Ну, мама, - захныкала я, снова принимаясь плакать.
   - Дорогая, я же говорила тебе, что делать,  когда  я  не  могу  побыть  с
тобой. Возьми чистую пленку и запиши, что случилось, представляя,  будто,  я
сижу рядом и держу тебя за руку. А завтра я ее послушаю, и мы все обсудим.
   - Мама...
   - Дорогая, - сказала она, легонько встряхивая меня, - но мне правда нужно
уходить.
   - Куда? - вяло поинтересовалась я.
   - На обед, о котором я тебе говорила.
   - Не помню.
   - Потому что не хочешь помнить.  Отпусти  мой  рукав,  Джейн.  Ты  умная,
способная, я же приучила тебя думать самостоятельно.
   - И говорить с тобой.
   - Мы и поговорим. Завтра.
   В младенчестве она  брала  меня  с  собой  всюду,  но  только  я  немного
подросла, она стала оставлять меня одну,  ведь  моя  мать  -  очень  занятая
женщина, она специалист в парфюмерии и знаток драгоценных камней, она теолог
и оратор - может читать лекции  в  аудитории  любого  уровня.  И  когда  она
уходила от меня, я никогда не могла сдержать слез. А теперь и подавно.
   - Ступай, Джейн, - сказала мать, целуя меня в лоб. - Тебе  нужно  принять
ванну, одеться и накраситься. Позвони Джейсону или Дэвидиду, ты тоже  можешь
пойти к кому-нибудь на обед.
   - Дэвидид на экваторе.
   - Да ну! Надеюсь, его предупредили, что там бывает жарко.
   - Закопался по уши в свой ил, - сказала я, выходя  вместе  с  матерью  из
комнаты. - Знаешь, мама, я, наверное, лучше лягу спать.
   - Это уже тревожно, - мать взглянула на  меня,  держа  длинный  бирюзовый
ноготь на кнопке лифта. - Дорогая, пока ты  не  завела  себе  любовника,  ты
регулярно мастурбируешь, как я тебе советовала?
   Я покраснела, хотя прекрасно  понимала,  что  краснеть  в  данном  случае
глупо.
   - Ну... да.
   - Твой физический тип свидетельствует о высоком сексуальном развитии,  но
тело должно познать само себя. Ты это понимаешь?
   - Ну... да.
   - До свидания, дорогая, - сказала  мать,  когда  лифт,  словно  клетка  с
павлином, начал опускаться вниз.
   - До свидания, мама.
   В  наступившей  тишине  я  смогла  уловить  лишь  шум   белого   шевроле,
отъехавшего от стальных опор. Можно было видеть мерцание его огоньков, когда
он уносился в темноту.
   Я заснула прямо в ванне. Разбудил меня  звонок  видеотелефона,  стоявшего
здесь же, в ванной комнате. Я отключила изображение и сняла трубку. Это была
Египтия.
   - Джейн! Джейн! Меня приняли! Судя по шуму, звонила она с вечеринки.
   - Куда? - не поняла я спросонья.
   - Не глупи. Труппа театра Конкордасис. Я им  понравилась.  Как  будто  мы
всегда друг друга знали. Я уже  заплатила  взнос,  и  закатила  вечеринку  в
"Садах Вавилона". Шикарная  вечеринка.  Шампанское  льется  рекой  прямо  на
веранду.
   Я вспомнила совет матери.
   - Может, мне присоединиться?
   - Ну... - голос Египтии сразу стал сдержаннее. Я не хотела  никуда  идти.
Ванна остыла, настроение подавленное, но мать считала, что так будет лучше.
   - Видишь ли, по  правде  говоря,  эта  вечеринка  не  в  твоем  вкусе,  -
заговорила Египтия.
   Тем более я должна пойти. Почему Египтия зовет меня только  тогда,  когда
это нужно ей? Стыдится она меня, что ли? Что-то заставило меня сказать самой
себе: "Я так не согласна. Я не могу оставаться одна."
   Иногда я добиваюсь желаемого, подражая голосу  и  интонациям  Египтии.  Я
поняла, что  раньше  делала  это  интуитивно,  бессознательно,  а  теперь  -
намеренно. Я  не  хотела  идти  на  вечеринку,  но  не  желала  и  сидеть  в
одиночестве.
   - Мне так плохо, Египтия.  Тот  человек  на  Большой  лестнице  меня  так
расстроил, что я не могла пойти с тобой. Я боялась за тебя.
   - Да, - вздохнула Египтия. Я представила, как она закатила  глаза,  вновь
переживая все это.
   - Египтия, я хочу прийти на вечеринку и увидеть тебя. Убедиться,  что  ты
счастлива. Что с тобой все в порядке.
   - Я в третьем ярусе, под одним из навесов...
   Наверное, Египтия оплачивает вечеринку, вся эта труппа гуляет за ее счет,
она ведь сейчас в состоянии эйфории. Зачем мне туда идти?
   Но произошло что-то очень необычное. Я стала торопиться. Из ванны - прямо
в гардероб. Даже напевать начала, пока  на  вспомнила,  на  что  похоже  мое
пение. Натянув зеленое белье и зеленое платье, я на миг остановилась,  глядя
на свои широкие бедра. Мне вовсе не нравился тип Венеры  Медийской.  Однажды
подвыпивший Кловис сказал, что я похожа на мальчика. -  "Но  ведь  я  Венера
Медийская". - Кловис пожал плечами. Может быть, все дело в лице, оно у  меня
почти  овальное,  только  заострен  подбородок  с  едва   заметной   ямочкой
посередине.
   Я попыталась самостоятельно уложить волосы, но безуспешно, и пришлось  их
снова  расчесать.  Потом  я  накрасилась,  напудрилась,  и,  наконец,  стала
выглядеть гораздо старше и представительней.  Мне  иногда  говорили,  что  я
хорошенькая, но уверенности у меня в этом не было. Мне хотелось быть  кем-то
другим, а не собой.
   По телефону я вызвала такси и в девять  часов  отправилась  в  город.  По
вечерам он поражает воображение -  здания  кажутся  составленными  из  тысяч
кубиков света, которых становится все больше и больше  по  мере  наступления
темноты. По дорогам шумно проносятся роскошные  машины,  выбрасывая  розовый
дым. Я возбуждена. Я рада, что возвращаюсь.
   Чувствуя себя двадцатипятилетней, я расплатилась и ступила на  движущуюся
лестницу, которая понесла меня в "Вавилон";  внизу  мелькала  поросшая  мхом
земля, вверху - неоновые гирлянды, горящие изумрудным светом.
   Стоял тихий осенний вечер. Под  навесом,  где  праздновала  Египтия,  все
сияло от яркого света, а  может  быть,  такое  впечатление  создавал  яркий,
вызывающий макияж каждого из присутствующих.
   Я встала на край светового круга, и наблюдала, как  Египтия  со  стройным
красивым мужчиной и несколько других пар  танцует  танец  змеи.  Трава  была
густо усеяна людьми и бутылками, а воздухе вились клубы  голубоватого  дыма.
Именно такого рода  вечеринки  обожает  Кловис,  потому  что  них  можно  не
стесняться.
   Ко мне подошел молодой человек лет двадцати с небольшим. Он спросил:
   - А ты кто такая?
   - Меня зовут Джейн. Я подруга Египтии.
   - Я и не знал, что у нее есть подруги. Стань лучше моей подругой, и тогда
сможешь войти.
   - Благодарю вас.
   - О, не стоит, - он посмотрел на мое платье из доастероидного  восточного
шелка. В моем гардеробе просто нет дешевых вещей или хотя бы таких,  которые
не казались бы дорогими. -  Очаровательная  маленькая  принцесса,  -  сказал
молодой человек, одновременно привлекательный и неприятный. - Ты тоже хочешь
попасть на прослушивание?
   - Я не умею играть.
   - Все умеют играть. В жизни мы только и делаем, что играем.
   - Но не на сцене.
   - Театр Конкордасис не  может  позволить  себе  иметь  сцену.  Мы  просто
сдвигаем вместе столы.
   Наверное, он шутил, и я не знала, что ответить.  Нельзя  сказать,  что  я
остра на язык.
   Молодой человек повел меня под навес. Его зовут Лорд. Он налил мне стакан
шипучего зеленоватого вина и поцеловал. Если я скажу, что смертельно надоели
мужские поцелуи, это покажется попыткой выпендриться, хотя так оно и есть. Я
пыталась увлечься, но у  меня  никак  не  получалось.  Ничего  при  этом  не
происходит, лишь изредка возникает какое-то непонятное  ощущение,  и  я  все
жду, когда оно станет приятным, но это словно слабый зуд где-то  под  кожей.
Поэтому я отпрянула от Лорда, а он сказал:
   - Ты застенчивая. Какая прелесть.
   Я покраснела и обрадовалась, что под слоем косметики этого не видно. Но я
уже чувствовала себя  не  двадцатипятилетней,  а  одиннадцатилетней,  и  мне
хотелось уйти.
   Танец змеи кончился, так как на ленте возникла пауза. Интересно, подойдет
ли Египтия ко мне или притворится, что не видит меня. Но  она  была  слишком
занята своим партнером и действительно не  видела  меня.  Выглядела  Египтия
весьма экстравагантно. Я потягивала ледяное вино  и  от  всей  души  желала,
чтобы она достигла успеха в театре. Глаза ее сияли. Она забыла,  что  кометы
падают на Землю.
   - Эй, хватит ритма, давай пер-лиз, - послышался чей-то голос.  -  Я  весь
вечер жду эти песни. Где же они? Или я попал не на ту вечеринку?
   К  нему  присоединились  другие  голоса  с   разными   вычурно   заумными
замечаниями.
   Я напряглась в ожидании ленты с песнями, но  по  открытой  площадки,  где
стояли танцоры, слонялось уйма людей, размахивая стаканами, а ленту никто  и
не думал ставить.
   - Импровизацию! - завопил кто-то.
   Тут поставили другую ленту с ритмом, а может ту же самую.  После  четырех
ударов началась песня. Конечно, в ритме  нет  мелодии,  только  перкуссия  и
ударные, для танцев. Я и раньше слушала, как люди импровизируют,  накладывая
мелодию или песню на ритм; у Кловиса это не плохо получается,  только  песни
всегда похабные. На этот раз песня была просто дикая;  слова  сыпались,  как
Фейерверк, но они отскакивали от меня, а вот гитарные аккорды, раздававшиеся
с земли, резонировали и как будто застревали в  моем  мозгу.  Слушая  песню,
почти все притихли. Только Лорд-который-меня-целовал сказал:
   - Звучит неплохо, верно? Лучше, чем я ожидал. Ты его когда-нибудь видела?
Это просто потрясающе. Пойдем, я тебе покажу.
   Я как раз пыталась угадать, кто бы это мог так петь. Но Лорду сказала:
   - Нет, не хочу.
   Пока Лорд вел меня, обняв своей мягкой рукой за талию, мои ноги  путались
в траве от этой дикой музыки. А гитара звенела в ушах, в суставах, в сердце,
эти звуки переполняли меня. Казалось, взамен моя кровь вытекает на траву.  Я
уронила чей-то стакан с зеленым вином. Мне стало трудно дышать.
   Мой гид продолжал болтать.  Египтия,  презрительно  и  отчаянно  сообщила
труппе, что  один  человек  принял  ее  за  робота.  Трое  ее  новых  друзей
отправились искать настоящего. Египтия сорила деньгами, будто это всего лишь
блестки ее платья, шиковала, стараясь выглядеть щедрой в глазах тех, кто  ее
полюбил  и   мог   помочь   раскрыться   ее   способностям.   Они   выяснили
регистрационное  имя  настоящего  робота,  позвонили  в  "Электроник  Металз
Лимитед" и наняли его на вечер, так же, как  заказали  навес,  магнитофонные
ленты и механизм, доставляющий на лужайку ящики с бутылками.
   Мы оказались у края толпы. Он пел. Робот пел. Он пел в  моих  венах,  где
раньше текла кровь, а теперь звучали ноты и гитарные аккорды. Я чувствовала,
как его песня вибрирует в моем горле, будто я тоже пою.  Его  я  не  видела.
Если бы толпа расступилась, и я его увидела, то умерла бы на месте.
   Зачем я сюда пришла? Спешила, будто предчувствовала. Если бы я знала,  ни
за что бы не пришла.
   Кто-то передвинулся, и я увидела рукав белой рубашки,  вышитой  серебром,
серебряную руку и отблески света на стальных нитях. Я закрыла глаза и  стала
яростно проталкиваться к нему  сквозь  толпу.  Теперь  передо  мной  остался
только он.
   Земля сотрясалась от ритмичных ударов и звуков едва поспевавшей  за  ними
гитары. Он делал это очень  искусно,  но  не  без  усилий.  Трудно  было  бы
предположить, что играет робот, хотя для  человека  это,  пожалуй,  чересчур
виртуозно. Вряд ли человек может играть так быстро и так, чтобы  был  слышен
каждый звук. Кроме того, в музыке чувствовалась глубина и та особая красота,
которая может придать только живое чувство. Это  была  короткая  интерлюдия,
без голоса, а потом он снова запел. Были слышны все слова. Смысла в  них  не
было, а мне хотелось удержать их в памяти, но  в  голосе  застревали  только
корявые обрывки фраз: снег-огонь, алые кони,  крылатая  карусель,  городские
огни, расплесканные по ветровым стеклам, машины в  полете  и  миры,  парящие
подобно птицам...
   Я открыла глаза и прикусила язык, чтобы не вскрикнуть.
   Он склонил голову, и его волосы ниспадали на лицо, на широкие  плечи,  на
рубашку, вышитую серебром. Они напоминали темно-красный бархат или  какой-то
вид плюша. Его брови были темно-коричневыми.  На  груди  у  него  тоже  были
волосы, будто тонкие росчерки дождя на серебряной коже. Это  испугало  меня.
Отхлынувшая кровь вдруг устремилась обратно в сердце, как цунами, и  я  чуть
не задохнулась.
   - Заткнись, - сказал кто-то Лорду, очевидно, он все  еще  что-то  говорил
мне, во всяком случае, пытался, но я ничего не слышала.
   Песня закончилась, и ритм, записанный на ленте, тоже. Конечно, робот  мог
определить момент его окончания и  в  соответствии  с  этим  закончить  свою
песню. У человека бы так не вышло, если бы он не знал партию ритма заранее.
   Кто-то выключил магнитофон. Наступила  тишина,  а  потом  раздался  взрыв
аплодисментов, который внезапно оборвался и сменился неловким чертыханием  и
хихиканьем. Разве машине аплодируют?
   Он поднял  глаза.  С.И.Л.В.Э.Р.  поднял  глаза.  Он  смотрел  на  меня  и
улыбался.  Улыбка  была  дружелюбной,  доброй.   Он   хотел   доставить   им
удовольствие, развлечь их, и поскольку им понравилось, то он был рад,  очень
рад.
   Египтия со своим партнером пробралась сквозь толпу. Она предложила роботу
стакан шампанского.
   - Ты умеешь пить?
   -  Если  вы  этого  хотите,  -  сказал  он,  всем  своим  видом   выражая
удовлетворение и добродушие,
   - Ну тогда, - сказала Египтия, - пей!
   Робот  выпил  шампанское.  При  этом  его  интересовал  не   напиток,   а
необходимость быть любезным,  и  он  оказывал  эту  любезность,  словно  пил
лимонад.
   - Боже, какая гадость, - громко проговорил кто-то.
   - Боюсь, что так, - широко улыбнулся Сильвер, обнажив белые зубы.
   - Ты такой красивый, - сказала Египтия роботу.
   - Спасибо.
   Вокруг засмеялись. Египтия взяла робота за руку.
   - Спой мне любовную песню.
   - Отпустите мою руку, тогда спою.
   - Сначала поцелуй меня.
   Робот нагнул голову и поцеловал ее. Это был очень долгий поцелуй, какого,
видимо, Египтия и ждала.
   Вокруг захлопали и загалдели. Меня снова  затошнило.  Египтия  отошла  от
робота и стала смотреть на него с нарочито театральным изумлением. Потом она
взглянула на толпу, веселившуюся сегодня за ее счет и сказала:
   - Хочу вам кое-что сообщить. Скоро мужчины могут оказаться ненужными.
   - Ну ты даешь, - проворчал Лорд, - будто не знаешь, что  есть  и  женские
образцы.
   Египтия уселась у ног робота и снова попросила спеть любовную  песню.  Он
тронул струну и запел. Песне этой  было  веков  пять,  он  заменил  какие-то
слова, но все же это была "Гринсливз" . "Увы, моя
любовь, зачем ты так вероломно меня покидаешь? Предел  страсти  -  песня,  и
провалиться мне в преисподнюю, если я не дошел до него".
   Толпа взорвалась  от  хохота.  Египтия  тоже  смеялась.  "Гринсливз,  моя
радость, твое платье - словно летняя листва, Гринсливз, я ведь не кусаюсь  -
пока меня об этом не попросят, о моя Гринсливз".
   Песня вызвала оживление. Египтия улыбалась и надувала губки, ведь  у  нее
было платье без рукавов. Робот в последний раз ударив по струнам,  посмотрел
прямо на меня и только тут я вспомнила, какого цвета моя одежда.
   Я  оцепенела.  Я  не  могла  не  только  двинуться  с  места,   но   даже
пошевелиться, хотя щеки и глаза у меня пылали. И сразу же отвести  взгляд  я
тоже не могла. Он смотрел на меня без всякого выражения. Никакой холодности,
граничащей с жестокостью, которую я видела в его глазах раньше, а может, это
мне только померещилось? Вряд ли роботам позволено быть жестокими с  людьми,
а тут - ни доброжелательности во взгляде, ни улыбки.
   Мои неистовые, безумные глаза  обратились  к  Египтии.  Сделав  вид,  что
только сейчас меня увидела, и сменив  роль  вожделяющей  Клеопатры  на  роль
задушевной подруги, она поднялась и подплыла ко мне.
   - Джейн, милая. Ты все-таки пришла.
   Египтия обвила меня руками. В ее объятиях я  забыла  о  своих  страхах  и
прижалась к ней, осторожно, чтобы не помять ее одежду,  -  это  целый  трюк,
который постоянно приходится применять с матерью. За ее плечом  робот  отвел
взгляд в сторону и принялся наигрывать на гитаре.  Люди,  сидевшие  рядом  с
ним, задавали ему какие-то вопросы, и он отвечал, заставляя их смеяться  все
громче и громче.
   - Джейн, ты выглядишь восхитительно. Выпей шампанское.
   Я выпила шампанского.
   Я все еще надеялась, что тяжелое чувство пройдет, что их сменит  душевный
подъем и веселье, но ничего не менялось. Вскоре он снова заиграл, а  я  села
поодаль в кустах, пытаясь проглотить неудержимо катящиеся из глаз  слезы.  В
конце концов этот противный Лорд увел меня в рощицу, усадив под виноградными
лозами, увешанными  тяжелыми  гроздьями,  стал  целовать  и  ласкать.  Я  не
сопротивлялась, но все время думала: я же его терпеть не могу. Как заставить
его остановиться?
   Когда около часа ночи он стал уговаривать пойти к  нему  на  квартиру,  у
меня появилась спасительная мысль.
   - Я не сделала в этом месяце контрацептивного укола, а прежний  укол  уже
не действует.
   - А я делал. И мы будем осторожны.
   - Нет, я - тип