стница всего из трех ступенек вела к двери прямо с  тротуара.  Там,  возле
самой двери, он заметил железный прут, установленный  заботливыми  хозяевами
для того,  чтобы  гости  могли  счистить  налипшую  на  подошвы  грязь.  Вся
конструкция напоминала опрокинутый вверх ногами бумеранг; концы  прута  были
приварены к двум стальным штырям, а те, в свою  очередь,  вбиты  в  каменный
блок.
   Внезапно на него как  будто  снизошло  озарение,  и  в  его  голове  ясно
зазвенел голос: "Дэвид, да слезай оттуда, наконец! Ты  упадешь.  Вот  так...
возьми меня за руку. Мы и так опаздываем к твоему дяде Джорджу".
   Голос  принадлежал  его  матери.  Внезапно  его  посетил  обрывок  яркого
воспоминания о том, как он забирается на железный прут  и  балансирует  там,
расставив руки. И издает, насколько хватает его шестилетнего голоса, гудение
боевого самолета. Такого же, какой зажат у  него  в  руке.  Серая  краска  с
игрушечного самолетика облупилась, так часто он в  него  играл  (в  основном
запуская с крыши гаража, с улыбкой вспомнил он). Лишенный  краски  самолетик
светился серебром под утренним солнцем.
   Его улыбка стала шире. Возможно, еще десяток  таких  подсказок  -  и  его
память раскроет двери.
   Когда он начал подниматься на холм, воспоминания хлынули потоком. Да,  он
спрыгнул с железного прута и, потеряв равновесие, упал на колени.  Самолетик
выпорхнул у него из рук, чтобы приземлиться в сточную канаву.
   Он тут же вскочил, чтобы подобрать драгоценную игрушку.
   Самолетик приземлился на... на? Да, на решетку водостока на краю дороги.
   Он поглядел себе под ноги.  Так  и  есть.  Огромная  старомодная  кованая
решетка, через которую во время дождя  сбегает  вода.  И  правда,  она  была
весьма похожа на ту решетку, что он видел вчера, когда рабочий оставил  свои
пальцы в каком-то старом дренажном насосе. (Что ж, рассудил он, это  все  же
было какое-то устройство; не мог же рабочий запустить руку в водосток, зная,
что ему там откусят пальцы.)
   Память возвращалась с какой-то остро-жгучей силой, от  которой  по  всему
телу бежали мурашки.
   Он ясно вспомнил то, что произошло много лет назад, вспомнил, как забирал
самолетик с решетки. (Ух! Пронесло, Дэви.  Ты  едва  не  лишился  звездолета
"локхид" и капитана Бака в  придачу.)  Но  за  прутьями  решетки  его  ждало
странное зрелище.
   Он вспомнил, как рассмеялся и повернулся к матери  -  она  протягивала  к
нему руку. Теперь он ясно вспомнил, как задает матери вопрос: "Мам, а почему
водосток полон белых?"
   - Полон чего, Дэвид?
   - Водосток полон белых футбольных мячей...
   Со внезапной отчетливой яркостью он  вспомнил  это  все,  глядя  вниз  на
черную кованую решетку, за которой, во всяком случае сейчас, не было ничего,
кроме кромешной тьмы.
   Белые футбольные мячи. Он видел, как десятки шаров  движутся  сквозь  эту
тьму под железной решеткой.
   Он сам удивился, что его внезапно передернуло. Такое  чувство,  будто  он
окунул босую ногу  в  Ледовитый  океан.  Он  снова  поежился,  у  него  даже
перехватило дыхание.
   Бог мой, водосток был полон  белых  шаров,  которые  мерно  плыли  справа
налево.
   Но что это за белые шары? Как они попали в водосток?
   С неспокойным сердцем он заглянул в водосток, почти  предвкушая  увидеть,
как череда шаров вновь плывет у него под ногами.
   Он подумал о том, как рабочий кричал, что что-то ест его пальцы.
   Он вспомнил, как каких-то двадцать лет назад возбужденно тыкал пальцем  в
сторону решетки и кричал: "Мам, мам! Откуда взялись все эти шары? Откуда они
взялись? Мам!"
   Его мать надвигается по мостовой. Лоб ее прорезает складка.
   - Мам? Зачем там эти белые шары?
   Она останавливается. Потом хватает его за руку.
   - Я же тебе сказала, Дэвид, мы опаздываем на вечеринку к дяде Джорджу.  А
теперь пойдем.
   - Мам... шары. Откуда они взялись? Мам...
   Она так и не посмотрела. Вместо этого она потащила его прочь по переулку.
   Теперь двадцатидевятилетний Дэвид обнаружил, что стоит,  стиснув  зубы  и
сжав кулаки, и напряженно всматривается во тьму.
   Откуда взялись эти белые шары?
   Если это были шары.
   А что это могло быть, спросил он себя. Что еще это могло быть?
   Он поежился. Под одеждой по его груди  скатилась  капля  пота.  0н  снова
поежился. Потом почти физическим усилием оторвал взгляд от темного  провала,
уходившего в недра земли у него под ногами.
   Внезапно он осознал, что испугался того, что смотрел в водосток.  Почему?
Господи Боже, ну почему его должен пугать самый обычный садовый или  уличный
водосток?
   Все эти белые шары. Один за другим. Вот почему.
   Со странной дрожью, которая прошила его до самых печенок, он повернулся и
быстро зашагал вверх по улице.
   Воспоминания возвращались.
   И все они были черными.
   Будто вороны, мрачно хлопающие  крыльями  в  сторону  поля  битвы,  чтобы
полакомиться умершими.

ГЛАВА 11

Суббота, десять тридцать утра

1

   Бернис Мочарди пыталась убить время. В конце концов  она  решила,  что  с
синим лаком на ногтях выглядит лет на пятнадцать, и стерла его жидкостью для
снятия лака.
   Потом она лениво  побрела  к  Гробику,  смутно  надеясь,  что  там  могло
заваляться еще что-то из вещей Майка  Страуда,  светловолосого  оператора  в
очках. Она не нашла ничего, кроме выстроившихся вдоль стен штабелей  обычных
дешевых чемоданов и древних пылесосов.
   Я же обещала себе, что посмотрю кассету  при  свете  дня,  подумала  она.
Можно сделать это сейчас.  Будет  ли  фильм  другим?  В  конце  концов,  он,
кажется, никогда не бывает одним и тем же дважды. Как  будто  кто-то  тайком
выкрадывает пленку из ее номера, чтобы еще что-то подмонтировать и  вырезать
предыдущие сцены.
   Вместо этого она бездумно прошла в общий  бар.  В  это  время  дня  здесь
подавали кофе и сандвичи -  в  основном  пожилым  покупателям  из  окрестных
магазинов.
   Не найдя в себе сил устроиться здесь с журналом и чашкой  кофе,  как  она
иногда делала, Бернис вернулась в вестибюль, где  некоторое  время  постояла
перед дверью в подвал - как ребенок во все глаза смотрит на яркие ягодки  на
кусте. И как ребенку, которому  хочется  съесть  яркую  красную  ягодку,  ей
хотелось спуститься в это подземелье. Но от двери в подвал  исходили  те  же
сигналы опасности, как  от  красных  -  скорее  всего  ядовитых  -  ягод  на
декоративных кустах. И эти сигналы были так явны!  Бернис  чувствовала,  как
они холодными волнами докатываются до нее.
   Бернис посмотрела на часы над стойкой портье. Половина одиннадцатого.
   Она  уже  решила  довериться  доктору  Леппингтону.  Теперь  ей  отчаянно
хотелось поведать ему о том, что пришлось ей пережить в этой гостинице.  При
первой же возможности она предложит посмотреть эту пленку вместе с ней.
   Бернис бездумно пересекла вестибюль, остановилась на ступенях у  входа  и
стала всматриваться  в  холмы,  представляя  себе,  как  среагирует  доктор,
увидев, как молодого человека в очках утаскивают из номера.
   Порыв ветра погнал по рыночной площади газетные листы. Вздрогнув,  Бернис
вернулась в гостиницу.

2

   К тому времени, когда Дэвид добрался до дома дяди, пошел дождь.  Впрочем,
он не столько шел, сколько летел  почти  горизонтально,  подгоняемый  резким
ветром, залетевшим в долину. Капли дождя ударялись о его пальто, как пули.
   Стоило ему увидеть трехэтажное здание, как по его спине пробежал  холодок
узнавания. Подобно большинству старых усадьб в этих местах, дом  был  сложен
из камня и крыт красной и оранжевой  черепицей.  Но  этот  напоминал  скорее
крепость. Дом и сад окружала стена, настолько высокая, что он,  пожалуй,  не
смог бы дотянуться до ее верха кончиками пальцев.
   Он толкнул тяжелые кованые ворота  (как  раз  такие,  чтобы  не  впускать
чужих, подумал  он,  или  держать  взаперти  помешавшегося  родственника)  и
оказался в аккуратном салу. Розовые  кусты  были  подрезаны  почти  у  самой
земли; дюжина яблонь беспокойно качалась на ветру,  будто  им  не  терпелось
отвести душу, поделившись какими-то тайнами.
   За домом круто вверх, будто утес, поднимался холм. Его вершину  окутывала
темная грозовая туча. Шагая по дорожке, Дэвид заметил, что  вдоль  одной  из
стен дома бежит бурный поток. Очевидно, ручей некогда  приводил  в  движение
мельницу, от которой и получила свое название  усадьба.  Впрочем,  от  самой
мельницы сейчас не осталось и следа.
   Дождь припустил сильнее, капли жалили, падая на голую кожу.
   Хорошенький денек для прогулки, сказал  он  самому  себе  и  заспешил  по
дорожке к парадной двери. Нужно было  все-таки  поймать  такси.  И  упустить
возможность вновь отыскать тот старый водосток?  И  вспомнить,  как  однажды
видел белые футбольные мячи, плывущие сквозь тьму?
   Он с улыбкой покачал головой. Странные шутки иногда играет память.
   Скорее всего он смешивает реальность со сном, который видел в детстве.
   Разве к нему не возвращался раз за разом сон,  где  по  длинному  темному
туннелю за ним гнался какой-то человек  -  или  чья-то  огромная  тень?  Сон
появлялся регулярно, как часы, - вероятно, после ужина из  сыра  с  тостами,
что неудивительно.
   Он помедлил у парадной двери.  Черт,  давненько  я  не  видел  этот  сон.
Последний раз это было, наверное, в университете.
   Высоко на двери было укреплено массивное чугунное кольцо. Дэвид приподнял
его, а потом отпустил. Гулкий звук от удара эхом разнесся по  самым  дальним
закоулкам дома.
   Такое и мертвого разбудит, с улыбкой подумал Дэвид. Ну же,  дядя  Джордж.
Не оставляй племянника торчать на холоде.
   Постучав в третий раз, он осознал, что в доме никого нет. Несколько  дней
назад он послал краткое письмо, в  котором  уведомлял  дядю,  что  придет  к
половине одиннадцатого. Он даже пару раз  звонил  ему  по  телефону.  Только
никто не отвечал; тем не  менее  Дэвид  каждый  раз  оставлял  сообщение  на
автоответчике.
   Полчаса назад мысль прогуляться до  усадьбы,  даже  если  дяди  может  не
оказаться дома, представлялась весьма привлекательной, но усадьба  оказалась
гораздо дальше, а  дорога  -  гораздо  круче,  чем  он  ожидал,  и  прогулка
превратилась в целый пеший поход. Теперь, стоя под накрапывающим дождем,  он
осознал, что ничего веселого в этом не будет. Совсем ничего.
   Может быть, старик где-то в задней части дома?  Ему,  наверное,  уже  дет
восемьдесят, не меньше. Дэвид вообразил себе иссохшего  старика,  шаркающего
по кухне в поношенных клетчатых  тапочках,  может,  переносящего  вес  своих
древних костей  на  "цим-мере".
   Но, с другой стороны, возможно, он упал. Может быть, он лежит  пластом  у
основания лестницы и слишком слаб, чтобы подняться на ноги или позвать, если
кто-то постучит в дверь.
   Дэвид снова постучал кольцом о чугунную пластину в двери.
   Проклятие. Теперь, когда воображение подбросило ему картинку полумертвого
старика,  возможно,  со  сломанным  бедром,   Дэвид   знал:   ему   придется
удостовериться, что дома действительно никого нет.
   Вот тебе и светский визит.
   Забудь об этом,  док,  посоветовал  внутренний  голос;  просто  повернись
кругом и двигай в город. Помнишь чудесные булочки с повидлом в кафе?  Устрой
себе праздник. Ты всегда можешь прийти  еще  раз.  Или,  еще  лучше,  просто
скажешь отцу, что когда бы ты ни пришел, всякий раз никого не было дома.  Он
поймет.
   Дэвид вздохнул. Нет. Он не мог просто взять и уйти. Ему  сперва  придется
обследовать все вокруг дома, чтобы убедиться, не случилось ли неладное.
   Втянув голову в плечи, он пошел по выложенной  камнем  дорожке  к  задней
части дома.
   Через окна ему были видны прибранные,  но  мрачные  комнаты:  гостиная  с
диваном н креслами кремовой кожи, чучело совы на подоконнике; потом кухня  -
длинный разделочный стол в фермерском стиле, примыкающая  к  нему  плита,  в
которой мирно соседствуют открытый гриль и духовой шкаф. Задняя  дверь  была
заперта.
   Дурацкая ситуация.
   Ветер бросил Дэвиду несколько капель дождя за воротник, и по шее  у  него
потекли холодные струйки.
   Потом он заметил ряд массивных построек из того же камня, что и дом.  Над
черепичной крышей одной из них торчал дымоход, из которого клубами  вылетали
круглые облачка четкой формы.
   Дэвид двинулся к постройке.
   В   дверях   его   встретил   человек,   державший   в   руках   меч    с
раскаленно-оранжевым острием.  Попадая  на  острие,  капли  дождя  шипели  и
превращались в пар.
   Дэвид внезапно не нашелся что сказать.
   - Джордж Леппингтон?
   Старик кивнул, потом повернулся и исчез в дверном проеме.
   На какое-то мгновение Дэвид так и остался  стоять  на  дорожке.  В  конце
концов, может быть, старик не желает его видеть? Прошло лет двадцать  с  тех
пор, как они виделись в последний раз.
   В последнее время Дэвид неоднократно спрашивал себя, не было ли  какой-то
вражды между его  отцом  и  Джорджем  Леппингтоном.  Его  родители  посылали
старику открытки к Рождеству и дню рождения, но никогда не получали ничего в
ответ.
   М-да, большая ошибка, Дэвид, подумал  он.  Возможно,  тебе  стоит  просто
выскользнуть из сада и вернуться в город. И  поискать  утешения  в  огромной
булке.
   Тут из недр постройки послышался на удивление звучный низкий голос:
   - Знаешь, Дэвид, здесь намного суше, чем на улице.
   Поскольку это хотя  бы  отдаленно  напоминало  приглашение,  Дэвид  вошел
внутрь.

3

   Дядя стоял в самом центре самой что ни на есть заправской кузницы.  Здесь
были наковальня, кожаные мехи и светящийся от углей желтым кузнечный горн  -
полыхавший в нем огонь отбрасывал стену жара, в которую  Дэвид  уперся  всем
телом, будто она была  вполне  материальна.  Огромный  железный  колпак  над
горном служил для вытяжки дыма. По стенам висели  всевозможные  инструменты,
которых Дэвид ни за что на свете не сумел бы  назвать.  Знакомыми  выглядели
только с дюжину или побольше  молотков  и  молотов  различного  размера:  от
крохотного молоточка, пригодного на первый взгляд разве что колоть  леденцы,
до громадного молота, способного раздробить ворота самого ада.
   Старик поднял меч,  над  которым  трудился,  и  с  сосредоточенным  видом
принялся рассматривать его острие.
   - Ну вот, упрямец начинает приобретать форму,  хотя  поработать  придется
еще немало.
   Прислонив оружие к верстаку, он снял кожаный передник.
   - Ты, похоже, замерз, внучатый племянник. Садись поближе к огню.
   Чуть ближе - и я вспыхну, подумал  Дэвид,  лицо  которого  покалывало  от
жара. Тем не менее он присед  на  табурет,  который  его  дядя  подтащил  по
земляному полу.
   Дэвид молча смотрел, как дядя вешает передник на гвоздь в  стене.  Джордж
Леппингтон был огромного роста, и в восемьдесят четыре года в нем не было ни
следа старческой дряблости. Рукам в этом возрасте  положено  быть  хрупкими,
думал Дэвид, возможно, со следами артрита,  и  уж  конечно  -  в  коричневых
пятнах пигментации; а перед ним были руки человека вполовину возраста  дяди.
Энергия и жизненная сила просто  били  в  дяде  ключом.  Лицо  у  него  было
морщинистое и обветренное, но голубые глаза  под  косматыми  белыми  бровями
бодро поблескивали. И на лоб ему падала густая челка тех же совершенно белых
волос. Если и существовал эликсир жизни, то этот человек по утрам отхлебывал
его основательный глоток.
   - Да, выглядишь ты как Леппингтон. Так что в старых  генах  осталась  еще
жизнь. Как родители?
   - Хорошо. На этой неделе отправляются на яхте в Грецию.
   - Под парусом?
   Дэвид кивнул.
   - Зиму она простояла в сухом доке. Отцу не терпелось спустить ее на воду.
   - А, это северная кровь в его жилах. Она есть и в моих, и в  твоих  тоже.
Добрая красная кровь викингов. Чаю?
   - Да, пожалуйста.
   Отыскав тяжелый закопченный чайник, старик поставил его на тлеющие  угли.
Пока  они  ждали,   когда   закипит   вода,   старик   задавал   вопросы   -
безлико-вежливые, какие задают отдаленному родственнику. Он  не  улыбался  и
говорил с грубовато-добродушной деловитостью.
   Дэвид обнаружил, что сам он отвечает довольно сдержанно.
   - Сахар? Молоко? - осведомился старик.
   - Только молоко.
   - Не хочешь кусочек лимона?
   - Нет, спасибо.
   - Хорошо. Если бы ты сказал "да", я схватил бы вон тот меч и  разом  снес
бы тебе голову.
   Дэвид подобрался и бросил взгляд на дверь. Тут старик впервые улыбнулся.
   - Прости мое чувство юмора, внучатый  племянник.  Но  я  ожидал,  что  ты
появишься в розовом галстуке, никчемных кожаных туфлях и воняя одеколоном. -
Он бросил на Дэвида проницательный взгляд. -  Так  они  тебя  не  испортили,
забрав в большой город?
   - В Ливерпуль? Ну, мы жили на окраине. И в конце концов, Ливерпуль -  это
не Париж или Сан-Франциско.
   - Рад слышать, внучатый племянник, рад слышать.  -  Он  Бросил  в  чайник
несколько ложек заварки. - Кстати,  не  могу  же  я  все  время  звать  тебя
внучатым племянником? Как тебя величать? Доктор Леппингтон?
   Дэвид улыбнулся.
   - Просто Дэвид.
   - Тогда никаких, черт побери, "дядя Джордж", или я снова возьмусь за меч,
- сурово отозвался старик. - Ты теперь взрослый. Зови меня Джордж.
   В два шага он оказался возле Дэвида, и тот пожал  протянутую  руку.  Кожа
старика была жесткой, а хватка - железной.
   - Хорошо, Джордж, - с улыбкой кивнул он.
   - Я начал делать такие, - его дядя (Джордж, поправил себя Дэвид, зови его
Джордж) кивнул в сторону меча, - когда пару лет  назад  продал  дело.  Нужно
было чем-то себя занять. Не хотелось начать гнить до  времени.  Каковы  твои
профессиональные рекомендации?
   Господи боже, он ушел на покой два года назад, когда ему было  сколько...
восемьдесят два? Дэвид почувствовал симпатию к старику.
   - С виду ты вполне здоров, и если это тебе в радость, продолжай в том  же
духе.
   - В точности мое мнение, -  сердечно  отозвался  Джордж.  -  Нельзя  было
позволить, чтобы меня хватил удар до твоего приезда.
   - До моего приезда? - Дэвид посмотрел на него озадаченно.
   - Ты же собираешься здесь жить?
   - Ну, я здесь в отпуске.
   - Да, да. Но ты получил письмо от доктора Пэт Фермен?
   - Да. Он приглашал подумать о том, чтобы перенять его практику.
   - Кстати, это она.
   - Прости?
   - Доктор Фермен -  женщина.  Но  опять  же  большинство  профессиональных
званий ничего ведь не говорят о поле.
   - Нет... но...
   Дэвид почувствовал, что упустил какую-то важную нить разговора. Его  дядя
вел себя так, как будто Дэвид должен  был  получить  новое  длинное  письмо,
которое бы все объясняло. Только это письмо так и не дошло.
   - Ты примешь практику? Ты собираешься сюда переехать?
   Голубые глаза старика впились Дэвиду в  лицо.  Напряженность  во  взгляде
Джорджа была едва ли не шокирующей.
   - Об этом пока еще рано говорить, - несколько опешил Дэвид.
   Старик смотрел на Дэвида в  упор.  Дул  ветер,  гудело  пламя.  От  жара,
бьющего Дэвиду в лицо, саднило кожу.
   Вздохнув, старик отвел взгляд и повернулся  к  племяннику  спиной,  чтобы
залить кипяток в заварочный чайник.
   - Мне следовало бы знать, - вполголоса проговорил Джордж. - Твой отец был
не из тех, кто прямо и недвусмысленно заявляет, с кем он.
   - Прошу прощения? - Дэвиду казалось, что он должен встать на защиту отца.
Но от чего?
   - Твоему отцу никогда не следовало увозить тебя из Леппингтона.
   - Но он...
   - Да, да. Отправился туда, где есть  работа.  Я  знаю  причины.  Или,  во
всяком случае, слышал все отговорки.
   - Послушай, Джордж. Я не понимаю, о чем ты, я просто потерял твою мысль.
   - Нет. Это мы тебя потеряли. Твоя мать - из теста  покруче,  чем  это.  -
Подобрав меч, Джордж постучал им о стальные тиски. - Она пришла из  внешнего
мира и отрубила твоего отца от его корней.
   - Послушай, я думаю, мой приход сюда, наверное, был ошибкой. Отец  просил
передать наилучшие пожелания. Но мне надо будет возв...
   - Сядь.
   - Нет. Дождь кончился. Если я пойду сейчас, то смогу...
   - Сядь. - Голос Джорджа внезапно смягчился. - Сад