е разветвляется, а потом превращается в самый настоящий лабиринт.  Мы
можем потерять там много людей. - Офицер хотел сказать  что-то  еще,  но
она предостерегающе подняла руку. - Больше никаких вопросов, сударь,  вы
забываете о том, что дароты умеют читать мысли. Я не знаю, сумеют ли они
это делать, когда начнется бой, но не хочу, чтобы  мы  сейчас  обсуждали
все возможности обороны или контратак. Самое важное сейчас  -  чтобы  вы
выслушали то, что я скажу, и по мере своих сил выполнили приказ. Сегодня
от вас зависит судьба всего города.
   Воцарилась тишина, и Карис показала по  карте  пути  отхода,  назвала
количество арбалетчиков и места их расположения.
   - Каждый отступающий  отряд  должен  держаться  стен  туннеля,  чтобы
арбалетчики могли без помех стрелять  по  врагу.  Когда  пройдете  линию
обороны, занимайте позицию в арьергарде, чтобы, в свою очередь, прикрыть
ваших отступающих товарищей.
   Она еще раз медленно и подробно изложила весь план,  потом  принялась
задавать вопросы офицерам, дабы убедиться, что они все поняли.
   - Генерал, - опять подал голос офицер с завитыми усами, - а что, если
враг прорвет нашу оборону? Что нам тогда делать?
   - Отходить и постараться уцелеть, - ответила Карис и,  видя,  что  он
снова открыл рот, жестом остановила его. - Довольно вопросов.  Ступайте,
соберите своих солдат и ведите их в парк, к выходу из катакомб. Там  вас
будут ждать Форин и Вент.
   - И я, - прозвучал  из  дальнего  угла  зала  голос  Тарантио.  Форин
развернулся в кресле и расплылся в широкой ухмылке. Когда  офицеры  один
за другим покинули зал, Тарантио подошел к Форину.
   - У тебя, кажется, завалялась одна моя вещь, - сказал он.
   - Точно, приятель. До чего же я рад  тебя  видеть!  Форин  расстегнул
пояс с мечом и вручил его Тарантио.
   - Что заставило тебя передумать? - спросила Карис.
   - Любовь одной хорошей женщины, - ответил Тарантио.
   - Вы двое и Вент будете прикрывать отступление.  Можете  действовать,
как  сочтете  нужным,  используя  любое  естественное  прикрытие   -   в
катакомбах таковых бессчетно. Сталактиты и сталагмиты, к примеру.
   - Я вот никогда  не  мог  запомнить,  какая  между  ними  разница,  -
проворчал Форин.
   - Я тоже, - отозвался герцог. - Сталактиты  растут  с  потолка  вниз,
сталагмиты - от пола вверх.
   - Спасибо, государь, - сказал Форин. Герцог коротко поклонился ему.
   - Когда я говорю  "действовать  на  свое  усмотрение",  -  продолжала
Карис, - я имею в виду именно это. Только  не  позволяйте  себе  слишком
отвлекаться. В катакомбах множество тупиковых ходов, а в  иных  туннелях
можно и наткнуться на провалы, порой весьма глубокие.  Туннели,  которые
мы будем оборонять, помечены белой краской; их и держитесь.
   Впервые за все время собрания подал голос Вент.
   - Карис, я знаю, что лишних вопросов задавать  не  следует,  но  ведь
все, кто был здесь сегодня, слышали, как ты говорила  об  отступлении  с
боем. Одним отступлением, пускай даже  притворным,  битву  не  выиграть.
Все, кто тебя слышал, знают, что у тебя есть и другой  план.  Узнают  об
этом и дароты. Они поймут, что твой тайный план  связан  с  выходами  из
катакомб, что ты хочешь  устроить  им  засаду.  А  потому  скорее  всего
попросту не станут преследовать нас.
   - Прости меня, генерал, - сказал герцог, -  но  у  меня  была  та  же
мысль. Когда начнется бой, дароты могут двинуться к любому выходу.
   - Это верно, - согласилась Карис, - но, во-первых, дароты,  возможно,
пока еще даже не знают о существовании катакомб. А если  и  знают  -  им
наверняка незнакомо расположение выходов.
   - Все, кто был здесь сегодня, видели карту, - возразил Форин.
   -  Это  так,  -  сказала  Карис,  -  но  мы  просто  не  в  состоянии
предусмотреть все возможности. Взгляните на карту: если даротов  удастся
заманить хотя бы в первые  туннели,  число  выходов,  которые  будут  им
доступны, сократится до восьми.  Чем  дальше  мы  заманим  даротов,  тем
меньше у них останется выбора.
   - Я, конечно, повторяюсь, - сказал Вент, - но ведь все, что ты сейчас
говоришь нам, тоже может стать известно врагу.
   - Потому-то я и не говорю вам всего. Поверь мне на слово, Вент, - нам
удастся перехитрить даротов. Видишь ли, им тоже  придется  нелегко.  Они
уже знают, что я  однажды  обвела  их  вокруг  пальца,  вложив  неверные
сведения в голову одного из наших разведчиков. И потому в катакомбах,  в
сумятице боя дароты не смогут полностью полагаться на то, что подслушают
в  мыслях  наших  людей.  А  это,  поверь,   вызовет   у   них   немалое
замешательство.
   - Я верю тебе, Карис, - сказал Вент. - Я только  не  хочу,  чтобы  ты
использовала меня, как того бедолагу-разведчика.
   - Именно так я тебя и использую, - холодно ответила Карис.

***

   Запах лампового масла  расплывался  в  затхлом  воздухе  катакомб.  В
напряженной  тишине  затаившиеся  в  туннеле  солдаты  прислушивались  к
неугомонному грохоту, который становился все ближе - это молоты и  кирки
даротов пробивали дорогу в туннель. Форин отер  с  лица  влажный  пот  и
мельком глянул на Вента. Тот стоял, привалившись  плечом  к  гигантскому
сталагмиту, и в желтом мерцании фонарей лицо его казалось окаменевшим от
напряжения. Чуть левее сидел на каменном уступе Тарантио, опустив голову
и обхватив руками колени. Форин сделал глубокий вдох, чтобы хоть немного
успокоиться, и прошелся мимо  припавших  на  колени  стрелков.  Все  они
молчали, и лица их в свете фонарей влажно блестели от пота.
   Форин снова - уже в который раз за этот час - подошел к дальней стене
туннеля. Снова с бьющимся сердцем положил он ладонь на влажный  шершавый
камень. И ощутил, как едва заметно дрожит под его рукой стена туннеля.
   Рыжебородый великан  вернулся  на  свое  место.  Свет  фонаря  мерцал
бликами на его блестящей полированной кирасе.  Тарантио  поднял  голову,
вопросительно взглянул на него.
   - Скоро, - прошептал Форин. - Уже скоро.
   Где же ты, Дейс?
   Ответа не было. Тарантио била дрожь, в груди его тяжелел ледяной  ком
страха. Грохот даротских орудий раздался снова, на сей раз  уже  гораздо
громче, и Тарантио дернулся, точно ужаленный. Поднявшись, он  обнаружил,
что у него подгибаются ноги, и вдруг ему отчаянно  захотелось  броситься
наутек, прочь из этой жуткой, сотрясаемой  грохотом  темноты.  Едва  эта
мысль мелькнула у него в голове, как совсем юный арбалетчик в арьергарде
отшвырнул оружие и побежал, спотыкаясь, по  размеченному  белой  краской
туннелю. Прочие стрелки беспокойно зашевелились, и Форин прошелся  между
ними, кого-то похлопал по плечу, кому-то шепнул  пару  ободряющих  слов.
Казалось, один лишь  вид  его  богатырской  фигуры  возвращает  солдатам
присутствие духа. Наконец он подал сигнал зарядить арбалеты.
   Во рту у Тарантио пересохло, и он подумал о Мириак, которая ждет  его
дома, о ярком солнце, струящемся в открытые окна. Если дароты  прорвутся
в город... Эта мысль так ужаснула Тарантио, что он поспешил отогнать ее.
   Каменная стена треснула, и в расселине блеснуло острое лезвие  кирки.
Стрелки положили массивные арбалеты на треножники, нацелили их на стену.
Вент и Тарантио  отошли  с  линии  стрельбы.  Тарантио  обнажил  меч,  и
зачарованный клинок блеснул в свете фонарей.
   Огромный кусок стены рухнул на  пол  пещеры,  и  в  проломе  появился
первый дарот. Три арбалетных болта размозжили его череп, и он  повалился
наземь. Шум по ту  сторону  стены  усилился,  кирки  и  молоты  неистово
дробили и крушили  последнюю  преграду.  Пролом  расширился,  и  в  него
хлынули  дароты.  Их  гигантские  тела  отбрасывали  на  стены   туннеля
чудовищные тени.
   Снова  свистнули  арбалетные  болты,  и  дароты  ринулись  прямо   на
стрелков. Вынырнув из-за крупного сталагмита, Тарантио наискось  рубанул
мечом  по  ребрам  бежавшего  впереди  дарота.  Тот  занес   для   удара
зазубренный клинок, но  Тарантио  успел  увернуться  и  прикончил  врага
ударом в живот. У стены напротив Вент проткнул мечом грудь дарота, затем
стремительно крутнулся и успел  перерезать  горло  второму.  Позади  них
арбалетчики отступали ко второй линии обороны.
   Вент ловко отпрыгнул назад, развернулся и помчался в укрытие, держась
правой стены. Один из даротов метнул ему вслед копье, и оно ударилось  о
сталагмит; осколки камня осыпали лицо и шею Вента. Впереди  туннель  был
перегорожен валом из мешков с песком, за ними стояли, припав на  колени,
арбалетчики. Вент с разбега перепрыгнул через них, обернулся - и увидел,
что Тарантио бежит вдоль дальней стены, торопясь достичь укрытия.
   Дароты волной хлынули по туннелю. Залп - и полсотни арбалетных болтов
вонзились  в  бегущих  первыми  врагов.  Кордуинцы  поспешно   принялись
перезаряжать арбалеты - иные даже успели это сделать, -  но  тут  дароты
обрушились на них. Засверкали  зазубренные  мечи,  рубя  легкие  доспехи
вместе с плотью. Вент рванулся в бой, наотмашь рубя наступающих даротов.
   - Назад! -  гаркнул  он  во  все  горло.  Беззащитные  стрелки  и  не
нуждались в этом приказе - те, кто уцелел, уже бежали по туннелю  прочь.
Вент и Тарантио последовали за ними.
   Шума погони не было. Мечники оглянулись. Дароты  постояли  немного  у
мешков с  песком  и,  свернув  направо,  цепочкой  втянулись  в  боковой
туннель. Вент выругался.
   Замысел Карис покуда не сработал.
   Во тьме, в одиночестве Озобар вслушивался  в  отдаленный  шум  боя  -
крики раненых, лязг  стали,  шипящее  пение  арбалетов.  "Отвратительные
звуки", - подумал он.
   Зло.
   Озобар не был религиозен. За всю свою жизнь он молился лишь  однажды.
Молитва его не была услышана, и он похоронил своих близких, а чума между
тем продолжала свирепствовать на островах, неся горе и одиночество  тем,
кто остался в живых. Однако не нужно быть  религиозным,  чтобы  понимать
природу зла. Чума творит зло, но она всего лишь  явление  природы  и  не
обладает разумом. Даротов же Озобар считал воплощенным злом. Они ведали,
что творят, понимали, какие страдания причиняют другим. Хуже того  -  их
действия порождали в  сердцах  врагов  неистребимую  ненависть.  А  ведь
ненависть - праматерь всего зла в мире.
   "Вы не заставите меня вас ненавидеть, - подумал Озобар. - Но  я  убью
вас!"
   Шум боя затих. Озобар снял стекло с горящего фонаря, затем выпрямился
и устремил взгляд в глубину полого уходящего вниз  туннеля.  Не  заметив
никакого движения, он закрыл глаза и прислушался. Вначале ничего не было
слышно, но потом Озобар различил едва  слышный  топот  множества  обутых
ног. Вход в туннель находился в ста с лишним футах от того места, где он
стоял. Подняв повыше фонарь, Озобар  отошел  туда,  где  лежал  глиняный
снаряд катапульты, и поджег промасленные тряпки, которыми были  заткнуты
дыры в снаряде.
   Впереди уже мелькали смутные  тени  -  дароты  поднимались  вверх  по
наклонному туннелю.
   Озобар сел, навалившись спиной на стену, уперся  сапогами  в  горящий
снаряд. Толчок - и снаряд покатился вниз, вначале  медленно,  затем  все
быстрее набирая ход. Дароты были уже  хорошо  видны.  Озобар  взял  свой
арбалет и выстрелил. Железный болт ударил по снаряду,  отколов  изрядный
кусок глины. Горящее масло хлынуло в пролом, и навстречу даротам потекли
высокие языки пламени.
   Не дожидаясь финала, Озобар отбежал назад, накрыл фонарь  стеклом  и,
поднявшись выше по склону, забрался на каменный карниз, подальше от пола
пещеры. С высоты карниза  был  ясно  виден  текущий  из  туннеля  ручеек
горящего масла. Вдалеке мелькнула вспышка света, и Озобар увидел, что из
второго туннеля выбежали несколько даротов.  Двое  из  них  были  объяты
огнем, и сородичи старались держаться от них подальше.
   Из расселины в стене туннеля вынырнул Брек, помощник Озобара.  Дароты
заметили его и бросились в погоню. Брек со всех сил бежал  к  выходу  из
туннеля, но зазубренное копье вонзилось ему в спину, и он упал.
   Сердце  Озобара,  притаившегося  на  каменном   карнизе,   болезненно
сжалось. Брек  был  славным  человеком  -  упорным,  стойким,  надежным.
Стискивая зубы, Озобар смотрел на даротов, собиравшихся внизу, посредине
пещеры. Их все прибывало,  и  наконец  они  сорвались  с  места,  дружно
зарысили вперед.
   Навстречу поджидавшим их арбалетчикам.

***

   Три залпа арбалетных болтов изрядно поуменьшили число даротов, однако
не смогли  замедлить  их  натиск.  Тарантио  убил  двоих  врагов,  затем
метнулся влево - и копье, просвистев у его виска, ударилось  о  каменную
стену. Прямо на него бежали трое рослых даротов.  Отрезанный  от  своего
отряда, Тарантио нырнул в узкий туннель, затем стремительно  развернулся
и с размаху опустил свой меч на безволосый череп первого преследователя.
Вражеское копье зацепило  его  левое  плечо,  и  зазубренный  наконечник
проткнул ключицу. Из раны  хлынула  кровь.  Тарантио  резанул  мечом  по
животу дарота и тем же замахом, уведя клинок вверх, распорол  ему  горло
до самого позвоночника.
   От боли у него темнело  в  глазах,  кровь  обильно  текла  по  груди,
заливая рубашку. Каждое движение давалось  Тарантио  с  трудом,  но  он,
стиснув  зубы,  побежал  дальше,  в  темноту  туннеля.  Еще  одно  копье
свистнуло у него за спиной - и пролетело мимо.
   Тарантио развернулся - и  едва  успел  уклониться  от  косого  удара.
Ответным выпадом он рассек дароту  локоть,  и  отрубленная  рука,  хлеща
кровью, отлетела прочь.  Дарот,  однако,  словно  и  не  заметил  своего
увечья. Прыгнув на Тарантио, он увесистым кулаком ударил мечника в грудь
и сбил с ног. Тарантио едва успел откатиться вбок,  спасаясь  от  нового
удара; затем вскочил и со всей силы вонзил  свой  меч  в  широкую  грудь
дарота.
   - Да сдохни же ты, сукин сын! - прорычал он.
   У  входа  в  туннель  послышался  гулкий  топот.  Тарантио  ругнулся,
поспешно отступая все дальше, в  темноту.  Здесь  не  горели  фонари,  и
единственным источником света был его мерцающий  клинок.  Лицо  Тарантио
щекотнула струйка  свежего  воздуха.  Воздух  шел  сверху,  но  Тарантио
понимал, что никак не сможет вскарабкаться к спасительному выходу -  его
левая рука  совершенно  вышла  из  строя.  Туннель  завершился  сплошной
каменной  стеной.  Тарантио  обернулся  -  и  увидел   двоих   даротских
копейщиков. Первый сразу  бросился  на  него,  но  Тарантио  нанес  удар
наискось, перерубив древко копья, и, развернув  клинок,  взрезал  дароту
горло. Второе копье вонзилось ему в  бок  и  глубоко  вошло  в  каменную
стену.  Обрубив  древко,  Тарантио  метнул  меч  острием   вперед,   как
метательный нож. Клинок вонзился в переносицу дарота и вошел ему в  лицо
по самую рукоять. Тарантио рванулся было подобрать меч - и  закричал  от
нестерпимой боли, лишь сейчас осознав, что пригвожден к стене.
   Он уже слышал, как от входа в туннель крадутся к нему другие  дароты.
Обмякнув, Тарантио обессиленно привалился к стене. Если это смерть, тупо
подумал он, - что ж, пускай...
   - Чума на тебя,  братец!  Я  еще  не  готов  умереть!  Дейс  неистово
рванулся вперед - и его израненное тело соскользнуло с даротского копья.
Не удержавшись на ногах, он упал ничком на каменный пол, и от удара рана
в плече отозвалась  жгучей  болью.  Протянув  руку,  Дейс  ухватился  за
рукоять своего меча и, шатаясь, кое-как поднялся на ноги.
   В этот миг из-за поворота показались четыре даротских  мечника.  Дейс
испустил душераздирающий вопль и ринулся на врагов. Первому он  на  бегу
разрубил грудь, второму -  голову,  третьему  взрезал  ребра.  Четвертый
дарот зашатался; Дейс прыгнул на него и мечом,  как  кинжалом,  на  лету
проткнул легкие.
   Дарот рухнул замертво, и Дейс упал вместе с ним, но тут же,  шатаясь,
упрямо встал.
   - Эй, ублюдки, где вы там? - заорал он. - Я вас всех убью!
   - Дейс,  ради  всего  святого,  давай  убираться  отсюда!  -  крикнул
Тарантио.
   Дейс его словно и не услышал.  Он  пробежал  ровно  три  шага,  потом
споткнулся и со всего размаха врезался боком в стену. Едва не  упал,  но
все же каким-то чудом удержался на ногах. Обливаясь кровью, он добрел до
главного туннеля - там валялись десятка два убитых даротов и столько  же
кордуинцев. Пробираясь между мертвыми телами, Дейс услышал  впереди  шум
боя.
   - Я иду! - во все горло выкрикнул он, и вспугнутое эхо заметалось  по
туннелям. Потом зашатался и упал на колени.
   - Да прекрати же ты! - взмолился Тарантио. - Прекрати! Мы же умираем.
   Дейс сел, привалившись спиной к  стене,  и  тупо  уставился  на  свою
залитую кровью одежду. В глазах у него  все  плыло,  а  правой  ноги  он
совсем не чувствовал - словно ее и не было.
   - Я не намерен подыхать в темноте, - пробормотал он.
   Напрягая  остатки  сил,  Дейс  перевалился  на  колени,   оттолкнулся
здоровой ногой и кое-как встал. Протер глаза - и увидел двоих даротов.
   - Ко мне! - выкрикнул Дейс. - Ко мне, сукины сыны, я ваша смерть!
   Дароты бросились к нему, но первый вдруг пошатнулся и осел на пол. Во
лбу его торчал арбалетный болт. Второй прыгнул на Дейса. Клинок  мечника
взметнулся с нечеловеческой  быстротой,  жестко  парируя  удар.  Потеряв
равновесие, дарот качнулся вперед, и меч Дейса вонзился ему в горло.
   - Эй, а где остальные?! - проревел Дейс. И, потеряв сознание,  рухнул
на руки подоспевшего Озобара.
   Герцог, одетый в тунику  из  серебристого  атласа  и  черные  кожаные
штаны, безмолвно стоял в парке. Хотя его окружали люди, он  был  один  -
как всегда. Взгляд его скользил по холмам, и герцог вспоминал те  давние
дни,  когда  ребенком  играл  здесь   со   своим   братом.   Веселый   и
предприимчивый  Джорайн   был   единственным   близким   человеком   для
застенчивого и скрытного мальчика, будущего герцога Альбрека.
   Когда Джорайн погиб, он унес с собой часть  души  Альбрека.  Безлюбый
брак и двадцать лет правления народом, которого герцог никогда не  любил
и не понимал, - вот на какую участь обрекла  его  гибель  Джорайна.  "Ты
правил бы гораздо лучше, чем я, - печально думал Альбрек. - Люди  любили
тебя, брат".
   Герцог перевел  взгляд  на  вход  в  катакомбы.  Лестница  из  белого
известняка, увенчанная двумя резными каменными колоннами, вела  вниз,  в
кварцевую пещеру. Джорайн как-то сказал Альбреку, что это - дорога в Ад,
и шестилетний мальчик с тех  пор  боялся  даже  подходить  к  запретному
месту.
   Сегодня детская игра обернулась беспощадной реальностью. Эта лестница
и впрямь ведет в Ад.
   "И я, - подумал Альбрек, - пришел сюда, чтобы умереть.  -  Эта  мысль
отчего-то вызвала у него улыбку. - Ждешь ли ты меня, Джорайн?.."  Герцог
не взял с собой ни меча, ни кинжала, и теперь стоял,  скрестив  руки  на
груди, и терпеливо ждал исхода событий - каким бы он ни был. Он украдкой
глянул на Карис. Женщина-воин была  сегодня  в  белом  шелковом  платье,
которое одолжила из гардероба жены герцога;  ее  тонкую  талию  стягивал
голубой кушак. Окруженная воинами, она  выглядела  сейчас  на  удивление
неуместно - точь-в-точь невеста, поджидающая жениха.
   - Зачем тебе платье? - незадолго до того спросил ее герцог.
   - Не спрашивай, государь, - отвечала она.
   При свете факелов Карис  распоряжалась  размещением  пяти  баллист  -
широким полукругом шагах в ста от входа в  катакомбы.  Между  баллистами
были расставлены четыре сотни арбалетчиков: первая шеренга  на  коленях,
вторая стоит, третья на крышах поставленных полукругом фургонов.
   Герцог увидел, как ветеран Неклен подошел к Карис и взял ее за  руку.
Альбрек не мог расслышать их разговора, но ясно видел  на  лице  старого
воина откровенную тревогу.

***

   - Тебе незачем идти на смерть, - сказал Неклен, подойдя  к  Карис.  -
Пусть лучше это буду я!
   - Я и не собираюсь умирать, - ответила Карис, - но рискнуть придется,
и этого риска не избежать. Ты же сам спрашивал: как нам собрать  даротов
посреди убойного круга? Это единственный способ, который  пришел  мне  в
голову.
   - Ну ладно, пусть так. Но почему рисковать должна именно  ты?  Поч