новенно.
   - Мог бы ты сказать, что они - зло?
   - Безусловно, мог бы, государь, потому что даротам вообще  недоступно
понятие зла - и это одно делает их такими ужасными. За то время, пока  я
был у них в плену, они убили и съели десятки юношей и девушек. Их жарили
на вертелах, перед тем обмазав глиной. Многие при этом  были  еще  живы.
Эти страшные сцены до  сих  пор  стоят  у  меня  перед  глазами.  Дароты
спросили меня, почему я не ем вместе  с  ними.  Я  ответил,  что  у  нас
съедать людей - страшный грех. Они ничего не поняли - или же не захотели
понять.
   - У них есть религия? - спросил Пурис.
   - Дароты в ней не нуждаются - ведь они  в  сущности  бессмертны.  Они
живут десять лет и за это время дважды откладывают коконы  -  гигантские
яйца, - в которых потом возрождаются.
   - Возрождаются? - удивленно переспросил герцог. -  Что  ты  имеешь  в
виду?
   -  Насколько  я  понял,  государь,  когда  маленький   дарот...э-э...
проклюнется, он лежит без движения, словно  мертвый.  Тогда  отец,  если
можно так выразиться, подходит к ребенку и... соединяется с ним.  Старое
тело в один миг  умирает  и  иссыхает,  а  молодое  достигает  зрелости.
Остается только пустой кокон и иссохшие останки прежнего дарота. В жизни
каждого дарота это происходит дважды - один раз для отца, один  раз  для
матери. Вот и выходит, что они живут вечно.
   - Это все рассказали тебе дароты? - спросила Карис.
   - Нет. Они вытянули из моего разума все, что я знал - но за это время
я успел прочесть их знания. Или, если хотите, увидеть.
   - Меня беспокоит вот что,  -  вмешался  вдруг  Пурис.  -  Если  дарот
откладывает коконы только для того, чтобы заменить отца и мать,  как  же
тогда растет их число?
   - Раз в полсотни лет, - объяснил Бэрин, - наступает особое  время.  Я
не могу перевести название, которое дали ему дароты, но сам я назвал  бы
его Временем Переселения. В это время дароты становятся, если можно  так
выразиться, сверхплодовиты, и в коконах содержится по два, а то и по три
младенца. В последний раз такое случилось - по их летосчислению - четыре
года назад, и после этого был построен город, который  вы  зовете  Дарот
Один. Вот почему земля вокруг города пока еще так плодородна. Дароты еще
не успели убить ее.
   Вент пододвинул Бэрину кресло.
   - Присядь-ка, приятель.  Вид  у  тебя  измученный.  Бэрин  благодарно
глянул на него и сел.
   - Это верно, сударь, я совсем вымотался.
   - Ты говоришь, что  даротам  недоступно  понятие  зла,  -  проговорил
герцог. - Что ты имеешь в виду?
   Бэрин задумался, собираясь с мыслями.
   - Государь, я крестьянин  и  ответить  могу  только  на  крестьянский
манер. Когда слепень нападает на овцу, он  откладывает  яйца  внутри  ее
тела, и она безмерно страдает. Но ведь слепень вовсе не творит зла -  он
просто хочет продолжить свое существование в потомстве. То же самое и  с
даротами, вот только они в отличие  от  слепня  хорошо  понимают,  какой
губительный вред наносят иным расам. Только им на это наплевать. Они  не
любят землю. Они живут только для того, чтобы жить вечно. У них  нет  ни
музыки, ни иных искусств. Они - раса паразитов,  их  города  уродливы  и
временны.  Истощив  плодородную  землю  в  одном   месте,   они   просто
перемещаются на другое. Дароты - творцы пустынь.
   - А как же дружба, приязнь, боевое товарищество? - спросила Карис.  -
Есть у них легенды о героях?
   - У даротов, госпожа моя, нет легенд -  ведь  они  живут  вечно.  Они
любят сражаться. Когда нет внешнего врага, они дерутся  друг  с  другом.
Если же кого-то убьют, его относят к кокону и  оставляют  там,  пока  не
родится новое тело.
   Бэрин говорил еще час с лишним.  Он  рассказал  своим  слушателям  об
уничтожении олторов.
   - Дароты загнали последних олторов в огромный лес и там охотились  на
них, как на диких зверей. Я видел эту резню. Олторы были мирным  народом
- хрупкие, высокие, золотокожие. Они не знали оружия. И были уничтожены.
   - Мы не олторы, - сказала Карис. - И у нас есть оружие.
   - Госпожа моя, - печально покачал головой Бэрин, - даротов невозможно
остановить. В далеком прошлом, воюя друг с другом, они изобрели  осадные
машины громадной разрушительной  силы.  Гигантские  катапульты,  которые
могут одним ударом сокрушить стену замка, тараны, которые вышибут  любые
ворота. Одним взмахом  меча  дарот  может  раскроить  человека  пополам.
Представить себе невозможно, как они сильны.
   - А все же мы убили тех, кто погнался за нами, - напомнила ему Карис.
   - Это так, госпожа моя, но Кордуин вам не удержать.
   - Поговорим о слабостях даротов, - сурово сказал герцог. -  Чего  они
боятся?
   - Глубокой воды, государь. Дароты слишком тяжелые и не могут плавать,
а лодки вызывают у них безмерный ужас. Опять-таки из-за своего  крупного
сложения они плохо переносят разреженный воздух гор. И  последнее,  чего
боятся дароты, - холод. Им нужно тепло; зимой они становятся  сонными  и
вялыми.
   Так продолжалось долго; наконец герцог  Альбрек  встал  и  подошел  к
Бэрину.
   - Ты сослужил нам славную службу, крестьянин,  -  сказал  он,  бросив
Бэрину кошель с золотыми монетами; Бэрин  ловко  поймал  его.  -  Можешь
пожить во дворце, покуда не отыщешь себе новое жилище.
   - Спасибо, государь, -  ответил  Бэрин,  -  но  только  я,  с  твоего
разрешения, уеду с сыном в Лоретели и оттуда отправлюсь на острова.
   - Как пожелаешь - хотя, насколько я  понял,  мы  можем  не  опасаться
даротов до самой весны.
   - Это не совсем так, государь. За два  дня  до  того,  как  появилась
госпожа Карис, из города вышла пятитысячная армия даротов.  Я  не  знаю,
куда она направлялась.
   - Если в Кордуин, мы бы об этом уже знали, - заметила Карис.
   Альбрек отошел к дальней стене и принялся разглядывать  висевшую  там
древнюю карту.
   - Эта армия может двигаться лишь сюда, - сказал он, ткнув  пальцем  в
карту.  -  Боюсь,  герцог  Сарино  очень  скоро  пожнет   плоды   своего
непомерного честолюбия.
   Затем герцог разрешил всем удалиться, но Карис сделал знак  остаться.
Он уже знал, что эта женщина - отменный  полководец,  а  то,  что  в  ее
объятиях  перебывали  сотни  мужчин,  для  герцога  не  имело   никакого
значения. Мужчина,  у  которого  сотни  любовниц,  становится  предметом
всеобщего восхищения. Альбрек  не  видел  причины,  почему  в  случае  с
женщиной должно быть иначе. Беспокоило его совсем иное.
   Знаком он предложил  Карис  сесть  напротив.  На  ней  все  еще  была
дорожная, заляпанная  грязью  одежда.  Восхитительная  женщина,  подумал
герцог,  и  даже  мальчишеская  угловатая  худоба  непостижимым  образом
придает ей женственности.
   -  Я  пришлю  тебе  своего  портного,  -  сказал  он   вслух.   Карис
рассмеялась.
   - Да, государь, вид у меня неприглядный, - признала она.
   - Буду с тобой откровенен. Я подумываю о  том,  чтобы  поручить  тебе
возглавить оборону Кордуина. И однако же у меня есть сомнения.
   - Я больше привыкла сражаться в поле, - сказала она, - но у меня есть
опыт осад.
   - Дело не в этом, Карис. Я сомневаюсь не в твоих военных талантах,  а
в твоем характере.
   - Откровенный ты человек, государь. И чем же  тебе  не  нравится  мой
характер?
   - Я бы скорее сказал, что он меня беспокоит. Ты знаешь,  что  у  меня
был старший брат? -  Карис  покачала  головой.  -  Он  был  превосходным
человеком, но слишком любил рисковать. Когда мы были детьми, он  однажды
взобрался на крышу дворца и пробежался вдоль парапета. Мой  отец  был  в
ярости и спросил брата, зачем он это сделал?  Неужели  не  понимал,  что
один неверный шаг, сильный порыв ветра - и смерть его была бы неминуема.
Думаю, ты знаешь, что ответил ему мой брат.
   - Знаю. Он сказал, что именно поэтому так и поступил.
   - Верно. Миг безумного,  захватывающего  торжества,  когда  плюешь  в
глаза самой смерти.
   - Разве тебе довелось испытать это, государь?  -  удивленно  спросила
Карис.
   - Нет. Ни разу. Я только повторил слова моего брата. За два месяца до
смерти моего отца брат со своими друзьями  путешествовал  в  горах.  Там
была скала, на которую еще никогда не взбирался  ни  один  человек.  Мой
брат взобрался на нее - и на обратном пути погиб  в  камнепаде.  Ему  не
было нужды взбираться на гору - этим поступком он ничего  не  достиг.  И
погиб.
   - Ты думаешь, государь, что я похожа на твоего брата?
   - Не думаю, Карис, - знаю. Ты живешь точно  на  краю  пропасти.  Быть
может, ты немного кокетничаешь со смертью. Но сейчас моему городу грозит
неизмеримая опасность. Чтобы защитить его, нужен немалый опыт - а  также
самоотверженность и стойкость.
   С минуту Карис молчала. Вначале  ей  припомнилось,  как  стояла  она,
нагая, на рассыпающемся  балконе  в  Моргаллисе,  потом  -  как  бросила
безумный вызов предводителю даротов. Она прямо взглянула в полуприкрытые
тяжелыми веками глаза герцога.
   - Можешь положиться на меня, государь. Я знаю, что ты сказал обо  мне
сущую правду. Пожалуй, я и в самом деле кокетничаю со смертью,  и  более
всего счастлива,  когда  стою  на  самом  краю  бездны.  -  Карис  вдруг
рассмеялась. - Но в таком  случае,  где  же  еще  мне  быть,  как  не  в
Кордуине? Бездна сама движется на нас - черная и  страшная.  Весной  она
будет под самыми нашими стенами.

***

   Когда Карис бежала из города,  Гириак  испытал  самые  противоречивые
чувства.  Во-первых,  разочарование,  ибо  на  свой  лад  он  любил  эту
воинственную женщину. У Гириака перебывало множество любовниц, но только
Карис, как никто, умела  распалить  его  плоть,  а  потому  затронула  и
сердце. И во-вторых, тем не менее - радость, ибо Сарино  отдал  под  его
начало копейщиков Карис. Гириак всегда знал, что командир он  ничуть  не
хуже ее. В глубине души  он  был  убежден,  что  своими  победами  Карис
обязана главным образом тому, что он сражался  с  нею  бок  о  бок.  Тем
сильнее уязвляло гордость Гириака нынешнее  положение  дел:  со  времени
бегства Карис он  дважды  возглавлял  походы  на  юг,  и  оба  раза  все
закончилось неудачей. Гириак твердо знал, что так вышло бы, даже если  б
командиром по-прежнему оставалась Карис. Он был твердо в этом  уверен  -
вопреки мнению своих подчиненных.
   Единственным отличием Карис от других командиров было,  как  думалось
Гириаку, непомерное везение. Он повторял себе это снова и снова,  словно
подтверждал тем самым свою правоту. Всю жизнь Гириаку отчаянно не везло.
В детстве он обнаружил в себе способности бегуна и усердно упражнялся  в
беге под пристальным оком отца, деревенского кузнеца. Однако на окружном
состязании его обогнал другой мальчишка - Гириак попал ногой в  кроличью
нору и вывихнул лодыжку.  Смуглый  черноволосый  красавец,  он  потерпел
поражение даже в любви.  Страстно  желая  одну  лишь  Геаллу,  он  долго
ухаживал за ней и наконец  завоевал  ее  сердце.  Но  один  из  его  так
называемых друзей рассказал Геалле о том, что Гириак тайком  путается  с
другой девушкой, - и Геалла отвергла его и вышла замуж за другого.  Даже
став солдатом, Гириак долго оставался в загоне - пока его  не  приметила
Карис. Она сделала Гириака своим лейтенантом, и в этом чине он полностью
проявил свои таланты, хотя Карис  и  позволяла  себе  время  от  времени
вмешиваться в его действия.
   Спешившись, Гириак привязал коня. Затем  он  поднялся  по  внутренней
лестнице на северную стену, где седой ветеран Неклен  надзирал  за  тем,
как идет ремонт укреплений. Герцог Сарино - хвала  богам!  -  больше  не
атаковал  своими  чарами  эльдерскую  Жемчужину,  и  толчки,  изнурявшие
Моргаллис, прекратились. "Впрочем, - подумал Гириак, - это уже не  имеет
значения. Моргаллис и так почти обезлюдел". Из восьмидесяти  пяти  тысяч
человек, населявших город еще четыре месяца назад, осталось от силы пять
тысяч. Прочие бежали  на  юг,  в  Прентуис,  где,  по  слухам,  жили  за
городской чертой, в палатках.
   По всему Моргаллису закрылись таверны и лавки.
   - Почти готово, капитан, - сообщил седобородый Неклен, утирая  пот  с
узкого худого лица. - Пролом уже заделали, но вся стена в трещинах.
   - Никто не собирается осаждать город, - заметил  Гириак,  глядя,  как
рабочие везут к стене в тележках известь и гравий. -  Однако  же  Сарино
желает, чтобы укрепления были приведены в порядок.
   - Лучше бы нам убраться отсюда, - понизив голос, проговорил Неклен. -
Моргаллис  стал  похож  на  город   призраков.   Среди   солдат   растет
недовольство. Шлюх почти не осталось, а без них какое веселье?
   - Нам пока еще платят, - напомнил Гириак.
   - Да, но что толку с денег, если не на что их потратить?  Кое-кто  из
ребят поговаривает о дезертирстве.
   - Кто именно?
   Неклен невесело усмехнулся.
   - Ну-ну, капитан, ты же знаешь, что я  не  наушник.  Просто  я  хочу,
чтобы ты был к этому готов. Они считают, что Карис могла  отправиться  в
Прентуис. Ребята в ней души  не  чают  и  хотят  снова  служить  под  ее
началом.
   Гириак сел на выступ в стене.
   - Я командир не хуже Карис. Ты ведь знаешь это, верно?
   - Ты хороший человек, капитан. Храбрый, верный, стойкий.
   - И почему это звучит как оскорбление? - вопросил  Гириак,  удивляясь
тому, что ничуть не злится. Из всех людей, служивших  под  его  началом,
Неклен был самым надежным. Умный, красноречивый, верный, он был отменным
лейтенантом.
   - Да я и не хотел тебя оскорбить,  -  сказал  Неклен.  -  Ты  же  сам
знаешь, что Карис - особенная. Она могла  учуять  неладное  раньше,  чем
дела пошли бы наперекосяк. И сразу все исправляла, да так, что  никто  и
не догадывался. Вот почему казалось, что при ней все идет гладко.  Вы  с
ней, капитан, отлично работали в паре. И все же признайся - без  нее  ты
уже не тот.
   Гириак вздохнул.
   - Если б я услышал это от кого-то другого, я бы его прикончил.
   - У правды всегда горький вкус, - заметил Неклен. -  Знаешь,  я  ведь
был при том, как Карис только начала свою  военную  карьеру.  Наш  отряд
нанялся на службу в один гарнизон. Вскоре после  нашего  прибытия  город
осадили. Командовал тогда Бекель. Он был отменным  командиром,  но  имел
один недостаток: слишком был умен.
   - Разве это недостаток? - удивился Гириак.
   - И очень опасный! Уж ты мне поверь, капитан.  Человек  должен  знать
пределы своих возможностей - это учит его быть поскромнее. Бекель мог  в
уме умножать числа,  наизусть  цитировал  древние  труды  и  изучил  все
когда-либо применявшиеся стратегии.  Только  он  не  мог  применить  эти
знания на практике. Воображения  не  хватало,  понимаешь?  А  выигрывает
битву именно воображение.
   - И при чем же тут Карис? Неклен хихикнул.
   - Она была любовницей Бекеля. Когда началась осада, как-то раз Бекель
появился на стенах вместе с ней. Враги  рубили  деревья.  Бекель  сказал
Карис, что они строят осадные башни. Нет,  сказала  она,  здесь  слишком
неровная местность. И правда, даже чудо не помогло бы протащить  осадные
башни по тамошним буграм да  оврагам.  Катапульты,  сказала  Карис.  Они
строят катапульты.  Потом  она  приставила  ладонь  к  глазам,  оглядела
окрестности - и указала, где, по ее мнению, враг поставит катапульты и в
какую часть стены они  будут  нацелены.  Мы  сначала  веселились,  потом
начали злиться. Мол, кто она такая,  эта  девка?  Понимаешь,  о  чем  я,
капитан?
   - Понимаю, - сказал Гириак.
   - Ну вот, потом она спросила, почему мы не запасаем воду. Потому что,
ответил я, через город течет речка, и давно известно, что она никогда не
пересыхает. Еще  как  пересохнет,  сказала  Карис,  если  враг  поставит
запруду вон за теми холмами. Через два дня именно  так  и  случилось,  и
вражеские катапульты стояли именно там, где показала Карис.  С  тех  пор
Бекель всегда прислушивался к ее советам, а когда он погиб, мы вроде как
избрали ее своим командиром.
   - К чему ты мне все это рассказываешь, старый друг?
   - Я думаю, может,  нам  всем  стоило  бы  отправиться  в  Прентуис  и
разыскать Карис. Да и ты бы порадовался - ты же любишь ее.
   Гириак резко поднялся на ноги.
   - Скажи парням, что в Прентуисе Карис нет. Она повернула на запад,  к
Кордуину. Она знала, что Сарино захочет ее смерти.
   - Если ты это знал, почему послал погоню на юг? Гириак пожал плечами.
   - Из любви или по глупости - сам выбирай.
   - Верно и то, и другое,  -  невесело  усмехнулся  Неклен.  -  Кстати,
разведчики, которых ты послал на север, до сих  пор  не  вернулись  -  а
должны были появиться еще вчера.
   - Верно, нашли деревню, где  полно  сговорчивых  молодок,  -  хмыкнул
Гириак.
   - Возможно. Но ими командовал Мелл, а он человек трезвый и  надежный.
На него можно положиться. Может быть, мимо нас  проскользнули  вражеские
наемники.
   - Пошли конных на поиски, - приказал Гириак.
   - Шлюхин сын! - прошипел Неклен. - Да ведь это же герцог!
   Гириак стремительно обернулся - и увидел, что к стене шагает  Сарино.
Его немытые волосы свисали липкими прядями, лицо заросло щетиной,  глаза
лихорадочно  блестели.  Он  торопливо,  почти  вприпрыжку   взбежал   по
ступенькам на стену. Неклен отдал честь,  но  герцог  его  словно  и  не
заметил.
   - Враг приближается! - выпалил Сарино. - Собери своих солдат.
   - Какой враг, государь?
   - Нам нужно выстроить вдоль стен лучников - тысячи лучников. - Сарино
застыл и пристально, не моргая, глядел на север. - Приготовить  котлы  с
кипящим маслом. Лучших лучников... с самыми крепкими луками.
   - Государь, - сказал Гириак, - у нас нет тысячи  лучников.  Кто  этот
враг?
   - Ставьте лучников здесь - именно  здесь  они  начнут  атаку.  Скажи,
чтобы не стреляли, пока враги не подойдут поближе. У них  очень  толстая
кожа. Крепкие кости. Пошли ко мне Карис. Нам нужно составить план осады.
   Гириак и Неклен переглянулись. Гириак шагнул к герцогу,  крепко  взял
его за плечо.
   - Государь, когда ты в последний раз спал?
   - Спал? Мне некогда спать. Понимаешь, они уже близко. Я вернул их. Но
я не хотел этого, Гириак! Не хотел!
   - Присядь, государь, - сказал Неклен и, взяв герцога за руку,  подвел
его к каменной скамье. Сарино сел, но тут же обернулся и снова уставился
на север.
   - Они появятся здесь завтра, на рассвете, - бормотал он. - Я совершил
чудовищную ошибку. И ничего не могу исправить. Ну  да  лучники  помогут.
Поставь на стены лучников.
   - Непременно, государь, - мягко сказал Гириак. -  Но  прежде  позволь
мне отвести тебя во дворец. Тебе нужен отдых.
   Он свел разом обмякшего герцога со стены и усадил его на спину своего
коня. Помахав Неклену, Гириак повел коня на поводу по безлюдным улицам.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Сарино, весь дрожа, лежал ничком на кровати,  и  тело  его  сотрясали
судорожные рыдания. Он не плакал с тех пор, как был ребенком, но  теперь
вся его выдержка рухнула,  точно  карточный  домик.  Клеа,  которая  так
любила его, убита, принесена им в жертву ради того, чтобы овладеть силой
Жемчужины. Эльдеры, которые никогда не  желали  зла  человеческой  расе,
сгинули бесследно. И вот в довершение всего бесславный итог его безумных
деяний - возвращение даротов. Сарино лежал на широкой кровати,  прижимая
к груди Эльдерскую Жемчужину.
   - Вернись ко мне, старик! - молил он. - Ради всего святого, вернись!
   Обессиленный, он забылся глубоким мучительным сном, и в этом сне  раз
за разом видел, как убивали его мать, как умирал отец, задушенный  змеей
в его горле. Хуже всего, однако, был кошмар,  в  котором  Сарино  увидел
себя таким, каким он стал - надменным честолюбцем,  который  вверг  весь
мир в войну. И ради чего? Чтобы обеспечить себе, Сарино, почетное  место
в истории человечества?
   Он проснулся и обнаружил, что лежит не на кровати, а посреди зеленого
луга,  напоенного  ароматом  весенних   цветов.   Безумие,   порожденное
усталостью и бессонными ночами, минуло, и Сарино снова стал самим собой.
Рядом с ним сидел серебристо-седой старец-эльдер, и его  большие  темные
глаза светились печалью.
   - Почему я здесь? - спросил Сарино.