ениях.  И  однако  же  это  не  переменило  моих
взглядов.
   Кефрин улыбнулся.
   - Хороший ты человек, Дуво. Можно мне потрогать Жемчужину?
   Дуво не колеблясь  протянул  ему  драгоценный  шар.  Кефрин  обхватил
Жемчужину своими могучими  ладонями  и  загляделся  в  ее  перламутровые
глубины.
   - Я не вижу там городов, - заметил он.
   - И тем не менее, - сказал Дуводас, - они там есть. Я должен  отнести
Жемчужину на самую высокую гору Эльдера. Тогда эльдеры вернутся.
   - И помогут нам уничтожить даротов? - спросил Кефрин.
   - Нет, не думаю, что они на это согласятся.
   - Тогда зачем их возвращать?
   - Отец! - ахнула Шира. - Как ты можешь говорить такое? Разве  эльдеры
не заслужили того, чтобы просто вернуться к жизни?
   - Да я не это имел в виду, - краснея, пробормотал Кефрин. - Я  только
хотел сказать вот что: если эльдеры предпочли укрыться от людских  армий
в Жемчужину, потому что не хотели  сражаться,  зачем  же  возвращать  их
только для того, чтобы они снова столкнулись с армией даротов?
   - Хороший вопрос, - признал Дуводас. - На это я  могу  сказать  одно:
эльдеры мудрый народ и  наверняка  сумеют  предложить  иной  выход,  чем
война. Одно их возвращение заставит даротов присмиреть.
   - Надеюсь, что ты прав, - вздохнул Кефрин, возвращая ему Жемчужину. -
Что же, мне пора идти на кухню. Нужно  заняться  стряпней,  принести  из
погреба пиво и все такое... - Он снова глянул  на  Жемчужину  и  покачал
головой. - Даже странно думать о всяких обыденных  делишках  в  такой-то
день!
   - Жизнь продолжается, друг мой, - сказал  Дуводас  и  не  без  усилия
встал.
   Шира взяла его за руку.
   - Тебе нужно поспать, - сказала она. - Пойдем. В спальне тепло, и  на
кровати постелены чистые простыни.
   Рука об руку они поднялись в спальню. Дуводас положил арфу на стол  и
стянул с себя заляпанную дорожной грязью одежду.
   - Полежи со мной немного, - попросил он, нырнув под одеяло.
   - У меня есть дела, - ответила Шира. - И если  я  лягу  с  тобой,  ты
вовсе не заснешь!
   Приподнявшись на локте,  Дуводас  посмотрел  на  жену.  Живот  ее  за
последнее время изрядно вырос и округлился.
   - Тебя все еще тошнит по утрам? - спросил он.
   - Нет, зато  появились  самые  невероятные  причуды  в  еде.  Медовые
коржики с паштетом! Представляешь?
   - По счастью, нет, - хмыкнул Дуводас. Потом опустил голову на подушку
и закрыл глаза. Тотчас же его, словно лодку, подхватила и мягко убаюкала
теплая дремотная волна. Он еще ощутил, что Шира поцеловала его в щеку, и
погрузился в крепкий сон.
   Когда он проснулся, время уже близилось к полуночи. Рядом с ним спала
Шира. Дуводас бережно обнял ее, привлек к себе. Через  десять  дней  они
присоединятся  к  первому  каравану  беженцев,  который   отправится   в
Лоретели. Как только Шира окажется в безопасности, он, Дуводас, двинется
прямиком на юго-запад, в земли эльдеров.
   Шира проснулась и, шевельнувшись в его объятиях,  теснее  приникла  к
нему. Дуводас вдыхал сладкий аромат ее волос и кожи, ощущал сонное тепло
ее тела.
   В нем проснулось желание, и он  принялся  ласкать  жену  -  медленно,
бережно, все время помня о ее положении. Тела  их  слились,  но  в  этом
слиянии было больше нежности, чем неистовой страсти.  Затем  Дуводас  со
вздохом откинулся на спину, все еще обнимая Ширу.
   - Я люблю тебя, - прошептала она.
   - И я тебя.
   Казалось, что мира  вокруг  просто  не  существует.  Вся  необозримая
вселенная заключалась сейчас здесь, в  этой  крохотной  уютной  спальне.
Дуводас положил ладонь на большой, набухший живот Ширы - и ощутил биение
новой жизни. Сын! У Дуво перехватило дыхание. Сын!
   - Он родится на свет поздней весной, в городе у моря, - сказала Шира.
- Я покажу его восходу и закату. Он будет красив, как ты - светловолосый
и зеленоглазый. Не сразу, конечно - все малыши рождаются  голубоглазыми,
- но когда он подрастет, у него будут зеленые глаза.
   - Или карие, - сказал Дуводас, - как у его матери.
   - Может быть, и так, - великодушно согласилась Шира.

***

   Карис молча слушала рассказ Тарантио о путешествии в  монастырь  и  о
спасении Жемчужины. Здесь же были Форин, Неклен и Вент; Брун  возился  в
кухне, стряпая ужин на всю компанию.
   - И ты этому веришь? - наконец спросила она. - Я имею в виду - насчет
Жемчужины?
   - Верю, - сказал Тарантио.  -  Брун  рассказывал  мне  о  воскрешении
олторов, а у него не хватает воображения, чтобы лгать.
   - Что ж, надеюсь, что ты прав. Меня, впрочем, беспокоит другое -  то,
что дароты вообще добрались до монастыря.
   - Ты о чем? - спросил Тарантио.
   - Все наши планы основаны на том, что дароты не  любят  холода  и  не
двинутся с места до наступления весны. Теперь же ты говоришь, что они  в
стужу поднялись по горной тропе и перебили десятки монахов.  Получается,
что они могут вот-вот появиться под стенами Кордуина. А мы  к  этому  не
готовы.
   Карис повернулась к Форину.
   - Каково твое мнение?
   - Есть разница между небольшим отрядом, рискнувшим зимой подняться  в
горы, и целой армией, которая осмелится  сделать  то  же  самое.  Весной
будет довольно воды и для солдат,  и  для  коней.  Зимой  ручьи  и  реки
покрыты льдом. Дан коням  даротов  надобно  чем-то  кормиться,  а  трава
покуда еще под снегом. Я все же думаю, что время у нас  есть  -  хотя  и
меньше, чем бы нам хотелось.
   - Я согласен с  Форином,  -  сказал  Неклен.  -  А  поскольку  ничего
изменить мы все равно не сможем, предлагаю и дальше действовать так, как
было задумано.
   Карис кивнула.
   - Новая катапульта работает великолепно.  Сейчас  собирают  еще  три,
чтобы прикрывать восточную стену.
   - А как насчет южной и западной? - спросил Тарантио.
   - Западная стена меня не беспокоит. Местность  там  идет  под  откос,
катапульту поставить негде, а  атаку  пеших  неизбежно  замедлит  крутой
подъем. На юге нам может прийтись туговато, но если до  начала  осады  у
нас есть еще пара недель, мы успеем собрать еще две-три  катапульты  для
южной стены. Я думаю,  что  дароты  ударят  прежде  всего  на  севере  -
постараются проломить стену и ворваться в город. Наша первая  и  главная
задача - остановить их.
   - Озобар говорил мне, что у  тебя  есть  и  другие  планы,  -  сказал
Неклен. - Когда ты ими поделишься с нами?
   - Никогда, - ответила Карис. - Дароты, друг мой, умеют читать  мысли.
Я не думаю, что они станут заниматься этим перед первым  штурмом  -  они
слишком высокомерны и считают нас жалкими слабаками.  Вот  когда  мы  их
отбросим, это высокомерие начнет потихоньку улетучиваться. Тогда  дароты
и решат узнать, какие сюрпризы у  нас  еще  запасены.  Поэтому  жизненно
важно, чтобы наши замыслы остались в  тайне.  Именно  потому  ни  я,  ни
Озобар ни разу не покажемся на стенах - в поле зрения даротов.
   - Ага, - сказал  Вент,  -  значит,  вот  почему  каменщики  пробивают
глубокие ниши в основании стен за воротами?
   - Именно. В  ближайшие  дни  ты  увидишь  еще  и  не  такое,  поэтому
постарайся особо не любопытствовать.
   Вент рассмеялся.
   - Это, госпожа моя, легче сказать, чем сделать.
   - Знаю. Помню, Гириак все забавлялся играми - например, целую  минуту
не  думать  об  ослиных  ушах.  Это  было  невозможно.  И  все-таки   вы
попытайтесь. И, кстати, предупредите людей на северной стене: если вдруг
начнется боль и странный жар в голове, немедленно сообщать  об  этом,  а
всех, с кем это случится, подробно расспрашивать. Я склонна думать,  что
дароты скорее всего будут охотиться за мыслями офицеров, ну да я могу  и
ошибаться.
   - Сколько у нас людей, годных сражаться? - спросил Неклен. - В списки
беженцев внесено уже десять тысяч  человек,  и  число  это  все  растет.
Советник Пурис говорит, что  его  просто  осаждают  желающие  уехать  из
Кордуина.
   - У нас примерно пятнадцать тысяч бойцов, - сказала Карис, - то  есть
числом мы превосходим даротов примерно в  трое.  Впрочем,  эти  подсчеты
бессмысленны - нам ведь нужно  будет  расставить  солдат  не  только  на
северной, но и на других стенах. Скорее всего в боях за  северную  стену
нас и даротов будет поровну.
   Брун принес на нескольких подносах хлеб, мясо, пирог и большой кувшин
красного вина.
   - Прентуис пал за один день,  -  пробормотал  Неклен.  -  Всего  один
страшный, кровавый день!
   - Здесь не Прентуис, а Кордуин, - ответила Карис. - И к тому  же  там
не было меня.

***

   Материальное обеспечение отправки беженцев волновало Пуриса с  самого
начала. Задача была не из легких - переправить несколько тысяч людей  за
триста миль к юго-западу, в Хлобан, а потом еще на четыреста десять миль
к югу, в Лоретели. Сейчас эта задача  намного  усложнилась,  и  Пурис  В
компании Ниро и десятка писцов поменьше часами  просиживал  в  зале  над
Большой Библиотекой, лихорадочно пытаясь свести концы с концами.
   Желание покинуть Кордуин изъявили  уже  четырнадцать  тысяч  людей  -
почти пятая часть взрослого населения города. Герцогские гонцы  загоняли
коней, поддерживая связь с Беллисом, корсарским герцогом. Тот потребовал
пять серебряков за каждого беженца и еще по десять за тех, кто  пожелает
переправиться из Лоретели на острова. Цена была, в общем, приемлемая, но
сейчас эти расходы угрожали опустошить герцогскую казну.
   Если учесть, что в Кордуине  сейчас  находилось  свыше  десяти  тысяч
наемников,  которым  в  начале  каждого  месяца  надлежало   выплачивать
жалованье, проблем с деньгами и Впрямь было не избежать. Если  б  герцог
не конфисковал все богатства Ландера, отправка беженцев на юг  оказалась
бы Невозможна с самого начала. Даже сейчас Пурис сомневался, выдержит ли
казна такие расходы. На стол упала  тощая  тень  Ниро,  и  Пурис  поднял
глаза.
   - Не хватает фургонов, сударь, -  сообщил  Ниро.  -  Из  необходимого
количества у нас есть только половина. Цены  на  фургоны  в  городе  уже
подскочили до небес - и это не предел.
   - Сколько мы уже купили фургонов для перевозки провизии и серебра?
   - Тридцать, сударь, но  прошлой  ночью  кто-то  забрался  на  главный
каретный двор и украл пять фургонов. Я распорядился удвоить стражу.
   - Были наши фургоны помечены, как приказано?
   - Да, сударь. Желтая полоска на задней оси.
   - Отдай приказ - пусть обыщут весь город. Тех, у кого  отыщутся  наши
фургоны, - повесить.
   Ниро замялся.
   - Вы ведь понимаете, сударь, что они могли просто  купить  фургоны  у
воров, не зная об их истинном происхождении? Нынешние владельцы фургонов
вполне могут быть честными людьми.
   - Это я прекрасно понимаю. Прежде чем они будут повешены, их допросят
по всей форме и выяснят, у кого они покупали фургоны.  Всякий,  чье  имя
назовут, тоже будет найден и повешен. Мы покажем всем,  что  если  такое
воровство не прекратится, всех виновных ждет весьма суровое наказание.
   - Слушаюсь, сударь, - тихо сказал Ниро и удалился. Пурис откинулся на
спинку кресла и потер  рукой  подбородок.  И  опешил,  уколов  пальцы  о
щетину.  Сколько  же  он  здесь  проторчал,  боги?  Четырнадцать  часов?
Восемнадцать?
   Подошел молодой писец и робко поклонился советнику. Пурис так  устал,
что никак не мог вспомнить его имени.
   - В чем дело? - спросил он.
   - Небольшие затруднения, сударь. У нас вышел весь  красный  воск  для
герцогской печати.
   Каждому беженцу выдавалось свидетельство с печатью герцога  Альбрека.
По предъявлении этой печати  беженец  мог  получить  в  городской  казне
сумму, не превышавшую двадцати  золотых  -  при  условии,  конечно,  что
имущество, брошенное им в Кордуине, можно оценить примерно в эту сумму.
   - Красный воск, - пробормотал Пурис.  -  Да  сохранят  меня  боги!  А
какого цвета воск у вас есть?
   - Синий, сударь. Или зеленый.
   - Ну так ставьте печати на синий воск! Подлинность документу  придает
печать, а не ее цвет.
   -  Слушаюсь,  сударь!  -  пискнул  юнец  и,   проворно   попятившись,
испарился. Пурис поднялся и пошел в свой кабинет.  Огонь  в  печи  давно
погас, и в комнате царил холод. На столе стоял  кувшин  с  водой.  Пурис
наполнил кубок и стал мелкими глотками прихлебывать воду.
   Караван беженцев растянется, вероятно, на две с  лишним  мили.  Людей
придется охранять от разбойников, кормить, ставить для них  на  привалах
палатки. Словом, подумал Пурис, очень похоже  на  то,  как  снаряжают  в
поход армию. Разглядывая карту на стене, он изучал особенности  рельефа.
От Кордуина до Лоретели было пятьсот двенадцать миль птичьего полета, то
есть по прямой - пешим же беженцам придется огибать  горы,  и  одно  это
прибавит им лишних двести миль пути, да еще  через  безлюдные,  продутые
ветром места, где и дичи мало, и негде укрыться от проливного дождя.
   Городской совет Хлобана обязался выслать навстречу  каравану  фургоны
со съестными припасами. Эта подмога будет как  нельзя  кстати.  Судя  по
расчетам Карис, беженцы смогут проходить за день не больше восьми  миль.
Таким образом, путешествие займет три месяца.
   И все же четырнадцать тысяч людей  готовы  хоть  сейчас  тронуться  в
путь, терпеть холод  и  голод,  разбойничьи  налеты  и  грабежи.  Многим
беженцам, тем, кто побогаче, придется оставить  городу  свое  имущество,
причем безвозвратно. И все это ради того, чтобы получить  убежище  вдали
от ужасов войны. Многие этого пути не переживут - Карис полагала, что по
меньшей мере два процента беженцев умрут в дороге.
   Три  сотни  людей,  которые  прожили  бы  гораздо  дольше,  если   бы
оставались дома...
   Пурис обожал решать проблемы снабжения, но на сей  раз  он  с  самого
начала был против этого рискованного предприятия. Увы, и герцог, и Карис
его не поддержали.
   - Людям не помешаешь дезертировать, - сказала Карис. - Если бы героев
на свете было много, их бы так высоко не  ценили.  Большинство  людей  -
трусы.
   - И если мы вынудим их остаться, - прибавил Альбрек, -  с  появлением
даротов в городе начнется паника. А мы этого себе  позволить  не  можем.
Пускай всем станет  известно,  что  караван  беженцев  покинет  город  в
последний месяц зимы и направится в Хлобан.
   - Это,  государь,  значительно  увеличит  число  желающих  уехать,  -
заметила Карис.
   - Боюсь, что это так, государь, - подтвердил Пурис.
   - Что ж, пускай трусы бегут себе,  куда  захотят.  Мне  нужны  только
сильные люди. Мы сразимся с даротами - и побьем их. - Герцог  улыбнулся,
что случалось с ним редко. - А если и не побьем, то так обескровим,  что
у них не останется сил двинуться на Хлобан. Верно ведь, Карис?
   - Верно, государь.
   Верно или неверно - Пурису от этого было не легче. В  дверь  кабинета
осторожно постучали.
   - Войдите! - крикнул советник, и на пороге появился Ниро.
   - Что, еще одна проблема? - мрачно спросил Пурис.
   Ниро пожал плечами.
   - Разумеется, сударь. А чего еще вы ждали? Пурис жестом предложил ему
сесть.
   - Сударь, - сказал Ниро, - я просматривал список беженцев. Вы просили
расположить их по роду занятий.
   - Ну да, и что?
   - Из пятнадцати городских оружейников двенадцать собрались уехать.  У
нас сейчас недостает только арбалетных болтов и всего такого прочего.
   - И в самом деле, - согласился Пурис.
   - Вот что забавно: из шестидесяти четырех кордуинских пекарей  уехать
пожелали только двое. - Ниро ухмыльнулся. - Хлебопеки оказались  храбрей
оружейников. Занятно, верно ведь, сударь?
   - Я поговорю с герцогом об этой проблеме. Неплохо подмечено, Ниро. Ты
человек наблюдательный. Купцов в этом списке много?
   - Ни одного, сударь. Все они удрали вскоре после казни Ландера.
   - А ты тоже собираешься уехать? -  спросил  Пурис.  -  Насколько  мне
известно, в списке беженцев четыре пятых всех городских писцов.
   - Нет, сударь, не собираюсь. Я по натуре оптимист. Если мы выживем  и
победим, то герцог, полагаю, будет милостивей всего к тем, кто был с ним
рядом в трудный час.
   - Ох, Ниро, не возлагай чересчур  большие  надежды  на  благодарность
венценосцев. Отец сказал мне как-то - и я  убедился  в  его  правоте,  -
ничто не длится дольше, чем ненависть монарха, и не  кончается  быстрей,
чем его благодарность.
   - И тем не менее я остаюсь.
   - Ты веришь в нашего генерала?
   - Люди Карис верят в нее, - сказал Ниро. - Они видели ее в деле.
   - И я тоже. На моих глазах она обрушила на конный отряд даротов целую
гору. Что более важно:  при  этом  погибли  несколько  людей  из  нашего
отряда. Карис безжалостна, Ниро. И весьма  целеустремленна.  Я  искренне
убежден,  что  нам  всем  чрезвычайно  повезло,  когда  она  согласилась
возглавить оборону города. И все же... дароты, Ниро, не  обычные  враги.
Каждый даротский воин сильней, чем трое наших. Ипритом мы еще не  знаем,
на что способны их стратеги.
   - Лично я, - сказал Ниро, вставая, - с  интересом  понаблюдаю  за  их
действиями.
   Пурис улыбнулся.
   - Да, - сказал он, - ты и впрямь оптимист. И если только мы останемся
живы, я позабочусь о том, чтобы твои надежды не оказались напрасными.  -
Ниро  поклонился,  и  Пурис  сухо  хохотнул.  -  Если,  конечно,  ты  не
замахнешься на мой собственный пост.
   - Ни за что, сударь.

***

   Он брел в непроглядной тьме  туннелей,  слыша,  как  вдалеке  кричит,
зовет на помощь ребенок. Он вышел к угольному пласту, и там - как  он  и
знал заранее - оказалась расщелина, в которую с трудом, но  все  же  мог
протиснуться человек.
   - Помогите! Пожалуйста, помогите!
   Тарантио протиснулся в расщелину  -  и  оказался  в  зеленом  тусклом
свечении туннеля. Существа с белесыми глазами брели  к  нему,  сжимая  в
руках кирки и молотки.
   - Где мальчик? - крикнул он.
   Детские крики  и  плач  доносились  откуда-то  спереди,  и  Тарантио,
выхватив меч, побежал туда. Твари с белесыми глазами расступились  перед
ним. В дальнем конце громадной  пещеры  стоял  некто,  охраняя  запертую
дверь. Тарантио перешел на шаг и медленно приближался к  ожидавшему  его
стражнику. Волосы у того были белые - вздыбленная косматая грива. Однако
внимание Тарантио привлекли глаза - желтые, раскосые, как у дикой кошки.
   - Где мальчик? - спросил Тарантио.
   - Вначале ты должен пройти мимо меня, - ответил демон.
   Тарантио мысленно искал в своем сознании Дейса - но тот исчез.  Тогда
его охватил страх, подкрепленный жуткой уверенностью, что он  смотрит  в
лицо самой смерти. Во рту у него пересохло, рука, сжимавшая  меч,  стала
влажной от пота.
   - Помоги мне! - крикнул мальчик.  Тарантио  сделал  глубокий  вдох  и
бросился в атаку.
   Демон опустил свой  меч  и  подставил  шею  под  клинок  Тарантио.  В
последнее мгновение тот успел отвести меч.
   - Почему ты хочешь убить меня? - спросил он.
   - Почему ты хочешь убить меня? - эхом отозвался демон.
   - Я хочу только помочь мальчику.
   - Тогда, - с грустью сказал демон, - ты должен вначале убить меня.
   Тарантио проснулся в холодном поту. Поднявшись с постели, он побрел в
кухню и наполнил высокий кубок холодной водой.  В  гостиной  на  кушетке
спал Форин;  остальные  ушли.  Тарантио  вошел  в  гостиную  и  бесшумно
направился к очагу. Огонь почти догорел, и он подбросил в очаг полено.
   - Что, не спится? - зевая, спросил Форин и сел.
   - Дурные сны.
   - Дароты снятся?
   - Хуже, чем дароты. Этот сон мне снится вот уже несколько лет.
   И он вкратце пересказал Форину свой сон.
   - Почему же ты не убил демона? - спросил Форин.
   - Не знаю.
   - Дурацкая штука - сны, - проворчал гигант. - Мне как-то снилось, что
стою я голый посреди  рыночной  площади,  где  на  всех  лотках  продают
медовые коржики, а они  так  и  кишат  червями.  И  все  их  покупают  и
бахвалятся своими добродетелями. Полная бессмыслица.
   Тарантио покачал головой.
   - Не совсем. Ты в отличие от многих  человек  твердых  принципов.  Ты
знаешь истинную цену верности и дружбе, а другие видят только то, что ты
сражаешься за жалованье. Купцы,  горожане,  крестьяне  -  все  презирают
солдат. Они считают нас жестокими убийцами - и это так. Зато  мы  быстро