ом отправил ее воину.
   - Это еще зачем? - удивился Форин.
   - Я ошибся в тебе, великанище. Ты сумеешь выжить в горах.
   - Откуда тебе знать? Тарантио улыбнулся.
   - Интуиция. Постарайся остаться в живых.  -  С  этимон  повернулся  и
зашагал на запад.
   Если ему  удастся  уходить  от  погони  весь  день  -  преследователи
сдадутся и возвратятся к войску. Обычно на поиски  беглецов  отпускалось
не более двух дней. Основной задачей таких поисковых отрядов было отнюдь
не  развлечение  -  они  должны  были  помешать  разрозненным   группкам
наемников воссоединиться у себя в тылу. Когда такой отряд поймет, что их
кампания разошлась, он повернет назад, рассуждал Тарантио.
   В лесу, меж берез, ольхи и  дубов,  настроение  Тарантио  улучшилось.
Деревья  он  любил  всегда.  Они  были  отрадой  для  глаз  -  и  гибкие
серебристые березки, и  дубы-великаны,  неподвластные  течению  времени.
Ребенком - еще до появления Дейса - он частенько взбирался повыше и, как
орел, устраивался где-нибудь у макушки. Тарантио дрожал. Чем выше в горы
- тем холоднее становилось вокруг, и склоны уже запестрели эдельвейсами.
Будет весьма приятно погреться в Кордуине. Война еще не коснулась его  -
если не считать перебоев с продуктами. Тарантио  вел  кое-какие  дела  с
одним тамошним купцом - Ландером. Если повезет, его вложения окупятся  и
позволят прожить вольготно всю зиму.
   Земля под ногами Тарантио раскисла от недавнего  ливня,  левый  сапог
прохудился, и даже в теплом шерстяном  носке  чавкала  при  каждом  шаге
ледяная жижа. Примерно с час Тарантио шел на запад,  оставляя  за  собой
след, который мог бы увидеть и слепой. Потом, минуя  старый  развесистый
дуб, он вдруг ловко подскочил и подтянулся  вверх,  на  корявую  могучую
ветку. Перебравшись на  другую  сторону  дерева,  Тарантио  спрыгнул  на
широкий каменистый уступ. На камне осталась грязь от сапог, и  Тарантио,
прежде чем двинуться дальше, тщательно вытер  предательский  след  краем
плотного серого плаща. Не оставляя уже никаких следов, он  пошел  теперь
на северо-запад.
   Так он шел еще около часа, то и дело оглядываясь  назад  и  бдительно
следя за  тем,  чтобы  никак  не  выдать  своего  присутствия.  Наконец,
забравшись намного выше того места, где  он  изменил  направление  пути,
Тарантио влез на раскидистые ветви высокого бука и устроился в развилке,
не сводя глаз с тропы. Вынув из мешка на поясе последний ломтик сушеного
мяса, он откусил кусочек и принялся жевать.
   Не успел он покончить со своей скудной трапезой, как  наконец  увидел
преследователей. Их было восемь,  все  вооружены  луками  и  копьями.  С
такого расстояния они казались мухами,  безобидно  ползущими  по  склону
горы. Вот они остановились возле старого дуба. Тарантио, и не  слыша  ни
слова, мог легко вообразить себе их спор. То место,  где  стояли  враги,
было почти на равном расстоянии от четырех крупных городов.  На  западе,
по ту сторону гор, стоял озерный город Хольбан, на северо-востоке  лежал
Моргаллис, столица герцога Ромарка. Дальше к югу - Лоретели, нейтральный
порт под управлением корсаров. И наконец,  на  северо-западе  -  куда  и
направлялся Тарантио - был расположен Кордуин, самый древний  и  богатый
город во всех Четырех Герцогствах.
   С минуту преследователи шарили в окрестностях дуба, разыскивая  следы
Тарантио. Так ничего и не отыскав, они наскоро посовещались и  повернули
назад, туда, откуда пришли.
   Тарантио поудобней вытянулся в развилке и позволил себе  вздохнуть  с
облегчением. Свой шлем он оставил  в  пещере,  а  с  ним  и  алый  шарф,
означавший, что его владелец  служит  в  войске  герцога  Марча.  Теперь
больше ничто не связывало Тарантио  с  четырьмя  участниками  войны.  Он
по-прежнему вольная птица и готов предложить услуги Дейса  всякому,  кто
больше заплатит. Спрыгнув с дерева, Тарантио двинулся на северо-запад  и
шел так весь день, держа путь к дальнему озеру, что  искрилось  в  лучах
высоко  поднявшегося  солнца.  Длинное  и  узкое,  посредине  это  озеро
расширялось, а к краю и вовсе раздваивалось, отчего здорово смахивало на
хвост гигантской рыбины. В центре озера был островок, на котором  темнел
сосновый лес. Солнце теперь пригревало не на шутку, и Тарантио,  сбросив
теплую куртку, положил ее на плоском камне.
   -  Когда  будем  есть?  -  осведомился  Дейс.  Тарантио  ощущал   его
присутствие с той минуты, как увидел своих преследователей.
   - Может, на этот раз ты сам половишь рыбки? - произнес он вслух.
   - А, это слишком скучно. А у тебя так здорово получается!
   Тарантио снял рубашку, штаны и сапоги  и  медленно  вошел  в  ледяную
прозрачную воду озера. Там он остановился и стал  смотреть  на  песчаное
дно под ногами.
   У пятнистой форели как раз было  время  нереста,  и  вскоре  Тарантио
увидел самку, всю в красных  продольных  полосах.  Она  подплыла  совсем
близко к неподвижно стоявшему человеку и  принялась  разгребать  хвостом
рыхлый песок, выкапывая ямку для яиц. За ней следовали несколько крупных
самцов - Тарантио распознал их по  красноватым  полоскам  на  плавниках.
Опустив руки  в  воду,  он  терпеливо  и  отрешенно  ждал  своего  часа.
Леденящий холод прохватывал до костей,  и  Тарантио  начал  раздражаться
оттого, что рыбины, как назло, не торопились подплывать ближе. Спокойно,
сказал он себе. Раздражение и спешка - плохие спутники для охотника.
   Крупный самец весом примерно в три фунта проплыл мимо Тарантио, задев
плавником его ногу. Тарантио не шелохнулся. Рыбина заскользила  над  его
руками - и  тогда  он  одним  стремительным  движением  рванулся  вверх,
схватил правой рукой добычу и с силой швырнул на берег. Он услышал,  как
форель  глухо  шлепнулась  на  раскисшую  землю.  Вторая  рыбина  тотчас
исчезла. Тарантио выбрался из воды, прикончил добычу и со  знанием  дела
выпотрошил.
   - Недурно сработано, - похвалил Дейс.
   Разведя на камнях небольшой костер, Тарантио, как был, голый,  уселся
у огня и приготовил обед. Форель показалась ему почти безвкусной,  и  он
от души жалел, что не смог сберечь хоть крупицу соли.
   Солнце кануло за горизонт, и возле озера заметно похолодало. Тарантио
оделся и сел поближе к огню.
   Еще в прошлом году, когда Карис переметнулась к  Ромарку,  ему  нужно
было бросить службу. Герцог Марч - никчемный  полководец,  да  и  вообще
ничтожество. С тех пор как вражескую кавалерию возглавила Карис,  отряды
наемников, охранявшие границу, были обречены. Шесть тысяч  золотых!..  И
зачем только Карис такие деньжищи?  В  надвигающихся  сумерках  Тарантио
ухмыльнулся. У Карис нет склонности прожигать жизнь. Одевается  она  без
особого изыска, разве что доспехи у нее отменные  и  явно  дорогие.  Да,
вспомнил Тарантио, а еще у нее есть кони. Три здоровенных мерина  ростом
больше шестнадцати ладоней в холке.  Славные  кони  -  крепкие,  гордые,
бесстрашные в  бою.  Каждый  из  них  стоит  никак  не  меньше  шестисот
серебряных монет. Но это кони - а сама Карис,  между  прочим,  не  носит
никаких украшений, ни захудалой брошки, ни браслетика, да  и  вкладывать
деньги в недвижимость  тоже  не  торопится.  Так  зачем  же  ей  столько
золота?..
   - Ты ее просто не понимаешь, - заметил Дейс.
   - А ты понимаешь?..
   - Разумеется.
   - Ну так объясни.
   - Ее преследует некое  воспоминание  из  прошлого  -  так  сказал  бы
Гатьен. Какое-то ужасное, трагическое событие. Из-за этого Карис неуютно
быть женщиной, иона стремится спрятать свою женскую  суть  под  мужскими
доспехами.
   - В жизни не поверю, чтобы Гатьен мог сказать об этом такими простыми
словами!
   - Да уж, - согласился Дейс, - старик был любитель помолоть языком.
   - А еще он стал для нас замечательным приемным отцом. Никто другой не
захотел приютить нас.
   - Он заполучил писаря, которому не нужно было платить, и собеседника,
который слушал его бесконечные россказни.
   - Не понимаю, зачем ты притворяешься, будто тебе не нравился  Гатьен.
Он был добр к нам.
   - Он был добр к тебе.  Меня  он  считал  просто  плодом  воображения,
придуманным другом одинокого мальчишки.
   - Может, так оно и есть, Дейс. Ты никогда об этом не думал?
   - Знал бы ты только, о чем я думаю!.. - мрачно отозвался Дейс.
   Тарантио подбросил хвороста  в  огонь  и  лег,  подсунув  под  голову
свернутую куртку. В небе загорелись звезды, и он  смотрел  на  созвездие
Огненного  Танцора,  мерцавшее  прямо  над  ним,   выше   новорожденного
полумесяца.
   - Все это, Чио, математически  рассчитано,  -  говорил  ему  когда-то
Гатьен. - Звезды движутся по заданным орбитам, повинуясь ритму космоса.
   Тарантио слушал седовласого старца, поражаясь его мудрости.
   - А отец говорил, что звезды - это свечки богов, - сказал он вслух.
   Гатьен ласково потрепал его по голове.
   - Тебе, наверное, очень недостает его.
   - Нет, - сказал Тарантио, - он был слабый и глупый. Он повесился.
   -  Твой  отец,  Чио,  был  хороший  человек.  Жизнь  обошлась  с  ним
несправедливо.
   - Нет, он сдался, отступил! - вспыхнул мальчик. - Он совсем не  любил
меня. И нам наплевать, что он умер!
   - Вовсе нет, - возразил Гатьен, ошибочно решив, что под  словом  "мы"
Тарантио имеет в виду себя и его. - Впрочем, не будем об  этом  спорить.
Жизнь бывает жестока, и многие люди не в силах вынести этой  жестокости.
Твоего отца сгубили три проклятия. Любовь, которая может быть величайшим
даром  Небес  либо  же  страшнейшим   ядом.   Вино,   которое,   подобно
странствующему лекарю, многое предлагает и ничего не дает. И деньги, без
которых он не смог бы  предаваться  сомнительным  радостям  пьянства.  -
Гатьен тяжело вздохнул. - Мне очень нравился  твой  отец,  Чио.  Он  был
мягкий человек, любил стихи и замечательно пел. А  впрочем,  довольно  с
нас досужих разговоров. Нам нужно работать.
   - Зачем ты пишешь свои книги, мастер Гатьен? Их же никто не покупает.
   Гатьен красноречиво пожал плечами.
   - Мои книги, Чио, - памятник, который я возвожу себе в будущем. И они
опасны, дружок, куда опасней самых могущественных чар. Никогда и  никому
не говори о том, что прочел в моем доме.
   - Что же может быть опасней чар?
   -  Правда.  Человек  скорее  сам  выколет  себе  глаза,  чем  решится
заглянуть ей в лицо.
   Сейчас Тарантио смотрел на пляшущие язычки огня и  вспоминал  ревущее
пламя, которое жадно объяло дом мастера Гатьена. Снова он  видел  солдат
герцога Марча, высоко державших факелы,  и  снова  с  безмерной  грустью
вспоминал, как несчастный старик бросился в горящий  дом,  чтобы  спасти
дело всей своей жизни. Тарантио еще видел, как метался в окнах  верхнего
этажа вопящий живой факел - а потом рухнула крыша, и так сгинул  в  огне
мастер Гатьен.
   До той минуты Дейс был только бесплотным голосом,  который  звучал  в
голове Тарантио. Впервые мальчик услышал этот голос, когда увидел своего
отца, повесившегося на балконных перилах, увидел его багровое, распухшее
до неузнаваемости лицо.
   - Плевать нам на него, - сказал тогда голос. - Он  был  слабый  и  не
любил нас.
   Но когда сгорел заживо Гатьен, Дейс отыскал  дорогу  в  мир  плоти  и
крови.
   - Мы за него отомстим, - сказал он.
   - Ничего не выйдет! - испуганно возразил Тарантио. - Герцог  живет  в
замке, и его  охраняют  толпы  стражников.  Нам...  то  есть  мне  всего
пятнадцать. Я не солдат, не убийца!
   - Тогда предоставь дело мне, - ответил Дейс. - Или ты трус?
   Двумя  ночами  позже  Дейс   преодолел   стены   герцогского   замка,
благополучно проскользнув мимо спящих часовых.  Затем  он  спустился  по
винтовой лестнице в главный  коридор  донжона.  Стражи  здесь  не  было.
Спальню герцога освещала одна-единственная лампа, а  сам  герцог  крепко
спал на широкой кровати под балдахином. Дейс легонько  откинул  атласную
простыню, обнажив жирную и дряблую герцогскую грудь. И, ни мгновения  не
колеблясь, вонзил в грудь спящего  маленький  кинжал.  Герцог  дернулся,
рывком сел, нелепо разинув рот, - и тяжело осел на постель.
   - Гатьен был нашим другом, - сказал Дейс. -  Чтоб  ты  сгнил  в  аду,
подлый ублюдок!
   Старый герцог умер без лишнего шума, но в последнее мгновение жизни у
него опорожнился кишечник, и спальню заполнила отвратительная вонь. Дейс
сидел тихонько, неотрывно глядя на труп. А затем уступил место Тарантио,
чтобы тот тоже  досыта  полюбовался  на  эту  картину.  Тарантио  помнил
мертвое лицо отца - распухшее, безобразное, с вываленным наружу  языком.
Смерть  всегда  безобразна,  но  на  сей  раз  она  была   чем-то   даже
привлекательна.
   - Никогда больше не стану убивать! - прошептал Тарантио. - Никогда!
   - Тебе и не придется, - заверил его Дейс. - Убивать за тебя  буду  я.
Мне это понравилось.
   Усилием воли Тарантио отобрал у него власть над  их  общим  телом.  А
потом бежал из замка, растерянный и смятенный. Его растили на  рассказах
о героях, о рыцарях и рыцарстве. Герой ни за что бы не почувствовал  то,
что чувствовал он. Восторг, упоение, которые испытал от  убийства  Дейс,
показались пятнадцатилетнему Тарантио просто отвратительными. И  все  же
он невольно разделил с Дейсом это упоение.
   Сейчас, на берегу озера, эти мрачные мысли мешали Тарантио заснуть, а
когда наконец он задремал, ему приснился старик Гатьен.
   - Правда жжет, Чио, - сказал он. - Правда - это яркий свет, и он  так
больно жжет.

***

   Дождь, поливший ночью, загасил костер, и Тарантио проснулся, дрожа от
холода. Перекатившись на колени, он попытался встать, оскользнулся  -  и
ничком шлепнулся в жидкую грязь. В его сознании раскатился смех Дейса:
   - О, эта чудная жизнь на лоне природы! Тарантио выругался.
   - Ай-ай-ай! - вовсю веселился Дейс. - Никогда не теряй чувства юмора,
братец!
   - А, так у тебя есть чувство юмора? -  взвился  Тарантио.  -  Ну  так
посмейся над этим!
   Зажмурившись, он мысленно открыл дорогу в глубь себя и  погрузился  в
недра своей личности. Дейс пытался  остановить  его,  но  все  произошло
слишком быстро и неожиданно. Не успел Дейс и глазом моргнуть, как помимо
своей  воли  оказался  полновластным  хозяином   изрядно   вымокшего   и
замерзшего тела.
   - Ах ты, сукин сын! - взревел он. Ледяная вода струями текла  по  его
лицу.
   -  Теперь  твоя  очередь  наслаждаться  жизнью  на  лоне  природы!  -
жизнерадостно отозвался Тарантио, упиваясь теплом  и  уютом  в  глубинах
своего сознания. Дейс попытался проделать с ним тот же фокус, но  ничего
не вышло. Обозлясь не на шутку, Дейс огляделся в  поисках  укрытия  -  и
увидел в нескольких шагах старый дуб.  От  давнего  удара  молнии  ствол
дерева раскололся почти надвое, но дуб,  как  ни  странно,  выжил.  Дейс
заполз в расселину. Здесь было  тесновато,  но  он  снял  мечевой  пояс,
поджал ноги  и,  привалившись  спиной  к  сухой  древесине,  смотрел  на
разгулявшийся снаружи ливень.
   - Ладно, Чио, - наконец сказал он, - ты выиграл.  Теперь  пусти  меня
назад. Мне холодно и скучно.
   - А мне и здесь неплохо.
   Над озером лил проливной дождь, издалека  доносились  раскаты  грома.
Дейс выругался. Если молния ударит в дерево, он испечется заживо.
   Он снова выругался, но тут же широко ухмыльнулся. В конце концов, что
есть жизнь? Игра. А сейчас по крайней  мере  до  него  не  доберется  ни
дождь, ни ветер.
   - Ну ладно, можешь возвращаться. -  Тарантио,  как  ни  старался,  не
сумел скрыть своего страха.
   - Ну нет, - весело отозвался Дейс. - Я только-только начал привыкать.
   Совсем близко ударила молния, и призрачный свет озарил на миг озеро и
остров. Дейс ощерил зубы в волчьей усмешке.
   - А ну давай! - завопил он. - Попробуй ударь в меня!
   - Ты хочешь, чтобы мы погибли? - сердито спросил Тарантио.
   - А мне наплевать, - беспечно ответил Дейс. - Может, потому я и такой
везучий.
   Гроза улеглась так же неожиданно, как  началась,  и  в  прояснившемся
небе ярко засияла луна.
   - Возвращайся, братец, - милостиво разрешил Дейс,  -  назад,  в  этот
грязный и жалкий мирок! Я уже довольно повеселился.
   Снова обретя власть над своим телом, Тарантио выбрался из  расщелины,
но тут же вернулся, чтобы набрать сухой коры на растопку. Теперь он  мог
снова развести костер.
   - Мы могли бы сейчас жить во дворце, - напомнил ему Дейс. -  Нежились
бы на той широкой мягкой кровати, под атласными одеялами,  в  комнате  с
посеребренными зеркалами...
   - Ты убил бы ее, Дейс. Не отрицай. Я чувствовал, как тебе хочется это
сделать.
   Герцог Кордуина прислал к Тарантио  известную  куртизанку  -  Мириак.
Золотовласую Мириак. Ее искусность была восхитительна. Тарантио запомнил
бы эту ночь на всю Жизнь, даже если бы в спальне не было зеркал.  О  эти
зеркала... Лаская женщину, он видел в них свое и ее отражение,  и  образ
нагих, неистово сплетающихся тел преследовал его  до  сих  пор  и  будет
преследовать вечно. Вспоминая об этой ночи, Тарантио вздохнул.
   В самом разгаре страсти он  вдруг  ощутил  бешеную  злобу  Дейса.  Ее
неукротимая сила ужаснула Тарантио.
   И он бежал из объятий Мириак, бежал от богатства и блаженства.
   - Я бы мог стать первым герцогским бойцом, - не унимался Дейс.  -  Мы
были бы богачами!
   - Почему ты хотел убить ее?
   - Она была опасна для нас. Ты почти влюбился в нее,  а  она  в  тебя.
Бедная шлюшка не могла устоять против мальчишки-девственника.  Когда  ты
плакал, она гладил атебя  по  лицу.  Ах  как  трогательно!  Меня  сейчас
стошнит. Значит, вот почему мы  идем  в  Кордуин?  Чтоб  ыповидаться  со
шлюшкой?
   Тарантио тяжело вздохнул.
   - Тебя не существует, Дейс. Я просто чокнутый. Рано  или  поздно  это
кто-нибудь поймёт. Тогда меня посадят под замок или же повесят.
   - Я существую, - сказал Дейс. -  Я  с  тобой,  братец,  и  никуда  не
денусь. Сигеллус знал, что я настоящий. Он часто говорил со мной. Я  ему
нравился.
   К рассвету Тарантио снова проголодался. Целый час он пытался  поймать
другую форель, но на сей раз удача ему изменила. Он сумел было  схватить
самку фунта в два весом,  но  рыбина  в  его  руках  ловко  извернулась,
совершила в воздухе изящный кульбит и, шлепнувшись в воду,  тотчас  ушла
на глубину. Тарантио обсох, оделся и двинулся в путь - все выше и выше в
горы.
   Воздух здесь был прореженный, в лицо хлестал ледяной ветер. Близилась
осень, не пройдет и двух месяцев,  как  выпадет  первый  снег.  Тарантио
медленно и осторожно карабкался  вверх  по  крутому  склону,  с  опаской
пробираясь между крупных валунов, которыми была усеяна гора.  Интересно,
лениво размышлял Тарантио, откуда здесь взялись все эти  валуны  -  ведь
они явно не той же скальной породы, из которой состоит гора.
   - Следы извержения, - пояснил Дейс. - Когда-то в прошлом  здесь  было
извержение вулкана. Гатьен много рассказывал о вулканах, да только ты не
слишком тогда интересовался геологией.
   -  Зато  ты,  помнится,  просто   обожал   слушать   о   всяких   там
землетрясениях и извержениях. Тебя всегда восхищали разрушение и смерть.
   - Смерть - это единственная в мире постоянная величина.
   Наконец, когда солнце уже пустилось в долгий неспешный путь к западу,
Тарантио обнаружил среди скал небольшую лощину и устроился там на отдых.
Из густой травы выскочило несколько кроликов, и Тарантио удачным броском
ножа прикончил одного из них. Отыскав плоский  камень,  он  освежевал  и
выпотрошил тушку, отделив сердце и почки. Неподалеку протекал ручеек,  и
на берегу его Тарантио отыскал  заросли  крапивы  и  скороды.  Продолжив
поиски, он скоро обнаружил настоящее сокровище - дикий  лук.  Вернувшись
на стоянку, Тарантио развел костер и, когда пламя занялось как  следует,
кинжалом срезал с березы два больших квадратных куска  коры.  С  помощью
рогульки Тарантио подержал бересту над  огнем,  чтобы  она  нагрелась  и
размягчилась. Из первого куска он ловко и умело свернул небольшую  чашу,
но когда принялся за второй кусок,  терпение  ему  изменило,  и  береста
треснула. Тарантио выругал себя и уже с удвоенной осторожностью срезал с
березы еще один кусок к