тут  же  зашатался  под  его
тяжестью. Его противник тотчас выхватил свой меч и бросился на  кузнеца.
Иордис отразил первый удар  и,  ухватив  меч  двумя  руками,  сам  нанес
скользящий удар по плечу чужака. Меч глубоко вошел в белую плоть,  и  из
раны  хлынула  мутно-белесая  жидкость.  Иордис  ударил  снова,  но  его
противник пригнулся, поднырнул под атакующий клинок и по  самую  рукоять
вонзил свой меч в живот кузнеца, а потом резко вздернул лезвие вверх,  к
сердцу. Кровь и воздух со свистом хлынули из рассеченных легких Иордиса,
мертвое тело рухнуло на траву. Раненый чужак сунул свой меч в  ножны  и,
вытащив кривой кинжал, срезал с плеча убитого лоскут плоти. Сунул в  рот
и  начал  жевать.  Струйки  крови   текли   по   его   мертвенно-белому,
нечеловеческому лицу.
   -  У  них  соленое  мясо,  -  объявил  он,  повернувшись   к   своему
предводителю. Прочие всадники испустили  прерывистое  шипение,  и  Бэрин
понял, что это они так смеются. Иордис был его близким другом, но сейчас
крестьянин был слишком потрясен и испуган, чтобы горевать о его  смерти.
В этот миг он чувствовал лишь одно - радость  оттого,  что  неон  лежит,
мертвый, в луже собственной крови.
   Предводитель даротов взял Бэрина за плечо.
   - Садись на своего коня и поезжай за нами, - приказал он. -  Нам  еще
нужно будет о многом поговорить.
   - А как же мои друзья? - спросил крестьянин.
   Предводитель что-то повелительно рявкнул, и  дароты,  разом  выхватив
зазубренные мечи,  сомкнули  кольцо  вокруг  перепуганных  крестьян.  Те
пытались бежать, но безуспешно, и воздух огласили их предсмертные крики.
И минуты не прошло, как все крестьяне были перебиты, и трава под  ногами
покраснела от их крови.
   Бэрин остолбенел, потрясенный такой жестокой резней.
   - Мы же не хотели вам зла! - прошептал он. - Мы... то есть  они  были
всего лишь мирными крестьянами.
   Предводитель даротов глядел на  него  сверху  вниз,  и  его  огромные
черные глаза были непроницаемы.
   - Они были ничем, - отрезал он, - ибо они были слабы.
   Только с третьей попытки Бэрину удалось взобраться в седло -  руки  и
ноги отказывались ему повиноваться. Предводитель даротов  легко  вскочил
на своего гигантского жеребца. Прочие дароты  спешились  и,  подбежав  к
убитым, принялись сдирать с них одежду.
   - Однако твои друзья не закончат свою жизнь совсем уж бессмысленно, -
прибавил предводитель даротов. - Соленое мясо - весьма редкий  и  ценный
деликатес.

ГЛАВА ПЯТАЯ

   Дуводас был встревожен. Закрыв глаза, он  перебирал  струны,  и  арфа
отзывалась ему трепетными трелями.
   - Очень красиво, - заметила Шира.
   - Но не правильно, -  отозвался  он  и,  открыв  глаза,  взглянул  на
девушку. Она сидела на краю ограды,  окружавшей  колодец.  На  ней  были
светлая шерстяная рубашка и красновато-коричневая  юбка.  Отложив  арфу,
Дуводас подошел к Шире и поцеловал ее в щеку.
   - Сегодня со мной не очень-то весело, - сказал он.
   - Мне с тобой всегда  весело,  Дуво.  А  почему  ты  говоришь  -  "не
правильно"? Что это значит?
   - Да я точно и сам не знаю. Когда-то я видел картину  -  три  женщины
стоят на стене замка и смотрят на море. Долгие годы  мне  помнилась  эта
картина, но когда я вновь увидел ее, одна из женщин оказалась в  зеленом
платье, хотя мне помнилось, что оно синее. И  вдруг  картина  показалась
мне не правильной, словно художник зачем-то изменил ее. -  Он  помолчал,
затем снова взял в руки арфу. Оперев ее о бедро, Дуводас заиграл  припев
Любовной Песни Буала. Когда он закончил, Шира захлопала в ладоши.
   - Обожаю эту мелодию! - воскликнула она. - Ты играл ее в самый первый
вечер.
   - Но совсем не так, - сказал Дуводас. - Музыка изменилась.
   - Как может музыка измениться? Он улыбнулся.
   - Моя музыка порождена магией этой земли. Либо изменилась сама магия,
либо - моя способность воспринимать ее. Когда ты  впервые  услышала  эту
песню, ты заплакала от счастья. Такова магия Буала.  Сегодня  же  ты  не
плакала. Магия подействовала на тебя совсем иначе. Твой восторг идет  от
разума, а не от сердца.
   - Может быть,  потому,  что  я  уже  не  раз  слышала  эту  песню?  -
предположила Шира.
   - Нет. Магия Буала должна вызывать слезы. Что-то не так, Шира.
   - Ты устал, Дуво. Прошлым вечером ты играл без перерыва  два  часа  с
лишком.
   - Голубка моя, ты путаешь причину со следствием. Я играл два  часа  с
лишком, потому что что-то не так. Помнишь ту компанию, которая  осталась
недовольна пирожками - мол, они безвкусные? У  всех  ваших  блюд  должен
быть отменный вкус. Я знаю, что не потерял и не ослабил своего  дара.  Я
не ел мяса, не пил вина. Какая-то загадка. Я давно уже обнаружил, что  в
городах магия действует хуже. Каменные стены, мощеные улицы  -  все  это
отделяет нас от земли и ее силы. Убийства, казни, воровство,  насилие  -
все  это  тоже  пятнает  чистоту  магии.  Но,  Шира,  я  ведь   научился
справляться с этим. Я не допускаю в себя ничтожность и низменность мира,
его темную сторону. - Дуводас помолчал немного, затем  взял  девушку  за
руку. - Пойдешь со мной на вершину холма? Быть может, ощутив  траву  под
ногами, я найду ответ на эту загадку.
   - Сегодня я не могу. Двое из  поваров  заболели,  и  отцу  нужна  моя
помощь.
   - А эти повара были здесь прошлым вечером?
   - Да.
   - Тогда они не должны были заболеть. Они слышали музыку.
   Не говоря больше ни слова, Дуводас вышел со двора и побрел по  улицам
Кордуина. В Эльдерисе он бы попросту отыскал кого-нибудь из провидцев  -
и очень скоро получил  бы  ответ  на  все  свои  вопросы.  Здесь  же,  в
гигантском каменном склепе города,  не  было  сильных  провидцев.  Здесь
вообще не было магии - кроме той, которой обладал  сам  Дуводас.  Только
колдовство. Порой он ощущал  его  излучения,  исходящие  из  герцогского
дворца. Однако это было слабое,  по-детски  зловредное  колдовство.  Его
музыка была намного сильнее.
   Что же тогда иссушает магию его песен?
   Дуво неспешным шагом шел по улицам. Ворота парка  оказались  открыты,
он вошел, отыскал тропу, которая вела на Высокий  Холм,  затем  сошел  с
тропы на траву. И лег навзничь, раскинув руки и закрыв глаза,  и  ощутил
магию земли - словно нежный голос шептал в его  душе.  Однако  даже  эта
магия изменилась - пускай и неуловимо, но изменилась.
   Эльдерское воспитание научило Дуво никогда не  цепляться  за  сложную
проблему, но позволить разуму свободно воспарить над ней. Мастер Раналот
много раз говорил ему,  что  для  успешного  решения  проблемы  надо  не
сосредоточиться на ней - а совсем наоборот.
   - Но ведь это же бессмысленно,  -  сказал  тогда  десятилетний  Дуво,
шагая с учителем по благоухающим садам Храма Олторов.
   - Сосредоточиться на проблеме, мой юный человек,  нужно  лишь  тогда,
когда суть ее уже найдена. Ты разгневан из-за того, что сказала  сегодня
утром Пелтра. Сейчас ты сосредоточен на том, что подтолкнуло ее  сказать
именно эти  Слова,  -  и,  быть  может,  добьешься  успеха.  Но  все  же
расслабься, отпусти на волю свой разум - и тогда спросишь  себя,  отчего
так тебя задели ее слова и что в тебе побудило ее так сказать.
   - Пелтра ненавидит меня, потому что  я  человек.  Она  называет  меня
животным и говорит, что от меня дурно пахнет.
   - Это пока еще говорит твой гнев. Забудь о нем. Поднимись над ним.
   Дуво тяжело вздохнул.
   - Мастер Раналот, у меня это вряд ли получится. Я ведь не эльдер.
   - Зато Пелтра - эльдер, и у нее тоже ничего не получается... пока.
   - Я не знаю, почему она злится на меня.  Я  ни  разу  ни  чем  ее  не
обидел. И точно так же я не знаю, почему меня так задели ее слова.  Я  и
вправду человек. И животное - как все мы. Быть может, от меня и  вправду
дурно пахнет. - Дуво рассмеялся. - Почему эти  слова  так  задели  меня,
учитель?
   - Потому что так хотела Пелтра. И потому что тебе не все  равно,  что
она о тебе думает.
   - Это правда. Она вообще-то славная. Я думал, что я ей нравлюсь.
   - Твой доклад о целебных свойствах горных трав был превосходен, Дуво.
Ты хорошо потрудился.
   - Спасибо, учитель. В библиотеке нашлось много нужных книг.
   - А кто рассказал тебе о книге Сориуса? Дуво задумался.
   - Пелтра, -  сказал  он  наконец.  -  Мы  гуляли  по  холмам,  и  она
рассказывала мне об этой книге... - Он густо покраснел. - Я  не  получил
бы награду, если б Пелтра не рассказала мне об этой книге.
   - Тебе нечего стыдиться, - мягко сказал Раналот.
   - Я так  не  думаю,  учитель.  Пелтра  была  так  горда  оттого,  что
разгадала твою загадку, что похвалилась мне. Потом  я  тоже  прочел  эту
книгу - и получил награду.
   - Значит, ты считаешь, что виноват перед Пелтрой?
   - Да. Только я не хотел обидеть ее. Я поступил так по недомыслию.
   Вот и теперь,  на  склоне  холма  Дуводас  постарался  подняться  над
мучившей его головоломкой и позволил своим мыслям привольно бродить, где
вздумается. Многое, очень многое может изменить магию  земли  -  смерть,
насилие, чума, страх... иногда даже радость. Точно  так  же  разум  либо
плоть самого музыканта  могут  перемениться  и  потерять  созвучность  с
земной магией. Дуво спокойно и кропотливо исследовал свои  мысли.  Разум
его, как и прежде,  был  ясен  и  настроен  на  поток  магии;  плоть  не
загрязнена употреблением мяса или вина. Уверившись, что  проблема  не  в
нем самом, Дуво вздохнул с облегчением и,  взяв  арфу,  заиграл  древнюю
балладу о Дальнем Веке и Умирании Света. Он играл -  и  чувствовал,  как
струится в нем магия земли, наполняя собой его жилы и увлекая за  собой.
Он был одно целое с землей и травой, с деревьями и цветами - и  радостно
ощущал, как все сильнее бьется незримое сердце самой Жизни.
   Земля приняла  музыку  Дуводаса.  Он  доиграл  балладу  -  и  глубоко
вздохнул.
   Когда ему сравнялось  восемнадцать,  мастер  Раналот  привел  его  на
прогалину посреди Олторского Леса, и  там  они  бок  о  бок  уселись  на
плоском валуне.
   - Какую музыку ты сыграл бы здесь? - спросил Раналот.
   - Это просто, учитель. Есть три вида музыки, и каждый здесь  уместен.
Песня леса, песня реки либо песня гор. - Дуво пожал плечами. - Или  твой
вопрос не однозначен? Это загадка, да?
   - Этого, Дуво, ты не узнаешь, покуда не  заиграешь  сам.  Взяв  арфу,
юноша обратился  душой  к  музыке  леса.  И  -  ничего.  Поднявшись,  он
покосился на валун - быть может,  это  камень  преграждает  путь  потоку
магии? Дуво отошел на пару шагов в сторону и повторил попытку. И снова -
ничего. Он искоса глянул  на  Раналота  и  увидел  в  золотистых  глазах
эльдера глубокую, затаенную грусть.
   - Учитель, разве я что-то делаю не так?
   Раналот покачал головой.
   - Ты знаешь, почему этот лес зовется Олторским?
   - Потому что здесь погибли олторы. Все до единого.
   - Именно так, - печально  подтвердил  эльдер.  -  В  этом  лесу  была
уничтожена целая раса. Олторы были мирным, независимым народом - куда им
было устоять против даротов? Города их один за другим были уничтожены, и
уцелевшие олторы в конце концов бежали  сюда,  в  этот  лес.  Тогда  его
окружила армия даротов  -  шестьдесят  тысяч  безжалостных  воинов  -  и
началась кровавая резня. Последние олторы, два десятка  женщин  и  около
сотни детей, сумели добраться до этой прогалины. Здесь они и погибли.
   - И теперь на этой прогалине нет магии? - прошептал юноша.
   - Да, - кивнул Раналот. - Верни ее, Дуво.
   С этими словами пожилой эльдер поднялся, похлопал юношу  по  плечу  и
ушел. Дуво сел на землю. Здесь,  подумал  он,  погибла  целая  раса.  Не
племя, не  клан,  даже  не  народ  -  раса.  Юноша  содрогнулся,  ощутив
безмерную  тяжесть  возложенного  на  него  дела.  Как  может   смертный
возродить магию там, где произошло такое чудовищное жертвоприношение?
   Поставив арфу  на  бедро,  Дуво  попытался  играть  -  но  музыка  не
приходила. Несколько часов он сидел на прогалине.  Солнце  село,  взошла
луна, а юноша все ждал вдохновения. За час до  рассвета  он  поднялся  и
прошел по  прогалине  к  самому  краю  обступивших  ее  деревьев.  Здесь
ощущалось  слабое   дуновение   магии   -   словно   движение   воздуха,
потревоженного трепетом крыльев бабочки. Дуво медленно обошел  прогалину
по краю и на ходу начал негромко играть веселую и ясную Песню  Рождения.
Играя все громче, он двинулся от края к центру прогалины  и  прошел  три
шага, прежде чем музыка  смолкла.  Вновь  и  вновь  возвращался  Дуво  к
деревьям, увлекая за собой магию, чувствуя,  как  ее  ручеек  постепенно
проникает в землю под его ногами. Шаг  за  шагом,  убийственно  медленно
сотворил он магическую паутину, которая понемногу опутала всю прогалину.
   Солнце давно взошло, наступил полдень. Дуво безмерно устал, но ни  на
миг не прерывал музыки. Вернувшись в центр сотворенной  им  паутины,  он
приготовился  играть  Гимн  Творения.  Несколько   минут   юноша   стоял
неподвижно, глубоко и размеренно дыша, набираясь сил. А затем ударил  по
струнам - и над прогалиной взлетел его чистый и сильный голос. Солнечный
свет пролился на прогалину, на ветви соседних деревьев спорхнули  птицы.
Дуво шел и пел, и теперь музыка ни разу не прервалась, не смолкла.
   Магия вернулась!
   Обессиленный, Дуво опустился на валун и положил  рядом  арфу.  Пальцы
его дрожали и были стерты до крови.
   Из-за деревьев вышел мастер Раналот, лучи  солнца  искрились  на  его
белоснежной шерсти. На плече его висела арфа.
   - Ты молодец, Дуво, - с гордостью за ученика промолвил он.  -  Людей,
подобных тебе, нет. И в тебе я вижу надежду для всей твоей расы.
   - Спасибо, учитель. Я и представить не мог, что это будет так трудно.
Скажи только - почему эта прогалина оказалась  лишенной  магии?  Неужели
из-за того, что именно здесь пришел конец расе олторов?
   - Не только эта прогалина, - ответил  Раналот.  -  Магия  исчезла  со
всего леса, и в последнюю очередь - с этого места.
   Дуво ошеломленно взглянул на него.
   - Но ведь этот лес такой огромный - на сотни миль! И ты...
   - Я трудился много веков, Дуво. Это было необходимо.
   - Но не мог же ты сделать все один!
   - Таков мой дар - а теперь и твой. Без магии земля  умирает.  Да,  на
ней можно вырастить урожай, но духовно она мертва. В этом и состоит зло,
которое несут дароты - они живут убийством, однако уничтожают не  только
целые расы,  но  и  душу  земли,  где  эти  расы  обитали.  Неизмеримое,
непостижимое преступление! Вы, люди,  совершаете  то  же  самое,  только
медленней - своими каменными городами, своей алчностью и похотью. Однако
есть среди вас и такие, кто хранит и любит землю.  Среди  даротов  таких
нет.
   - Ты говоришь так, словно дароты еще существуют  -  но  ведь  эльдеры
уничтожили их много веков назад!
   - Эльдеры никого не уничтожают, Дуво. Дароты существуют.
   - Где?
   - Там, где они никому не причинят зла.
   Дуво забросал учителя вопросами, но Раналот не ответил ни на один  из
них.
   - Что, если дароты вернутся? - спросил наконец юноша.
   - Они не вернутся, пока существуют эльдеры. Много  лет  спустя  после
этого разговора на склоне  холма,  возвышавшегося  над  Кордуином,  Дуво
встал и повернулся лицом к северу.  Во  рту  у  него  пересохло,  сердце
колотилось глухо и тяжко, как кузнечный молот. Теперь  он  знал,  почему
изменилась магия земли. Всем своим существом ощущал он, как поток  магии
медленно, чуть заметно движется на север - и там уходит  в  никуда,  как
вода в песок.
   Эльдеров больше не существует.
   И дароты вернулись.
   Тарантио сидел за угловым столиком, спиной к стене, и  доедал  мясной
пирог. Начинка была обильная, нежная и  восхитительно  вкусная.  В  этот
вечер настроение у  посетителей  "Мудрой  Совы"  было  не  из  лучших  -
знаменитый музыкант так и не появился, и это  многих  возмущало.  Кефрин
сновал между столиками, извинялся  и  заверял  посетителей,  что  арфист
вот-вот появится.  Четверо  молодых  дворян  налетели  было  на  хозяина
таверны, громко твердя, что еда у него нынче - сущее  дерьмо,  а  потому
они не заплатят ему ни гроша. Тогда к их столику  подошла  Шира,  что-то
тихо заговорила - и  юнцы  утихомирились,  смущенно  поясняя,  что  они,
дескать, пришли с другого конца города, чтобы послушать  игру  Дуводаса.
Затем они извинились за свою вспышку. Тарантио молча восхищался тем, как
умиротворяюще действовала Шира даже на самых горластых забияк. Он  краем
глаза глянул  на  Бруна  -  тот  таращился  на  девушку  с  нескрываемым
восторгом. Кефрин отошел от мятежного столика; на  его  румяном  круглом
лице было написано облегчение. Шира наполнила кубки молодых задир вином,
в последний раз чарующе улыбнулась и ушла на кухню.
   - Надеюсь, что арфист все-таки появится, - вздохнул Брун.
   - Вряд ли, - ответил Тарантио, - судя по всему, он куда-то ушел.
   Брун  заметно  приуныл,  зато  Дейса  отсутствие   музыканта   только
радовало.
   - И как только люди могут  наслаждаться  этой  жуткой  какофонией?  -
удивлялся он.
   - Потому что это красиво, - ответил ему Тарантио. Солгать Дейсу  было
невозможно,  и  сейчас  он  живо  почуял  в  ответе  Тарантио   странную
неуверенность.
   - Объясни! - потребовал он.
   - Это у меня вряд ли получится, братец. Я слышу музыку, и она трогает
меня до слез. И в то же время я чувствую, что тебе это неприятно.
   - Что ж,  арфист  сегодня  не  появился,  за  что  я  ему  несказанно
благодарен. И скажи дурачку, что у него весь подбородок в паштете.
   - Вытри подбородок,  Брун,  -  сказал  вслух  Тарантио.  Юнец  широко
ухмыльнулся и, проведя ладонью по подбородку, слизал с  пальцев  остатки
паштета.
   - Вкусная здесь еда. Знаешь, это ведь Шира готовила. Что за чудо  эта
девушка!
   Он покосился в сторону кухни, надеясь хоть  мельком  увидеть  предмет
своего обожания, но кухонные двери были плотно закрыты.
   - Ты уже виделся с человеком, который хранит твои деньги? -  довольно
громко спросил он.
   - Ты бы еще заорал во все горло, - посоветовал Тарантио, -  а  то  не
все тебя слышали.
   Брун огляделся по сторонам.
   - А зачем им надо это слышать?
   - Не  важно,  Брун.  Это  называется  "ирония".  Понимаешь,  я  хотел
намекнуть, что громко болтать о деньгах неразумно  -  здесь  ведь  могут
быть и грабители.
   -  Ну,  мне  ничего  не  надо  повторять  дважды,  -   заявил   Брун,
глубокомысленно стукнув себя пальцем по носу. - Так ты  виделся  с  этим
человеком?
   - Да. Наши дела идут неплохо. Мои вложения  принесли  мне  почти  две
тысячи серебряков.
   - Две  тысячи?!  -  воскликнул  Брун.  Люди,  сидевшие  за  соседними
столиками, обернулись на этот возглас. В  сознании  Тарантио  раскатился
хохот Дейса.
   - До чего же я рад, что мы взяли с собой этого дурачка!
   - Что же ты будешь делать с этими деньгами? - не унимался Брун.
   - Давай  поговорим  о  чем-нибудь  еще,  -  сказал  белобрысому  юнцу
Тарантио. - О чем ты сам захочешь.
   Брун надолго и тяжело задумался.
   - Жалко, что не пришел арфист, - заявил он наконец. -  И  жалко,  что
вчера вечером ты его не слышал. Он так замечательно играл! Принести тебе
еще пива?
   Тарантио кивнул.
   - Позволь-ка мне, братец, занять твое место, - сказал Дейс.  -  Давно
уже я не наслаждался хорошим пивом.
   - Нет. Я не хочу, чтобы ты устроил здесь резню.
   - Не устрою, братец, будь спокоен. Даже не притронусь к мечам. Только
выпью кружку пива - и баиньки.
   Тарантио  расслабился  и  отступил  в  глубь  сознания.  Дейс  сладко
потянулся  и  прикончил  остатки  пирога.  Брун  с  двумя  кружками  уже
возвращался  к  столику,  когда  рослый  мужчина,  один  из  тех   самых
задиристых дворян, вдруг резко повернулся - и наткнулся  на  него.  Пиво
выплеснулось из кружек прямо на черную шелковую рубашку рослого мужчины.
   - Ах ты, болван неуклюжий! - взревел тот.
   - Прошу прощения, - стараясь обойти его, дружелюбно отозвался Брун, -
но ты ведь сам меня толкнул.
   Рослый мужчина замахнулся и ударом кулака сбил его с ног.  Брун  упал
н