пусть будет так. Дуво подошел к  кровати  с
арфой в руке.
   - В обычной музыке нужды не будет, - сказал Первый Олтор. - Песнь моя
останется для тебя неслышимой.
   Комнату  наполнил  аромат  роз.  Первый  Олтор  положил  свою   узкую
золотистую ладонь  на  лоб  Ширы,  и  дыхание  женщины  сразу  сделалось
глубоким, ровным.
   - Она спит, - сказал олтор и отдернул простыню.  Шира  была  одета  в
безыскусную полотняную рубашку, и он приподнял подол  рубашки  до  самых
бедер. Изуродованная нога выглядела отталкивающе,  под  кожей  бугрились
бесформенные узлы плохо сросшихся мышц.
   Первый Олтор положил руку на бедро Ширы. Потрясенный,  Дуво  смотрел,
как рука олтора начала светиться, словно сияние наполняло ее изнутри - и
наконец стала совсем прозрачной. И медленно погрузилась в плоть Ширы.
   - Кости бедра и голени были сломаны, - прошептал олтор, - а потом  их
неверно соединили, и так  они  затвердели.  Мышцы  вокруг  них  онемели,
ссохлись, жилы стянуты.
   Дуводас постарался скрыть горькое разочарование.
   - Спасибо тебе за то, что обследовал ее, - сказал он.
   - Терпение, друг мой, мы ведь только начали.
   Теперь наполнилось сиянием и бедро Ширы, и Дуво  видел,  как  под  ее
кожей движется ладонь олтора. Потом вдруг что-то хрустнуло, и  в  тишине
комнаты этот хруст прозвучал особенно громко.
   - Что ты делаешь? - вскинулся Дуво.
   - Ломаю и заново составляю бедренную кость.  Это  очень  сложно;  мне
придется дольше, чем я думал, исцелять и растягивать ссохшиеся мышцы.
   Постепенно уродливые бугры на бедре Ширы начали уменьшаться и  таять.
Через час олтор отнял ладонь от бедра и приложил ее к голени.
   Начало смеркаться, и Дуво зажег лампу.
   - Долго еще? - спросил он.
   - Недолго. Помоги мне перевернуть ее на  живот.  Вместе  они  бережно
перевернули спящую женщину.
   - Нога выглядит превосходно, - заметил Дуво.
   - Это так, но ягодичные мышцы и позвоночник тоже  деформированы.  Это
естественно после стольких лет хромоты. Теперь я должен быть  осторожен,
ибо магия не должна коснуться твоего сына.
   И снова Первый Олтор склонился над Широй; длинные его пальцы  бережно
касались ее тела. Наконец он встал и укрыл женщину простыней.
   - Теперь можешь разбудить ее, - сказал он.
   Дуво сел на краю постели, взял Ширу за руку и поднес ее к губам.
   - Проснись, любовь моя, - прошептал он. Шира едва слышно застонала  и
зевнула. Потом открыла глаза.
   - Пора вставать, - ласково сказал Дуво.
   Все еще сонная, Шира откинула простыню, и Дуво  помог  ей  встать  на
ноги. Она выпрямилась, но нисколько этому не удивилась.
   - Какой чудесный сон! - проговорила она.
   - Это не сон, Шира. Ты исцелена.
   Женщина на миг замерла,  потом  осторожно  сделала  несколько  шагов.
Словно забыв о присутствии мужчин, она села на кровать и, подняв  повыше
рубашку, изумленно воззрилась на свою  левую  ногу.  Потом  вскочила  и,
приподнявшись на цыпочках, закружилась по комнате.
   - Она все еще думает, что это сон, - сказал олтор.
   - Ущипни себя, Шира, - посоветовал Дуво. Глаза  ее  вмиг  наполнились
слезами.
   - Я не хочу просыпаться!
   - Все будет хорошо, вот увидишь, - заверил ее Дуво. Шира поколебалась
- и с силой вонзила ногти в мякоть ладони.
   - Больно! - вскрикнула она. - Значит, я  не  сплю!  Ох,  Дуво!  -  И,
бросившись к мужу, обвила руками его шею.
   Дуво обнял и поцеловал ее.
   - Ты не того благодаришь, - сказал он наконец, и Шира  повернулась  к
Первому Олтору.
   - Даже и не знаю,  что  сказать,  -  проговорила  она.  -  Просто  не
верится! Как я могу отблагодарить тебя?
   - Мне довольно  твоей  радости,  Шира,  -  ответил  олтор.  -  Думаю,
путешествие в Лоретели будет теперь  для  вас  менее  тяжким.  Когда  вы
отправляетесь в путь?
   - Как только начнет теплеть, - ответил Дуво. - В эту дорогу готовится
больше восьми тысяч людей. Ты бы тоже мог отправиться с нами.
   - Не думаю, - сказал олтор. И, глядя на Ширу, улыбнулся. - Твой малыш
крепкий и здоровый, без единого изъяна. Судя по всему, он  будет  весьма
прожорлив.
   - Значит, это мальчик! - воскликнула Шира, сжав  руку  Дуво.  -  Твой
сын, любовь моя!
   - Наш сын, - поправил он, накрыв ее ладонь своей. Потом нежно  провел
рукой по ее черным волосам. - У меня нет  слов,  чтобы  выразить,  каким
счастьем ты меня одарила. Как только я мог думать, что  любовь  разрушит
мою музыку! Каждый день, прожитый рядом с тобой,  наполняет  меня  новой
силой.
   - Ты смущаешь нашего гостя, - нежно упрекнула Шира.
   - Это не так, - сказал олтор. - Однако  же  я  должен  вас  покинуть.
Скажи мне, Дуводас, есть ли в пределах города место, где еще жива  магия
земли?
   - Разве что очень слабая, - ответил Дуво.
   - Этого-то я и боялся. Вы, люди, схожи  с  даротами:  подобно  им  вы
извлекаете из земли магию, ничем не возмещая этой потери. Вы  покрываете
землю мертвым камнем, а это для нее губительно.
   - Зачем тебе нужно такое место? - спросил Дуво.
   - Дабы коснуться звезд. Есть истины,  которые  я  должен  познать,  и
загадки, которые надлежит разгадать.
   - Поблизости есть парк, - сказал Дуво. - Всякий раз, когда мне  нужно
прикоснуться к магии, я иду туда. Как я уже сказал, магия там слабая, но
ты ведь намного могущественней меня.
   - Ты отведешь меня туда?
   - Отведу. Летом там бродят злые  люди  -  воры  и  грабители.  Сейчас
слишком холодно, так что нам ничто не грозит.
   Закутавшись в плащ и пониже надвинув капюшон, Первый Олтор шел  рядом
с Дуводасом по прихотливому лабиринту городских улиц. В тот  самый  миг,
когда они вышли на Площадь Виселиц, из-за облаков показалась луна. Олтор
замедлил шаг и взглянул на печальную череду повешенных.
   - Вы так легко убиваете, - с грустью промолвил он.
   - Я никогда и никого не убивал, - отозвался Дуводас.
   - Прости, Дуводас. Ты, однако, не знаешь, сколько боли причиняют  мне
подобные зрелища. Пойдем, нам  надо  торопиться.  Этот  город  похож  на
обиталища даротов. Не то чтобы отсюда ушла  магия,  но  здесь  властвует
мощь, подобная алчному водовороту, и я чувствую, как из меня  высасывают
силу.
   Они прибавили шагу, вошли в парковые ворота и по обледенелому  откосу
поднялись к невысоким холмам, теснившимся  посреди  парка.  Обернувшись,
Первый Олтор взглянул на мерцавший огнями город.
   - Что станете делать вы, люди, когда  истощите  всю  магию  земли?  -
спросил он. - Что тогда с вами станет?
   - Быть может, - ответил Дуводас, - мы найдем также  способ  возродить
ее.
   Первый Олтор кивнул.
   - Это хорошая мысль. Не забывай о ней.
   - Ты сказал это без  убеждения,  -  заметил  Дуводас.  -  Неужели  ты
считаешь, что мы на такое неспособны?
   Первый Олтор покачал головой.
   - Дело не в том, на что вы способны. Вы  просто  иные.  Если  бы  все
олторы, кроме одного, вдруг ослепли, остальные сделали бы зрячего  своим
вождем, дабы его глазами могли видеть все. Вы, люди, не  таковы.  Слепые
завидовали бы зрячему и захотели бы и его лишить зрения. Я многое  узнал
от Бруна. Когда он был еще совсем юн, в его деревне  жила  женщина.  Она
обладала силой Целителя.  И  однако  же  люди  сожгли  ее  на  костре  и
ликовали, сделав это. Впрочем, не стоит сейчас отвлекаться.
   Пусть тебя не беспокоит то, что ты сейчас увидишь. Ни единый  человек
в городе ничего не заметит.
   С этими словами олтор поднялся на самую  вершину  холма  и  преклонил
колени в снегу. Мгновение - и снег растаял,  и  Дуво  ощутил  солнечное,
летнее тепло, которое исходило  от  коленопреклоненной  золотой  фигуры.
Олтор запел, негромко и сладостно, сотворяя музыку, совершенней  которой
Дуводас еще не встречал. Зачарованный этим чудом, он опустился на снег.
   Вокруг фигуры олтора разлилось голубое мерцающее сияние, и Дуво вдруг
поражение увидел, как душа олтора отделяется от тела и, чудесно блистая,
растет, заполняет все небо. Призрачный сияющий  гигант  коснулся  руками
звезд, бережно собрал их в ладони. Вокруг коленопреклоненного тела пышно
расцвели  цветы  -  крохотные  подснежники,  желтые  нарциссы,   сиявшие
отраженным светом луны. Казалось, для  Дуводаса  время  остановилось,  и
когда музыка стихла, сердце его горестно  сжалось,  словно  от  великой,
невозвратной потери. Слезы хлынули из его глаз, и  темная  волна  печали
едва не накрыла его с головой. Первый Олтор положил руки ему на плечи.
   - Прости,  друг  мой.  Эта  магия  была  для  тебя  чересчур  сильна.
Успокойся.
   И безмерная печаль поблекла, сменившись легкой грустью.
   - Я видел, как ты касался звезд,  -  проговорил  Дуво.  -  Как  же  я
завидую твоей мощи!
   - Ты не только это можешь увидеть, если пожелаешь, -  ответил  Первый
Олтор.
   Дуводас уловил в его голосе грусть.
   - Что же это? - спросил он.
   - У меня есть ответ, Дуво, но он причинит  тебе  боль.  Когда  дароты
уничтожили мой народ, они исполнились решимости стереть с лица  земли  и
эльдеров. Подобно нам эльдеры не могли сражаться, но  они  усилили  свою
магию и сотворили могучее  заклинание.  -  Наклонившись,  олтор  взял  в
ладонь пригоршню снега, слепил снежок и,  размахнувшись,  подбросил  его
вверх. Снежок взлетел - и мгновенно растаял. - Заклятие эльдеров  прошло
по всей земле,  собирая  воедино  магию,  и  поглотило  города  даротов,
заключило их в черную Жемчужину, которую эльдеры укрыли на вершине самой
высокой горы. Так они спаслись от неминуемой смерти, однако же при  этом
не был убит ни один дарот. Когда армии людей двинулись на  Эльдер,  были
такие, кто предлагал повторить заклинание и заключить людей в ловушку  -
однако Совет Старших решил иначе.  Эльдеры  обратили  заклинание  против
себя  самих,  лишь  одного  старца   оставив   оберегать   новорожденную
Жемчужину.
   Люди убили его, и Жемчужина стала предметом новой войны.  Люди  сочли
ее средоточием великой силы - как и было на самом  деле.  И  вот  теперь
из-за алчности и властолюбия всего одного человека дароты  вернулись,  а
Жемчужина Эльдеров оказалась вдали от родных мест.
   Первый Олтор вздохнул и, повернувшись к Дуводасу, положил руку ему на
плечо.
   - Хотел бы ты снова увидеть Эльдерису?
   - Больше жизни.
   - Тогда стань рядом со мной.
   Олтор выпрямился, воздел руки - и снова  лютый  зимний  холод  накрыл
вершину холма, цветы мгновенно увяли. Сгустились тучи, и на парк и город
опять посыпался снег. Однако  Олтора  и  Дуво  не  коснулась  ни  единая
снежинка - ибо теперь они стояли на нагих безжизненных  скалах,  которые
были когда-то Эльдером.
   И снега здесь не было.

***

   Карис была безнадежно пьяна. Сидя на полу,  она  угрюмо  смотрела  на
опустевший кувшин. Затем перевалилась на колени, попыталась  встать,  но
тут же зашаталась и тяжело рухнула на кушетку. Все казалось  так  легко,
когда она  обещала  герцогу  обуздать  свою  мятежную  и  легкомысленную
натуру. День за днем проводя в изнурительных трудах, она вынуждала  себя
держаться, как подобает генералу. Хладнокровно и отрешенно наблюдала она
за упражнениями на учебном плацу,  обсуждала  с  купцами  и  чиновниками
проблемы снабжения, вместе со своими капитанами разрабатывала  стратегию
предстоящих боев. Сегодня, к примеру, она наблюдала за  тем,  как  Форин
испытывает новые секиры - двойные, по тридцати фунтов весом каждая. Даже
самые крепкие силачи из команды  Форина  не  сразу  освоились  с  этакой
тяжестью. Оттуда Карис направилась в кузницу Озобара -  посмотреть,  как
идет строительство катапульты, оттуда - к казармам у северных ворот, где
строители и плотники горячо спорили о том, как лучше ободрать на  здании
крышу и возвести платформу для катапульты. И  все  это  за  одно  только
утро.
   У Карис вдруг мелькнула  соблазнительная  мысль.  Бежать  в  конюшню,
заседлать Варейна и поскакать в горы, на Юг, в Лоретели! Там  она  сядет
на корабль, который идет на южные острова - туда, где никогда не  бывает
зимы. "Я могла бы бегать нагой по песку, - разнеженно думала Карис, -  и
купаться в теплом море..."
   Поднявшись снова - на сей раз удачно, - она стянула с  себя  штаны  и
рубашку и швырнула их через всю комнату. Потом схватила пустой кувшин  и
с силой запустила им в стену. Кувшин разбился на сотню осколков.
   Услышав шум, в комнату шмыгнул слуга - и  застыл  с  разинутым  ртом,
уставясь на обнаженную женщину.
   - Пошел вон! - гаркнула Карис. Слугу точно вымело из комнаты.
   Шатаясь, Карис добрела до балконного окна и распахнула  его  настежь.
Не замечая холода, она вышла наружу и, свесившись за перила,  посмотрела
на засыпанный снегом двор. Затем смахнула снег  с  перил  и  перебросила
через них ногу. И тут чья-то сильная рука ухватила ее  и  без  церемоний
уволокла в комнату. Круто развернувшись, Карис  замахнулась  кулаком  на
Неклена, но седобородый ветеран  легко  перехватил  ее  руку  и  швырнул
женщину на кушетку.
   - Ты что это себе позволяешь? - закричала Карис. - Убирайся.
   Неклен повернулся к слуге, который, съежившись, переминался у двери.
   - Принеси мне кувшин воды, хлеб и сыр, -  велел  он  и  опустился  на
колени возле Карис.
   - Давай-ка отведем тебя в кроватку, - ласково проговорил он.
   Карис снова замахнулась, но Неклен легко увернулся от удара и, рывком
вздернув ее на ноги, почти поволок в спальню. Карис рухнула на постель и
обнаружила, что потолок над ней едва заметно колышется.
   - Я хочу танцевать, - заявила она. - И хочу еще выпить.
   С этими словами Карис попыталась сесть, но Неклен толкнул  ее  назад,
на подушки.
   - Полежи, принцесса, покуда мы не впихнули в тебя хоть сколько-нибудь
еды.
   Карис ответила ему длинным и затейливым ругательством, припомнив  все
оскорбления, какие только знала. Неклен  слушал  и  невозмутимо  молчал.
Потолок внезапно завертелся волчком, и Карис показалось, что в желудке у
нее настоящая буря. Стеная, она  перекатилась  на  край  кровати,  и  ее
стошнило прямо в  тазик,  предусмотрительно  подставленный  Некленом.  И
наступила темнота...
   Когда Карис очнулась, в  комнате  уже  сгустились  сумерки,  лишь  на
столике у кровати одиноко мерцала свеча. Карис села. Во рту у  нее  было
пакостно, голова  трещала.  На  столике  стоял  кувшин  с  водой.  Карис
наполнила водой кубок и жадно его осушила.
   - Тебе лучше?  -  спросил  Неклен.  Ветеран  сидел  в  кресле,  почти
неразличимый в сумраке. Поднявшись, он подошел к кровати.
   - Сдохнуть хочется, - мрачно ответила Карис.
   - Началась оттепель, Карис. Весна уже на пороге.
   - Знаю, - устало отозвалась она.
   - Сейчас не время плясать нагой на балконах. Гириак рассказывал  мне,
как в Моргаллисе ты стояла на балконных перилах. Он тогда решил, что  ты
спятила, но я объяснил  ему,  что  это  просто  причуда.  Ты  склонна  к
причудам, Карис, и слишком  легко  поддаешься  скуке.  -  Оторвав  кусок
хлеба, он сунул его Карис. Та без воодушевления принялась жевать. -  Все
в этом городе Надеются на тебя, принцесса.
   - Ты думаешь, я этого не знаю?! И не смей называть меня принцессой!
   Неклен лишь хихикнул.
   - За свою жизнь я знавал много командиров  -  храбрых,  безрассудных,
трусливых,  -   но   ты,   принцесса,   единственная   в   своем   роде.
Непредсказуемая. Разгадать тебя невозможно - остается лишь положиться на
чутье. У меня когда-то был конь, похожий  на  тебя  -  то  смирный,  как
младенчик, то бешеный, как тигр. Ох и своенравный был конь!  Но,  однако
же, чистокровка, летел быстрее ветра и силен был, как бык.  За  меня  он
был готов и в огонь, и воду. Любил я этого коня, но никогда не понимал.
   - О чем это ты болтаешь?! - гневно вопросила Карис,  рывком  соскочив
на пол. И тут же взвыла от нестерпимой головной боли.
   - Выпей-ка еще водички.
   - Клянусь Шемак, да ты точь-в-точь моя матушка! - Карис  осушила  еще
один кубок воды, поела хлеба и, подняв глаза, улыбнулась Неклену.  -  Ну
да я все равно люблю тебя, старый конь!
   - Я так и надеялся.
   И только  сейчас  она  увидела,  что  повязка  на  его  левой  культе
пропиталась свежей кровью.
   - Проклятие! Неужели это я натворила?
   - Ты ведь не нарочно  -  просто  настроение  у  тебя  было  неважное.
Заживет. А теперь поговорим о более важных вещах. Я  послал  разведчиков
на север и юго-восток. И кстати, господин оружейный мастер желает знать,
угодно ли тебе присутствовать при установке катапульты.
   - Еще как угодно!.. Как удалось тебе поладить с Озобаром?
   - С виду он напыщенный ублюдок, но  сердце  у  него  доброе.  Мне  он
нравится. И свое дело он знает, клянусь небесами!
   - Только не пробуй украсть у него овсяное  печенье,  -  предостерегла
Карис.
   Неклен громко рассмеялся.
   - Знаешь, он ведь сам его стряпает. И  получается  у  него  чертовски
вкусно. Он мне дал попробовать одну штучку из свежей выпечки.  Заметь  -
только одну!
   Карис снова легла.
   - Далеко еще до рассвета?
   - Пара часов.
   - Я посплю, - сказала она. - Разбудишь меня на рассвете?
   - Непременно.
   Карис взяла его руку и легонько сжала. Неклен  поцеловал  ее  пальцы,
затем укрыл ее одеялом.
   - Приятных тебе  снов,  -  сказал  он.  -  И  не  забудь  перед  сном
помолиться.
   - Спасибо, матушка, - с улыбкой отозвалась Карис. Неклен задул  свечу
и вернулся в гостиную, плотно прикрыв за собой дверь спальни.

***

   Герцог Альбрек чуть не падал от усталости,  глаза  его  от  бессонных
ночей налились кровью и слезились. Оттолкнув груду наваленных перед  ним
на столе бумаг, он поднялся, подошел к двери, ведущей в сад, и  вышел  в
залитую лунным светом ночь. Бодрящее  дыхание  мороза  немного  освежило
его, и он, ежась от удовольствия, долго  вдыхал  чистый  стылый  воздух.
Потом слуга сообщил, что явился Неклен, и герцог вернулся в тепло  своих
покоев. Вид у старого солдата был настороженный.
   - Как она? - спросил герцог.
   - Хорошо, государь. Отдыхает.
   Альбрек никогда не умел разговаривать с  простыми  людьми.  Казалось,
они и мыслят иначе, чем он, а потому и разговор с обеих  сторон  выходил
нелегкий.
   - Присядь, друг мой, - сказал он вслух. - Я гляжу,  твоя  рана  снова
кровоточит. Я пришлю к тебе своего врача.
   - Кровь уже не течет, государь. Шов разошелся, только и всего.
   - Ты храбрый воин, - сказал Альбрек. - Карис говорит, что  ты  служил
под ее началом и прежде и хорошо ее знаешь.
   - Не сказал бы, что очень  хорошо,  -  осторожно  ответил  Неклен.  -
Правда, она отличный командир. Лучшая из лучших.
   - Ты совершенно прав, - согласился  герцог.  -  И  все  же  сейчас  в
Кордуине всем нам нелегко. Слишком тяжелая ноша  легла  на  наши  плечи.
Порой  даже  лучшим  из  лучших  такая   тяжесть   может   показаться...
непереносимой. О Карис рассказывают множество историй. За последние годы
она стала чуть ли не живой легендой. Кто-то  поведал  мне,  что  однажды
после очередной победы она протанцевала обнаженной по всему городу.  Это
правда?
   - О генералах всегда ходят разные слухи, - заметил Неклен. -  Могу  я
спросить, государь, к чему вы клоните?
   - О, я думаю, ты прекрасно  знаешь,  к  чему  я  клоню,  -  отозвался
Альбрек. - Это мой город, и я за  него  отвечаю.  Ему  грозят  смерть  и
разрушение,  к  его   стенам   вот-вот   подойдет   враг,   страшней   и
могущественней которого не знала история Кордуина.  Неклен,  я  не  имею
права требовать от тебя честности. Ты не присягал мне. Однако же я  буду
тебе благодарен, если ты будешь со мной  откровенен.  Карис  -  отменный
боец и превосходный тактик. В ее отваге я не сомневаюсь. Но хватит ли  у
нее стойкости? Ибо нам сейчас нужна именно стойкость.
   С минуту Неклен молчал, упорно глядя в огонь.
   - Государь, - сказал он наконец, - я не очень-то умею лгать и никогда
не испытывал потребности упражняться во лжи - так что  я  буду  прям.  Я
никогда  в  жизни  не  встречал  людей,  подобных  Карис.  Она  -   само
противоречие, воинственная и нежная, заботливая и грубая. Да, она  любит
вино - и мужчин. Порой она загоняет саму себя до полного изнеможения - и
тогда пьет. Как правило,