говорит Его Браунийское Величество.
     Его Браунийское Величество? Но я удержался от вопроса.
     - В общем, я могу сделать такой огромный башмак, в котором твой учитель сможет спрятаться, как в доме, и тогда никакая магия ему будет не страшна. - Брауни остановился и топнул крохотной ножкой. - Я вижу, ты мне не веришь! Вот подожди, увидишь. Рекламный показ, вот что нам нужно. Я только загляну в свои записи, и, как только что-нибудь случится, специальное предложение от брауни - огромная туфля - к вашим услугам! Учитель начал чихать.
     - Проклятие! - взревел Хендрик, глядя на верхушки деревьев.
     - Давай свою туфлю! - закричал я, но мой голос утонул в свисте гигантских крыльев.

ГЛАВА ПЯТАЯ

     "Волшебник всегда должен помнить, что выносить суждение о человеке или предмете по первому впечатлению неправильно. Внутренняя, скрытая сущность человека или другого разумного существа может сделаться явной лишь при более близком с ним знакомстве; иногда в процессе познания обнаруживаются и скрытые финансовые резервы, из которых впоследствии можно черпать, окупая затраты времени и сил".
     "Наставления Эбенезума", том LVI

     Кто-то пихнул меня к земле. Что-то схватило меня. Оно было твердым как камень. И тут же меня подняли высоко в воздух с такой же легкостью, с какой я сам поднимаю иногда с земли травинку или букашку.
     Бросив взгляд вниз, я увидал стремительно уменьшавшихся Хендрика, Снаркса и брауни, которые с выражением ужаса на лицах не сводили с меня глаз. А где же учитель?
     Слева от меня кто-то чихнул. Борясь с ветром, я кое-как повернул голову и увидел Эбенезума, зажатого в тисках желтой когтистой лапы. Оглядев себя, насколько это было возможно, я увидел когти и понял, что и меня держит такая же лапа.
     Лицо мое было обращено к земле, и я не мог, не вывернув шеи, разглядеть того, кто нас схватил. Учитывая размер когтей, незнание могло оказаться благом. Я мог разглядывать только проносившиеся далеко внизу пейзажи и пожалел, что так плотно пообедал накануне.
     Двигались мы с быстротой, превосходящей самые смелые фантазии. Я боялся, как бы ветер не сорвал одежду с моего и без того окоченевшего тела.
     В ушах у меня стоял свист, из глаз лились слезы. От страха и злости я завопил, но сомневаюсь, чтобы кто-нибудь слышал мои крики, - настолько силен был шум ветра. Что могло быть хуже или унизительнее такой беспомощности?
     И тут когти нашего похитителя начали разжиматься.
     Я ухватился за чешуйчатую желтую лапу. Лучше уж вечно лететь, терзаемым беспощадными ветрами поднебесья, чем упасть с такой высоты и быть разорванным в клочья ветвями деревьев! Но они неумолимо приближались. В панике я и не заметил, что наш похититель, видимо, собрался приземлиться.
     Неожиданно перед нами открылась заполненная людьми поляна. Но нет, то были не люди. То были абсолютно иные существа.
     И тут когти разжались.
     Поднимаясь на ноги, я беспокоился об учителе. Но он был рядом, - правда, его черное одеяние растрепалось, шляпа куда-то исчезла, однако в остальном он был, кажется, цел и невредим. И разумеется, чихал без остановки.
     Вдруг где-то поблизости раздался страшный рев. Я привычно потянулся за своим тяжелым дубовым посохом, но его нигде не было. И тут только до меня дошло, что и посох, и мой мешок остались там, на поляне, где мы повстречали единорога!
     Значит, придется драться кулаками. Не отводя взгляда от травы под ногами, я постарался успокоиться и утвердиться в решимости сражаться, если понадобится, до последнего вздоха - за Эбенезума, за Вушту!
     Я поднял голову и оказался лицом к лицу с существом, подобного которому мне не доводилось видеть ни разу в жизни.
     - Золото у тебя есть? - Голос прозвучал как отдаленный раскат грома. Голова создания была как у орла, однако тело ничего общего не имело с птичьим, скорее, оно напоминало тело льва. Так это он ревел? Не очень ободряющий звук. Еще у него были огромные крылья и хвост, похожий на заднюю половину длиннющей змеи. Понятное дело, я несколько оробел.
     Тварь снова заворчала, очевидно недовольная моим молчанием:
     - Еще раз спрашиваю, золото при себе есть? Что я мог ему ответить? Я и понятия не имел, есть у нас золото или нет. Всеми нашими финансовыми делами всегда ведал Эбенезум. Но в присутствии этого непростого создания волшебника снова скрутил жестокий приступ насморка. Змееобразный хвост твари начал нервно подергиваться. Клюв раскрылся, и из него вылетел не поддающийся описанию звук: похоже было, будто львиный прайд пытается заглушить своим ревом клекот стаи орлов. Ужасно неприятно.
     - Па, кончай! - Еще одно магическое животное, на этот раз с головой и крыльями орла, приставленными к лошадиному телу, галопом пронеслось между мной и ужасающим видением напротив. - Ты что, не видишь, парнишка в штаны наложил от страха?
     - Но мы же должны соблюдать обычаи! - строго заметил отец. - Грифоны всегда требуют золото.
     - Да, ко как раз обычаи-то мы и собирались поменять, забыл?
     - Ах да! - Грифон судорожно сглотнул. - Ладно, поговорим об этом попозже, без посторонних. Смышленый мальчик. - Ни к кому особенно не адресуясь, он продолжал: - Своевольный немного, но зато смышленый.
     - Но, па! Ты же должен им сказать!
     Грифон повернулся к сыну и рявкнул:
     - Я ничего никому не должен!
     - Но, па! Зачем же мы тогда их сюда притащили?
     - Ах да. - Грифон снова умолк. - Верно. - Животное повернулось ко мне. - Вы были похищены не без причины.
     Грифон-сын направился к моему все еще не оправившемуся от приступа учителю:
     - Знаешь, па, похоже, у этого парня большие проблемы.
     - Ты еще учить меня будешь! - Разозлившись, Грифон хватил когтистой лапой по траве. Та стала значительно короче. - Молодежь нынче пошла! Ничем на них не угодишь! Послушай-ка меня, сын, и заруби себе на клюве: нечего меня перебивать!
     - Но я же хочу помочь! - И сын топнул копытом. - Пока ты раскачаешься, сто лет пройдет!
     - Никакого уважения! - глухо проворчал Грифон. - Когда я был в твоем возрасте, никто не носил таких длинных перьев. Ты всех мифических животных позоришь!
     Из-под мантии, в которую с головой спрятался Эбенезум, доносилась канонада сплошных "Ап-чхи!".
     - С ним надо что-то делать. - Грифон-сын слегка подтолкнул волшебника своим клювом. - Если он помрет, то и разговаривать будет не с кем.
     - Ну, ладно. - Грифон снова смотрел на меня. - Так ты уверен, что у тебя нет золота? - Он кивнул двум стоявшим поодаль созданиям. - Переверните их и потрясите как следует: может, что и выпадет.
     Молодой грифон не ошибался: дела Эбенезума и впрямь были плохи. Вряд ли подобная встряска ему поможет. Я поспешил заметить, что, даже будь у нас золото, мы наверняка потеряли бы его во время полета.
     Грифон вздохнул:
     - Это верно. С птицей Рух всегда одно и тоже. Летает быстро, зато соображает плохо. - Животное, склонив голову набок, смотрело на меня орлиным глазом. - Но она - исключение. Большинство из нас очень талантливы.
     - Может, дать им немного отдохнуть, - милосердно заметил грифон-сын. - Старый сарай...
     - Замолчи и предоставь старшим принимать решения! Юнец! - Грифон умолк, потом радостно всплеснул крыльями. - Ну конечно! Старый сарай! Там нет ветра. Чихающий человек сможет там согреться и обсохнуть. Через несколько часов он будет говорить.
     - Ты хочешь сказать, слушать, не так ли, па? Грифон было зарычал, но тут же осекся:
     - Ну да. Мой сын прав. Значит, завтра на заре и проведем собрание. - Он печально покачал головой. - Ну почему ни у кого никогда нет золота? Старому Грифону трудно привыкнуть к новым порядкам.
     Пара созданий с лошадиными телами, над которыми возвышались мужские торсы, подхватили волшебника и закинули на спину молодого грифона. Хотя старик и продолжал бормотать что-то об отсутствии золота и своем положении в обществе, никто не обращал на него никакого внимания. И я тоже.
     - Кентавры, - пояснил молодой грифон, видя мое замешательство. И тут же припустил крупной рысью. Мне, чтобы не отстать, пришлось всю дорогу бежать бегом.
     - Извините, а вы тоже кентавр? - наконец, замученный неизвестностью, решился я на вопрос. Он был и впрямь чем-то похож на тех двоих, только голова другая. Я неловко прибавил: - Я хочу сказать, что вы ведь не грифон, не так ли?
     Юнец от души расхохотался:
     - Приятель, ты что, мифологию в школе не учил? Я Гиппогриф. Вообще-то я единственный Гиппогриф, насколько мне известно.
     Неужели и этому тоже меня должен был научить Эбенезум? Или, может быть, любой ученик волшебника и так должен знать, кто такой Гиппогриф? Время от времени, когда нам случалось попадать в подобные переделки, я жалел, что не столь многому научился на поприще ученика чародея.
     - Значит, вы единственный в своем роде? - переспросил я, изо всех сил стараясь не допустить какой-нибудь бестактности. Хотя не просто притворяться заинтересованным, когда ваш учитель чихает так, точно вот-вот с жизнью распрощается. - А что, - добавил я минуту спустя, - работы у вас, должно быть, не много?
     Гиппогриф очень серьезно посмотрел на меня:
     - Напротив. Поскольку я первый, то именно на меня ложится задача составить описание служебных обязанностей. - И, бросив исполненный гордости взгляд на свои копыта, добавил: - Я уникален, поскольку я - плод межвидового романа.
     - Межвидового романа? - Не успели слова удивления сорваться у меня с языка, как я уже пожалел о сказанном: кто знает, быть может, это вопрос слишком деликатный, чтобы обсуждать его с первым встречным.
     - Конечно. - Гиппогриф горделиво взъерошил перья. Нет, похоже, он не возражает против такого поворота разговора. И все же я чувствовал бы себя более уверенно, если бы кто-нибудь объяснил мне, как именно улыбаются орлы. - Отца моего ты видел. А моя мать была лошадью. Прекрасное сочетание, на мой взгляд.
     - Вы хотите сказать, что при желании могли бы... э-э-э... вступить в близкие отношения с любым животным? - Я даже оторопел от собственной смелости.
     - Разумеется! А также с птицей или рыбой!
     Я прямо дар речи потерял от изумления. По собственному опыту зная, скольких трудов стоит завести роман с одной-единственной человеческой особью женского пола, я и представить себе не мог, как можно управляться со всем, что движется. Да уж, ученик волшебника и впрямь должен быть готов к неожиданностям. И все-таки любовная связь с самкой форели никак не укладывалась у меня в голове.
     - Ты, похоже, несколько смущен, - заметил Гиппогриф. - Поверь мне, подобный опыт расширяет сознание. - Он снизил голос до шепота. - Скажу тебе по секрету, как раз сейчас я клею такую самочку оцелота, закачаешься! - И он смачно прищелкнул клювом. - Ага, вот мы и пришли! - Гиппогриф опустил заднюю часть туловища, и волшебник, ни на секунду не переставая чихать, кубарем скатился с его спины на землю у сооружения, которое из чистого милосердия можно было бы назвать полуразвалившимся сараем.
     Стены, некогда ровные и прочные, прогнулись внутрь, словно постройка стремилась вернуться в свое исходное состояние и превратиться в кучу досок. Посреди одной из стен, ближе к крыше, красовалась дыра, которая раньше служила, видимо, окном. За долгую историю сарая дыры размером поменьше и не столь правильной формы, как первая, образовались и еще в нескольких местах.
     - Наше лучшее помещение, - прокомментировал Гиппогриф. - Здесь ты и твой друг сможете отдохнуть. Другие звери сюда не заходят, так что тут тихо. Вашим единственным соседом будет единорог - он вон там, в загоне за деревьями. Зануда он, этот единорог, только и знает, что твердит о своих девственницах. Кто вообще видел хотя бы одну девственницу - или девственника, если на то пошло? Я поспешил согласиться.
     - Да, кстати, - вспомнил Гиппогриф, - о побеге и не думайте. Среди нас есть животные, которые хорошо умеют находить людей по следу, а найдя, возвращают на место не столь бережно, как наш друг птица Рух. Спокойной ночи. - С этими словами Гиппогриф развернулся и ускакал.
     Мой учитель набрал полную грудь воздуха, но, для разнообразия, не чихнул. Вместо этого он издал стон. Я поглядел на собравшиеся в небе облака и решил, что, каким бы жалким укрытием ни был предоставленный нам сарай, лучше все-таки провести ночь там, чем на улице.
     Дверь сарая держалась на веревочных петлях. Я потянул ее на себя, надеясь, что пенька не рассыплется в труху. Раздался треск. Оттолкнув лишившуюся своих петель дверь в сторону, я буквально внес учителя в сарай. Никакого пола, кроме голой утоптанной земли, там не было. Я положил волшебника прямо на середину, как можно дальше от накренившихся, точно в дикой пляске, стен.
     Эбенезум снова застонал, потом приподнялся на локте и высморкался.
     - Это кошмар какой-то, Вунтвор, - только и сумел выжать он из себя между двумя вздохами.
     Я попросил учителя отдохнуть, а сам решил выйти на минутку на улицу, чтобы поискать какой-нибудь ручей.
     Шагнув к дверям, я спугнул парочку крылатых тварей, которые тяжело поднялись в воздух, каркая так, что кровь застыла у меня в жилах. Да и видок у них был не из приятных: тела как у грифов, а головы женские, причем довольно красивые. В общем, напугали мы друг друга как могли.
     Вдобавок я чуть не полетел вверх тормашками, споткнувшись о пару каких-то посудин. Оказалось, их принесла очаровательная парочка. В одной была вода, а в другой - что-то дымящееся, отдаленно напоминающее рагу. Ну что ж, подумал я, по крайней мере наши похитители не планируют заморить нас голодом. Однако если на вид все они таковы, как те двое, которых я видел только что, то пусть лучше продолжают проявлять свою заботу издалека.
     Я схватил по миске в каждую руку и понес их в сарай, к учителю.
     В мое отсутствие Эбенезум смог сесть и слегка привести себя в порядок, так что теперь он выглядел вполне пристойно, если не считать потерянной шляпы.
     - Да уж, - пробормотал он, когда я поставил обе миски перед ним. Потом вынул из рагу две деревянные ложки и передал одну из них мне. - Будьте как дома.
     Ветер снаружи усилился. Сарай угрожающе заскрипел.
     - Хорошо бы наш нынешний дом оказался столь же временным, как и это рагу, - сказал он, прожевав первую ложку варева.
     Оно было съедобным, но абсолютно безвкусным - среди большого количества овощей угадывались куски не поддающегося (к нашему облегчению) опознанию мяса. Наполнив желудок, я пришел к выводу, что еда была, должно быть, приготовлена в расчете на удовлетворение потребностей как можно большего числа разнообразных существ. Потом я поинтересовался самочувствием учителя.
     - Принимая во внимание обстоятельства, удивительно хорошо, - ответил Эбенезум, закончив облизывать ложку. - Вообще, когда можешь дышать, то все остальное нипочем. А чиханье прочищает носовые проходы. - И он рассеянно потер нос. - Болит немного, но ничего, до утра дотяну, особенно если удастся выспаться.
     Волшебник удовлетворенно погладил живот.
     - Вот, значит, как, - произнес он после минуты размышления. - У нас есть пара проблем. Во-первых, для моего носа тут слишком много магии. Хотя эти создания, что похитили нас, зла нам, похоже, не желают - они заметили, что я плохо себя чувствую, и отвели место, чтобы я мог оправиться. - Он обвел накренившиеся стены рассеянным взглядом. - С другой стороны, они могли привести нас сюда, желая просто от нас избавиться. Не думаю, что этот сарай переживет хороший летний ливень. - Волшебник оторвал взгляд от дерева, превращавшегося прямо на глазах в труху, и повернулся ко мне. - Во-вторых, похитители разлучили нас с остальными членами нашего отряда, хотя при сложившихся обстоятельствах последнее, быть может, и к лучшему. Однако вместе со спутниками мы потеряли личные вещи и некоторые важные магические инструменты. Поскольку в последнее время мои магические колдовские способности несколько ослабели, я не могу обойтись без этих вещей. Мне будет их не хватать. - Учитель снова умолк. Пальцы его, до сих пор рассеянно теребившие бороду, сжались в кулак. - В-третьих - и это уже гораздо хуже, - мы не можем продолжать наш путь в Вушту. События развиваются так быстро, что нам никак за ними не поспеть. Сегодня мне нужно выспаться. Завтра мы послушаем, что скажут эти твари, но долго оставаться здесь не будем. Если они не отпустят нас по-хорошему, придется бежать ночью.
     Я невольно содрогнулся.
     Учитель кивнул:
     - Да, и придется разбираться с теми тварями, которых они пустят за нами в погоню. Другого выхода нет - иначе Голоадия завоюет весь мир!
     Еще минуту мы сидели молча, прислушиваясь к жалобам сотрясаемого порывами ветра сарая. И тут я, к большому моему удивлению, осознал, что вокруг стоит полная тишина. Впервые за всю вторую половину дня я вспомнил о моей возлюбленной.
     - Я должен поговорить с Нори, - сказал я. - Думаю, теперь у меня получится.
     - Прекрасный план, Вунтвор! Хотя обстоятельства более печальные, чем те, в которые мы попали, трудно себе и представить, мой жизненный опыт подсказывает, что все может стать еще хуже. А потому любая помощь, откуда бы она ни подошла, может оказаться кстати. - Учитель снова почесал нос. - Правда, мне придется попросить тебя выйти на улицу, когда будешь произносить заклинание.
     Эту просьбу было не так уж трудно выполнить. Шагнув за порог, я оглянулся, ища в сгущающихся сумерках тот кусок полусгнившего дерева, который служил дверью. А найдя, постарался как можно плотнее соединить его с проемом, чтобы никакие запахи или звуки творимой мною магии не потревожили учителя.
     Ветер, как это часто бывает по вечерам, улегся, и мир казался неправдоподобно тихим и спокойным. Облака все еще скрывали большую часть неба, но в разрывах между ними виднелись звезды. Находиться одному в тишине и темноте было очень здорово. Однако я должен был выполнить стоявшую передо мной задачу, и потому не следовало отвлекаться на удовольствия. Каждая минута промедления могла быть на руку врагам. Сейчас я вступлю в контакт с Нори и узнаю у нее все, что смогу.
     После минутного раздумья я решил отойти подальше от сарая, где спал учитель. Чем дальше, тем лучше для его носа, подумалось мне. Слишком далеко я не пойду: тяжелые облака не предвещают ничего хорошего. Поблизости виднелась купа деревьев - очень удобный естественный барьер для любой магии. К тому же, когда дело будет сделано, оттуда легко можно найти дорогу назад. И я медленно направился к деревьям, осторожно ступая в сумерках, чтобы не споткнуться о выступающий корень или не провалиться в какую-нибудь яму. Перед моим внутренним взором уже порхали многочисленные воробьи. Учитель сможет мною гордиться!
     Сквозь рощицу я пробирался еще медленнее, чтобы не налететь на какой-нибудь куст или молодое деревце. Однако мало-помалу я дошел-таки до противоположной стороны, где и уперся в дощатый забор. Это было надежное сооружение, и, когда я навалился на него всем телом, чтобы проверить, выдержит ли оно мой вес, ни одна дощечка даже не скрипнула. Обопрусь на него спиной, когда стану читать заклинание!
     Я произнес магические слова и представил себе воробья.
     И вновь мои мысли взмыли ввысь, на этот раз за облака, покрывавшие ночное небо. Это был совершенно иной мир: внизу, точно бесконечная череда убегающих за горизонт холмов, плавно перетекали одно в другое облака - так, должно быть, выглядел мир до появления в нем человека и животных, - над ними, сколько хватал глаз, слой за слоем бесчисленных огоньков уходили в бесконечность. Я и сам показался себе крохотной звездочкой, братом этого сверкающего сонма.
     Заклинание направляло мое движение. Я знал, что цель близка. Раскинув крылья, я смело нырнул вниз, прямо в облачную пелену, уверенный, что скоро увижу любимую.
     Однако пока что ни зги не было видно. Облака сомкнулись над моей головой, скрыв от меня звезды. Как же я смогу увидеть пламенеющие волосы моей возлюбленной, когда в этой темнотище что красное, что зеленое, что фиолетовое - все едино? В отчаянии я закричал, но из моего горла вырва