редкость  разговорчив
и в конце концов сумел рассеять мрачное настроение  Кейна.  Поэт  говорил  о
том, как надеется на встречу с музой, о  желании  познать  неведомые  чудеса
страны снов, и Кейн постепенно проникся его энтузиазмом. Отворить врата сна.
Кейн тоже чувствовал притягательность подобных опытов. Конечно же, это  было
рискованно, в высшей степени  рискованно,  но  разве  настоящие  приключения
бывают безопасными?
   Можно ли вообще говорить о приключениях, если нет опасностей? Покой - это
скука, скука - это застой, а застой - все равно что  смерть...  Кейн  слушал
поэта, поддакивал,  делился  собственными  соображениями.  Когда  показались
поросшие зеленью стены Старого  Города,  Кейн  был  окончательно  убежден  в
необходимости эксперимента и задумчиво разглядывал ониксовую фигурку.
   - Опять эта проклятая тень! - неожиданно заметила Сетеоль.
   - Тень? - удивился Опирос.
   - Опять промелькнула, - сказала она недовольно. - Видишь, как  наши  тени
вытянулись в одну линию? - показала она рукой.
   - Ну, значит, кто-то отогнал их... Но где же святилище Шенан?
   - Уже близко - чуть в сторону от основной массы руин.
   Старый Город излучал своеобразное призрачное очарование;  древние  стены,
постепенно рассыпающиеся  в  пыль  вместе  с  таинственными  воспоминаниями,
дышали меланхолическим спокойствием. Город впечатлял, особенно по  сравнению
со своим разваливающимся потомком - Энсельесом Дома в Старом Городе  были  в
основном деревянными, и теперь от них остались только отвалы земли, покрытые
саваном бурьяна, - позабытые лесные могилы. Попадающаяся изредка  сиротливая
каменная стена или обломок скульптуры указывали местоположение  какой-нибудь
старинной  постройки.  Однако  вдоль   трудноразличимых   улиц   куда   чаще
встречались лишь заросшие углубления - фундаменты давно обвалившихся  домов.
Попадались и места, где стены зданий Старого  Города  упорно  сопротивлялись
действию времени и  тянулись  вверх  -  уставшие,  но  не  сдавшиеся.  Тьма,
казалось, выползала из этих разрушающихся остовов, из зияющих входов, слепых
окон и смешивалась с густеющими лесными тенями - Здесь,  -  объявил  Кейн  и
направил коня в самые густые и дремучие заросли.
   Недавний дождь увлажнил лес, и продираться  меж  деревьев  было  довольно
неприятно - бока коней и ноги всадников вымокли Замшелое  каменное  строение
уединенно стояло среди  сплетающихся  ветвями  деревьев.  Растительности  на
стенах почти не было. Сохранились колонны и арки в южном стиле; в  святилище
кое-где уцелела куполообразная  кровля.  Благодаря  глубокой  тени,  царящей
внутри, здесь не разрослась зелень, уничтожившая большую часть руин  Старого
Города. Пол был засыпан кусками отвалившейся штукатурки, обломками  каменных
стен и скульптур - следами прошедших веков.  Когда  полумрак  сомкнулся  над
развалинами святилища, мягкие кожаные портьеры, гирляндами  свешивавшиеся  с
высоких сводчатых потолков, зашуршали, как тысячи крыльев,  под  дуновениями
ветра, вырывавшегося из щелей в потрескавшихся стенах.
   Кейн соскочил с коня и приказал своим людям разобрать  каменный  завал  у
входа. Возбужденный поэт рванулся вперед. Сетеоль со сдержанным любопытством
шла за ним. Широкая  юбка,  доходившая  до  щиколоток,  хлопала  по  высоким
сапогам для верховой езды.
   Кейн зажег пару факелов и присоединился к ним. Пока его люди прокладывали
путь через каменную осыпь, он рассказывая историю святилища, иногда поднимая
факел, чтобы показать любопытные архитектурные детали. Опирос снова  казался
обеспокоенным  а  удивленным  оттого,  что  Кейн  так  запросто  и  небрежно
рассуждает о руинах...
   Лунный свет уже разлился жидким серебром на  стылых  камнях,  когда  Кейн
закончил рассказ. Половодье лунного сияния  вливалось  через  высокие  узкие
окна и трещины в стенах, скапливалось в глубоком бассейне рядом с алтарем; в
огромном круглом отверстии в крыше мерцало ночное  небо,  к  которому  жрицы
минувших веков обращали свои монотонные напевы. В некоторых местах,  где  не
было мусора, влажные каменные плиты еще хранили следы странных мозаик.
   По знаку Кейна Левардос расставил снаружи посты. Кейн хорошо платил своим
людям, и если шеф решил потратить ночь на безбожные прихоти полоумного поэта
что ж, это его дело. А их дело - поджидать Эбероса, если он следует за  ними
с очередной шайкой наемников. Ученик алхимика мог избежать  гнева  Кейна,  и
люди Кейна не имели ничего  против  этого,  но  если  что  -  их  мечи  были
наготове.
   Кейн обернулся к поэту.
   - Все в порядке? - спросил он полуутвердительно.
   Энтузиазм Опироса не уменьшился.
   - Я готов, если ты готов, Кейн. Место и в самом деде  замечательное!  Тут
такая атмосфера. Проклятье, сколько раз я пытался передать нечто подобное  в
стихах! Какие сны витают вокруг! Кейн, если только муза придет ко  мне  этой
ночью... Я чувствую, что смогу... смогу  обрести  вдохновение,  которое  так
долго искал! Сегодня моя душа могла бы исторгнуть не только "Вихри ночи", но
и сотни других вещей!
   Горькая усмешка исказила лицо Кейна.
   - Ну что ж, как знаешь, - проронил он. Затем протянул руку:
   - Статуэтку!
   Опирос отдал ему фигурку.
   - И что, никаких  истлевших  фолиантов?  Никаких  столбов  дыма?  Никаких
магических знаков?
   Это была скорее бравада, чем ирония.
   - Я же говорил: вызвать музу - простое  колдовство,  -  ответил  спокойно
Кейн. - Мне нужна только капля твоей крови.
   Сетеоль с удивлением внимательно следила за  ними.  Кейн  отвел  поэта  в
озерцо лунного света. Здесь, у забытого алтаря из  безупречно  обработанного
камня он произнес необходимые заклинания.
   Опиросу казалось,  что  ритмичный  речитатив  Кейна  эхом  отражается  от
древних стен.  Заклятия  Кейна  действовали  гипнотически.  Стены  святилища
словно отдалились, свет луны и тень сплелись  в  единый  вихрь  бесформенных
образов.
   Опирос лег рядом со статуэткой из оникса на холодный  камень.  Физические
ощущения отделились от сознания, Рядом с ним уже не было фигурки, вырезанной
из оникса. Статуэтка расплылась, начала неожиданно расти в  размерах  -  или
это он уменьшался? Поэт чувствовал, как все движется, как кружится голова..,
Теперь рядом с ним лежала  сама  тьма  -  не  черная  фигура,  а  средоточие
черноты. Тень музы Тьмы.
   Она шевельнулась. Клинур лениво повернулась к поэту, увидела  его,  и  ее
повернутое в профиль лицо расплылось в улыбке.  О,  жестокое  равнодушие  ее
улыбки!.. Муза поманила рукой. Опирос придвинулся к ней, его руки сомкнулись
вокруг эбеново-черной фигуры. И его руки стали порождением тьмы  -  все  его
тело стало теперь тьмой. Их тела сплелись в  любовном  объятии.  Приблизился
миг экстаза, головокружительный и  невыносимый.  Затем  тьма  исчезла.  Тело
Опироса вновь стало материальным. Он обнимал девушку несказанной красоты,  с
нежной кожей, с улыбкой на полуоткрытых губах, с глазами, полными  бездонной
мудрости.
   И вдруг она вырвалась из его объятий, держа его за руки, заставила  поэта
подняться и повела его за собой.
   Только тогда Опирос разглядел маску холодной жестокости на ее лице...
   ...Сетеоль тяжело дышала.  Мерцающая  туманность,  которая  на  мгновение
затмила лунный свет у алтаря, внезапно рассеялась, как  призрачное  видение.
Там, где раньше лежали Опирос и темная  статуэтка,  сейчас  был  лишь  голый
камень.
   - Ты где? - позвала она. - Где он? - Сетеоль повернулась к Кейну.
   - За гранью сна, - буркнул Кейн. На его лице тоже  было  написано  легкое
удивление.
   - А  когда  он  вернется?  -  упорствовала  Сетеоль.  -  Боже,  когда  он
вернется?..
   - Это и есть тот риск, о котором мы говорили. Опирос вернется, когда сон,
в который ввергла его Клинур, закончится. Когда - не знаю. Зависит от  того,
как долго будут блуждать они по ее царству, прежде чем Опироса унесет  поток
одного-единственного сна, и от того, как долго будет длиться этот  сон.  Вот
только как соотносится время во сне  и  то  время,  которое  мы  знаем?  Там
течение времени согласуется с ритмом сна, а не с законами природы. Час может
промелькнуть как секунда; и наоборот. Да и  вообще  -  раз  уж  мы  об  этом
заговорили - как заканчивается сон? Существует ли конечный момент отдельного
сна - или же сны сливаются друг с другом, следуют чередой,  пока  спящий  не
проснется и не разорвет цепь картин?
   - Значит, ты не знаешь?! - аристократическое лицо Сетеоль  скривилось  от
переполнивших ее чувств. - Кейн, ты - проклятый выродок! Ты убил его!
   - Возможно, - пожал тот плечами. - Но Опирос сам  все  решил,  хотя  я  и
объяснил ему, насколько рискован этот эксперимент.
   -  Чернокнижник...  -  пробурчала  Сетеоль.  Лицо  ее   вновь   сделалось
бесстрастным. - Вы оба сумасброды. Не знаю, кто больший...
   Она  сидела  неподвижно,  высоко  подтянув  колени  и  опершись   о   них
подбородком, и неотрывно глядела на лунный круг у алтаря.
   - Ожидание  может  затянуться  на  всю  ночь,  произнес  Кейн  бесцветным
голосом. - Мои люди развели костер у входа, чтобы было не так  сыро.  Отчего
бы тебе там не подождать?
   Сетеоль помотала годовой и пробормотала что-то неразборчивое.  Ее  широко
раскрытые глаза не мигая смотрели на  камни,  залитые  лунным  светом.  Кейн
обошел своих людей. Им нечего было ему сообщить. Когда он вернулся,  девушка
сидела все в той же позе. Ночь выдалась теплой, и Кейн сказал Левардосу, что
незачем поддерживать огонь. Если враги искали их в потемках, ни к чему  было
выдавать себя блеском костра. Почти полная луна давала достаточно света  для
глаз, привыкших к ночи. Двух  факелов  внутри  святилища  Кейну  хватало,  а
снаружи, в темноте, стояли на страже  его  люди,  невидимые  для  возможного
неприятеля.
   Делать было нечего - только ждать. Кейн выпил немного  вина  из  бурдюка,
который Сетеоль захватила с собой, и устроился  на  каменной  плите.  Тишину
нарушало лишь равномерное дыхание девушки. Кейн подумал, что она заснула.
   Неожиданно Сетеоль совершенно спокойно объявила:
   - Кейн, эта тень снова здесь.
   Он повернулся, чтобы взглянуть туда, куда она показала, но слишком поздно
для того, чтобы  увидеть  что-то  определенное.  Он  успел  заметить  только
движение - что-то промелькнуло в полосе лунного света, пронизывающего  тьму.
Ни звука.
   - Летучая мышь, - сказал он. - Или какая-нибудь  ночная  птица,  -  Такой
величины?
   Кейн почувствовал холодное прикосновение страха,  опасность  затаилась  в
меланхолически застывших руинах. Он понял,  что  там  среди  теней  крадется
смерть, - Оставайся здесь, - приказал он. - И не подавай голоса, если ничего
не стрясется.
   Стиснув рукоятку меча, Кейн растворился во тьме.
   Левардос стоял на своем посту у входа.
   - Что случилось? - прошептал он, увидев выражение лица Кейна.
   - Не знаю. Ты что-нибудь видел, слышал? Часовой покачал головой.
   - Что случилось? - повторил он.
   Кейн проскользнул мимо него без ответа, обходя остывшие  угли  костра.  В
ночи таилась опасность, он явственно чуял это. Но  что  могло  скрываться  в
руинах, укрытых черным саваном ночи?
   Ни Вебр, ни Хайган, караулившие поблизости, не заметили ничего необычного
и были удивлены тем, что Кейн так обеспокоен. Учитывая направление,  откуда,
по-видимому, пришла  неясная  тень,  Кейн  удвоил  внимание,  скользя  вдоль
древних стен.
   Луна  над  его  головой  отбрасывала  нечеткие,  изломанные  тени  сквозь
переплетенные ветви деревьев, ярко освещая обломки скульптур, торчащие там и
сям, словно разбросанные кости. Полуразрушенные деревянные  останки  -  чуть
выступающие над землей лазы  подвалов,  заваленных  камнями,  густо  поросли
мокрой травой.  Через  этот  лабиринт  ловушек  и  ям  тихо  крался  Кейн  с
обнаженным мечом, готовый в любой  миг  сразиться  с  неведомой  угрозой,  о
которой знал лишь, что она существует. Да, опасность затаилась рядом, и  эта
опасность несла с собой  нечеловеческое  зло  -  Кейн  слишком  часто  ходил
тропами  тайного  знания,  чтобы  пренебречь  этим  ощущением.  И  тревожное
чувство, посетившее его раньше, появилось вовсе не из-за музы Тьмы, как  ему
вначале показал ось...
   Он отошел достаточно далеко, но  все  еще  не  обнаружил  причины  своего
беспокойства. Может, это нервы сдают; может, его напугала  тень  пролетавшей
совы?.. Только вот убедить себя в этом он не мог. Возвращаясь  к  святилищу,
Кейн решил обойти его и проверить два оставшихся поста.
   Через минуту Кейн остановился. Если только он не заблудился, где-то здесь
должен стоять Боулус, но часового нигде не было видно. Кейн закусил  губу  и
внимательно огляделся. Нет, он не ошибался. Вот расщепленный молнией дуб,  в
тени которого должен ждать Боулус. На освещенной луной земле никаких  следов
схватки. Боулус не должен  был  оставлять  пост...  разве  что  понадобилось
срочно доложить...
   Кляня себя за непростительное  легкомыслие,  Кейн  повернул  обратно.  Он
передвигался так бесшумно, что  оказался  рядом  с  Хефом  прежде,  чем  тот
остановил его. Меч Хефа сверкнул в воздухе, но бандит  уже  узнал  массивную
фигуру Кейна.
   -  Порядок,  -  шепнул  он,  расстроенный  от  того,  что  Кейну  удалось
подобраться к нему незаметно.
   - Боулус проходил тут? - И сам он уже знал ответ на свой вопрос...
   - Не-е... Разве что проскользнул мимо меня так же тихо, как ты.
   - Скверно, - заскрипел зубами Кейн. - Его нет на посту.
   Чувство опасности усилилось. Если Боулус  заметил  что-то  нехорошее,  он
должен был сообщить Хефу. Но вокруг царила тишина, -  Может,  он  отошел?  -
предположил Хеф. - Ты так тихо двигаешься. Раз ты его не увидел, он  мог  не
заметить тебя.
   - Может, и так. Проверю еще раз. Смотри по сторонам.
   Кейн бесшумно отправился назад. По-прежнему никаких следов Боулуса.  Кейн
тихо позвал его по имени, хоть делать  это  было  рискованно.  Даже  эхо  не
отозвалось. Даже ночные птицы молчали. Словно что-то напугало  все  живое  и
заставило затаиться.
   Взбешенный Кейн вернулся туда, где оставил Хефа, Липкий страх ухватил его
за горло. Кто-то подкрадывался к нему?..
   Пароля Кейн не услышал. Хефа на посту не оказалось.
   Чувствуя, как  напряглись  мышцы  шеи,  Кейн  стал  искать  Хефа.  Ничего
примечательного,  никакого  признака  схватки.  Ни-че-го!  Он  направился  к
святилищу, но неожиданно споткнулся,  наступив  на  что-то.  Башмак.  Башмак
Хефа.
   Пораженный, Кейн поднял  его.  Сквозь  пальцы  потекла  теплая  и  липкая
жидкость.
   Лодыжка была срезана идеально ровно в том месте, где кончалась выделанная
кожа башмака. И ведь ни звука не раздалось!..
   Когда Кейн вынырнул из ночного леса, Левардос  заметил,  что  его  хозяин
встревожен. Но бандит лишь покачал головой в ответ на вопросительный  взгляд
Кейна.. Его пергаментно-бледное лицо оставалось настороженным.
   Отрывистым шепотом Кейн велел Вебру  и  Хайгану  немедленно  вернуться  в
храм.
   В зарослях послышался  приглушенный  шум.  Что-то  ужасное  и  смертельно
опасное бродило рядом - совсем рядом.
   - Кейн! Что это? - прошептал Левардос.
   - Точно не знаю, - прошептал тот в ответ, - Боулус пропал. Хеф тоже.
   Что-то забрало Хефа в мгновение ока.  Я  был  в  нескольких  метрах...  и
ничего не услышал. Осталась только его нога. Лежала на земле, как  брошенная
кукла!
   - Почему не было шума? Ты должен был  услышать  звон  стали.  К  тому  же
человек, как правило, вопит, когда ему отрезают ногу!
   Кейн еще сильнее нахмурился.
   - Ее отрезали не мечом. Крови там было не больше, чем вина в  опрокинутой
рюмке. Какая-то тварь унесла его; тварь с челюстями, как у дракона,  которые
она может сомкнуть в  одно  мгновение  и  не  заметив,  что  откусила  кусок
человеческого тела.
   - Но такой громадный зверь! - возразил помощник. - Мы бы его увидели.
   Услышали... - Тем не менее мы не слышали. Братья выбежали из зарослей.
   - Быстрей! К святилищу! - бросил Кейн. - Что бы ни  бродило  снаружи,  но
стены должны нас защитить.
   Привязанные  кони  сорвались...  послышался  их   топот.   Секунду   Кейн
размышлял, не бросить ли их на произвол судьбы, однако решил, что  лучше  не
рассчитывать только на собственные ноги.
   - Верните коней. - приказал он Вебру и Хайгану.
   Войдя в храм, он. понял - что-то не в порядке. Он оставил зажженный факел
у алтаря - теперь тот лежал, погасший, на каменных плитах. Сетеоль исчезла.
   Кейн вытащил из щели в стене оставшийся факел. Тот уже почти догорел.
   Может, факел у входа сам упал и погас? Но Сетеоль... Времени для домыслов
не было. Снаружи раздался ужасный вопль. Другой голос - грохочущий бас Вебра
сыпал проклятиями и завывал. Затем послышалось пронзительное  ржание  коней,
которое заглушило все остальные звуки. Кони умчались прочь.
   Кейн  раздул  факел,  и  тот  разгорелся  ярким  пламенем.  Клинки  мечей
зазолотились, когда они с Левардосом выскочили из опустевшего святилища.  Но
было поздно, круп последнего из коней растаял во тьме.  Оба  брата  исчезли.
Кейн окликнул их только раз - на ответ он не надеялся.
   - Тень! - выдохнул Левардос.
   - Ах ты... - прошипел Кейн и высоко  поднял  факел.  Четких  очертаний  у
твари не было. Можно было  разглядеть  лишь  тень  -  она  извивалась  между
деревьями, проплывала над  грудами  камней.  Тень  метнулась  назад  слишком
быстро, и как следует разглядеть ее не удалось.
   - Что это?  Где  оно?  -  тяжело  дышал  Левардос.  В  свете  факела  они
огляделись. Вокруг не было ничего, что могло бы отбрасывать такую  тень.  Не
раздалось ни звука, не шевельнулась ни одна ветка.
   - Что-то летающее? - предположил Кейн,  хотя  способ,  которым  охотилась
тварь, опровергал такое предположение.
   Факел мигал и дымил. Смола уже почти выгорела.
   Когда огонь выдохся, бесформенная тень двинулась к ним в лунном свете.
   Ужас вонзил ледяные когти в глотки людей. Кейн, сыпля проклятиями,  снова
раздул факел. Искры посыпались во все стороны. Пламя полыхнуло еще раз. Тень
отступила. Люди все еще не могли понять, что останавливает ужасную тварь, не
давая ей приблизиться к храму.
   - Возвращаемся в святилище! - Кейн приказал. -  По-моему,  оно  ненавидит
свет.
   На одном дыхании, спотыкаясь на грудах камней, влетели они внутрь храма.
   Толстые стены, казалось, защищали от неведомого, которое таилось во тьме.
Факел разбрасывал искры и коптил.
   - Другие факелы у нас есть? - спросил встревоженный Кейн.
   - Пропали вместе с конями и прочим добром, - вздохнул Левардос.
   - Тогда давай поищем, что тут можно запалить.
   Кейн прошелся по замусоренному полу святилища. Сапог наткнулся  на  груду
гнилой древесины.  Она  разлетелась  от  пинка,  превратившись  во  влажную,
раскрошившуюся массу. Голые камни и изъеденные плесенью гниющие останки...
   Уцелевшая крыша  уберегла  храм  от  падающих  веток,  покрывавших  землю
снаружи, и не позволяла разрастись зелени внутри.
   Мигающий огонь мог погаснуть в любую минуту.
   - Неужели здесь нет сухого дерева? - выругался Кейн.
   - Снаружи... - начал Левардос, оборачиваясь к дверям, и не закончил. Тень
загораживала вход. Кейн бросился вперед с гаснущим факелом. В  проеме  вновь
появился лунный блеск.
   - Тут кое-что есть! - Левардос подошел, прижимая к груди охапку  хвороста
несколько веток, проскользнувших через дырявую крышу.
   С преувеличенной осторожностью Кейн  положил  факел  на  кучу  веток.  Но
дерево оказалось влажным и не  горело.  Огонь  не  хотел  разгораться.  Кейн
отчаянно  раздувал  едва  тлеющий  огонек.  Краем  глаза  он   видел   тень,
заползающую в храм.
   Наконец ветки занялись. Робкое, мигающее пламя скользнуло по  сучьям.  Не
обращая внимания на покрытые волдырями ладони, двое мужчин разгребли тлеющий
жар и раздули огонь. Они ругались на чем свет стоит, а древесина дымила,  не
желая разгораться.
   Кое-как костер  разожгли.  Луна  снова  засияла  через  двери  храма.  Но
дымящий, так и норовивший погаснуть огонь не  давал  им  передохнуть.  А  за
с