рво гадал, понимает ли это Эскетра, и внимательно прислушивался к тону ее шуток.
     - Итак, мой генерал защитит меня от злого Кейна, - чересчур театрально заявила она, скармливая рыбкам последние крошки. - А что за страшные сказки рассказывают в последнее время те, кто возвращается из Шапели? Это правда, что какой-то безумец сумел собрать армию из крестьян и перерезать половину жителей?
     - По крайней мере, таковы слухи, - пожал плечами Джарво. - И беженцы, остановленные на наших границах, подтвердили эти слухи.
     - Похоже, что вам придется выехать к северным границам для выяснения обстановки, мой генерал. Нельзя же оставлять угрозу без внимания. Я полагаю, что Кейн непременно бы отправился туда, - подмигнула ему девушка.
     - Крестьяне и разбойники Ортеда не представляют опасности для Сандотнери, - резко сказал Джарво. - Толпа плохо вооруженных и необученных голодранцев не может выстоять против тяжелой кавалерии.
     - А как же та наемная армия, которую, как я слышала, Ортед разбил в пух и прах?
     - Просто Камделлер поступил, мягко говоря, глупо, ввязавшись в бой с Ортедом там, где этот бандит чувствует себе как рыба в воде. В этих джунглях не то что кавалерию развернуть негде, там и змее не проползти свободно между двумя деревьями. От лесов до Сандотнери четыре дня пути по саванне. Четыре дня для тренированной пехоты, умеющей организованно двигаться и грамотно разбивать лагерь. А для толпы сатакийцев этот поход будет последним.
     - И все же я полагаю, что от новоиспеченного генерала ждут личной оценки сложившейся на севере ситуации, - продолжала настаивать Эскетра.
     Джарво молча смотрел на нее, вдыхая едва уловимый аромат ее духов. Его ладони вспотели, даже боли от недавнего ожога как будто и не было никогда. Эскетра - вот она - на расстоянии вытянутой руки... или чуть-чуть дальше.
     - Кейн тяжело ранил вас? - участливо спросила принцесса.
     - Врач наложил мазь и повязку, - сухо сообщил Джарво и, помолчав, добавил:
     - Мне сказали, что мой левый глаз никогда больше не сможет отличить день от ночи.
     - Ах! - воскликнула Эскетра. - Вы наполовину ослепли ради того, чтобы сохранить мое доброе имя. Какая жертва, мой любезный Джарво. Я вам очень признательна.
     Вновь наклонившись над бассейном, она поднесла к воде пальцы. Ни единой крошки не упало с них, но рыбки, увлеченно толкаясь, все так же выпрыгивали из воды. Одна из них, поверив в удачу, метнулась ко дну с воображаемой добычей. Остальные золотистые тени последовали за ней, рассчитывая поживиться остатками.
     Эскетра рассмеялась и протянула Джарво руку для поцелуя.
     - Не забудьте заглянуть ко мне, генерал, - игриво сказала она и уточнила:
     - Когда вернетесь из поездки к северной границе.

IV. ТЕНИ, НЕСУЩИЕ СМЕРТЬ

     Волна ужаса накатывала из леса на город, душила его в своих липких объятиях. Этот ужас несла с собой сила. Сила бесчисленных рук, занесенных для удара, готовых разрушать и убивать; сила, управляемая зловещей волей, способная выполнить любой приказ. Сам ужас сделался силой.
     Еще в сумерках сатакийцы окружили город. С тех пор несколько часов подряд Эрилл слушала их монотонные песнопения. С крыши высокого здания ей видно было море факелов вокруг города. Факелов было больше, чем звезд на небе, и окружили они Гильеру плотнее, чем звездная ночь окутала окрестные джунгли.
     Эрилл слышала запах гари. Скоро, очень скоро будет гореть и этот город. Эрилл не по-девичьи резко помянула в очередной раз мэра и городские власти за их самонадеянную тупость: с чего они решили, что город сможет выстоять? Тут Эрилл прокляла судьбу, забросившую бродячую цирковую труппу в обреченную Гильеру. Подлый рок можно было проклинать бесконечно, и девушка отдельно обложила отборной руганью собственную участь мима в бродячем цирке.
     За свои неполные двадцать лет Эрилл много поездила и повидала всякое, поэтому сейчас она ясно сознавала, что любоваться этим миром осталось недолго. Жизнь научила ее чувствовать опасность и безошибочно угадывать, когда хвататься за нож, а когда молить о пощаде. Видимо, подобной закалки не хватало отцам города.
     Когда-то давно родители, которых Эрилл помнила весьма смутно, продали ее в один из борделей Ингольди. Оттуда девочка убежала при первой же возможности и была обнаружена в одном из фургонов с поклажей какого-то странствующего цирка. Хозяин увеселительного заведения, не испытывавший никаких симпатий к властям Ингольди и не желавший передавать им на рассмотрение судьбу забитого ребенка, похожего на звереныша, решил не выдавать беглянку. Впрочем, за свой добрый поступок он взял самую высокую плату. В его труппе был единый для всех закон: каждый должен отрабатывать свою еду, кров, да еще и на реквизит требовалось. Скидок хозяин не делал, и Эрилл пришлось учиться цирковому мастерству в перерывах между выполнением самой тяжелой работы по хозяйству. В общем, она не очень переживала, когда кто-то подложил спящему хозяину ядовитую змею в сапог. Оставшаяся без кнута труппа быстро распалась, и Эрилл пошла по жизни своей дорогой.
     Она была стройной, сильной и ловкой. Тренированная мускулатура акробатки придавала внешности девушки обманчивое ощущение хрупкости. Волевой подбородок, полные губы, прямой нос, большие глаза - все это идеально подходило для ее работы. Такое лицо оставалось выразительным даже под безликими белилами клоунской маски. Золотистые волосы, спадающие локонами на плечи, и зеленые глаза удачно дополнял змеиный камень крупных серег.
     Из того же зеленовато-желтого камня была выточена и трубка, раскурив которую Эрилл вдыхала опиумный дым. Выпустив несколько колец, она оглядела трубку. Оставалось всего несколько затяжек. Купить еще вряд ли удастся. Скорее всего, эта трубка станет для нее последней.
     - Лучше бы не обкуриваться до потери сознания, - заметила Боури, гадалка, присоединившаяся к Эрилл на ее наблюдательном посту. - Если сатакийцы пойдут на штурм, можно будет попытаться уйти из города, пока идет вся эта заваруха.
     - Не стоит обманывать себя, Боури, - отмахнулась Эрилл. - Сатакийцы возьмут город сразу - это факт. А затем перережут здесь всех до единого, чтобы другим неповадно было драться. Чертовы аристократишки! - добавила она, имея в виду власти Гильеры.
     Боури пожала плечами:
     - Пока человек жив, есть на что надеяться.
     - Иди ты со своими надеждами... Боури достала из мешочка на поясе маленькую шкатулку черного дерева.
     - А ну-ка посмотрим, на что ты надеешься, - предложила она, залихватски тасуя извлеченную из шкатулки колоду карт.
     Эрилл протянула было руку, но остановилась:
     - Да ну их, эти предсказания. Будь что будет. Иди поморочь голову кому-нибудь другому. Я думаю, сегодня многие готовы порядком заплатить за твои байки. А я не хочу знать о том, что случится.
     - Да ладно тебе, выбери три карты, и все, - чуть обиженно пробубнила Боури.
     Эрилл, лишь бы отвязаться, сняла три верхние карты с подставленной ей колоды и отвернулась.
     Внимательно поглядев на выбранные карты, Боури вдруг изменилась в лице и поспешила убрать колоду в шкатулку.
     - Ну, что там у тебя? - словно невзначай поинтересовалась Эрилл.
     - Ты, подруга, видать, слишком обкурилась, - буркнула гадалка. - Даже карты выбрать толком не можешь. Чушь какая-то получается...
     Стараясь не встречаться с девушкой взглядом, Боури заторопилась к лестнице. Эрилл чертыхнулась и пожала плечами. Становилось холодно, ночной ветер проникал под ее легкую одежду. Ветер последней в ее жизни ночи...
     - Черт бы побрал эту Боури! - в сердцах воскликнула Эрилл, обращаясь к темноте. - Я не хочу умирать!
     - Еще бы. Никто не хочет, - ответила ей ночь.
     Эрилл замерла, затаив дыхание, затем резко обернулась. Никого... "Опиум", - многозначительно кивнув сама себе, подумала она.
     - Но умирать вовсе не обязательно, особенно тебе, - заверила ее ночь.
     Эрилл непроизвольно потянулась к маленькому кинжалу, висевшему у нее на поясе.
     Откуда-то из темноты вдруг выступила фигура в черном балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо. В детстве, живя в Ингольди, Эрилл иногда видела жрецов Сатаки, и сейчас ей не нужно было объяснять, что за человек оказался перед ней.
     - Только те, кто сопротивляется Сатаки, должны умереть, - прошептала зловещая тень. - Властители Гильеры отвергли божественную силу, а простые жители и гости города тут ни при чем. Жаль, что порой народ должен расплачиваться за грехи своих правителей.
     Эрилл во все глаза разглядывала мрачный силуэт, все еще подозревая, что происходящее - плод ее подогретого опиумом воображения.
     - Выбор за тобой, - прошептал жрец, делая шаг вперед. - Сатаки или смерть. И выбирать придется прямо сейчас, девочка.
     Рука Эрилл легла на рукоять кинжала, но тут же отдернулась. Бесполезно рассчитывать на оружие, когда перед тобой лишь ночная тьма, принявшая вид висящего в пустоте балахона.
     - Выбирай!
     - Сатаки! - выдохнула Эрилл, с ужасом наблюдая, как тень приближается к ней еще на шаг.
     - Мудрый выбор, детка. Но учти - назад дороги нет. Эрилл обалдело кивнула. - А теперь держи это.
     Черный рукав взметнулся в воздух, и в подставленную руку Эрилл легла какая-то холодная тяжесть. Поднеся руку к лицу, Эрилл разглядела диск из черного камня, копию золотого медальона жрецов Сатаки.
     - Ты должна будешь выполнить приказ Сатаки, честным служением ему доказать свою веру, - перешел жрец на хриплый шепот.
     И тут он объяснил, что нужно делать, потом рассказал, какие кары ждут ослушников и предателей. Каждое слово жгло Эрилл, как капля кислоты, падающая на кожу.
     Неожиданно черный балахон растворился в ночной темноте. Эрилл нагнулась, пытаясь разглядеть хоть какие-то следы: человек ли с ней говорил, дух ли? Опиумный кошмар?
     Холодная тяжесть каменного диска продолжала давить на руку.
     Где-то в глубине души Эрилл звучал голос, умолявший ее вышвырнуть медальон в ночную темноту. Но... черная тень ясно сказала, что нужно делать, и Эрилл могла лишь подчиниться приказу. Медленно, словно лунатик, она подошла к краю крыши и стала спускаться по лестнице.
     Город был охвачен ужасом. Власти попробовали было ввести комендантский час, но толпы беженцев, наводнившие улицы и площади, сделали эту затею невыполнимой. Люди были повсюду: в домах и во дворах, в узких переулках и на центральных улицах. Власти Гильеры попытались привлечь к обороне города всех способных держать оружие и организовали из жителей города и беженцев ополчение, но что в том толку, когда город переполнен? Было ясно, что скоро обнаружится нехватка еды, затем воды, едва ли не раньше захлебнется канализация, и город задохнется в зловонных испарениях. В любом случае, даже выдержи стража и ополченцы первый штурм, долгую осаду город не осилит. Участь Гильеры - вопрос нескольких часов, возможно дней. Все осознавали эту обреченность. Все знали о безжалостности сатакийцев. Ни одна армия, ни один город не могли устоять против них. Выбор был прост - сдаться или быть уничтоженными. Гильера выбрала борьбу.
     Песнопения сатакийцев хорошо слышны были в городе. Сотня тысяч человек за стенами слушала их и ждала своего часа. Никто не обращал внимания на Эрилл, пробиравшуюся по улицам. Беженцы - мужчины, женщины, дети - лежали и сидели прямо на мостовой. Из окон и распахнутых дверей питейных заведений доносились пьяные крики и безумная музыка. Жилые дома стояли либо с широко раскрытыми дверями - это значило, что хозяева не смогли противостоять натиску беженцев и были вытеснены непрошеными постояльцами в одну из комнат, - либо наглухо запертые и забаррикадированные, опять же от беженцев, а не от внешнего врага. Храмы Тоэма были переполнены. Верующие возносили молитвы о спасении, обращаясь к богам более юным, чем тот, кому поклонялись враги. В подвалах тайные секты наспех вершили свои ритуалы, надеясь на чудо.
     То и дело девушку кто-то окликал. Ей предлагали выпить эля и разделить ложе, просили воды или денег, требовали присоединиться к молитве или жертвоприношению... Эрилл шла, почти не замечая ничего вокруг. Слова черной тени горели в ее мозгу, а все остальное казалось лишь бледным эхом давно забытого сна. Холодный ветер заставлял людей кутаться в ту одежду, что оставалась у них, но Эрилл чувствовала лишь холод каменного диска, сжатого в кулаке.
     Подойдя к ярко освещенным кострами городским воротам, Эрилл на миг замешкалась, а затем вновь продолжила свой путь. Ворота - наследство славного боевого прошлого Гильеры - тускло отсвечивали бронзовой обшивкой толстых тяжелых створок. Черные квадраты железной решетки прочертили полированную поверхность. Обороной ворот руководили самые опытные стражники. Зная, что основной удар наверняка будет направлен именно на этот участок, они спокойно готовились к отражению штурма, прикидывая, как лягут стрелы перекрестного огня арбалетчиков из двух защищающих ворота башен, кому и когда пускать в ход чаны с кипящей смолой, в какой момент приказывать ополченцам сыпать на головы нападавшим заготовленные камни.
     Подходы к воротам были сплошь забиты вооруженными людьми - сидящими молча или обсуждающими предстоящий штурм, пытающимися уснуть или просто глядящими в звездное небо. Почти никто не обратил внимания на пробирающуюся между ними девушку. Множество женщин - молодых и старых - ходило среди солдат, разыскивая любимого, брата или сына, чтобы в последний раз взглянуть на родное лицо.
     У Эрилл была другая цель. Медленно-медленно она пробралась к самым воротам. Холод острой иглой впился в ее почти остановившееся сердце. Она вмиг возненавидела опаляющий, слепящий огонь костров и взгляды людей, заинтересовавшихся тем, что делает остановившаяся у ворот светловолосая девушка.
     Плавным движением Эрилл приложила диск к бронзовому листу и гортанно выкрикнула надиктованные ей тенью фразы.
     Кто-то предостерегающе крикнул, кто-то даже привстал, чтобы подойти к обезумевшей девушке и успокоить ее...
     А затем темнота поглотила огни костров и факелов. С неба слетела стая черных теней, разящих насмерть.
     Эрилл закричала и повалилась навзничь, закрывая лицо руками. Увидеть человека, которого душит, разрывает на части его собственная тень, - такого она не могла себе представить и в самых страшных кошмарах, навеянных опиумом.
     Черная непроглядная тьма пауком опутала ворота. Эрилл услышала, словно со стороны, свой голос, продолжающий выкрикивать слова заклинания. Она чувствовала себя так, как будто, пробудившись от кошмарного сна, никак не могла сбросить засевший в груди беспросветный ужас.
     Сквозь хлынувшие из глаз слезы Эрилл увидела, как стая теней метнулась к воротам, где прямо на глазах рос черный крест с центром в той точке, куда она приложила каменный медальон.
     Оставив истерзанных покойников, тени взялись за стальные засовы и ручки барабанов. Медленно, словно падающее дерево, поползли в стороны створки ворот, опустился подъемный мост через ров, поднялась вверх тяжелая железная решетка. Ворота Гильеры торжественно распахнулись перед армией жестокого, не знающего пощады противника.
     Почти теряя сознание, Эрилл еще раз увидела распростертые на земле тела стражников, пляшущие над оставшимися в живых тени и содрогнулась, услышав предсмертные хрипы и победный вой. Вопль ужаса рванулся из города, все обитатели которого вмиг осознали, что кто-то предательски распахнул ворота врагу. А из-за стен все несся, нарастая и нарастая, крик жаждущей крови озверевшей толпы.

V. АКУЛЫ

     Свинцовые волны Внутреннего Моря бессильно разбивались с громовым рокотом, отступая перед непреодолимым препятствием - волноломом, перекрывающим вход в залив Варне Коув. Еще несколько месяцев назад в прибрежном городке с тем же, что и залив, названием едва ли набралась бы тысяча рыбацких хижин. Сейчас же неисчислимое количество беженцев наводнило сам городишко и его окрестности. Палатки, наскоро сколоченные хижины, телеги-фургоны - такую роскошь могли позволить себе лишь самые удачливые. Остальные устроились прямо под открытым небом и в вырытых в земле норах. Скученность людей под жарким тропическим солнцем уже давала свои результаты: над лагерем беженцев висел смрадный запах нечистот и немытых тел. Тиф косил людей быстрее, чем жара и голод. Прошел слух и о первых случаях холеры.
     С тех пор как войска Сандотнери закрыли границы своего государства для убегающих от безжалостного похода Пророка Сатаки, беженцы стали скапливаться у портовых городков и рыбацких деревушек на западном побережье Внутреннего Моря. Те, у кого были деньги, старались купить себе место на любом судне, уплывающем к противоположному берегу. Кораблей было мало, и цены на перевоз взметнулись до небес. Тем же, кто не располагал нужной суммой, оставалось только надеяться на удачу и ждать. Ждать и ждать.
     В самом поселке место под крышей, где можно было бы расстелить одеяло, стоило теперь столько, сколько еще несколько месяцев назад не дали бы за десяток лучших домов в округе. Еда и пресная вода продавались по баснословным ценам. Любой рыбак, чей баркас был крепче, чем гнилая скорлупа, мог сколотить бешеные деньги, подвозя с прибрежных островов еду или продавая пойманную рыбу, а если у него хватало смелости, то и на том, чтобы рискнуть назло всем штормам, отправиться в плавание через море к дальним берегам.
     Один из лихих ловцов удачи, капитан Стейерн, проводил запись желающих пересечь Внутреннее Море под парусами его шхуны. Расположившись в тени временного тента из парусины, он, потягивая вино из золоченой фляги, лениво улыбался униженно глядящим на него кандидатам в пассажиры.
     - Ну, кто там следующий? - осведомился он, откидываясь всем телом на жалобно скрипнувшую спинку дубового кресла.
     Помощник капитана, пересчитав золотые монеты, бросил их в стоящий на столе деревянный ящик.
     Шхуна Стейерна - "Корморант" - стояла на якоре у волнолома, искушая желающих покинуть эти берега. Только сегодня утром шхуна вошла в бухту, но ее капитан мог не сомневаться: несмотря на заломленную цену, к вечеру ее палуба и трюм будут под завязку забиты пассажирами.
     - Поторапливаемся! - предупредил колеблющихся капитан Стейерн. - Осталось всего несколько мест. Больше нормы я ни одного человека не возьму. Быстрее, а не то другие займут ваше место. Десять марок золотом. Всего десять марок за безопасное путешествие через море, прочь от этих страшных мест. Десять марок - не так уж много за жизнь и свободу!
     - Вся твоя баржа не стоит и пяти марок, - буркнул один из желающих переправиться на другой берег.
     Кулаки охранявших Стейерна матросов напряженно сжались, но капитан сохранил на лице невозмутимое выражение. Отхлебнув вина из фляги, он сказал:
     - Ну что ж, мой будущий судовладелец. Сбереги свое золото, и, может быть, если повезет, ты сможешь купить за твою цену следующее корыто, которое причалит к этому берегу. Надеюсь, это случится раньше, чем сатакийцы вывернут на изнанку твои карманы вместе с тобой. Друзья мои, не скупитесь! Десять марок - и вы в Круссине, вне досягаемости армии Черного Пророка.
     - Как же - в Круссине, - буркнул второй сомневающийся в целесообразности такого предприятия человек. - Ты посмотри на борта и снасти этой калоши. Она и на плаву-то держится только потому, что якорь сброшен за борт. Готов поручиться, что первый же шторм в открытом море разнесет ее в щепки.
     - А что прикажешь делать? - возразил тот, который спорил с капитаном о цене. - Здесь нас ждут либо голод и эпидемия, либо сатакийцы-головорезы. Тоэм проклянет Сандотнери за то, что правители страны перекрыли границы для беженцев. Они ой как недосчитаются тысяч и тысяч бойцов, когда Ортед приведет свои полчища на их земли.
     - Надеюсь, что этот безумец сообразит не высовывать носа за пределы Шапели, - пробурчал третий пассажир-неудачник. Судя по потертой форменной тунике, он был офицером городской стражи в одном из захваченных сатакийцами городов.
     Эта троица - офицер и двое избежавших смерти, но лишившихся имущества купцов - остановилась и с завистью