, неимоверно увеличившейся за короткий срок, не предоставил своим людям рисковать, делая всю опасную работу, а сам не остался в своем логове пожинать плоды их "трудов праведных"? Что, что привело его сюда? Неужели Кейн просчитался, недооценил своего нового сюзерена? Неужели Ортед решил лично взяться за рукоять Меча Сатаки? Но что тогда будет с армией Кейна, выкованной потом и кровью?
     Если Ортед решил потешить свое тщеславие и, прибыв к шапочному разбору, присвоить себе лавры покорителя Сандотнери, то где тогда соответствующая поводу помпезность, где парады и почетные караулы? Нет, Ортед прибыл без всякого предупреждения. Что-то подсказывало Кейну, что он, опытный вояка и неплохой придворный интриган, совершил какую-то ошибку, в чем-то просчитался. Сам того не желая, Кейн обнаружил, что пьет кубок за кубком, присоединяясь к каждому тосту своих офицеров.
     Послышался топот копыт, Кейн почувствовал, как напряглись стоявшие вокруг павильона часовые. Словно черная туча заслонила лучи заходящего солнца, когда на площадке у входа в павильон возник Ортед Ак-Седди в сопровождении нескольких жрецов Сатаки в их неизменных черных хламидах.
     Успевший отмыться и привести себя в порядок после дороги, Ортед появился среди пирующих во всем великолепии. Грива черных волос спускалась на его плечи, подбородок был гладко выбрит. На Пророке были надеты ставшие почти что его второй кожей черные брюки, черные сапоги и черная же шелковая рубаха без рукавов, расстегнутая до живота. На голой груди сверкал золотом большой медальон с черным перекрестием - символ Сатаки. Ортед обвел присутствующих величественным взглядом, и на миг его глаза остановились, встретившись с глазами Кейна. Черные глаза Пророка выдержали взгляд генерала, пылавший каким-то ледяным голубым пламенем.
     Ортед первым отвел глаза и шагнул вперед. Не желая провоцировать его гнев, Кейн поспешил начать бессмысленные церемониальные представления:
     - Ортед Ак-Седди, Пророк Сатаки, - громко объявил он. - Эскетра, регент Сандотнери, и генерал Ридэйз. Я полагаю, мои посыльные уже сообщили Пророку, что акт о капитуляции подписан.
     - Да, генерал, я в курсе, - не отрывая взгляда от натянуто улыбающейся ему Эскетры, кивнул Ортед.
     Когда же Кейн протянул ему экземпляр договора, он, прищурившись, деловито пробежал глазами по пунктам документа и небрежно бросил:
     - Да. Вроде бы все в порядке.
     Выполнено все было весьма эффектно, особенно если учесть (а Кейн знал об этом), что Пророк Сатаки был абсолютно неграмотным. Небрежным жестом Ортед передал пергамент одному из жрецов.
     - Мы, кажется, не обсуждали, генерал, что в круг ваших полномочий входит подписание договоров с противником, - заметил Ортед, делая прислуге знак подать ему кубок.
     - Это одно из естественных полномочий командующего вашей армией, - спокойно ответил Кейн. - Такого рода решения принимаются на месте, и вам нет смысла утруждать себя их деталями. К тому же гонять посланников в Ингольди и обратно было бы непростительной тратой времени в военных условиях. Разумеется, любые подписанные мной договоры могут считаться вступившими в силу только после их утверждения лично Пророком Сатаки.
     - Ну это-то самой собой, - буркнул Ортед. - Впрочем, генерал, вы меня убедили.
     Залпом осушив кубок с крепким бренди, Ортед заметил:
     - Ничего, ничего. Надо бы повторить. - Выпив второй кубок, он наполнил его в третий раз и сказал слуге, держащему флягу:
     - Ты, это... далеко не отходи.
     Жрецы молча взирали на происходящее. Ортед, вытерев рукавом губы, благодушно сообщил Кейну:
     - Нет, генерал, если честно, то я доволен вами. Вы и ваши люди неплохо поработали во славу Сатаки. Разбить армию Сандотнери, заставить город сдаться, и все это - при минимальных потерях с нашей стороны. Поздравляю вас, Кейн.
     - Благодарю. Служу Великому Сатаки! - отчеканил Кейн, пытаясь осмыслить угрозу, явно мелькнувшую за пьяной улыбкой Ортеда.
     - И все же, генерал, вы совершили одну ошибку, один досадный промах. - После этих слов Пророка в павильоне повисло еще большее напряжение. - Но я, по правде говоря, не склонен винить вас в этом. Вы - боевой офицер - действовали так, как считали нужным, наиболее полезным для дела.
     Мысль Кейна лихорадочно работала. "Насколько глубоко докопался этот головорез до моих тайных планов?" - думал он, одновременно примеряясь к расстоянию между клинком кинжала на своем ремне и грудью Пророка. Одно движение, и...
     - Какова же моя ошибка?
     - Могу объяснить, генерал. Вам ведь известно, что Сандотнери дважды восставал против Черного Креста. Армия этого королевства погубила бессчетные тысячи верных сынов Сатаки. Нет и не может быть мира между нами и городом неверных. За свои грехи жители Сандотнери должны рассчитаться. И рассчитаться не чем иным, как своей смертью!
     Ортед почти выкрикнул последние слова. Когда они смолкли, в воздухе осталось лишь поднявшееся до высоких нот напряженное бормотание. Неожиданно и этот гул стих.  А затем со стороны города донесся нарастающий вой. Стонали и ревели от ужаса и боли тысячи и тысячи терзаемых налетевшей на город тьмой людей.
     В глазах Пророка загорелся экстатический огонь.
     Смертный вопль города перешел в рыдания и плач. Черная смерть сбросила с себя покрывало и обнажила страшный оскал своей пасти.
     - Дьявол! - выкрикнул Ридэйз.
     Кейн давно понял, что затевает генерал армии Сандотнери, но не пошевелился, чтобы помешать ему. Остальные присутствующие были слишком поражены тем, что происходит в городе, и не замечали ничего вокруг себя.
     Выхватив из-за голенища сапога стилет, Ридэйз резким движением метнулся к расплывшемуся в блаженной улыбке Пророку, нацелив клинок ему в сердце. Кейн понимал, что такой яростный удар крепкой руки молодого, полного сил офицера пробил бы насквозь и кольчугу, окажись она под рубахой Ортеда.
     Пророк вздрогнул и чуть отшатнулся. Тонкий клинок, обломившись у основания, отлетел в дальний конец павильона.
     Ридэйз явно не верил своим глазам: ни капли крови не выступило на груди Ортеда. Пророк же не обратил на него ни малейшего внимания, даже когда жрецы, мгновенно окружив Ридэйза, взмахнули спрятанными под одеждой серыми клинками. На этот раз кровь пролилась обильно, Ридэйз, с лица которого так и не сошло удивленное выражение, рухнул на землю.
     Мгновение спустя Кейн вместе со своими офицерами встал в ощетинившееся клинками кольцо вокруг хохочущего Пророка, изображая готовность защищать его даже ценой своей жизни. Над всем этим стоял режущий уши визг Эскетры.
     Темная ночь опустилась над саванной. Там, где сатакийцы кольцом окружили город, пылало море факелов. Там же, где на фоне ночного неба должны были бы вырисовываться силуэты башен и шпилей Сандотнери, не было видно ничего. Непроглядная черная мгла скрыла город, отважившийся не смириться с властью Пророка Сатаки.
     Кейн, чьи глаза пронзали темноту не хуже, чем глаза его матери, разглядел в черной пелене вихрь танцующих кровавый танец смерти теней, бесшумно уносящихся от мертвого города в черное небо.

XV. ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

     С рассветом Кейн въехал в город мертвых. Ни один штурм, ни одна эпидемия, никакое стихийное бедствие не смогли бы так тщательно очистить Сандотнери от человеческой жизни. Кейну пришло на ум сравнение с отравляющим газом, но он слишком хорошо знал, что не только человек, а еще и сверхъестественные силы поработали здесь.
     Мертвые были повсюду. Искаженные страхом лица, вылезшие из орбит глаза, серые губы, вывалившиеся распухшие языки... Солдаты на стенах бастионов, ополченцы в резервных колоннах, женщины, старики, дети - прямо на улицах и во дворах.
     На какой-то миг ворота неземной темноты, оскалившись, распахнулись и выпустили в город нечто чудовищное, жадное до человеческой крови.
     Теперь же сатакийцы, словно могильные черви, копошились в теле Сандотнери. Солдаты обыскивали мертвых, снимая с них бесполезное против потусторонних сил оружие и доспехи, врывались в дома и выносили из них все имеющее хоть какую-то ценность. Обозные телеги трещали под тяжестью груза, широкие крестьянские спины сгибались под неподъемными мешками. С города сдирали уже остывающую мертвую плоть, превращая его в груду голых костей.
     Кейн, привычный к виду поверженных и разграбляемых городов, тем не менее был мрачен. Он направлялся на встречу с Ортедом, которого не видел с тех минут, когда закончился акт божественного - нет, дьявольского - возмездия и Пророк, прихватив с собой Эскетру, в сопровождении жрецов удалился из павильона генерала. Всю ночь шло разграбление города, и сейчас Кейн ехал по знакомым улицам туда, где, по словам солдат, находился пожелавший его видеть Пророк.
     Ночью Кейн не смыкая глаз обдумывал свои дальнейшие шаги и время от времени вызывал к себе своих самых доверенных офицеров и солдат. Пошептавшись о чем-то с генералом, те исчезали в ночи с заданиями, известными лишь им самим и ему.
     - Что-то ты сегодня невесел, генерал Кейн. - От неожиданности, услышав голос Ортеда, Кейн вздрогнул. - Похоже, вид покоренного города не очень-то вдохновляет тебя.
     - Резня была бессмысленна, - ответил Кейн. - Город сдался нам, подчинился твоей власти.
     - Сдался он, положим, тебе, Кейн, - напомнил Пророк, - а не мне.
     - Я ведь договор подписал...
     - А я на него наплевал. Что ж - дело-то, в общем, не новое. И потом, в этом нет ничего, что марало бы доброе имя генерала Кейна.
     Кейн внимательно посмотрел на Ортеда, пытаясь определить долю издевки в его словах.
     - И не надо так на меня коситься, генерал. Ты выполнил то, что от тебя требовалось, и я тобой доволен. Ты выковал Меч Сатаки и успешно закалил его в крови неверных. Пойми, Кейн: это не обычная война с ее законами чести. Это - Великий Поход Черного Креста, священная война за веру. Ты - мой меч, а у меча нет души. Так ты сам говорил мне. Твое дело - побеждать врагов Сатаки. Что делать с побежденными - решаю я, повинуясь воле Сатаки. Не лезь в отношения бога и его пророка, Кейн, занимайся своим делом.
     Ортед помолчал, а затем, указав на разоренный город, сказал:
     - Весть о страшной участи Сандотнери, государства, осмелившегося противостоять культу Сатаки, быстро обежит Южные Королевства. Все будет сформулировано предельно просто и ясно. Сандотнери посмел восстать против Сатаки - Сандотнери больше нет. Думаю, эта короткая мысль хорошо засядет в головах правителей и сослужит тебе добрую службу, когда ты поведешь войска Сатаки против остальных королевств.
     - Я не сомневаюсь, что столь красноречивое предупреждение будет правильно понято их правителями, - сказал Кейн, глядя прямо в глаза Ортеду.
     - Вот и отлично, - без тени юмора произнес Пророк. - Я же полагаю, что ближайшим препятствием на моем пути является королевство Рипстенари.
     - Когда оно падет, я думаю, многие Южные Королевства без сопротивления принесут присягу на верность Пророку Черного Бога, - согласился Кейн.
     - Так вот и сделай так, чтобы Рипстенари пало, и как можно скорее! - кровожадно потребовал Ортед. - Генерал Кейн, ваши обязанности вам ясны?
     - Абсолютно ясны! - четко произнес Кейн, кивая головой и щелкая каблуками.

XVI. СЛОМАННЫЙ МЕЧ

     Мертвый человек, лежащий в траве, издал какой-то хрип, когда ему в ногу вцепилась бродячая собака.
     Пес удивился. Он уже неделю обжирался человечиной, и до сих пор ни один из покойников не протестовал против этого. Прижав уши, он ждал, что будет дальше.
     Звук повторился, даже несколько громче. Пес, словно вступая в поединок, сильнее сжал челюсти.
     На этот раз покойник (или все же живой человек?) завыл, словно раненый буйвол, а его тело непроизвольно напряглось и резко дернулось.
     На крик ответил чей-то голос с наезженной неподалеку колеи. Кто-то, уже несомненно живой, стал приближаться к этому месту. Решив поискать менее беспокойную и привлекающую к себе внимание добычу, собака поспешила скрыться в высокой густой траве.
     К оставленному псом человеку медленно и осторожно приближалась с кинжалом в руке худенькая девушка. Ее клинок сверкал, отражая последние алые лучи заходящего солнца.
     - Ну что там, Эрилл? - Крик донесся с остановившейся в колее телеги.
     - Какой-то человек, Боури, - ответила девушка. - Кажется, живой.
     Старшая женщина, схватив топор, бросилась к ней:
     - Не трогай его! Не подходи близко!
     Лишь изодранная, перепачканная туника прикрывала незнакомца от солнца. Множество давних шрамов и свежих синяков и ссадин покрывали его тело. Мучили его и солнечные ожоги.
     Издав какой-то нечленораздельный звук, человек дернулся и на полпяди переместился в сторону источника. След в примятой траве свидетельствовал о том, что он, несмотря на все свои раны, смог проползти немалое расстояние. Силы его истощились в нескольких шагах от воды. Жажда и солнце почти добили его.
     Боури прокашлялась и сказала:
     - Это один из солдат - жертв большого сражения.
     - Наш или их? - спросила Эрилл.
     - Какая разница. Этот парень все равно не жилец. Добить его, чтоб не мучился, - и дело с концом. Топор Боури поднялся в воздух.
     - Нет! Подожди! - запротестовала Эрилл. - Не похоже, чтобы он был тяжело ранен. Может быть, вода - главное, что ему нужно, и он сумеет выкарабкаться.
     Чтобы встать на ноги, одной водой ему не обойтись. Эй, да ты что надумала?
     Девушка нагнулась над раненым и сказала:
     - Боури, помоги. Давай сюда руку. Дотащим его до воды. Достаточно смертей. Насмотрелись уже.
     - Тем более - одним покойником больше, одним меньше - уже не принципиально, - ворчала Боури. - Ладно, давай помогу. Эх, да как ты тащишь! Учи вас, молодых.
     Взяв раненого поудобнее, женщины потащили его к источнику. Боури продолжала бормотать:
     - Ну и дела. Даже если он очухается, вряд ли ему захочется жить. Ты только посмотри: у него половина рожи сожжена.
     - Хватит болтать, Боури. Тащи давай.
     С немалым трудом они дотащили крепко сложенного мужчину до телеги. Несколько дней назад их фургон входил в состав двигавшейся на юг орды сатакийцев. Не то чтобы обе женщины ревностно относились к распространению с помощью огня и меча культа Сатаки во всем мире, но остаться в Ингольди означало навлечь на себя подозрение в нестойкости веры - со всеми вытекающими из этого весьма неприятными последствиями. Захромавшая по пути обратно на север лошадь замедлила скорость нагруженной добычей телеги. Отстав от основного каравана, Боури и Эрилл медленно, не торопясь, направлялись в Ингольди, потому что больше деваться было некуда. Бежать на юг? Такая мысль посещала Эрилл. Но теперь, после падения Сандотнери, Меч Сатаки пронесется по Южным Королевствам, безжалостно разя любого ослушника. Такой побег был бы равносилен самоубийству. Не видя другого выхода, она вместе со старой подругой направлялась к джунглям Шапели.
     Подтащив вновь потерявшего сознание мужчину к воде, они заставили его сделать несколько глотков и, сняв с него тунику, стали смывать грязь с израненного тела. Боури, присмотревшись, заметила:
     - Рана на лице не новая, это уже затянувшийся шрам. Ожог.
     - По-моему, он не очень тяжело ранен, - с надеждой сказала Эрилл. - Жажда и солнце - вот что довело его до полусмерти.
     - Он весь горит. Это либо лихорадка, либо заражение крови. И то и другое не радует.
     - Да, а ведь раны-то неглубокие. Ссадины и царапины, - сказала Эрилл. - Вот только эти страшные синяки...
     - Следы тяжелых ударов... Похоже, этот парень сражался в доспехах. Стальную пластину режущим или колющим клинком не пробьешь. Вот они и лупят друг друга топорами да палицами.
     Женщины присмотрелись к отмытому лицу незнакомца. Если бы не уродливый шрам от ожога, оно было бы даже по-мужски красиво.
     - Эрилл... - негромко окликнула девушку ее старшая подруга. - Ты... ты догадалась, кто это?
     - Да.
     - Джарво?
     - Я поняла это, как только увидела шрам на лице. Кейн хорошо описал, кого искать. Боури облизнула губы:
     - За него назначена неплохая награда. За живого или мертвого.
     - Нужно сделать все, чтобы сохранить ему жизнь, - прошептала Эрилл.
     - Сумма вознаграждения от этого не изменится.
     - Я собираюсь выходить его не ради денег.
     - А ради чего же? - Боури никак не могла уловить юмор такой шутки.
     - Мы спрячем его, поставим на ноги...
     - Да ты с ума сошла!
     - Вовсе нет. - Лицо Эрилл было так же холодно, как ее голос. - Один раз сатакийцы использовали меня. Теперь пришел мой черед. Я должна спасти меч, который может остановить Черный Поход.
     - Эрилл! - замахала руками Боури. - Эрилл, что ты задумала!

XVII. ВРЕМЯ НОВЫХ ДЕТСКИХ ИГР

     - Нучи! Нучи! Нучи!
     Услышав детские крики, Джарво резко обернулся. Дети всего лишь играли, и он, вздохнув с облегчением, все же беспокойно огляделся - не видел ли кто-нибудь его испуга.
     - Нучи! - вновь раздался хор голосов, за которым последовали смех и веселое улюлюканье.
     Нучи. Джарво знал, что он - инучири, или, как произносили это мудреное книжное слово простые люди, нучи. Здесь, в этой части мира, люди делились лишь на две категории: верные последователи Сатаки и инучири, что дословно означало "неверный", "предатель истинной веры". Там, куда простиралась тень Черного Креста, выбора не оставалось. Для инучири была единственная перспектива - смерть.
     Джарво замер, заметив на противоположной стороне улицы двух стражников в алых куртках с черным крестом на груди - гвардейцев Пророка, бездушных фанатиков-головорезов. Что они здесь делают? Просто патрулируют улицы или присматриваются к нему?
     Они вполне могли заинтересоваться, почему крик "Нучи!" так взволновал его. Изображая невинное любопытство, Джарво развернулся, чтобы посмотреть на веселящихся детей. Боковым зрением он заметил, как воины Сатаки, перейдя улицу, неспешно направились в его сторону. В течение какого-то мгновения Джарво прикидывал, не свернуть ли ему в переулок. Но, во-первых, такое поведение укрепило бы стражников в их подозрениях, а во-вторых, переулок оканчивался тупиком и бежать из него было некуда.
     Оставалось одно: бывший главнокомандующий сделал вид, что увлечен игрой детей.
     Оказалось, что там у стены они установили наклонный крест из двух старых досок. А на нем, распятая на неумело вбитых в ее руки и ноги гвоздях, висела девочка лет шести. Сплошь покрытое синяками лицо несчастной было застывшей гримасой боли.
     - Нучи! Нучи! - кричали остальные дети и швыряли в нее грязью и камнями.
     Каждое попадание отзывалось острой болью в истерзанном, чуть живом тельце.
     - Нучи! Нучи! Нучи!
     Джарво шагнул к подворотне, но тут на его плечо легла чья-то рука. Стражники! Пораженный противоестественно жестоким зрелищем, Джарво на миг забыл об их существовании.
     - Все в порядке, приятель, - оскалился в улыбке один из них. - Это, скорее всего, действительно отродье нучи. Мы тут вчера арестовали одну семейку. Взрослых-то всех повязали, а мелкие ублюдки как бросились врассыпную - поди поймай их. Ничего, соседи-то знают, кто есть кто в квартале. Вот ребятишки и решили помочь нам. А что - пусть привыкают ко взрослой работе.
     - Точно, - согласился второй стражник. - Дети быстро схватывают то, чему их учишь. Вот и эти не просто отловили ее и забили насмерть. Нет, они устроили свой суд, а затем казнили неверную по всей форме.
     - Мы тут с утра стоим. Кое-что им подсказали, а остальное они сами сообразили. Только вот некоторые прохожие пугаются. Нервные, вроде тебя. Но ты не переживай. Все идет честь честью. Эта девчонка - отродье нучи. А яблоко от яблони, сам понимаешь...
     Джарво криво улыбнулся, надеясь, что шрам на лице скроет неискренность этой гримасы. Стражники могли очень заинтересоваться человеком, проявившим такое участие в судьбе распятого ребенка какого-то нучи. Подозрительных обыскивали и волокли на допрос. В сапоге у Джарво был спрятал кинжал - серьезное преступление в городе, жителям которого, ради сохранения общественного порядка, и