тенами храма их поджидал невидимый охотник.
   - Нам нужно больше огня, - решил Кейн. В пляшущем свете костра были видны
все ветки и обломки крошащегося дерева - их оказалось совсем мало.  И  когда
они сгорят...
   - Может, освещая дорогу факелом, мы смогли  бы  собрать  снаружи  немного
хвороста? - предложил Левардос. Ему не хотелось  думать  о  смерти,  которая
ждала там, куда не доставал свет.
   Кейн подумал о том же: Он поручил костер заботам Левардоса  и  отошел  за
факелом,  брошенным  у  алтаря.  Наклонился   над   ним...   и   нахмурился.
Оказывается, факел вовсе не сгорел. Кто-то затоптал его. Кейн поднял факел и
задумался. В эти критические минуты он и думать забыл о Сетеоль.  Теперь  ее
исчезновение представилось ему в новом свете.
   - Кейн! У тебя над головой!
   Кейн метнулся в сторону. Лунный свет уже не стекал вниз через отверстие в
крыше. Светлый круг исчез, когда извивающаяся тень  проползла  над  дырой  в
крыше.
   Отважившись взглянуть наверх, Кейн увидел только тьму  -  плывущую  тьму,
которая заслонила звезды. Тень уже вилась над алтарем. Она скользила слишком
быстро.
   Можно было различить лишь неясные очертания. Ощущение зла накатило на них
сокрушительной волной.
   - Оно не издает ни звука! - вскрикнул Левардос, когда  Кейн  подскочил  к
огню. - А размеры! И как разрушенные стены могут выдерживать  тяжесть  такой
огромной твари?
   - Тварь ничего не весит. Она вообще не  материальна  в  нашем  понимании,
буркнул Кейн, разглядев наконец преследователя. -  Это  нечто  вроде  демона
первичная, элементарная форма хаоса, сотворенная из тьмы. Тьма  наделяет  ее
субстанцией, а свет уничтожает ее тело, показывая лишь тень  ее  враждебного
духа. Лунный свет на нее не действует. Он не настоящий. Должно быть, она шла
по нашему следу, ждала, пока наступит ночь и погаснет огонь. Если только  мы
сможем поддерживать костер до рассвета - ей нас  не  достать.  Из-за  алтаря
раздался смех.
   - Будете жечь камни? - издевательски спросил чей-то голос.  -  Ваш  огонь
светит не так уж ярко. Скоро вам придется  отправиться  во  влажный  лес  за
хворостом. А если факел  погаснет?  Отыщете  какую-нибудь  истлевшую  ветку,
чтобы освещать себе путь? Между прочим, звезды говорят, что перед  рассветом
будет дождь!
   Грузная фигура Эбероса  показалась  в  оконном  проеме  у  дальней  стены
святилища. Сетеоль безвольно свисала  с  его  плеча.  Запястья  у  нее  были
связаны, во рту - кляп.
   Глаза Кейна полыхнули недобрым пламенем. Он сделал шаг к  алтарю.  Стилет
сверкнул в руке Эбероса.
   - Стой, где стоишь! - скомандовал он. - Иначе я  перережу  ее  прелестную
шейку - и конец. Ты и полшага не успеешь сделать. Хочешь побегать за мной  в
темноте?
   Видя, что Кейн остановился, ученик алхимика язвительно рассмеялся:
   - Значит, ты понял, какой демон охотится за тобой, Кейн? Ты  ведь  у  нас
умный,  верно?  Может,  догадываешься,  кто  его  вызвал,  кто   велел   ему
выслеживать, убивать? Уж  наверняка  не  неотесанный  Эберос,  прислужник  и
мальчик на побегушках у Даматиста! - Его  голос  делался  все  визгливее.  -
Думаешь, я лизал подошвы этого тирана  и  корыстолюбца  все  эти  годы...  и
ничему не научился? Кончились времена, когда я исполнял  все  приказы  этого
сукиного сына. Все эти годы я планировал  побег  и  терпеливо  оказывал  ему
всякие дурацкие услуги. А теперь, когда мои планы вот-вот осуществятся, я не
могу позволить, чтобы кража статуэтки подорвала доверие, которое старый осел
питает к своему верному ученику...
   Эберос захихикал и крепче сжал сползающее тело девушки. Кейн увидел кровь
на ее волосах. Сетеоль начала приходить в себя. Она застонала сквозь кляп, -
Я шел по вашим следам. - Эберос оскалил зубы в  усмешке.  -  Шел  по  следам
моего маленького звереныша! Пока вы играли с ним в темноте,  я  проскользнул
сюда, чтобы забрать статуэтку. Кажется, твои люди уже не  стоят  на  страже,
а?..
   Статуэтку я не нашел, но подумал, может, юная леди поведает мне,  где  ты
ее спрятал. Я знаю, ты вместе с этим  сумасшедшим  поэтом  собирался  что-то
сделать с ней сегодня ночью... Послушай меня, Кейн, я  тебе  кое-что  скажу.
Отдай мне статуэтку, а если она не при тебе, скажи, где спрятана.  Я  заберу
ее и уйду. Я отошлю демона обратно в царство хаоса,  из  которого  я  вызвал
его.
   - А где гарантия, что  ты  сдержишь  обещание?  -  поинтересовался  Кейн,
взвешивая, насколько велики его шансы точно  метнуть  нож.  Расстояние  было
большим, кроме того, Эберос держал девушку перед собой как щит. Огонь  снова
начал угасать,  -  Знаешь,  я  думаю,  что  тебе  придется  довольствоваться
исключительно моим словом, - захихикал алхимик. - Что это стучит по крыше...
уж не дождь ли?
   Подул легкий ветерок. Кейн ответил Эберосу ругательством и шагнул вперед.
   Эберос поднес стилет к напрягшейся шее девушки.
   - Еще один шаг, и я вырежу ей новый ротик. Вряд ли вам с Опиросом хочется
увидеть эту даму мертвой...
   Кейн понял, что в тусклом свете Эберос принял  Левардоса  за  поэта.  Его
помощник, присевший на корточки у костра,  был  для  ученика  алхимика  лишь
худой светловолосой фигурой - как Опирос.
   - Отчего меня должно волновать, что ты сделаешь  с  девушкой?  -  спросил
Кейн - Она ничего не значит для нас.
   - Ничего? Может, твой друг-виршеплет изменит мнение, когда увидит, что  я
не блефую. К тому же смерть ее не будет быстрой!
   Пламя угасало Левардос подбросил в  костер  остатки  собранной  древесины
Влажное гнилое дерево едва не затушило огонь.
   - Возьми девушку как заложницу, уйди и отзови демона, - предложил  Кейн-Я
отдам тебе статуэтку завтра и, даю слово, не стану мстить.
   В ответ раздался смех.
   - Занервничал, Кейн? А ты ведь даже не видел, что приключилось  с  твоими
друзьями. А я видел! Нет, Кейн, сегодня не ты диктуешь условия. Принимай мое
предложение - или ты умрешь!
   - У меня нет оснований доверять тебе, - буркнул Кейн.
   Огонь никак не мог сожрать промокшие сучья.
   - Ну так я покажу тебе, что мне можно верить и что я выполню свою угрозу.
   Статуэтку, и быстро, иначе девушка попробует ножа! Ты увидишь, как ей это
понравится.
   Эберос втолкнул все еще ничего  не  понимающую  Сетеоль  в  круг  лунного
света, который падал через одно из узких высоких окон. Проем  был  ненамного
шире бойницы, но луна ясно осветила  бледное  лицо  Сетеоль.  Стоило  только
спровоцировать алхимика - и он запросто перерезал бы ей горло и  моментально
сбежал бы через дыру в стене, находившуюся в метре от окна.
   - Гляди! - приказал он. Прижимая девушку к себе, другой рукой он  очертил
полукруг и потянул острием стилета  ткань  ее  блузки,  украшенной  бисером.
Материя лопнула, обнажив  напрягшиеся  груди.  Скаля  зубы,  Эберос  вырезал
тонкие полумесяцы на белых холмиках трепетной плоти. Кровь струйками потекла
по ребрам и животу Сетеоль.
   Девушка заскулила сквозь кляп. Боль окончательно привела ее в сознание.
   Когда ученик алхимика поднес  острие,  чтобы  сделать  очередной  надрез,
девушка очаровательной ножкой в сапоге для  верховой  езды  ударила  ему  по
голени.
   Сапоги ее были со  шпорами  -  изысканными,  для  дам,  и  тем  не  менее
увенчанными острыми шипами. Эти-то шипы и воткнулись в ногу Эбероса,  словно
когтями разорвав податливую плоть.
   Взвыв от боли,  Эберос  отшвырнул  девушку  к  стене.  Сетеоль  ударилась
головой о край окна и без чувств сползла вниз.
   Кровь  темными  сгустками  хлестала  из  разодранной  ноги  Эбероса.   Он
подскочил к Сетеоль, занеся стилет для смертельного удара.
   В лунном свете задрожала тень. Нечто темное и едва различимое  скользнуло
к окну. Кейну тень показалась  большим  черным  котом,  запустившим  лапу  в
крысиную нору, чтобы схватить свою жертву.
   Эберос  заорал  нечеловеческим  голосом,  когда  что-то  вроде   щупальца
ударилось о его грудь,  оторвало  его  от  пола  и  утянуло  в  ночную  тьму
Наверняка демон не собирался причинять вред своему  хозяину.  Видимо,  запах
крови, близость девушки, резкое движение Эбероса - все вместе сбило с  толку
разъяренное чудовище, ожидающее во тьме. Демон в мгновение ока выпотрошил  и
Эбероса, отшвырнул в сторону то, что осталось от ученика алхимика..
   Сетеоль пришла в себя, приглушенно вскрикнула и, спотыкаясь  на  дрожащих
ногах, отодвинулась от залитого кровью окна. Кейн  подхватил  девушку,  снял
путы, и она присела на корточки у огня, крепко ругаясь в  промежутках  между
глубокими вдохами. Кровь все еще сочилась по ее ребрам,  но  раны  оказались
неглубокими. К тому же она почти не чувствовала боли, потрясенная  увиденным
минуту назад.
   А главное, душная атмосфера страха растаяла, исчезла со  смертью  ученика
алхимика.
   - Что... что случилось? - выдохнул Левардос, решившись прервать отчаянные
усилия разжечь пламя. Огонь дрожал и стрелял искрами, но все  же  разгорелся
теперь поярче.
   - Думаю, тварь ушла,  -  предположил  Кейн.  -  Эберос  вызвал  демона  и
приказал ему выслеживать нас. Смерть хозяина освободила чудовище - позволила
тому вернуться в безымянное царство хаоса.
   - Думаешь, тварь ушла? - Левардос подозрительно вглядывался во тьму.
   - Иначе мы бы видели ее... Разве ты видишь извивающуюся  тень?  Разве  ты
чувствуешь запах страха, который исходит от этого демона?
   Помощник Кейна медленно покачал головой,  потом  посмотрел  на  дымящийся
костер. Поленья прогнившего дерева догорали.
   - Скоро мы все узнаем, -  сказал  он.  Кейн  вытащил  остатки  факела  из
костра.
   Смола на его конце все еще кипела.
   - Поищу дров для костра снаружи, - бросил он,  направляясь  с  факелом  к
выходу.
   Несмотря на  уверенность  в  том,  что  демон  их  оставил,  мышцы  Кейна
натянулись как канаты, когда он ступил в темную  чащу  леса,  поднимающегося
над руинами. Капли дождя, разбивающиеся о листву, потушили факел. Но никакой
невидимый демон не настиг Кейна, никакая тень не таилась за кругом света.
   Стараясь не думать о столь неприятных вещах, Кейн озирался по сторонам  в
поисках сухих веток. Выйдя из укрытого пеленой  измороси  леса,  дотянул  за
собой небольшое высохшее деревце.
   - Демон ушел, - сообщил Кейн. Он бросил  на  землю  дерево,  потом  хотел
отложить  догоревший  факел  -  но  ему  пришлось  свободной  рукой  разжать
собственные пальцы, судорожно стиснутые на древке факела.
   Всю ночь они палили костер - три  мрачных  и  уставших  человека  посреди
разрушенного святилища. Капли дождя шуршали вокруг них. Вода с крыши сбегала
через бессчетные дыры, туман окутывал их склоненные над  огнем  фигуры.  Они
ждали света дня, ждали возвращения поэта. Из-за тени страха, коснувшейся  их
в эту ночь, вызов музы Тьмы казался далеким  и  нереальным.  Сам  Повелитель
Бездны посетил эти руины. Теперь они ждали, погруженные каждый в свои мысли.
   Бледный  рассвет  занялся  над  алтарем,  когда   Кейн   вырвал   их   из
полудремотного состояния громким возгласом:
   - Глядите! - показал он в направлении ясно очерченного в воздухе круга.
   Столб переливающегося тумана собрался на камнях, обрызганных  прозрачными
каплями дождя. Но это не был ни дождь, ни блеск восходящего солнца. Туманные
протуберанцы замедляли вращение, делались более плотными, сливались воедино.
   Наконец они исчезли.
   На отполированных, блестящих от дождя каменных плитах лежал мужчина.
   Казалось, он  был  погружен  в  глубокий  сон.  Рядом  покоилась  фигурка
обнаженной  женщины,  вырезанная  из  черного  оникса.  Ее  улыбка   обещала
неведомые чудеса, загадочный взгляд лучился жестокостью.
   - Опирос! - воскликнула Сетеоль, подбегая к  нему.  Она  коснулась  плеча
поэта.
   Глаза Опироса открылись. Он дернулся,  страх  исказил  его  лицо.  Взгляд
бегающих глаз был совершенно бессмысленным.
   - Опирос... - голос Кейна дрогнул. Пустые  глаза  поэта  глядели  куда-то
мимо Кейна. Опирос открыл рот, словно собираясь крикнуть,  но  с  искаженных
губ сорвался лишь возглас непреодолимого ужаса. Он застонал, а  потом  начал
рыдать, как безумный.
   Когда его попытались поднять, он вырвался и забился, скуля от  страха,  в
темный угол святилища. Там он с поразительным проворством заполз  на  животе
под груду камней. Вытащить его оттуда оказалось чрезвычайно трудно...

Глава 5

ЗЛОВЕЩАЯ ТАЙНА ЕЕ УЛЫБКИ

   Они принесли Опироса обратно в Энсельес в его особняк.  Несколько  недель
лежал он в закрытой комнате. Выхаживала его одна  Сетеоль  -  ужасающий  вой
поэта распугал всю прислугу. Казалось, лишь чувство долга удерживает девушку
рядом с главным виновником всех  бед.  Поэт  мог  заснуть  только  благодаря
наркотикам, которые оставил ему Кейн. День шел за днем, а Опирос все лежал в
постели, сотрясаемый конвульсиями и приступами рыданий. Иногда  он  бормотал
какие-то слова и обрывки фраз на странном, ни на что не похожем языке - если
это вообще был язык. Кейн как-то раз внимательно вслушался в эти  отрывочные
слоги и, видимо, что-то понял, потому что вышел из  комнаты,  содрогаясь  от
ужаса.
   Кто-нибудь другой, наверное, до конца своих дней пребывал бы в  состоянии
помешательства. Может, сознание Опироса  было  более  устойчивым,  а  может,
частые воображаемые путешествия в страну мрака закалили его до  определенной
степени и подготовили ко встрече с ужасом, который  необратимо  разрушил  бы
душу любого другого человека. И хотя часть сознания поэта находилась  еще  в
душных объятиях безумия, Опирос понемногу начал приходить в себя.
   В наркотических снах его все еще терзали кошмары, но в минуты пробуждения
он уже вел себя спокойно, мог самостоятельно есть и обслуживать себя.  Через
несколько месяцев он начал молча  бродить  по  своему  дворцу,  перелистывая
книги.
   Он брал вещи, и будто воспоминания, отодвинутые далеко в глубь  сознания,
постепенно поднимались на поверхность. Так путешественник возвращается через
много лет из дальних странствий и заходит в дом, где прошло его  детство;  в
дом, который помнит, но очень смутно; в дом, ожидавший  его  и  не  тронутый
временем, минувшим с тех нор, как путешественник в последний раз держал свои
игрушки в руках. В  конце  концов  Опирос  заговорил,  неуверенно  произнося
слова, будто пользовался чужим или позабытым языком. Проходили недели, и его
неразборчивое бормотание превратилось в  старательно  выстроенные  фразы,  а
потом  в  нормальную  речь.  Он  решился  выйти   на   улицы   Энсельеса   и
приветствовать своих давних знакомых, которые с затаенной тревогой заметили,
насколько последний нервный  надлом  состарил  поэта.  После  многомесячного
возвращения к, жизни Опирос снова занялся делами,  взял  в  руки  управление
хозяйством, причем с большим энтузиазмом, чем когда-либо.
   Но писать он начал намного раньше. Кейн увиделся с Опиросом как-то ночью,
когда поэт нанес неожиданный визит в новую обитель Кейна. Теперь  Кейн  реже
встречался с другом,  поскольку  Опирос,  выздоровев,  запирался  на  долгие
ночные часы в своем кабинете, втайне работая над своими поэмами. Он  уже  не
приходил к Кейну со стихотворными отрывками и  полуоформившимися  замыслами.
Не было долгих ночных бесед и споров. Теперь  Опирос  писал  в  одиночестве,
Кейн надеялся, что никакая скрытая болезнь не подтачивает душу поэта. Опирос
не выражал сожаления по поводу мучительного эксперимента, он вообще об  этом
никогда не говорил. И в глазах поэта Кейн не мог  прочитать  никаких  тайных
мыслей.
   - Я закончил "Вихри ночи", - с усталой  усмешкой  объявил  Опирос  Кейну.
Кейн тепло поздравил друга. - Ты доволен ими? Опирос  задумался,  пока  Кейн
наливал ему вина.
   - Да, пожалуй. Мое путешествие с музой Тьмы  оказалось  не  напрасным.  Я
обрел вдохновение, которое искал, хотя за это пришлось заплатить сполна.
   - Так, значит, "Вихри ночи" - это та самая совершенная поэма,  о  которой
ты мне когда-то говорил?
   Опирос понюхал содержимое бокала, перед тем как сделать глоток.
   - Думаю, да.
   - Был бы очень рад прочитать. Ты принес ее?
   Опирос отрицательно покачал головой.
   - Нет, она надежно  спрятана.  Прости  мое  тщеславие,  Кейн,  но  это  -
творение мастера. Я отдал  ему  свою  жизнь,  свою  душу.  Хочу,  чтобы  она
прозвучала не между делом, не случайно, понимаешь?
   Кейн кивнул, внимательно приглядываясь к приятелю.
   - Официальное чтение состоится через неделю или около того, как только  я
разошлю приглашения  всем,  кого  хочу  пригласить,  подготовлю  зал  и  все
остальное.
   Я не хочу, чтобы это было еще одно публичное чтение, где  болваны  лениво
шатаются туда-сюда, где разносят  еду  и  напитки...  Это  будет  прием  при
закрытых  дверях  -  около  сотни  гостей:   коллеги   по   перу,   критики,
аристократия, которая посещает мероприятия подобного рода. Конечно, с  этими
сплетничающими и злословящими дилетантами приходится непросто,  но  когда  я
прочитаю свою совершенную поэму - я покорю умы всех присутствующих.
   - Буду ждать приглашения.
   - У меня было искушение тебе первому  показать  поэму.  -  Опирос  нервно
усмехнулся. - Это нечто совершенно иное по сравнению с моими прежними вещами
там есть мысли, которые не приходили в голову ни одному писателю. Ну  вот...
я  закончил  и  жду.  Или  меня  прославят  как  гения,  или   высмеют   как
претенциозного дурака...
   - За "Вихри ночи" и их автора, - произнес тост Кейн, поднимая бокал.
   - За музу Тьмы, - отозвался Опирос.
   Кейну не  пришлось  присутствовать  при  прочтении  "Вихрей  ночи",  хотя
объявленное поэтом представление важнейшего  труда  своей  жизни  почти  год
вызывало огромный интерес и обсуждалось по всей стране.  В  ту  ночь,  когда
должна была прозвучать поэма, Халброс-Серранта потребовал, чтобы Кейн явился
к нему на тайную аудиенцию.
   Кейн не мог отказать честолюбивому повелителю Энсельеса,  который  мечтал
создать сильную империю из маленьких государств  Северного  континента.  Эти
планы были Кейну небезразличны.
   Итак, Кейн был вынужден пропустить чтение "Вихрей ночи"
   Впоследствии он часто думал об этом с сожалением. И хотя  он  никогда  не
слышал величайшего творения Опироса - поэта-безумца, но тем не менее он знал
его друг обрел подлинное вдохновение в объятиях музы Тьмы. Опирос и в  самом
деле создал творение, достойное Гения Мрака, ибо когда Кейн  покинул  дворец
Халброса-Серранты, первые вселяющие  ужас  вести  уже  облетели  город  Люди
говорили о том, что увидели перепуганные стражники, когда взломали  закрытые
двери, ведущие в полный мертвецов зал, снятый Опиросом на эту ночь.

ПОСЛЕДНИЙ ИЗ РОДА

Глава 1

ОДИН НА ОДИН С ВЕТРОМ НОЧИ

   Солнце,  угрюмый  багровый  диск,  медленно  погружалось  в   однообразие
каменистой  пустыни,  бессчетными  милями  тянувшейся  у  него  за   спиной.
Бессчетными и, вероятно, нехожеными - разве что копыта его коня оставили  на
них след.
   Безжизненная равнина всосала последние капли тепла  задолго  до  сумерек,
так что теперь в свой предсмертный час солнце грело не больше, чем луна, как
раз показавшаяся над горизонтом. Ее набухающий красным светом диск -  словно
в  насмешку  над  умирающим  солнцем  -  упрямо  лез  вверх,   наглый,   как
нетерпеливый наследник, который в  хищной  алчности  вышагивает  взад-вперед
подле смертного одра своего благодетеля. На какое-то время в  безграничности
сгущающейся тьмы над кромкой мира повисли два  одинаково  кровавых  светила,
одно против другого, так что Кейн усмехнулся про себя: уж не оказался ли  он
в конце концов в неком сумеречном краю, где два древних солнца  вечно  тлеют
между мертвой землей и безжизненным небом. Было нечто потустороннее  в  этой
холодной заброшенной равнине, где каждый камень серой  тенью  окружала  аура
таинственности и неразгаданности.
   Покидая Керсальтиаль, Кейн не преследовал никакой иной  цели,  кроме  как
убраться подальше от этого города. Злые языки утверждали, что  Кейна  увезли
насильно; что некий колдун, завидуя его немеркнущей  славе  и  встревоженный
тем, как высоко подня