ки, а ближе к вечеру пошел навестить Тирсу.
Он  обошел  рынок  по  краю и вошел в  переулок  -  узкий  и
короткий,  всего  в несколько домов. Когда он  спросил,  как
-  )b(  Тирсу,  ему сразу указали маленький  домик  в  конце
переулка   -  видимо,  к  предсказательнице  часто  заходили
незнакомые люди.
      Он поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Внутри что-
то    стукнуло,   заскрипела   отодвигаемая    щеколда,    в
распахнувшуюся  дверь выглянула Тирса. Она  была  одета  как
обычная  горожанка,  длинные волосы  предсказательницы  были
замотаны в рыхлый пучок на затылке.
      -  Эрвин?  - Она дружелюбно улыбнулась, отчего  на  ее
круглых  щеках появились две ямочки. - Я была почти уверена,
что ты придешь.
     - Я пришел, - сказал он.
     - Входи. - Она посторонилась, пропуская его в маленькую
прихожую, задвинула щеколду. - Проходи сюда, в эту дверь.
      Дверь  привела  его  из прихожей в небольшую  комнату,
занимавшую около двух третей домика Тирсы. Оставшуюся  треть
занимал  угол, отгороженный дощатой переборкой для кладовки,
туда  вел  занавешенный  дверной проем.  Пространство  между
кладовкой  и  противоположной стеной было задернуто  плотной
занавеской  от  пола  до потолка, там, наверное,  находилась
кровать. В комнате стояли комод со множеством ящичков, стол,
пара  стульев  и  удобный диванчик - все  небольшое,  словно
игрушечное. Слева от входа размещалась печка с приколоченным
к  полу  листом  железа перед ней. В летнее время  печка  не
топилась,  и Тирса стряпала еду на стоявшей рядом  трехногой
железной  печурке. Там сейчас горел огонь, а  сверху  стояла
кастрюлька с готовящимся ужином.
     Здесь было сухо и чисто, пахло деревом и травами. Эрвин
принюхался,  пытаясь  определить, какими  именно,  но  смесь
оказалась  слишком  сложной,  чтобы  распознать  в  ней  все
компоненты  сразу.  Видимо,  Тирса  занималась   не   только
предсказанием  будущего, но и другими видами  колдовства,  в
которых требовались травы.
      - Садись сюда. - Она указала ему на диванчик. - Сейчас
я закончу с ужином.
     Она начала возиться у печурки, а Эрвин продолжил осмотр
ее  жилища.  На  стенах  висели  какие-то  поделки,  с  виду
казавшиеся амулетами, но на них не оказалось никакой  магии.
Вероятно, они использовались для украшения жилища.
     Эрвину было известно, что люди украшают свои жилища, но
в  академии  это было не принято, хотя и не возбранялось.  У
них с Гинсом в комнате стояли только две кровати, на которых
они  спали,  а  вся  остальная жизнь учеников  проходила  за
пределами  их  комнат.  Он знал, как  резко  может  изменить
атмосферу  помещения одна-единственная внесенная туда  вещь,
даже очень маленькая. Наполнять пространство вещами означало
воздействовать   на  него,  менять  по  своему   усмотрению,
подстраивать под себя, а ученики, напротив, сами должны были
подстраиваться  под  академию.  Наполнять  академию   своими
вещами было не правильным действием.
      Здесь наполнение вещами было правильным действием. Оно
создавало  ощущение  присутствия  хозяйки,  обеспечивало  ее
укоренение в этом мире и в этом домике. Если бы даже  ее  не
было дома, эта комната рассказала бы о ней многое. Например,
mb   пухлая вазочка на комоде и торчащая оттуда пара метелок
тростника или этот тщательно сплетенный из соломы  амулет  с
зеленой вышивкой...
     Тирса поставила перед ним мисочку, еще одну - напротив.
Затем  она  принесла  кастрюльку  и,  помогая  себе  ложкой,
разлила  по мискам жидкую молочную кашу. Поставив кастрюльку
на кухонный столик у стены, она вернулась с двумя ложками  и
подала одну Эрвину.
       -  Сначала  поужинаем,  -  сказала  она,  -  а  потом
поговорим.
      На печурке тем временем закипел жестяной чайник. Тирса
снова  отошла  к  плите,  и вскоре  оттуда  потянуло  пряным
запахом заваренных трав. Эрвин снова принюхался - травы  для
успокоения, для ясности мысли, для задушевной беседы...  да,
хозяйка знала в них толк.
      Она  поставила на стол две чашечки с густым настоем  и
блюдце,   на   котором  горкой  лежали   маленькие,   изящно
вырезанные лепешечки с маком. Да, ей нравилось все маленькое
и изящное.
      Эрвин  взял одну из чашечек и отпил небольшой  глоток.
Расслабился,  позволяя  настою  войти  в  себя   и   оказать
действие. Тирса взяла другую чашку и тоже отпила немного.
     - Как ты устроился здесь? - спросила она.
      -  Ничего,  нормально, - ответил Эрвин. - В  гостинице
неподалеку. От того конца рынка вверх.
     - Знаю. Хорошее место, но не самое дешевое.
     - В общем, я из-за этого и пришел, - признался Эрвин. -
Мне нужно зарабатывать, а я совсем не знаю город.
     - Здесь много всяких чародеев, - сказала Тирса. - Здесь
так  много  шарлатанов, что приличному колдуну трудно  найти
заработок. Я сама вынуждена ходить по рынку, чтобы хоть что-
нибудь найти.
      -  Я  имею в виду не такую работу, - сказал он. - Меня
интересует работа, с которой не справятся другие.
      - Да, ты же академик... - Она улыбнулась. - Ты хочешь,
чтобы я подыскала тебе работу?
      - Я не хотел обременять вас. Я подумал - вдруг вы что-
нибудь уже слышали...
     Тирса отпила еще глоток и ненадолго задумалась.
      -  Возможно, - сказала наконец она. - Но  сначала  мне
нужно  узнать,  требуется ли там сейчас маг.  Помнится,  там
даже  хотели  вызвать мага из академии, но  ведь  это  такие
деньги!  Может быть, его уже вызвали, а может быть,  и  нет.
Приходи завтра вечером, я все для тебя узнаю.
      -  Спасибо, - ответил Эрвин. - И еще - вы упоминали  о
Зербинасе. Может, вы расскажете мне что-нибудь о нем?
      -  О  Зербинасе... - Ее глаза засветились, словно  она
услышала отдаленный зов. - Я познакомилась с ним, когда была
в  таком  же  возрасте, что и ты, даже моложе.  Это  было  в
Кейтангуре.  Я тогда засиделась у подружки и  вышла  от  нее
поздно.  Вокруг было темно, хоть глаз коли, но  я  на  своей
улице  каждый  камень знала. Мне осталось пройти,  наверное,
дома  три,  как вдруг я услышала позади шум и топот,  словно
бежит  несколько человек. Я испугалась и встала в щель между
$.,  ,(,  узкую  такую, чтобы они пробежали  мимо,  а  затем
пригляделась  и  увидела,  что  все  они  бегут   за   одним
человеком.  А  куда бежать-то - в конце улицы  забор.  Когда
этот  человек поравнялся со мной, я окликнула его, и он влез
ко  мне  в щель, а те пробежали мимо. Мы с ним по этой  щели
вышли  на задворки, и там он спросил меня, найдется  ли  чем
перевязать плечо. Так мы и познакомились.
     Эрвин удивленно покачал головой. Ему как-то трудно было
представить  степенного,  замкнутого  ректора  убегающим  по
ночной улице от шайки головорезов.
     - Он объяснил мне тогда, что не поладил с Харилом - это
был  главарь  одной из бандитских шаек Кейтангура  -  и  тот
подослал  к  нему убийц, - продолжила Тирса. -  Но  Зербинас
всегда  недоговаривал. Возможно, там было что-то еще -  даже
наверняка  было, но ему, конечно, не хотелось откровенничать
с  девчонкой. Он тогда заинтересовался мной... нет, это было
не то, что ты подумал, - поспешно сказала она, хотя Эрвин не
подумал ничего. - Вы, маги, не такие. Его заинтересовали мои
способности  к магии, и он выучил меня приемам,  которыми  я
пользуюсь до сих пор. Я нашла ему укрытие, где он пробыл  до
заживления  раны  и  еще  некоторое время,  потому  что  его
искали.  Он  посылал меня к нескольким людям с  письмами,  а
затем  исчез.  Позже  я следила за слухами,  где  и  как  он
появлялся,   но  больше  мы  с  ним  не  встречались.   Вот,
собственно, и все.
      Она  взялась за тонкую ручку чашечки с настоем и снова
отпила глоток. Эрвин сделал то же самое.
     - Хороший напиток, - сказал он.
      -  Я  всегда интересовалась травами. - Она  отстранила
чашечку   от  губ  и  стала  рассматривать  зеленовато-бурый
напиток.  -  Девочкой  я  жила в деревне  -  это  позже  мои
родители   переехали  в  Кейтангур.  Когда  они  умерли,   я
переселилась сюда, в Дангалор.
      Эрвин  поставил чашечку на стол и откинулся на  спинку
дивана.  У  него за пазухой завозилась Дика - ей  пора  было
просыпаться.  Тирса заметила, что под курткой  гостя  что-то
шевелится.
     - Там кто-то есть?
      -  Да,  кикимора, - подтвердил Эрвин. Он уже привык  к
Дике,  и  ему казалось почти естественным, что за пазухой  у
человека живет кикимора.
      Мгновенное  изумление в глазах Тирсы  сменилось  почти
детским любопытством.
      - А можно посмотреть? - нерешительно спросила она. - Я
никогда в жизни не видела кикимору.
      -  Дика!  - позвал Эрвин, расстегивая верхние пуговицы
куртки. - Выглянь сюда.
      Из-за  пазухи  у  него высунулась остроухая  голова  с
лягушачьим  ртом  и  круглыми  оранжевыми  глазами.   Голова
уставилась на хозяйку дома.
     - Ой! - сказала та. - Какая симпатичная...
     - Дика красивая, - гордо сообщила кикимора и вылезла на
колени Эрвину.
     Тот пригладил ладонью ее бурые всклокоченные волосенки.
     - Вот такая у меня подружка, - сказал он Тирсе.
     - И где вы познакомились?
     - В лесу.
      -  Может,  она съест что-нибудь? - Тирса  приглашающим
жестом указала на блюдце с лепешками.
      -  Она этого не ест, - отказался за Дику Эрвин. -  Она
ест мясо.
     - И яйца, - добавила та.
      - И яйца. - Эрвин подсадил кикимору за пазуху и встал.
- Нам пора, а то она уже заскучала.
     Тирса проводила Эрвина к выходу и отодвинула щеколду.
      - Приходи завтра вечером, - сказала она на прощанье. -
Я все узнаю.

                           Глава 6

      Это правило было одним из главных в академии - никогда
не  приказывать ученикам. Можно было убеждать их, постепенно
подводя  к  правильному действию, заставляя их размышлять  и
осознавать причины требований, но никогда не приказывать.
     Все-таки академия магов - это вам не казарма.
      Их  брали  в  академию очень рано, с пяти-шестилетнего
возраста,  и  на  этом прекращались их  связи  с  семьями  и
родными. Будущий маг не должен был быть привязанным к узкому
кругу  людей  и  вещей  за  стенами  академии,  его  растили
человеком  мира.  Это  было  основной  причиной,  почему   в
академии  обучалось  так мало детей из богатых  семейств,  в
которых вопросы родства и наследования были первостепенными.
Маг  считался потерянным для семьи, поэтому богачи  отдавали
туда детей, только если этим разрешались проблемы с делением
наследства.
     Ученикам никогда не приказывали, потому что будущий маг
с  самого раннего возраста должен был привыкать к внутренней
независимости  - чтобы каждое его действие было  осознанным,
чтобы  он никогда не действовал по чужой указке. Потому  что
маг,  подверженный чужому влиянию, куда опаснее независимого
мага.
     Ученики академии никогда не слышали приказов. С раннего
детства   они   привыкали  к  разумному   сотрудничеству   с
наставниками, учились понимать их требования и осознавать их
правоту. И никогда в академии не возникало серьезных проблем
с  дисциплиной  и  послушанием. Отдельные  случаи,  конечно,
бывали,  но быстро и легко разрешались. Учеников никогда  не
исключали  за  нарушения дисциплины, да и вообще  исключения
бывали   редки,   в   основном   за   очевидный   недостаток
способностей  или  за  общее несоответствие  духу  академии.
Последних  старались  исключать как можно  раньше,  так  как
знания в их руках становились опасными.
      Ректор  Зербинас  сидел за столом в  своем  просторном
кабинете и мрачно барабанил пальцами по столу. Не мог же  он
выгнать из академии всех учеников сразу!
     В этому году их было тридцать семь, теперь уже тридцать
пять. И все тридцать пять на следующий день после того,  как
двое  исключенных покинули академию, не явились на  утреннюю
,%$(b  f(n  к  Барусу.  Даже  трое  шестилеток,  привезенных
прошлой осенью со второго континента. Даже доносчик.
      Старый  Барус прибежал к Зербинасу и закатил  скандал,
осыпая  его всевозможными угрозами. Основной, конечно,  была
угроза, что он сам станет ректором академии.
      Этого  допустить было нельзя. Зербинас уже пожертвовал
двоими, чтобы избавить от этого остальных. Но факт оставался
фактом  -  старый  маразматик Барус мог оказаться  ректором,
стоило ему только пожелать этого.
      История  неприятного положения,  в  котором  оказалась
академия, имела корни пятисотлетней давности, когда  главный
корпус только начинал строиться. Один из ведущих магов  того
времени  был  тем  самым редким выходцем из  знатного  рода,
которого  отдали в маги из-за наследственных проблем.  Дожив
до   преклонного   возраста,  он   волей   судьбы   оказался
наследником  основной  родовой  доли,  которую   по   закону
запрещалось   делить  или  продавать  -  она  могла   только
переходить  от  наследника  к  наследнику,  а  за  неимением
таковых попадала в собственность правителя. Маг построил  на
своей земле академию и стал там первым ректором. Пока он был
жив,  проблем не возникало - они начались после его  смерти.
По  закону  академия вместе со всеми остальными  постройками
входила  в  родовую долю и считалась неотъемлемым имуществом
ее владельцев, владельцам также принадлежало право назначать
ректора.
      Обычно  наставники академии договаривались с очередным
наследником,  что  он будет только утверждать  предложенного
ими  ректора.  Так  было  прежде, но этот  несчастный  Барус
приходился  родным  дядей ныне здравствующему  наследнику  и
имел на него сильное влияние. В юности у него были небольшие
способности  к  магии, совершенно исчезнувшие  с  возрастом.
Однако  это не мешало ему подвизаться в академии магов,  что
он  и делал, пользуясь своим положением. Сначала он держался
в  пределах  разумного,  но  с  возрастом  поглупел,  и  ему
захотелось признания на этом поприще. Ему предоставили вести
утренние  медитации, потому что это было  наименьшим  вредом
для   учеников  и  вызывало  у  него  ощущение   собственной
значимости.
      Как и любое ничтожество, он очень болезненно воспринял
свое   унижение  из-за  этой  выходки  с  блохами.  Зербинас
досадливо  качнул головой - взрослые ведь парни,  не  какие-
нибудь  мальчишки.  Но что сделано, то сделано.  В  то  утро
Барус  прибежал к нему, кипя возмущением, и  заявил  -  либо
этих  двоих  сейчас  же выгонят, либо  он  пойдет  к  своему
племяннику  и потребует, чтобы тот назначил его ректором,  а
затем сам выгонит их.
      Зная обстоятельства, Зербинас был вынужден согласиться
на  его условия. Но теперь, когда все до единого ученики  не
явились на медитацию к Барусу, тот снова обратился к нему  и
возобновил угрозы. И ведь не откупишься - старику были нужны
не деньги, а признание.
     Нужно было что-то делать.
      В  академии не давали сигнала на обед, рассчитывая  на
чувство  времени  у  магов.  Зербинас  прикинул,  что  через
g%b"%`bl часа ученики соберутся в столовой, выждал это время
и спустился туда.
      Все  они  уже были там. Они сидели за тремя  длинными,
параллельно  стоящими столами различной вышины -  для  самых
маленьких, постарше и взрослых. Стулья стояли редко, как  на
приемах, перед каждым учеником лежал полный столовый прибор,
подаваемый в зависимости от еды, которая была в этот день на
столе, - было бы глупо учить их этикету, не применяя его  на
практике.
     Ректор вошел в столовую и остановился, немного не дойдя
до торца среднего стола. Все головы повернулись к нему.
      - Вы сегодня не были на занятии у Баруса, - сказал он,
стыдясь самого себя. - Надеюсь, завтра этого не повторится и
все вы придете на утреннюю медитацию.
      Он  не знал, что им сказать еще. Он надеялся, что  они
заспорят  -  тогда  им  можно будет  возразить,  или  начнут
оправдываться - тогда их можно будет обвинить.
     Но они молчали.
      Пауза  тянулась  невыносимо  долго.  Ректор  обвел  их
взглядом, повернулся и пошел к выходу из столовой.
     - Архимагистр!
     Он узнал голос Гинса - соседа Эрвина по комнате.
     Он остановился. Оглянулся.
     - Мы не придем.

                             ***

      И  они  не  пришли.  Ни завтра, ни послезавтра,  ни  в
последующие  дни.  Старый  Барус бесился,  но  пока  терпел,
надеясь, что ректор все уладит. Как ни глуп он был, он  все-
таки  понимал, что на должности ректора может оказаться  еще
большим посмешищем, а это болезненно задевало его старческое
самолюбие.  Он  ежедневно  одолевал  Зербинаса  требованиями
приструнить строптивых учеников.
     Учеников исключали и прежде, но это никогда не вызывало
такого  дружного  молчаливого восстания. Утренние  медитации
прекратились,  хотя  в  остальном жизнь  академии  протекала
точно   так   же,  как  обычно,  -  читались   лекции,   шли
практические  занятия  с наставниками, сменявшиеся  временем
для  самостоятельной работы, когда ученики  разбредались  по
академии и могли заниматься любыми делами.
      Наставники  словно  не замечали  молчаливого  протеста
учеников.  Они  выполняли  свою  обычную  работу,  будто  их
совершенно  не касалась эта история с исключением.  Зербинас
пробовал поговорить кое с кем из них, чтобы они повлияли  на
учеников,  но  маги равнодушно отворачивались, отвечая,  что
это  не  входит в их обязанности. Барус ходил  по  коридорам
академии  словно тень. Все относились к нему, как к  пустому
месту, пропуская мимо ушей его ворчание.
      Опасаясь, что старик все-таки осуществит свои  угрозы,
ректор решился на крайнюю меру - созвал наставников у себя в
кабинете  и  разъяснил  им  сложившуюся  ситуацию.  Маги  не
выразили   никакого  удивления  -  в  отличие  от  учеников,
наставникам  было известно о неловком положении,  в  котором
- e.$(+ al академия.
      -  Ну  и  что? - обратился один из них к остальным.  -
Академия  делает  магов, но и маги делают  академию.  Здесь,
конечно,   было  хорошее  место,  но  это  не  значит,   что
невозможно  подыскать другое. Если этот  старый  олух  Барус
станет  ректором, мы уйдем. Заберем учеников и уйдем,  пусть
он торчит здесь на пару с Зербинасом.
     И ведь уйдут, понял вдруг ректор. Подыщут место и уйдут
-  наставники, а с ними ученики всех возрастов,  старшие  за
руку  с  младшими.  Заберут свои нехитрые пожитки  и  уйдут,
бросив  обжитое место, учебные пособия, книги... А  там,  на
новом месте, сделают новые пособия и напишут новые книги.
     Если было бы иначе, на чем стояла бы академия?
     Ему оставалось только выжидать.

                             ***

      Следующим  вечером  Эрвин снова пришел  к  Тирсе.  Той
работы,  которую она имела в виду, уже не было - по описанию
Эрвин  догадался, что это был тот самый дом, где образовался
мистический провал. Зато ей рассказали про другую  работу  -
заболел римми лорда Астура. Никто из местных магов не  знал,
как лечить волшебного зверька, а пробовать наудачу никто  не
хотел,  потому  что  римми  были  очень  редкими  и  ценными
зверюшками - если он сдохнет, неприятностей не оберешься.
       Римми  чуяли  яды.  Любые  -  как  минеральные,   так
растительные  и  животные. При дворце  каждого  мало-мальски
примечательного правителя обязательно держали римми, который
обнюхивал  подаваемые на стол кушанья и напитки. Если  римми
фыркал на поднесенное блюдо, оно признавалось несъедобным, а
затем  производилось дознание. Забракованная  зверьком  пища
могла  оказаться  и  не отравленной, а просто  несвежей  или
плохо приготовленной, но в любом случае ее нельзя было есть.
Сами римми были устойчивы к ядам и болезням, поэтому больной
римми был явлением необычным. Чтобы он заболел, с ним должно
было случиться что-то из ряда вон выходящее.
      Эрвин  начал вспоминать, что им рассказывали про  этих
зверьков в академии. Известно было, что зверьки проникали  в
этот   мир  через  два  выхода,  на  втором  и  на   третьем
континенте,  где  их  изредка  находили  ловцы.  Римми  были
красивыми  и дружелюбными, они легко приручались, не  говоря
уже  об