им, что касался всех. Многие чародейства  у  нас
совершаются  только во время определенного сочетания  светил
нашего мира, как в случае с магическим зеркалом Гримальдуса,
помните?
     - Да, - подтвердил кивком Дантос.
      -  Миров  наподобие нашего немало - это  хорошо  знают
маги,  которые могут путешествовать по ним. Все они  связаны
общим  пространством, у которого есть свои  особенности.  Об
этом можно долго рассказывать, но в данном случае важно  то,
что  в  этом  пространстве тоже возможны  чародейства,  если
определенное  сочетание  светил  наступает  одновременно   в
нескольких мирах. Это очень редкие события, но и чародейства
в это время возможны большие. Так вот, сорок с небольшим лет
назад  в  нескольких  мирах установилось  положение  светил,
*.b.`.%  позволяло открыть в определенной точке  межмирового
пространства, являющейся центром магического равновесия этих
миров, вход для притока в них магии из запредельных миров  -
так  называемый Портал Первичной, или, как ее еще  называют,
Древней Магии.
      -  Значит, тогда вы с Хирро открывали этот  портал?  -
догадался архонт.
      - Нет, напротив, тогда мы помешали его открыть. Резкое
изменение  количества  магии  вызвало  бы  в  мирах  тяжелые
катаклизмы - ураганы, землетрясения, подвижку континентов  и
прочие  бедствия. Конечно, магам ничего не угрожало  -  маги
могут  о  себе позаботиться, - поэтому среди них  нашлись  и
такие,   которым  безразлична  массовая  гибель   остального
населения. Как этот Скарпенцо, например.
     - Он был там?
      - Да. Но среди наших противников, да и союзников тоже,
было  гораздо больше иномирцев. Наш Лирн, прямо  скажем,  по
уровню  магии считается очень средненьким. Тот же Пирт  куда
выше, не говоря уже об Асфри, где рождаются величайшие маги.
     - И все вы знаете друг друга?
      -  В  основном да. Нас не так уж много. - Зербинас  на
мгновение  задумался. - Маги из разных миров  нередко  ближе
друг  другу, чем обитателям собственного мира, не  владеющим
магией.  Я бы даже сказал, что все мы - подданные  в  первую
очередь   мира   магии,   а  уж   затем   -   земель   своих
соотечественников. И дружба, и вражда магов никак не связаны
с их расой и службой.
     Дантос понимающе кивнул.
      -  Я видел контракт Гримальдуса, - сказал он. - Первым
условием  там  стоит,  что  наниматель  никогда  не   должен
принуждать мага идти против другого мага.
      - Да, - подтвердил Зербинас. - Остальные условия могут
меняться,  но  это  -  обязательное,  по  крайней   мере   у
академиков.  Конечно, магам не запретишь враждовать  друг  с
другом,  если они сами этого пожелают, но никакая служба  не
должна  принуждать их к этому. Принадлежность магии для  нас
выше любой другой.
       Эта  интересная  особенность  магов  никак  не  могла
заслужить   одобрение   архонтского  аристократа.   По   его
понятиям,  любой мужчина был воином и должен был подчиняться
вышестоящему воину. А воинам не полагалось иметь собственное
мнение  о  том, кто их друзья и кто враги, - это им  говорил
военачальник,  и следовало думать именно так,  пока  тот  же
военачальник  не  скажет другое. На этом  держались  и  сила
рода, и воинская верность. Что же получится, если каждый  из
воинов  будет сам решать, кто его враги, а кто друзья?  Нет,
эти  маги  были  чрезвычайно ненадежными  помощниками,  хотя
порой  и  очень полезными. Была бы его воля - и он отговорил
бы  леди Аринтию держать в услужении мага, каким бы  тот  ни
был выдающимся.
      Но  сейчас  он был вынужден путешествовать в  обществе
мага   и  полагаться  на  него.  Однако,  присмотревшись   к
Зербинасу за время совместного пути, лорд Дантос не  мог  не
признать, что из ректора получился бы неплохой воин, если бы
c него не было этого изъяна - способностей к магии.
      Две  недели  они  неслись на  ларах  вдоль  океанского
берега.   На  привалах  Зербинас  вызывал  карту   Лирна   и
отслеживал  по  ней пройденный путь. Наконец наступил  день,
когда  он  направил  Ки-и-скаля вниз, к  небольшой  бухте  с
полоской песчаного пляжа по кромке воды.
      -  Наш канал где-то здесь! - крикнул он со своего лара
Дантосу.
     - А где? - откликнулся тот.
      -  Искать  будем, - ответил ректор.  -  Карта  слишком
мелкая,  чтобы определить его точное расположение. Но  бухта
та самая, я все время тщательно проверял наш путь.
      Лары  покружили над бухтой и направились  к  скальному
выступу,  нависшему  над береговой  линией.  У  самой  скалы
Зербинас придержал Ки-и-скаля, высматривая перед собой  что-
то невидимое.
      -  Да,  нам  сюда, - сказал он архонту. -  Здесь,  над
скалой, канал.
      Вход  в  канал  находился в  воздухе  на  высоте  трех
человеческих  ростов над отвесным утесом. Попасть  туда  мог
только  маг,  и  далеко не каждый маг, потому что  левитация
выше человеческого роста давалась немногим. Но для ларов это
не составляло никакой проблемы, и они один за другим влетели
в канал.
      Сырой и горячий воздух окутал Зербинаса и Дантоса. Они
обнаружили  себя  на  лесной поляне с необычайно  высокой  и
сочной  растительностью. Вокруг возвышались огромные деревья
с  блестящими  листьями, с которых капала вода. Ослепительно
белое  светило  обжигало кожу, вызывая  острое  желание  как
можно скорее укрыться в тени.
      Повинуясь этому побуждению, Зербинас послал Ки-и-скаля
под  тень ближайшего дерева. От сырости было трудно  дышать,
кожа   под  одеждой  мгновенно  покрылась  смесью   пота   и
насыщавшей  воздух  влаги. Ректор  поклялся  бы  хоть  своей
жизнью,  хоть  своей  магической силой, которая  иному  магу
дороже  собственной  жизни, что зима  на  втором  континенте
выглядит как угодно, но только не так.
      - Где это мы оказались? - подивился он вслух, опережая
недоуменный вопрос Дантоса.

                             ***

      "Где это я оказался?" - спросил себя Эрвин, растерянно
оглядываясь вокруг. Его окружал сад - изумительно прекрасный
сад,  ветви  деревьев которого ломились под тяжестью  зрелых
плодов,   и   каких   плодов!  Круглые   шапки   приземистых
короткоствольных деревьев были увешаны оранжевыми  гроздьями
мохнатых  шариков  зикко,  каких  не  попробуешь  на  первом
континенте, потому что они никогда не вызревают там до таких
размеров.
     Эрвин был слишком голоден, чтобы задавать себе вопросы,
чей  этот  сад и удобно ли рвать в нем фрукты, висевшие  так
близко, что достаточно протянуть к ним руку. Он протянул  ее
и   ощутил   на   ладони  теплую  мохнатую  тяжесть   плода,
.b"  +("h%#.ao  с  ветки от единого прикосновения.  Прокусил
плотную  кожицу и с наслаждением выпил полужидкую мякоть,  в
другое  время  показавшуюся  бы приторно-сладкой.  Но  после
грубой  дарнарской  пищи, мало чем отличающейся  от  свиного
корма, она была просто восхитительно вкусной.
     Он бросил опустевшую шкурку на землю и сорвал еще плод,
затем еще один. Оказывается, он так отвык от еды, что сейчас
ему  нужно  было  совсем немного, чтобы  почувствовать  себя
сытым. Утолив голод, Эрвин снова оглядел место, в которое он
так  неожиданно попал. Это был необычайно ухоженный сад, где
не  валялось  ни  одной соринки и, казалось, каждая  веточка
знала свое место. Его взгляд упал на брошенные шкурки зикко,
выглядевшие   вопиющим  нарушением  порядка   посреди   этой
немыслимой опрятности.
     Эрвин поддел ногой вскопанную землю под деревом и зарыл
в  нее  шкурки  - даже не потому, что они могли  выдать  его
присутствие, а просто из-за уместности этого действия. Слева
от   себя   он  увидел  дощатую  стену  высотой  в   полтора
человеческих   роста.   Снаружи  она   наверняка   выглядела
неприступной, но ее легко было преодолеть изнутри,  так  как
доски  крепились  к  двум  толстым  горизонтальным  бревнам,
которые  можно было использовать как ступени.  Сад  оказался
так велик, что противоположной стены не было видно.
      Дальней  стены он не заметил, зато увидел за деревьями
садовый  домик - такой же опрятный, с небольшим  крыльцом  и
высокой двускатной крышей. Дверь домика была плотно закрыта.
Понаблюдав  немного за ней и за садом, Эрвин  убедился,  что
сейчас  здесь никого нет. Однако хозяева могли  появиться  в
любую  минуту - не похоже, чтобы этот сад надолго  оставался
без  внимания, - а он не представлял, как объяснить им  свое
присутствие  здесь,  справедливо  полагая,  что  болтовня  о
путешествиях  сквозь  каналы  покажется  им  неубедительной.
Скорее  уж  его  примут за обыкновенного  садового  воришку,
пытающегося спасти свою задницу от порки.
      Он  направился было к забору, но уже после двух  шагов
ощутил,  что переоценил свои силы, которых явно недоставало,
чтобы  перемахнуть через высокую ограду. Тогда он подошел  к
домику  и заглянул в окно. Внутри виднелся низкий деревянный
стол,  крохотный  табурет и лежанка, в углу  были  аккуратно
составлены садовые инструменты. Он нажал дверную  ручку,  но
дверь оказалась запертой на ключ.
     Эрвин обошел вокруг домика и обнаружил сзади приставную
лестницу, ведущую на чердак. Ее, похоже, никогда не убирали,
потому  что ее ножки глубоко увязли в слежавшейся земле.  Он
забрался  наверх и прикрыл за собой чердачную дверцу.  Здесь
стоял  полумрак, на полу лежал толстый слой пыли, -  видимо,
сюда  заглядывали  редко. У скошенных  стенок  были  сложены
какие-то  дырявые ведра, бадейки, черенки лопат -  весь  тот
ненужный  хлам,  который жалко выбрасывать. В  дальнем  углу
валялся  драный  тюфяк, выглядывавший  из-под  кучи  старого
тряпья.
      "Как  это  кстати", - подумал Эрвин, зарываясь  в  эту
кучу.  Несколько мгновений спустя он уже крепко спал, словно
раненая   зверюшка,  инстинктивно  почуявшая,  что   она   в
!%'./ a-., месте.
     Если кто-то и появлялся в саду в этот день, Эрвин этого
не слышал. Он проспал беспробудным сном до следующего утра и
проснулся  рано на рассвете, когда выпадает роса и замолкают
ночные птицы, зато запевают свои песни дневные. Дика еще  не
вернулась  - она всю ночь бродила по саду, - но когда  Эрвин
сбросил  с  себя  тряпье  и  сел на  тюфяке,  в  приоткрытую
чердачную дверь просунулась ее остроухая головенка.
     - Там кто-нибудь есть? - шепотом спросил ее Эрвин.
      -  Никого,  -  пропищала она, забираясь  на  чердак  и
занимая привычное место у него за пазухой.
     Эрвин вылез наружу. Травяные полоски вдоль дорожек были
густо  покрыты  росой - просто удивительно, как  эти  тонкие
острые  травинки  удерживали на себе столько  влаги.  Обходя
домик,  он заметил, что у крыльца появилась вязанка  кольев,
которой  вчера  здесь не было, а полупустая бочка  до  краев
наполнена  водой.  Его первой мыслью было  поскорее  сбежать
отсюда, но затем он решил, что ему еще рано покидать  место,
где есть еда и укрытие.
     Он попил воды из бочки, прошелся по саду, поел плодов и
взял  несколько штук в котомку, а затем вернулся  на  чердак
отлеживаться.  Спать ему уже не хотелось, но и  двигаться  -
тоже,  и  он неподвижно лежал на тюфяке, вдыхая застоявшийся
чердачный   воздух,   разглядывая  серые   доски   крыши   и
прислушиваясь к звукам окружающего мира.
     Около полудня скрипнула калитка. Эрвин на всякий случай
прикрылся  тряпками,  чтобы  его  не  заметили,  если  вдруг
заглянут  на  чердак.  Но  владелец  сада  не  интересовался
чердаком. Медленные шлепающие шаги проследовали мимо домика,
раздался звук отпираемой двери. Хозяин недолго пробыл внутри
-  вскоре  дверь  открылась снова, и шаги зазвучали  уже  на
крыльце.
      Эрвин  привстал  и  глянул  сквозь  полукруглую  щель,
образованную  выпавшим  сучком на фасадной  стенке  чердака.
Крыльца отсюда не было видно, но хозяин уже спустился с него
и  направился к деревьям. Эрвин разглядел безволосую голову,
отливающую   на   солнце  голубовато-зеленым,   и   кожистую
чешуйчатую шею, плавно переходящую в покатые плечи.
      Хозяин сада был свирром! Эрвин догадался об этом  даже
раньше,  чем увидел его толстый конический хвост,  наряду  с
ногами   служивший   третьей   подпоркой   этим   отдаленным
родственникам ящериц. Сейчас этот хвост волочился по  земле,
но  при  беге  свирры  держали его  на  весу,  становясь  из
трехногих двуногими.
      Одежда свирра состояла из плетеных сандалий и короткой
юбки  с  широким  поясом, прикрывающей  основание  хвоста  и
верхнюю  часть  ляжек.  В верхних конечностях,  до  смешного
маленьких  по сравнению с мощными нижними, он держал  тяпку,
намереваясь улучшить и без того безупречный порядок в  своем
саду.  Эрвин  наблюдал за свирром, пока тот  не  скрылся  за
деревьями, а затем опустился на тюфяк.
      Итак, канал забросил его на третий континент, в места,
населенные  свиррами.  Эрвин  начал  вспоминать,   что   ему
рассказывали  о них в академии. Свирры были холоднокровными,
-.  климат  на третьем континенте всегда был жарким,  и  эта
особенность не вредила им. Однако она была на пользу  другим
расам,   так   как  из-за  неровной  погоды  эти  драчливые,
агрессивные   существа   плохо   приживались    на    других
континентах, иначе они могли бы бесконечно воевать с другими
расами   за  земли,  как  воевали  между  собой.  Подходящим
климатом обладал только пятый континент, и в прошлом  свирры
не  однажды  пытались завоевать его, но архонты  каждый  раз
давали  им  такой  отпор,  что  свиррские  вожди  постепенно
оставили эту затею как безнадежную.
      Эти сведения укрепили намерение Эрвина не показываться
на  глаза  хозяину  сада. Он остался на  чердаке,  вспоминая
обычаи,  географию, политические отношения свирров  и  между
делом  наблюдая за перемещениями владельца сада.  Тот  целый
день  возился  в саду и покинул его только поздним  вечером.
Когда совсем стемнело, Эрвин осмелился спуститься с чердака,
чтобы поесть и подышать свежим воздухом.
      Вернувшись на чердак, он проспал там всю ночь, а утром
набрал  в котомку плодов и перемахнул через высокую  ограду.
Теперь у него было достаточно сил, чтобы продолжать путь.
      Но  куда  лежит  его путь, он пока не  знал,  хотя  бы
потому,  что  еще  плохо представлял, где находится.  Третий
континент  был огромным, а Эрвин мог оказаться в  его  любой
части...  впрочем, нет, не в любой - южный  край  континента
был  слишком  холодным для свирров и слишком  удаленным  для
других рас. Значит, Эрвин находился не на самом юге, но  это
мало   что   давало  ему  для  точного  определения   своего
местонахождения.
      За  забором оказалась равнинная местность, на  которой
изредка  торчали  высокие деревья с редкой листвой.  Поодаль
виднелась  холмистая гряда, по склону которой была рассыпана
целая рощица таких же деревьев. Эрвин пошел вокруг забора и,
свернув  за угол, увидел широкую речку с пологими  берегами.
По  ее  берегу  располагались такие же огороженные  заборами
сады,  - правда, заборы были такими высокими, что оставалось
только догадываться, что там внутри.
      Было еще слишком рано, чтобы наткнуться на кого-то  из
хозяев,  и Эрвин безбоязненно обошел забор до самой калитки.
От  нее отходила тропинка, разделявшаяся надвое - один  путь
вел на берег и заканчивался обрывавшимися в воду мостками, а
другой,  шедший  вдоль забора, должен  был  привести  его  к
жилищам свирров, где он мог выспросить, куда все-таки попал.
Свирри  был необязательным языком в академии, но при желании
его  можно было выучить у одного из наставников, в молодости
довольно  долго  прожившего в этой стране  разумных  ящериц.
Эрвин, конечно, не упустил такой случай - тем более что язык
свирров можно выучить только на слух.
     Тропа повернула к пологой гряде, которую заметил Эрвин.
Подойдя  ближе,  он увидел на склоне неровные  ряды  круглых
отверстий, к каждому из которых подходило ответвление тропы,
кое-где  над норами виднелись и наземные надстройки. Видимо,
это  было глухое местечко, потому что цивилизованные  свирры
строили  наземные  жилища. В такую рань здесь  было  тихо  и
пустынно,  и  Эрвин  ушел  за  гряду,  чтобы  подождать  там
/`.!c&$%-(o жителей.
      Он  вернулся  в  полуподземный городок,  когда  солнце
поднялось  высоко и высушило росу. Увидев, что  у  круглого,
выложенного  камнем  колодца собралось несколько  свирров  с
ведрами,  Эрвин подошел и заговорил с ними, от души надеясь,
что  они  поймут его свирри. Поначалу они страшно удивились,
увидев  чужеземца, - судя по их жестам, так как если  на  их
безволосых  мелкочешуйчатых  мордах  и  проявилось  какое-то
выражение, то от Эрвина оно ускользнуло.
      Эрвин  кое-как объяснил им, что он - путешественник  и
попал  сюда случайно. Свирры опомнились и стали отвечать  на
его  вопросы  -  они  были слишком потрясены  его  внезапным
появлением,  чтобы задавать собственные. Оказалось,  что  он
попал  в  северную часть третьего континента, на берег  реки
Скиккш,  в нескольких днях пути отсюда впадавшей в океан.  В
устье  Скиккша располагался город Хеккусскик -  правда,  его
название  звучало  по-свиррски несколько  иначе.  Гласные  в
свиррский  язык  добавляли другие расы,  не  зная,  как  еще
выразить  на письме те странные переливы шипящих и свистящих
звуков,  соединяющих согласные. Эрвину  было  известно,  что
каждая  пара согласных соединяется особым переливом, которых
в  свиррском  языке  было  гораздо  больше,  чем  гласных  в
человеческом. В свое время он добросовестно повторял  их  за
наставником, и, как оказалось, не зря.
      Поблагодарив свирров, Эрвин пошел вдоль реки на север.
Было  так  жарко, что он снял куртку и уложил  ее  вместе  с
кикиморой в котомку. Солнце припекало, но идти было легко  -
жидкая  трава почти не цеплялась за ноги. Вскоре он заметил,
что  о  пище можно не беспокоиться, - навстречу  то  и  дело
попадались   кустарники,  увешанные  плодами  или   ягодами.
Правда,  среди  них встречались и ядовитые,  но  в  академии
заставляли изучать чуть ли не всю растительность Лирна, и  у
Эрвина не возникало проблем с их распознаванием.
      В  его  памяти  зазвучал негромкий  голос  наставника,
обучавшего  будущих академиков распознавать  и  использовать
растения.  После лекции наставник выводил их  из  пропахшего
сушеными  травами кабинета в лес или на луг, чтобы  показать
им  местные растения, но не менее строго он спрашивал и  те,
которые  не встречались в окрестностях академии. Ленивым  он
напоминал,  что выпускников нанимают во все концы  Лирна,  и
Эрвин уже не раз убедился в справедливости этих слов.
      Поговаривали,  что  один  из  выпускников  этого  года
наймется к свиррам. Им мог бы оказаться и сам Эрвин, но если
бы от него зависело хоть что-то, он предпочел бы архонтского
нанимателя.  Тогда  он  работал  бы  под  присмотром  самого
Гримальдуса и получил бы эту восхитительную белую лару. Ди-и-
ниль...
      Не думать об этом, не думать. Он никогда уже не станет
академиком  - так зачем же зря травить душу? В миг  отчаяния
Эрвин  ощущал себя магом, но теперь его рассудок  снова  был
ясен и сознавал, что это всего лишь самообман. Он будет  кем
угодно  -  знахарем, лекарем, колдуном, ворожеем,  -  но  не
настоящим  магом.  Эта  мысль по-прежнему  причиняла  Эрвину
боль,  и  он в который раз задвинул ее подальше. Нужно  было
cg(blao жить без этого.
      Эрвин заставил себя думать о том, что он будет делать,
когда наконец выйдет в цивилизованные места. Наверное, лучше
всего  будет  вернуться в Кейтангур. Там  остался  его  друг
Дарт,  а  с  Дартом  ему  было легче -  тот  куда  спокойнее
относился к своему исключению из академии. Дарту был  присущ
неиссякаемый оптимизм, которого так часто не хватало Эрвину.
Из  Хеккусскика наверняка ходят корабли до Кейтангура, можно
будет   купить  туда  проезд  или  наняться  на  один   рейс
заклинателем погоды.
      Успокоившись  на  этом, Эрвин переключил  внимание  на
окружающие  места,  на  растения  и  живность,  знакомую  по
учебным   пособиям,  но  еще  не  виданную  в   естественной
обстановке.