е схватили даже меня!
     Эверард сжал кулаки.
     - В смысле?
     Вараган вновь обрел самоуверенность.
     - Я могу и объяснить. Так или иначе вам  станет  это  известно  после
допроса. Раор все еще остается на свободе. Она не участвовала в  операции,
потому что женщинам в Финикии действовать труднее, но она  участвовала  во
многих других. И Раор - не просто моя спутница, она - мой клон. У нее свои
методы, и она  узнает,  что  здесь  пошло  не  так.  Она  будет  столь  же
мстительна, сколь и честолюбива. Об этом очень приятно думать.  -  Вараган
улыбнулся и повернулся к Эверарду спиной, устремив взор к морю.
     Патрульный отошел на несколько шагов, ощущая в душе беспокойство.  Он
направился на противоположный край утеса, сел на  камень,  достал  трубку,
табак и закурил.
     "Задним умом, как  говорится,  все  крепки,  -  отругал  он  себя.  -
Следовало бы дать ему отпор, сказать что-нибудь, например:  "Ну  справится
она с этим делом, уничтожит будущее. И что тогда? Не забывайте, вы тоже  в
этом будущем и тоже исчезнете..." За исключением, конечно, тех  фрагментов
пространства-времени в прошлом, где он действовал. Следовало  бы  отметить
этот факт с этакой ехидной усмешечкой. А может, и нет. В любом  случае  он
вряд ли боится уничтожения. Неисправимый нигилист...
     К черту все это. Находчивостью я никогда не блистал... Сейчас надо бы
вернуться в Тир и закончить там все дела.
     Бронвен... Нет. Надо обеспечить ей безбедное  существование,  но  это
лишь  элементарная  порядочность...  Осталось  только  научиться,  как  не
скучать друг без друга. Самое подходящее место для меня  -  старая  добрая
Америка XX века, где я смогу на какое-то время расслабиться".
     Эверард часто ловил себя  на  мысли,  что  право  агента-оперативника
самому   устанавливать   себе   задания   вполне   компенсирует   риск   и
ответственность, которые возлагает на него этот статус.
     "Быть может, после хорошего отдыха  мне  захочется  продолжить  дело,
связанное с экзальтационистами... Не исключено. - Он поерзал на  камне.  -
Нет,  для  отдыха,  пожалуй,  рановато.  Надо   бы   еще   подвигаться   и
поразвлечься. Та девушка, которая попалась в ловушку  перуанских  событий,
Ванда Тамберли... - Сквозь месяцы его собственной жизни и три  тысячелетия
истории пробилось и вспыхнуло воспоминание.  -  Почему  бы  и  нет?  Проще
простого. Она приняла предложение  Патруля  вступить  в  его  ряды.  Можно
перехватить Ванду в промежуток между тем обедом, на  который  я  пригласил
ее, и днем отъезда в Академию... Прямо похищение какое-то... Нет, к черту!
Просто устрою ей приятные проводы,  а  уж  после  займусь  веселой  частью
отпуска..."



                      209 ГОД ДО РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

     В конце концов учение Гаутама Будды угаснет в его  родной  Индии,  но
сегодня оно еще процветает, и волны  его  прорвали  пределы  страны.  Пока
новообращенных в Бактрии было совсем немного. Ступы, руины которых Эверард
видел в Афганистане XX века, построят лишь спустя несколько поколений. Тем
не менее Бактра насчитывала изрядное количество верующих, достаточное  для
содержания вихара, куда приглашались гости-единоверцы.  Некоторые  из  них
там и останавливались:  купцы,  караванщики,  служивые,  нищие,  монахи  и
прочие странники, потоками текшие  через  Бактру  из  бескрайних  пределов
земли.  Город  превратился  в   средоточие   новостей,   в   кладезь   для
фундаментальных исторических исследований.
     Эверард  понял  это  на  следующее  утро  после  приезда  в   Бактру.
Святилище-приют представляло собой глинобитное сооружение  простой  формы,
прежде служившее жилым домом на Ионической линии недалеко от улицы Ткачей;
на фоне соседских домов, стоящих стена к стене, оно выделялось росписью по
штукатурке, цветами лотоса вокруг, драгоценными украшениями  на  фасаде  и
очагом во дворе. Эверард постучал. Дверь открыл смуглый человек  в  желтом
одеянии, который приветливо  поздоровался  с  гостем.  Эверард  спросил  о
Чандракумаре  из  Паталипутры.   Знаменитый   философ,   как   выяснилось,
действительно проживал там, только в настоящее время его не было - он либо
участвовал в традиционных сократовских спорах, либо предавался  медитации.
Вернуться обещал к вечеру.
     - Благодарю вас! - произнес Эверард вслух, а  про  себя  чертыхнулся.
Хотя известие его не удивило.  Он  ведь  не  мог  заранее  договориться  о
встрече. Работа Чандракумара состояла в изучении того, что было опущено  в
уцелевших скупых хрониках, причем занимался он не только политикой,  но  и
экономикой, общественным устройством страны, культурой  -  словом,  самыми
разнообразными аспектами, включая факты постоянно меняющейся  повседневной
жизни. А сведения извлекал в основном из общения с людьми.
     Эверард  решил  побродить  по  улицам.  Быть  может,  удастся   найти
что-нибудь интересное. Вдруг Чандракумар уже отыскал какой-то ключ? Сейчас
Эверарду не хотелось слишком бросаться в глаза, что было  довольно  трудно
при его росте, гораздо выше среднего для этого времени и здешних  мест,  и
его наружности, больше характерной для варвара-галла, чем  для  грека  или
даже иллирийца. (По типу ему ближе всего был бы германец, но никто в  Азии
никогда не слышал об англах, саксах  и  им  подобных).  Детектив  успешнее
справляется со своей задачей, если ему удается замаскироваться, слиться  с
толпой. С другой стороны, любопытство людей к его персоне может  упростить
знакомства, легче будет завязывать разговоры, а у  экзальтационистов  пока
не было повода считать, что Патруль идет по их следу.
     Если они вообще здесь. Вполне вероятно, что  они  никогда  не  видели
приманки, выставленной для них, а может,  были  слишком  осторожны,  чтобы
клюнуть на нее.
     Но как бы то ни было, у  Патруля  все  равно  не  нашлось  ни  одного
человека с такими же способностями  и  опытом,  чтобы  провести  начальную
часть операции.  Оперативники  Патруля  вели  работу  на  слишком  большом
протяжении истории.  Их  вечно  не  хватало,  и  порой  в  дело  шли  все,
попадавшиеся под руку.
     Улицы  бурлили.  Воздух,  помимо  обычных  запахов  города,   источал
волнующий пряный аромат. Туда-сюда сновали  глашатаи,  извещая  о  близком
возвращении блистательного царя Эфидема и его войска. Они  не  говорили  о
поражении, но люди уже чувствовали что-то неладное.
     Никто, тем не менее, не впадал в панику. Мужчины и женщины занимались
повседневными делами и  одновременно  готовились  к  нападению.  Все  были
немногословны и старались не выдавать мысли, тревожившие их  души:  осада,
голод, эпидемии, мародерство победителей. Лишний раз говорить  об  этом  -
все равно что самому себя истязать. Большинству людей древнего мира в  той
или иной степени был свойствен фатализм. Грядущие события могли обернуться
для них не худшей, а лучшей стороной. Несомненно, многие головы беспокоили
мысли о том, как извлечь из создавшегося положения максимальную выгоду.
     Голоса  пока  еще  оставались  громкими,  жесты   резкими,   а   смех
пронзительным.  Но  продукты  постепенно  исчезали  с  базаров,  поскольку
оборотистые жители старались  припрятать  то,  что  не  попало  в  царские
хранилища. Предсказатели  судеб,  торговцы  амулетами,  храмы  процветали.
Эверарду не составляло труда заводить знакомства. Более того, он  ни  разу
не потратился на стакан  вина.  Местные  мужчины  сами  платили  за  любую
весточку извне.
     На улицах, в проходах базаров, в винных и  съестных  лавках,  даже  в
общественной бане, где Эверард решил отдохнуть, ему  приходилось  отвечать
на расспросы, сохраняя при этом осторожность и доброжелательность.  Отдача
пока была скудной. Никто ничего не знал об  "ареконцах".  Этого  следовало
ожидать, и хотя несколько человек вспомнили,  что  видели  людей  подобной
внешности, сведения их оказались слишком расплывчатыми. Кто-то,  возможно,
и в самом деле видел их, но то могли быть и люди этой эпохи,  странники  с
севера, которые просто соответствовали плохо понятому  описанию.  Кого-то,
может быть, подводила память. А может, собеседник Эверарда просто-напросто
рассказывал то, что, по его мнению. Меандру хотелось услышать,  -  так  на
Востоке было принято с незапамятных времен.
     "Вот тебе и стремительный натиск  Патруля,  -  сказал  себе  Эверард,
вспоминая  разговор  с  Вандой.  -  Девяносто  девять   процентов   усилий
приходится на нудную кропотливую работу, как, впрочем, в любых полицейских
подразделениях".
     В конце концов ему повезло, хотя информация оказалась тоже не слишком
точной. В бане он повстречал человека по имени Тимофей, торговца рабами, -
толстого, волосатого, готового мгновенно отвлечься от собственных забот  и
пуститься в беседу о разврате,  которую  навязал  ему  Эверард.  Сразу  же
всплыло имя Феоны.
     - Я много слышал о ней, только не знаю, чему можно верить.
     - Вот и я сомневаюсь. Как  и  большинство  горожан.  Сплетни  слишком
хороши,  чтобы  быть  правдой.  -  Тимофей  вытер  лоб   и   уставился   в
пространство, словно вызывая ее образ из  облаков  пара.  -  Живая  богиня
Анаит, - произнес он и поспешно очертил охранительный символ  указательным
пальцем. - Со всем моим уважением к богине... Все, что я знаю, это слухи -
из разговоров с друзьями, слугами, прочими. У нее несколько  возлюбленных.
Все до единого принадлежат к верхушке общества. А они  о  Феоне  особо  не
распространяются. Наверное, она сама этого не хочет, иначе о ней пошла  бы
молва, как о Фрине, Аспазии или Лаисе. Хотя ее поклонники время от времени
нет-нет да и сболтнут  что-нибудь,  и  слух  передается  из  уст  в  уста,
обрастая небылицами. Не знаю, право, чему верить... Лицо и тело  Афродиты,
голос - как песня, кожа - как снег,  походка  пантеры,  волосы  как  ночь,
глаза зелены, как пламя в медеплавильне. Так, по крайней мере, говорят.
     Сам я никогда ее не видел. Да и мало кому это  удавалось.  Она  редко
покидает дом, а если и появляется на улице, то  в  зашторенном  паланкине.
Прямо как в  песне,  что  поют  в  тавернах.  К  сожалению,  нам,  простым
смертным, только и остается воспевать Феону. А в  песнях,  конечно,  много
преувеличений. - Тимофей сально хихикнул.  -  Быть  может,  поэт  все  это
высосал из пальца для ублажения публики.
     "Если это Раор, то  описания  не  надуманы",  -  мелькнуло  в  голове
Эверарда.  Вода  вдруг  показалась  ему  холодной,  и  он  заставил   себя
заговорить обычным тоном:
     - Откуда она? Нет ли с нею каких-нибудь родственников?
     Тимофей повернулся лицом к здоровяку.
     - Откуда такое любопытство? Она не для тебя, приятель, даже  если  ты
предложишь ей тысячу статир. К тому же ее покровители будут  ревновать.  А
это вредно для здоровья, если ты меня понимаешь.
     Эверард пожал плечами:
     - Просто интересно. Неведомое существо  из  ниоткуда,  ночи  напролет
чарующее министров двора...
     Тимофей беспокойно оглянулся.
     - Нашептывают, будто она колдунья. - Затем скороговоркой: -  Запомни,
я не возвожу на нее  напраслину.  Например,  она  пожертвовала  деньги  на
небольшой храм Посейдона  за  пределами  города.  Благочестивый  поступок,
ничего не скажешь. - Он не смог скрыть цинизма. - Хотя храм дал работу  ее
родственнику Никомаху - он служит там священником, а здесь появился еще до
Феоны. Я не знаю, чем он занимался раньше, но, может быть, как раз Никомах
и подготовил почву для нее в этом городе. - И снова затараторил: - Со всем
моим почтением... Как знать, может, она - богиня среди нас, смертных...  И
давай теперь сменим тему.
     "Посейдон? -  гадал  Эверард.  -  Здесь,  в  глубине  материка...  Ну
конечно. Посейдон ведь не только бог моря, но бог лошадей и землетрясений,
а в этих краях есть и то и другое".
     Он рассчитывал, что Чандракумар  вернется  под  вечер.  Первым  делом
Эверард утолил голод у жаровни торговца вразнос, съев чечевицу с  луком  и
завернутые в лепешки чапатти. Помидоры, зеленый перец  и  жареные  початки
кукурузы принадлежали  грядущему.  Эверарду  хотелось  кофе,  но  пришлось
довольствоваться разбавленным прокисшим вином.  Еще  одну  потребность  он
удовлетворил в переулке, где, к счастью,  никого  не  оказалось.  Прелести
цивилизации - например, французский писсуар - скрывались в том же  далеком
и туманном будущем, что и гамбургеры.
     Когда Эверард добрался до вихары, солнце уже закатилось за крепостные
стены и улицы отдавали дневной жар тени. На сей раз  монах  провел  его  в
комнату, больше напоминавшую келью: простая обстановка, ни одного  окна  и
лишь  тонкая  занавеска  на  дверном  проеме  для  уединения.  В  глиняном
светильнике на полке мерцал благовонный язычок света,  вполне  достаточный
для того, чтобы можно было нащупать путь по полу комнатки,  все  убранство
которой состояло из соломенного матраца  и  куска  мешковины.  На  нем  со
скрещенными ногами сидел мужчина.
     Когда Чандракумар поднял взор, белки его  глаз  сверкнули  во  мраке.
Маленький, худой мужчина с кожей шоколадного цвета, тонкими чертами лица и
полными  губами  индуса,  рожденного   в   конце   XIX   века.   Выпускник
университета,  чьи  исследования  в  области   индобактрийского   общества
привлекли к себе внимание Патруля. Один из оперативников  разыскал  его  и
предложил возможность продолжить исследования  лично.  Наряд  Чандракумара
состоял из белого дхоти, волосы ниспадали на плечи, и около рта он  держал
какой-то предмет, который, догадался Эверард, только выглядел как амулет.
     - Рад видеть тебя! - произнес он неуверенно.
     Эверард ответил на приветствие тоже по-гречески:
     - И я рад!
     Шаги монаха затихли где-то в глубине дома, и патрульный мягко спросил
на темпоральном:
     - Мы можем поговорить без посторонних ушей?
     - Вы агент?
     Вопрос  на  мгновение  повис  в  воздухе.  Чандракумар   начал   было
подниматься на ноги, но Эверард жестом попросил его оставаться на месте  и
сам опустился на глиняный пол.
     - Вы не ошиблись, - ответил он. - И дело не терпит отлагательств.
     - Надеюсь, что так.
     Чандракумар  обрел  спокойствие.  Он   был   исследователем,   а   не
полицейским, однако часто  случалось,  что  в  оперативной  обстановке  от
специалистов  узкого  профиля  требовалось  не  меньше   решительности   и
сообразительности. В голосе его сквозило нетерпение:
     - Весь прошлый год я провел в ожидании  кого-нибудь  из  вас.  Сейчас
по-моему, наступает критический момент. Верно?
     Захватывающий эпизод  в  истории  совсем  не  обязательно  определяет
будущее всего сущего.
     Эверард жестом указал на медальон, висевший на груди Чандракумара.
     - Лучше его отключить. Не хотелось бы, чтобы о нашем разговоре узнали
те, кому он не предназначен.
     В медальон было вмонтировано молекулярное записывающее устройство,  в
которое Чандракумар нашептывал наблюдения  каждого  дня.  Прибор  связи  и
прочее замаскированное оборудование он прятал в другом месте.
     Когда медальон превратился просто в украшение, Эверард продолжил:
     - Я выступаю в роли Меандра, солдата-наемника из  Иллирии.  На  самом
деле я - специалист Джек Холбрук, родившийся в 1975 году в Торонто.
     На таком опасном задании даже  своему  не  следовало  говорить  более
того,  что  следовало  знать  коллеге  в  обычных   обстоятельствах.   Они
обменялись рукопожатием, отдав дань приличиям родного им времени.
     - А вы... Бенегал Дасс?
     - Дома. Здесь я  пользуюсь  именем  Чандракумар.  Но  знаете,  вашими
стараниями у меня возникли некоторые сложности. Прежде меня звали Раджнеш.
Было бы нелогично вернуться назад  так  скоро  после  его  отъезда  домой,
поэтому пришлось сочинить байку о нашем родстве, чтобы объяснить, почему я
так похож на него.
     Как-то само собой они перешли на  английский,  который  чуть  скрасил
темноту дыханием привычной им обстановки. По этой  же  причине,  вероятно,
они не стали сразу говорить о деле.
     - Я очень удивился, узнав, что вы не собираетесь оставаться здесь,  -
сказал Эверард. - Знаменитая осада. Вы смогли бы заполнить все  пробелы  и
исправить ошибки у Полибия и в других хрониках, фрагменты которых уцелеют.
     Чандракумар простер перед собой ладони.
     - Располагая ограниченным сроком, отпущенным мне  на  исследования  и
земную жизнь, я не намерен расточать свое время на  войну.  Кровопролитие,
потери нищета - и каков итог через два года? Антиох не может взять  город,
но при этом не хочет или не смеет оставаться у стен осажденного города. Он
заключает мир, скрепленный обручением его дочери и наследником Деметром, и
уходит на юг, в Индию. Эволюция общества - вот что имеет  значение.  Войны
не что иное, как патология.
     Эверард воздержался от возражений. Вовсе не потому, что ему нравились
войны, он слишком много повидал их на своем веку. Но  он  считал,  что,  к
сожалению, это норма истории - как снежные бураны в Арктике, -  и  слишком
часто их последствия существенно меняют ситуацию в мире.
     - Извините, - сказал он, - но мы запросили опытного наблюдателя, а вы
как раз он и есть. Вы здесь в качестве буддийского странника, верно?
     - Не совсем так. В вихаре есть несколько священных предметов, но  они
не представляют исключительной ценности. Тем не менее  Чандракумар  жаждал
просвещения,  и  письма,  которые  послал  ему  двоюродный  брат  Раджнеш,
служивший в Бактре агентом по  торговле  шелком,  навели  Чандракумара  на
мысль об изучении мудрости как Запада, так и Востока. К примеру,  Гераклит
был почти  современником  Будды,  и  некоторые  его  суждения  параллельны
буддийским. Этот город - самое подходящее  место  для  индуса,  изучающего
эллинов.
     Эверард одобрительно кивнул. Переходя из образа в  образ  -  процесс,
который обычно прерывается временной паузой, чтобы избежать  узнавания,  -
Бенегал Дасс провел среди бактрийцев годы,  в  общей  сложности  несколько
десятилетий. Каждое прибытие и отъезд совершались на медленных, неудобных,
опасных средствах передвижения этой эпохи; темпороллер или что-то  другое,
что могло вызвать здесь любопытство, утрачивали свои незаменимые качества,
и  агент  просто  не  мог  в  таком  случае  выполнять  задания   Патруля.
Чандракумар наблюдал, как город обретает величие, и ему  предстояло  стать
очевидцем его смерти. Конечным итогом  его  трудов  было  повествование  о
Бактре, глубокое и волнующее,  всеобъемлющее,  недоступное  никому,  кроме
горстки заинтересованных лиц в Патруле или в  далеком  неведомом  будущем.
Когда он переносился на родину и в свое столетие,  ему  приходилось  лгать
родственникам и друзьям, отвечая на вопросы, чем он зарабатывает на жизнь.
Никакому монаху не  доводилось  вести  столь  тяжкое,  замкнутое  и  столь
подвижническое существование.
     "У меня бы у самого духа не хватило..." - признался себе Эверард.
     Чандракумар нервно засмеялся.
     - Простите, - произнес он, - я уклоняюсь  от  сути.  Велеречивость  -
недуг  ученых.  И,  разумеется,  я  сам  истомлен  неопределенностью.  Что
затевается? - Пауза. - Ну, рассказывайте же.
     - Боюсь, вам это придется не по душе, - мрачно отозвался  Эверард.  -
Вам  довелось  побывать  во  многих  переделках,  и  все   ради   какой-то
интермедии.  Главное  событие,  однако,  серьезно  настолько,  что  каждая
крупица информации на вес золота.
     Эверард заметил, как Чандракумар  поджал  губы.  Его  голос  зазвучал
холодно.
     - Вот как? Позвольте осведомиться, что же это за главное событие?
     - Нет времени вдаваться в подробности. К тому же я и сам многого  еще
не знаю. Я действую только как связной с вами,  что-то  вроде  посыльного.
Событие, которое  Патруль  должен  предотвратить,  может  произойти  через
несколько лет. Что-то типа... династии Сасанидов, которая восстает и берет
власть над Персией. Ждать уже недолго.
     Маленький индус застыл.
     - Что?! Невозможно!
     Эверарда криво усмехнулся:
     -  Это  мы  должны  сд