удивительно. Айка  держала  себя  в  курсе  дел
Альгамбры и, вероятно в данном случае, просто умирала от любопытства.
   - Ты  такая  заботливая  и  предусмотрительная,  Айка,  -  сказал  он
серьезно, - но тебе нет никакой нужды тревожиться об этой  женщине.  Она
испанка и в женских покоях ей будет не по себе.
   Айка подождала еще немного, надеясь на то, что он скажет что-то  еще,
но так как он молчал, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы скрыть
разочарование.
   - Как пожелаешь, господин мой. Если понадобится, только  скажи,  и  я
устрою все наилучшим образом.
   -  Да,  конечно,  -  торжественно  ответил  он,  сознавая,  что   она
раздосадована донельзя. - Благодарю тебя.
   Айка удалилась, предварительно закрыв лицо.
   По ее поведению нельзя было определить, какой  сумбур  был  у  нее  в
голове. Она не добилась ровным счетом ничего, только напрасно унизилась.
У нее было такое чувство, что она так и не сумела снова впасть в милость
к мужу, и не получила никаких сведений о загадочной гостье. Кругом  были
одни загадки - зачем вообще понадобилось Абулу посылать за Фатимой после
ночи, проведенной с новой женщиной? Но, может быть, теперь  Нафиссе  уже
удалось добыть кое-какие сведения. По крайней мере, от Фатимы она  может
узнать степень нужды Абула.
   Абул вышел на галерею. В клетке, свисающей  с  колоннады,  заливалась
трелями парочка певчих птичек. Он просвистел им что-то и они  уставились
на него бусинками своих глаз. Улыбка играла на губах  Абула.  Айка  была
видна ему насквозь. Интересно, знает ли она о визите  Фатимы?  Вероятно,
знает. Теперь, наверное, весь гарем уже бурлит.
   Улыбка его потухла. Ему придется сделать что-то, чтобы показать,  что
его жена по-прежнему у него в милости - даже  если  для  этого  придется
разок-другой позвать ее к себе в постель в ближайшие дни. Это он  должен
позаботиться о том, чтобы во дворце царили  мир  и  гармония,  а  подрыв
авторитета Айки среди женщин не будет этому  способствовать.  Охваченный
внезапным нетерпением, он вернулся в свои покои. Чем скорее он  покончит
с делами, тем скорее  сможет  перейти  к  осаде  непреклонной  крепости,
предоставив тем самым своим  женам  думать,  что  им  заблагорассудится.
Несомненно, все это несколько оживит  пресноватую  жизнь  гарема.  И  он
позвонил в колокольчик, призывая своего визиря.
   Утро было уже в разгаре, когда Юсуф постучал в  дверь  башни  Сариты.
Кадига открыла ее.
   - Я пришел, чтобы проводить женщину в бани, - заявил он, - она должна
прийти туда немедля.
   Вернувшись с прогулки,  Сарита  занималась  изучением  своего  нового
гардероба. Зулема и Кадига сказали ей, что калиф лично  приказал,  чтобы
ее снабдили дорогой парчовой одеждой, и с энтузиазмом  принялись  за  ее
осмотр. Для Сариты же все это было просто  игрой.  У  нее  были  простые
рабочие платья, в которых можно  было  лазать  по  скалам  и  ходить  по
проселочным дорогам. Одежда же, которую прислал калиф, насколько  Сарита
могла заметить, практически не имела ценности: она  была  из  тончайшего
шелка,  богато  расшита,  а  от  мерцания  драгоценных  каменьев,  щедро
разбросанных по ее поверхности, у нее захватило  бы  дух,  если  бы  она
всерьез восприняла эту одежду.
   Конечно, она была создана для томных блужданий  по  стране  грез.  Но
этим нарядам было свойственно еще одно, беспокоившее Сариту  качество  -
примеряя их, она увидела, как тесно облегает ткань ее  налитую  грудь  и
округлые бедра, как материал, хотя и  далеко  не  прозрачный,  оставляет
впечатление наличия под собой голой плоти. Сарита  решила,  что  в  этих
одеждах было нечто более чем нескромное; до  нее  дошло,  что  они  были
задуманы исключительно для того, чтобы доставить мужчине удовольствие.
   Она все же настояла на том, чтобы ее оранжевое платье было выстирано,
так что теперь оно сушилось  около  окна.  Когда  оно  высохнет,  Сарита
сможет покинуть это место.
   Сначала она не обратила внимания на приход Юсуфа, так как  все  равно
не могла понять ни слова, однако  проигнорировать  перевод  Кадиги  она,
увы, не могла.
   - Он пришел, чтобы отвести вас в бани к господину Абулу.
   Сарита выбрала абрикос и лениво надкусила его.
   - Я останусь здесь, Кадига. Скажи Юсуфу, чтобы он передал калифу, что
я не имею никакого желания прислуживать ему ни в банях, ни где-либо еще.
   Зулема охнула, а  Кадига  медленно  подошла  к  ней.  Черты  ее  лица
заострились.
   - Вы сами не знаете, что говорите, Сарита.
   - О, я знаю, - Сарита  выплюнула  в  ладонь  абрикосовую  косточку  и
бросила ее на пол. - Если я нужна господину Абулу, пусть он сам за  мной
придет.
   - Но мы не можем сказать это Юсуфу.
   Юсуф повернулся, что-то резко  проговорив,  видимо,  он  ожидал,  что
Сарита, как послушный щенок, последует за ним. Она взяла другой абрикос.
Кадига быстро что-то сказала. Сарита понятия не имела  о  том,  что  она
сказала ему, но речь ее произвела на Юсуфа ошеломляющий эффект. Лицо его
потемнело и он отступил во дворик, грубо прервав Кадигу.
   - Он говорит, что вы должны пойти с ним, сказала  Кадига,  беспомощно
пожав плечами. - Я объяснила ему, что вы плохо себя  чувствуете,  но  он
настаивает.
   - Тогда скажи ему правду, - сказала Сарита, - скажи  ему,  что  я  не
желаю идти с ним.
   - Вы с ума сошли, -  прошептала  Кадига,  но  в  глазах  ее  появился
оттенок восхищения. - Почему вы не желаете идти с ним?
   - Потому что я не собственность вашего господина Абула и  не  обязана
ему повиноваться.
   Я пленница, которую держат здесь против ее воли.
   Зулема подошла к Юсуфу, пряча лицо. Она поспешно  заговорила  с  ним,
голос ее был сладким и умоляющим. Юсуф уставился  на  испанку,  спокойно
поглощающую абрикосы с открытым лицом, как если б его здесь не было.  Он
был в растерянности. Господин Абул велел ему привести женщину в бани,  а
не принести ее силой. Если бы калиф велел ему это, Юсуф,  не  колеблясь,
подхватил бы и понес эту упирающуюся особу. Но  такого  приказа  ему  не
отдавали, а он знал, что женщина эта оказала на его господина магическое
действие. Он и сам не знал,  почему.  С  точки  зрения  Юсуфа  она  была
слишком хрупкой и  непокорной,  для  того  чтобы  быть  привлекательной,
несмотря на рыжие кудри и подвижные зеленые глаза. Но в его  обязанности
не входило подвергать сомнению фантазии и желания калифа.
   Зулема предположила, что испанка не хочет выходить из башни при свете
дня, потому что напугана и чувствует себя в чужом месте неудобно.
   Юсуф изучающе посмотрел на эту любительницу абрикосов.
   С его точки зрения, она совсем не выглядела напуганной, но объяснения
Зулемы давали ему возможность избежать конфронтации. Он вернется,  когда
получит от калифа более подробные указания.
   Дверь за ним захлопнулась, и Кадига залилась смехом.
   - Никогда раньше я не видела Юсуфа в такой растерянности,  -  сказала
она, беря абрикос, - но ты была просто восхитительна, Зулема.  -  И  она
снова разразилась смехом.
   Улыбка  Зулемы  была  более  сдержанной,  но   у   Сариты   создалось
впечатление, что настроение ее было не менее шутливым.
   - Не думаю, что он поверил мне, - сказала Зулема и тоже рассмеялась.
   - Но что ты ему сказала? - спросила Сарита, тоже смеясь, даже не зная
почему, - уж очень заразительным был их смех.
   Зулема рассказала ей.
   - Это прозвучало бы более убедительно, если бы ты при этом  бросалась
косточками с таким видом, словно тебе  наплевать  на  все  на  свете,  -
сказала она, а потом вдруг резко посерьезнела, - но что теперь будет?
   Сарита пожала плечами.
   - Подождем - увидим. Но я думаю, что просто ваш господин Абул  придет
сюда, как я просила.
   Кадига ухмыльнулась, - было в высшей степени  странно  слышать  такую
просьбу. Но почему ты отказалась пойти к калифу? Ты ведь провела  с  ним
ночь.
   "Да, -  подумала  Сарита,  -  но  не  такую,  какую  вы  можете  себе
представить". Она поняла, что не сможет ничего объяснить им, и,  покачав
головой, сказала:
   - Я здесь не по своей воле и хочу уйти отсюда, и господин Абул должен
позволить мне это.
   Абул ждал в Кипарисном дворике около бань.
   Завершив, наконец, свои административные  дела,  он  расслаблялся  на
солнце, внимая плеску фонтанов и предвкушая то, как будет посвящать свою
замечательную гостью в банный обряд, удовольствие от  которого,  как  он
надеялся, позволит ему сломить ее сопротивление. Он без труда  распознал
правду в дипломатичном  объяснении  Юсуфа  по  поводу  того,  почему  он
вернулся с пустыми руками.
   Абул нахмурился: если по каждому пустяку она будет  устраивать  такой
шум, это может стать утомительным.
   - Желаете ли вы, мой господин, чтобы я принес  ее?  -  Юсуф,  похоже,
очень хотел, чтобы ему это приказали.
   Абул  покачал  головой.  Победа,  добытая  насильственным  путем,  не
принесет ему удовлетворения. Нет, он примет ее условия.
   - Я приду к ней сам.
   Он  неспеша  пошел  через  дворцовые  дворики,  отвечая  на   поклоны
придворных. Тут царила вечная суета, вечное  движение.  В  Гранаде  было
много  враждующих  мавро-испанских  кланов  и  дороги   были   наводнены
бандитами. Испанцы все больше прижимались к границам Кастилии,  а  глаза
их были устремлены на последнее мавро-испанское королевство  в  Испании.
Абул знал, что для Фердинанда Арагонского и Изабеллы  Кастильской  земли
теперь объединены в результате их брака,  и  объединение  Испании  после
почти 800 лет господства  мавритан  имело  первостепенное  значение.  Он
знал, что для того, чтобы удержать свое королевство, ему надо  постоянно
драться с завоевателями, и не всегда посредством честного боя; внутренне
он всегда должен быть готов к альянсу между соперничающими  кланами.  Он
понимал, что его могут  свергнуть  только  в  результате  такого  союза,
который  может  возникнуть  из-за  вероломства   своих,   а   не   из-за
вооруженного столкновения с чужими.
   Совершая путешествия по городам и весям, Абул  воспринимал  опасности
как должное, извлекая для себя  удовольствие  из  сражений.  На  них  он
воспитывался, к ним привык. Но  в  стенах  дворца  Альгамбры,  в  стенах
своего дома, он желал спокойствия и гармонии, красоты и симметрии. И для
того, чтобы добиться этого, он боролся столь же  усердно,  сколь  и  для
того, чтобы защитить свое королевство, только  методы  его  борьбы  были
иными. Мягкость, вежливость, внимательность - таковы были  орудия  Абула
Хассана, орудия, с помощью которых  он  создавал  гармонию  внутри  стен
своего дома. Внезапно до  него  дошло,  что,  привезя  Сариту  сюда,  он
собственноручно нарушил безмятежность дворцовой жизни. Ее  отказ  вносил
дисгармонию в окружающий  его  мир.  Но,  как  ни  парадоксально,  он  с
радостью воспринял брошенный  ею  вызов,  и  решил  использовать  только
чувственные способы для того, чтобы добиться от нее желания окунуться  в
жизнь Альгамбры и принять все, что у них принято.
   Он вошел в башню без  стука  и  тем  самым  смутил  трех,  охваченных
неудержимым хохотом женщин.
   При его появлении Кадига и Зулема  вскочили,  мгновенно  посерьезнев,
хотя веселье все еще играло в их глазах.
   У Абула возникло безошибочное ощущение, что он помешал им  -  это  не
было для него необычным.
   Когда он приходил в гарем, то всегда чувствовал, что нарушил какой-то
очень частный мирок, но это не волновало его. Эти женщины,  привыкшие  к
господству мужчин, не имели ничего - это было написано у них на роду.
   Сарита же так и осталась сидеть на оттоманке, как будто бы  вовсе  не
обратила внимания на его появление. Она взяла еще один абрикос из вазы и
медленно надкусила его.
   Он восхитился дерзкой чувственности этого жеста.
   - Уйдите, - приказал он служанкам. Он тихо закрыл за ними дверь.
   - Похоже, ты не рискуешь выйти за пределы этой башни при свете дня, -
заметил он, подойдя к ней.
   Он прищурился, глядя на пол, усыпанный абрикосовыми косточками.
   - Ты, вероятно, очень любишь абрикосы, не так ли?
   Сарита уже не была так в этом  уверена.  Она  поглотила  огромное  их
количество и теперь держала в руках абрикос только для эффекта.
   - Я хочу сейчас же покинуть это место, - ей казалось, что будет лучше
всего, если она сразу перейдет к делу.
   Абул поджал губы:
   - Тебе идет этот цвет.
   Сарита посмотрела на свое платье, сшитое  из  шелка  яблочно-зеленого
цвета. Цвет действительно шел ей - зеркало сказало ей об этом  столь  же
красноречиво, как Кадига и Зулема. Он оттенял ее волосы и очень шел к ее
глазам. Что бы она не думала о  покрое  своего  наряда,  он  не  мог  не
льстить ей.
   Однако она не собиралась показывать этого.
   - Наряд очень смешной, - заявила она.
   - Да? В каком смысле? - он выглядел вежливо-заинтересованным.
   - Ну, в нем ничего невозможно делать - только лежать, да  поплевывать
абрикосовыми косточками, - сказала Сарита.
   - А зачем тебе делать что-нибудь еще?
   Сарита возмущенно подпрыгнула.
   - Я не люблю валяться, - она была уже по горло сыта этим. - Возможно,
вы не слышали меня, но я сказала, что желаю покинуть это место.
   - Отлично, - невозмутимо ответил Абул, -  я  верну  тебя  под  защиту
твоего народа. Они все еще в оливковой роще. Через час ты будешь с ними.
   Он,  прищурившись,  наблюдал  за  ней.  Конечно,  говоря  так,   Абул
рисковал,  но  он  рассчитывал  на  отчаяние,  вследствие  которого  она
решилась на то, чтобы убежать из лагеря.
   Кровь отлила от ее щек.
   - Нет, я не могу. Вы не понимаете.
   - Я понимаю, что ты сбежала вчера из своего племени. Но  если  ты  не
хочешь остаться здесь, значит, я делаю вывод, что ты хочешь вернуться  в
него.
   - Нет, я этого не хочу.
   Он слышал дрожь в ее голосе.
   - Но тебе больше ничего не остается, Сарита.
   Я знаю, какие опасности могут подстерегать тебя на моей земле. Первая
же попавшаяся банда разбойников, схватит тебя  и  продаст  в  рабство..,
конечно, после того, как досыта насладится тобой, - добавил он.
   - Я попытаю счастья, - решительно сказала она. - Вчера  я  знала,  на
что шла. С тех пор ничего не изменилось.
   Он покачал головой.
   - Именно, что изменилось. Ты теперь под моей защитой - нет,  дай  мне
кончить, - сказал он, увидев, что она открыла в негодовании  рот,  чтобы
возразить ему, - я калиф этой  земли.  Все,  кто  путешествуют  по  ней,
делают это с моего благословения. Только так я могу  сохранить  порядок.
Если я отпущу тебя одну путешествовать по моим  дорогам,  а  потом  тебя
кто-то обидит, то, поскольку ты находишься под моей защитой, обида будет
нанесена и лично мне. И мне придется наказать преступника. Вот в этом  и
состоит трудность.
   В его рассуждениях явно присутствовала определенная логика, но Сарита
не имела желания ее замечать.
   - Ваши доводы - не что иное как благовидный предлог задержать меня, -
заявила Сарита, - мне уже была нанесена обида.., вами.
   - Как же я обидел тебя?
   - Вы похитили меня. Этого вы не можете отрицать.
   Он покачал головой, - я увез тебя.., одинокую и беззащитную  женщину,
от опасностей большой дороги.
   Сарита  почувствовала  себя  пробирающейся  сквозь   зыбучие   пески.
Основания для жалоб ускользали от нее, как почва из-под ног, хотя она  и
понимала их справедливость.
   - Вы держите меня здесь против моей воли, - наконец сказала она.
   По крайней мере, это он не мог оспорить.
   Но Абул снова покачал головой.
   - Нет, я готов вернуть тебя твоему народу. Я просто  сказал,  что  не
позволю тебе уйти отсюда без защиты.
   Сарита отвернулась от  него.  Положив  локти  на  мраморную  раковину
фонтана,  она  уставилась  на  прохладную  и  чистую  поверхность  воды,
покрытую рябью от брызг падающей струи.  Она  вспомнила  женщину  из  их
племени, которая сбежала от своего мужа с мужчиной из другого клана. Муж
поймал ее и убил любовника, как Тарик убил Сандро. Крики женщины и треск
его плети часами доносились  из  леса,  окружающего  их  лагерь.  Сарита
вспомнила, как ужасно себя чувствовала, слыша все  это,  вспомнила,  что
лагерь пребывал в  полнейшем  молчании,  как  будто  все  его  обитатели
участвовали в этом акте мести. Потом он  привязал  щиколотку  женщины  к
колесу фургона так, чтобы она могла выполнять свои домашние обязанности.
Сарита как сейчас помнила ее,  мечущуюся  между  фургоном  и  очагом,  и
поднимающую веревку, чтобы она не очень натирала ей кожу, когда ей нужно
было отойти дальше. И никто не проявлял никакого сочувствия к ней. Таков
был суд племени. Прошло много недель, прежде чему муж отпустил ее, но  к
тому времени она уже совершенно сломалась, все время молчала,  ходила  с
опущенными плечами и то и дело вздрагивала.
   - Я не могу вернуться, - сказала Сарита.
   Абул встал и положил ей на спину между лопаток руку.
   - Ты убежала от человека, убившего твоего любовника?
   Она удивленно повернулась к нему.
   - Откуда вы это знаете?
   - Юсуф видел убийство, - сказал он. - Я послал его, чтобы  он  узнал,
что может, после того, как увидел тебя в тот день на дороге.
   - Тарик запретил нам пожениться. И мы не знали почему.
   Сарита чувствовала, как близко к ней он  стоит,  чувствовала  теплоту
его тела и внезапно ей захотелось, чтобы он схватил ее, но она заставила
себя продолжать говорить так, как будто этого желания не существовало.
   - Это было связано с тем, - что он сам пожелал жениться на мне. Когда
я отказала ему...
   Она замолчала - остальное он знал.
   Абул обнял ее и прижал к груди.
   - Ты глубоко любила этого человека? - ее слезы намочили  ему  тунику.
Он погладил ее по волосам. Находясь в плену  представлений  и  моральных
норм ее народа, она еще не понимала многообразия типов  отношений  между
мужчиной и женщиной, не понимала,  что  наслаждение,  добытое  вместе  с
одним мужчиной, необязательно является  предательством  по  отношению  к
другому.
   Но по тому, как Сарита плакала в его объятиях, Абул  чувствовал,  что
она доверяет ему. До тех пор, пока это так, он сможет  учить  ее  видеть
вещи своими глазами, чтобы она поддалась искушению, владеющему ею, и они
смогли бы вкусить  райское  наслаждение,  так  отчаянно  отвергнутое  ею
прошлой ночью, но делать это ему следует постепенно и так, чтобы она  не
почувствовала угрозу своему достоинству,  которое  она  обратила  против
себя самой. Это, безусловно, потребует от него большого самоконтроля, но
это возможно, и тем слаще будет для него последующая, в конце концов, ее
капитуляция.
   - Больше не надо слез, - сказал он, отрываясь от нее.
   Он наклонил ее голову над фонтаном, брызнув ей в лицо холодной водой.
   -  Я  собираюсь  научить  тебя  пользоваться  банями,  ты   научишься
расслабляться и воспринимать горе и радость, как часть себя.
   Сарита вытерла ладонью мокрое лицо.
   - Топить меня нет никакой нужды.
   Он с удовлетворением отметил, что слезы и горе не сломили ее. Да, она
еще так молода.
   - Может, твои женщины  принесут  тебе  полотенце?  Ты  промочила  все
платье.
   Сарита вытерла лицо о льняное полотенце, пахнущее солнцем.  Это  были
первые слезы, которые она пролила  по  Сандро.  С  ними  к  ней  как  бы
вернулись силы. Мули Абул Хассан так легко не отпустит ее из  Альгамбры.
Он ясно дал  ей  это  понять,  и  у  нее  не  осталось  никаких  иллюзий
относительно того, что она сможет повлиять на его решение.  Значит,  она
должна сама ухитриться сбежать  от  него.  А  для  этого  ей  необходимо
убедить его в том, что примирилась с его приговором; с тем, что если она
не хочет вернуться в племя, то должна остаться здесь. Он обещал ей,  что
не будет принуждать ее к чему-либо, кроме своей  компании,  значит,  она
должна выжидать, пока не представится возможность бежать.
   По правде говоря, она ничуть не возражала против его компании, совсем
даже наоборот. Но от этого не меняется суть того, что она  является  его
пленницей.
   - Но ведь я уже мылась вчера вечером, - сказала она.
   Абул рассмеялся.
   - Баню посещают не только из  соображений