кожу,  сначала  -  глазами,  а  потом  -  руками,
поворачивая ее и так и этак, поднимая ее руки, не в силах поверить своим
глазам, не видящим истерзанной и опаленной плоти.
   Но нет, так и есть! Ее кожный покров был абсолютно цел Что бы  они  с
ней ни делали, по крайней мере, они не терзали  ее  своими  дьявольскими
орудиями пытки Сарита, похоже, вышла из транса, охватившего ее с момента
появления Абула. Наконец, она осознала, что он -  не  плод  ее  больного
воображения, а реальность, осознала свою наготу, его пристальный  взгляд
и поежилась.
   - Я такая грязная, - голос у нее был сиплым. Почему-то  то,  что  она
была  грязной,  показалось  ей  необыкновенно  важным  и   она   страшно
смутилась.
   - Не смотри на меня.
   - Тебе надо поспать, - произнес Абул  каким-то  бестелесным  голосом,
голосом, принадлежащим скорее не человеку, а духу.
   Она покачала головой.
   - Нет, сначала я помоюсь, - она и в самом деле чувствовала себя  так,
словно была отравлена испарениями боли и ужаса. Она  взялась  руками  за
виски.
   - У меня голова болит.
   Абул снова взглянул на ее стянутые назад волосы, на роскошные  кудри,
которые попытались укротить эти ужасные люди.
   Он перерезал веревку, стягивающую ее волосы, и освободил их из плена.
   В ее глазах блеснули слезы облегчения.
   - А теперь поспи, - попытался он  убедить  ее,  но  она  отрицательно
покачала головой.
   - Я не могу спать такой грязной.
   Абул не понял, почему  она  чувствует  такую  настоятельную  нужду  в
омовении, но понял, что  должен  ей  в  этом  помочь.  Он  принес  мыло,
полотенце, масло и стригиль и отвел ее на берег реки.
   - Вода,  должно  быть,  холоднющая,  -  сказал  он.  Раннее  весеннее
солнышко и вправду не успело еще, наверно, согреть воду, бегущую с пиков
Сьерры-Незады.
   - Неважно, - она  ступила  в  воду  и  мгновенно  почувствовала,  что
ледяной холод принес облегчение  ее  распухшим  ногам.  Окунувшись,  она
почти не ощутила холода как такового, так как  он  смягчил  ее  головную
боль. И она принялась жадно пить воду и пила ее до тех пор, пока желудок
не наполнился ею до отказа, а горло не онемело от холода.
   -  Выходи  сейчас  же,  Сарита,  -  взволнованно  скомандовал   Абул,
раздумывая, уж не пойти ли ему за ней в воду.
   Но она сама послушно вылезла на берег.
   Он намылил ей руки, волосы и все тело, а  потом  снова  подтолкнул  к
воде.
   - Смой это быстрее!
   Почуяв в его голосе тревогу, она тут же повиновалась ему.
   - Сарита! - закричал Абул, потерявший ее из виду из-за того, что  она
полностью погрузилась в воду. И она снова поспешила  на  берег.  Там  он
растер ее досуха полотенцем, вытер  ей  волосы,  и  только  потом  начал
смазывать ее маслом и орудовать стригилем, очищая ее кожу  от  грязи,  и
чувствуя, что в тело возвращается жизнь, Сарита послушно поднимала руки,
раздвигала ноги, словом, делала все, что он просил. А когда он закончил,
она глубоко вздохнула, как бы вбирая в себя вновь обретенную свежесть.
   - А теперь я буду спать, -  и  она  свернулась  калачиком  на  мягком
травяном бережке.
   Абул хотел было отнести ее в пещеру, но потом решил,  что  на  свежем
воздухе даже лучше. И он накрыл ее одеялом, которое она откинула  жестом
капризного ребенка, и жест  этот,  несмотря  ни  на  что,  заставил  его
улыбнуться.
   Он сел спиной к скале, вытянул ноги и стал смотреть на Сариту. Горный
воздух был абсолютно неподвижен. В эти  дни,  наполненные  ужасом,  Абул
чувствовал себя очень слабым, однако он  знал,  что  то  была  слабость,
которая предшествовала обновлению духа.
   Солнце поднималось все выше и  выше.  Сарита  спала  спокойно  -  она
постепенно оживала.
   В середине дня он разжег костер, принес все нужное из мешков, и начал
священнодействовать возле огня, но ни на секунду не  упускал  Сариту  из
поля зрения, желая увидеть первые признаки ее пробуждения.
   Солнце уже падало за скалу, когда Сарита проснулась и в тот же момент
села. Она огляделась вокруг - глаза ее были совершенно ясными.
   - Абул?
   - Я здесь, - он подошел к ней.
   - А я и не думала, что снова увижу тебя во сне,  -  она  протянула  к
нему руки и он поднял ее на ноги, - но, похоже,  я  не  понимаю  ничего,
кроме того, что я ужасно голодна.., голодна, как никогда в жизни.
   Абул поднял ее и перенес к костру.
   - Становится прохладно. Тебе надо что-нибудь надеть, - он  достал  из
одного из мешков шерстяной плащ и накинул ей на плечи.
   - Посиди на скале.
   Сарита послушно уселась на камень, с любопытством  наблюдая  за  тем,
как он зачерпнул из горшка, висящего над костром, каскас и  наполнил  им
деревянную миску.
   - Ты что - сам это приготовил?
   Он огляделся по сторонам:
   - Я что-то никого другого здесь не вижу.
   Она только улыбнулась и сунула деревянную ложку в  миску.  Содержимое
ее было  подслащено  медом,  сдобрено  миндалем  и  изюмом.  Блюдо  было
невероятно нежное на вкус. Наконец, наевшись, она отставила миску.
   - Откуда ты знаешь, как готовить каскас?
   Он пожал плечами.
   - Я как-то раз провел здесь неделю совершенно один. Я научился  тогда
многим вещам: как ловить животных в капкан, как свежевать их и готовить.
   Но  я  подумал,  что  тебе  следует  сначала  съесть   что-то   менее
экзотическое, а уж потом...
   Она снова  улыбнулась  и  потянулась,  а  потом  притянула  колени  к
подбородку и обняла их.
   Улыбка сошла с ее лица.
   Хотя он и нежно заботился о ней, между ними что-то  стояло.  Несмотря
на то что все эти ужасы кончились, а она знала, что и  Абул  тоже  много
выстрадал, она почувствовала это,  когда  он  прижал  ее  к  себе  после
освобождения из подвалов Инквизиции и, несмотря на все это, на них  явно
не снизошла благодать обновления. Теперь она вспомнила ту вспышку гнева,
которую увидела на его лице во дворе тюрьмы.
   - Ты очень злишься на меня?
   Абул подумал немного и понял, что за день гнев его прошел.
   - Да, я был очень, очень зол на тебя, но то  был  гнев  беспомощного,
загнанного в угол человека. Я был охвачен ужасом - ведь я не знал ни где
ты, ни что тебе приходится выносить, а быстро помочь тебе не мог.  Когда
же я, наконец, тебя увидел и осознал, что ты жива,  то  я,  несмотря  на
понимание того, что тебе пришлось выстрадать.., меня охватила ярость,  -
он дотронулся до ее руки. - Но она прошла, милая. - Сарита  приблизилась
к нему.
   Теперь ей нужна была только его нежность, только она могла  успокоить
ее.
   - Если б ты злился на меня, я бы не смогла вынести  твоего  гнева,  -
прошептала она, вдыхая его теплоту, зная, что в данный момент именно это
для нее важнее всего на свете. Она больше не хотела  никаких  слов,  его
ласка говорила сама за себя.
   Абул распахнул полы ее плаща и она легла рядом с ним на мягкую траву.
Тело ее было освещено мягким светом костра, и Абул наклонился  над  ней,
немного погодя освободил ее разум от того ужаса, который все еще витал в
нем.
   - Сарита!
   - Ш-ш-ш.
   Абул улыбнулся и покачал головой:
   - Сарита!
   - Ш-ш-ш. Ты напугаешь его, и мы останемся  без  обеда,  -  прошептала
она, глаза ее горели от возбуждения.
   Абул улыбнулся еще шире. Сарита лежала на животе, наполовину нависнув
над водой. Она была поглощена сражением с пятнистой форелью,  отдыхающей
под плоским камнем. Менее удачливый  товарищ  ее  уже  лежал  на  траве,
доказывая тем  самым  поразительное  умение  Сариты  ловить  рыбу  таким
странным способом.
   - Слушай, брось это занятие и иди сюда. Я хочу с тобой поговорить,  -
что-то в его голосе заставило ее на этот раз повернуться к нему.
   - Что может быть важнее обеда?
   Но Сарита чувствовала, о  чем  он  собирается  с  ней  поговорить,  и
боялась этого разговора с тех самых пор, как проснулась этим утром в его
объятиях. Она помнила, что вчера они говорили только о его злости, но им
надо было поговорить еще о многом, например,  о  том,  как  ему  удалось
добиться ее освобождения и,  что  более  важно,  когда  они  вернутся  в
Альгамбру.
   Она не имела намерений не возвращаться с  ним.  Если  она  не  смогла
помочь ему, то останется с ним. Но ей безумно не хотелось возвращаться в
душную  атмосферу  Альгамбры,  туда,  где  Абул  постоянно  был  охвачен
тревогой, а она чувствовала себя абсолютно неспособной хоть  чем-то  ему
помочь.
   - Мне надо сказать тебе нечто важное, - сказал Абул, - так ты придешь
сюда, или мне придется за тобой идти?
   Сарита склонила голову на бок и взглянула  на  него  как-то  странно,
рассчитывая избежать разговора.
   Сарита нехотя уступила ему и встала, спуская рукава простого льняного
платья, оказавшегося среди вещей, заботливо собранных для нее Калигой  и
Зулемой.
   Ну так? - она встала перед ним на колени, прогнувшись, так  что  лицо
ее оказалось подставленным сияющему солнцу.
   Что ты хочешь теперь делать? - спросил ее Абул, прищурившись.
   - Ловить форель, что же еще, - она  выпрямилась  и  засмеялась.  -  Я
думала, что ясно дала тебе понять.
   Он поймал ее за руки и усадил на траву. Она подчинилась ему, все  еще
насмешливо на него глядя, и села, скрестив ноги.
   - Вопрос слишком серьезный, моя Сарита. Что ты желаешь теперь делать?
- она нахмурилась, почувствовав его серьезность.
   - Я иду с тобой. Ты должен вернуться в Альгамбру, и я иду с тобой.  -
Ее глаза были полны решимости. - Ты ведь не отошлешь меня снова, Абул?
   - Я не отважусь больше на это, - сказал он. - Теперь, когда  я  знаю,
что происходит, когда дело  попадает  в  твои  руки,  моя  милая,  я  не
собираюсь тебя отпускать.
   - Вчера ты сердился из-за этого, а теперь смеешься, - сказала  Сарита
в полной растерянности.
   - Ты был прав, когда говорил, что я не понимаю  твоего  народа  и  не
должна пытаться вмешиваться в события. Урок был горьким, но  он  многому
меня научил, и я могу понять твой гнев,  но  прошу  тебя  надо  мной  не
смеяться.
   - Ах, дорогая, я  и  не  собираюсь,  -  Абул  почувствовал  угрызения
совести и притянул ее к себе.
   - И не думай, что я не понимаю того, что тебе пришлось вынести.
   - Но теперь все это в прошлом, - сказала она.
   - Давай покончим с этим и обсудим наше будущее.
   - Давай, - согласился он, - и я хочу знать, как ты хотела бы устроить
это будущее.
   - Ты должен вернуться в Альгамбру, Абул. Мы должны смириться с  этим.
Ты и так надолго уехал оттуда.., и за это я должна винить саму себя.
   - Мы не вернемся в Альгамбру, - тихо сказал Абул. Он долго думал  над
тем, как лучше сообщить ей о том, какую цену пришлось заплатить  ему  за
ее освобождение, и,  не  придумав  ничего,  решил  пустить  разговор  на
самотек.
   - Почему? - по тому, как она задала этот вопрос, Абул понял, что  она
уже угадала его ответ.
   Он легонько шлепнул ее по губам.
   - В жизни человека есть много дорог, Сарита. И я не  желаю  до  конца
своей  жизни  идти  по  одной  и  той  же,  так  что  я  решил  изменить
направление.
   Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
   - Так ты выменял меня на Гранаду.
   Он рассмеялся  и  ущипнул  ее  за  нос,  стараясь  показать  ей,  что
достаточно легко относится к этому.
   - Как оказалось, Гранада стоит души человека.
   Много ли вещей, созданных руками человека, могут похвастаться тем  же
самым?
   - Нет, Абул, я не верю в это.., я не могу.., я не могла бы жить, если
бы думала...
   - Тише, глупышка! Или ты думаешь, что без халифата  я  -  ничто?  Это
было бы серьезным оскорблением, Сарита.
   Она снова посмотрела вверх, туда, где высились пики гор и подумала об
орле, которому подрезали крылья. Мука переполняла ее.
   - Не притворяйся, Абул. Ты знаешь, что ты - это Гранада, а Гранада  -
это ты. Вы неразрывны друг с другом.
   - Ты говоришь глупости, которые еще и  оскорбительны,  -  прервал  ее
Абул, - ты отнимаешь у меня право на мои собственные  приоритеты,  право
на выбор пути, по которому мне следует идти дальше, однако я сделаю  его
сам и этот выбор не будет иметь ничего общего с выбором, который сделали
бы люди, не видящие дальше своего носа.
   Сарита вздрогнула; она почувствовала в нем нешуточный гнев. Абул  был
самым независимым мужчиной из тех, кого  она  когда-либо  встречала.  Он
редко действовал не обдумав как следует последствий и, сделав  что-либо,
не тратил времени на пустые сожаления о  содеянном.  Так  что,  если  он
решил  променять  халифат  на  нее,  то  ей   следует   с   радостью   и
благодарностью принять это.
   Мысли сменяли одна другую, и она лихорадочно  пыталась  найти  нужные
слова, чтобы исправить свою ошибку. В  конце  концов,  она  решила,  что
будет лучше, если она воздержится от извинений и  вообще  от  каких-либо
объяснений, поскольку они могут увести ее  туда,  откуда  ей  будет  еще
труднее выбираться.
   - И что ты хочешь теперь делать, Абул?
   - Есть несколько возможностей, - сказал он легко, как будто до  этого
они не ссорились. - Если хочешь,  мы  можем  построить  здесь  хижину  и
наслаждаться жизнью вдали от света.
   - Держать коз, - захлопала в ладоши Сарита, - коз и цыплят. У нас тут
достаточно воды, а вокруг растут оливковые деревья и, возможно, мы могли
бы выращивать...
   - Зимой тут будет довольно холодно, - серьезно сказал Абул.
   - Да, наверно. На зимние месяцы племя всегда спускалось в низины.
   - Мы можем жить и жизнью бродяг, если тебе этого  хочется,  -  сказал
Абул.
   - Мне кажется, что двоим будет трудно жить жизнью  такого  рода.  Она
требует какого-то сообщества.
   - Ну, может быть, тебе захочется поехать в...
   Почему-то подобная мысль  не  приходила  в  голову  Сарите.  Оставить
полуостров.., порвать  все  ниточки,  связывающие  ее  с  Испанией..,  с
родиной, в людьми ее расы... Она вздохнула.
   - Да, но что ждет нас там?
   - Поместье моей матери, оно находится у моря.
   Оливковые и  апельсиновые  рощи,  сосны,  дом  из  белого  мрамора  с
террасами, выходящими на море, сады с хибискусом и олеандрами.
   - И все это твое?
   - Я унаследовал его, - улыбнулся он. - Моя  мать  умерла  десять  лет
назад, и я постоянно приезжал туда, но  я  никогда  не  жил  там,  хотя,
будучи мальчишкой, проводил там много времени.
   - Никогда не жил там? - Это казалось ей необычайно важным.
   Неужели они могут найти место, не населенное призраками прошлого?
   Абул покачал головой:
   - Никогда.
   - Но там есть гарем?
   - Гарем, моя милая, не может существовать без женщин, живущих в нем.
   - Но ведь это то место, в котором они содержатся отдельно от мужчин.
   Он покачал головой:
   - Необязательно. Он не может существовать без женщин.
   - Но ведь там, в.., у тебя будут жены?
   - Только одна, или ты разрешишь мне  иметь  еще?  -  он  уже  открыто
смеялся над ней, и, заразившись его смехом, она рассмеялась сама.
   - Нет, дорогая, никаких женщин. Ты будешь только моей, а я  -  только
твоим.
   Хотя они и смеялись, но никто из  них  не  сомневался  в  серьезности
сказанного.
   - Мы будем жить на моей земле по твоим законам, и у нас  будут  дети,
которые смогут понять законы и твоего, и моего народа, - он взял  ее  за
подбородок. - Ты родишь мне детей, Сарита?
   Она сжала кисти его рук:
   - Я рожу тебе детей.
   Абул прислонился к скале:
   - Ну что ж, в таком случае, у меня есть только одна проблема.
   - Какая же? - она уловила его озорство.
   - Я должен как-то искоренить в тебе любовь к опасностям, милая.
   Она отступила назад, готовая, если понадобиться тут же вскочить.
   - Ты хочешь подавить ее, мой господин Абул?
   И  она  просунула  руку  между  его  ног,  но  как  только  он  начал
поддаваться ласке, отпрыгнула от него и запрыгала вокруг него.
   Абул вскочил и побежал за ней. И так они мчались  вверх  по  холму  -
волосы ее развевались и мелькали голые пятки. Наконец, он поймал  ее  за
Щиколотку, и они, смеясь, упали на землю.
   - Ты  действительно  находишь  в  этих  провокациях  какую-то  особую
прелесть? - заявил Абул и закрыл ее уста своими, и задрал ей юбку.
   - Я люблю тебя, - прошептала она, внезапно уступив  ему  и  обмякнув.
Все ее игривое сопротивление куда-то делось.
   Яркое эмалевое небо накрыло ее - и  ничего,  кроме  любви,  не  имело
больше для нее значения.
   И он слился с ней, наполнив ее до краев своей  любовью.  Великолепное
будущее открывалось перед ними - будущее, которое они построят для  себя
сами.