шить  недюжинный
страх, которым была теперь пронизана каждая клеточка ее тела.
   Дверь в камеру открылась и в нее вошли две женщины, одна  из  которых
несла несколько свечей, а другая - длинный кусок материи. Они ничего  не
сказали ей, едва окинув взором, и поставили свечи в угол.  Свечи  залили
светом камеру. Она предвосхитила их попытку раздеть  ее  и  сделала  это
сама. Женщины чуть не охнули, увидев ленту, перевязывавшую ей  грудь,  и
одна из них помогла Сарите развязать узел, который сделала на  ее  спине
Кадига. Когда она  полностью  разделась,  они  протянули  ей  платье  из
какого-то прозрачного белого материала,  который  почти  не  защищал  от
холода или от любопытных глаз. Сарита с ужасом осознала, что это  платье
не было платьем уважаемой женщины из сераля, это была одежда гурии.
   Хотел ли эмир оскорбить ее этим? Или намеревался таким образом свести
ее сообщение до бормотаний любимой  рабыни?  Наверно,  то  и  другое,  и
подумала, уж не отказаться ли ей от переодевания и не настаивать  ли  на
том, чтобы снова надеть одежду пастуха. Но скорее  всего,  этим  она  не
достигла бы ничего. Единственным ее шансом был разговор с эмиром, и если
он согласен даровать ей аудиенцию только при условии,  что  она  наденет
это платье, то должна сделать так, чтобы речь ее  своим  спокойствием  и
достоинством произвела на него впечатление большее,  чем  навязанная  им
одежда.
   Она  отказалась  надеть  предложенные  ей  туфли,  но  взяла   чадру,
чувствуя, что все, что способствует сокрытию ее тела, сейчас ей на руку.
Чадра закрыла ее волосы, погасив их жар, однако, лица она  закрывать  не
стала, желая тем самым провозгласить свою независимость.
   Дверь хлопнула как раз в  тот  самый  момент,  когда  Сарита  кончила
возиться с чадрой; обе женщины отскочили к стене. Стражник уставился  на
Сариту похотливым взглядом и кивком головы велел ей выходить. Когда  она
проходила мимо него, он коснулся ее бедра, и по спине ее снова пробежали
мурашки. Но она сделала вид, что не обратила на это  внимания.  На  этот
раз ее привели в маленькую комнатку, на стенах которой  висели  шелковые
экраны, а мозаичный пол покрывали шелковые ковры.
   Эмир лежал на диване, потягивая что-то из бокала. Когда она появилась
в дверях, он не поприветствовал ее,  а  невозмутимо  оглядел  с  ног  до
головы. Она же продолжала смотреть на стену чуть повыше его головы.
   Лень сквозила во всех движениях эмира, когда  он  поставил  бокал  на
низенький столик и встал. Он пересек  комнату  и  сдернул  с  ее  головы
вуаль.
   - Похоже, я более сладострастен, чем он - заметил эмир, щупая  сквозь
прозрачную ткань ее высокую грудь.
   Сарита попыталась быть неподвижной, как будто  он  касался  не  живой
плоти, а глиняной статуи.
   - Но у Мули Абула Хассана всегда были  несколько  странные  вкусы,  -
эмир коснулся кончиком пальца ее соска.  -  Ты  и  в  самом  деле  такая
холодная, как кажешься? - поинтересовался  он.  -  Наверно,  нет.  -  Он
отвернулся от нее, и Сарита облегченно вздохнула.
   - Ну, - сказал он, - ты хотела мне что-то рассказать, рассказывай.
   Когда она начала, голос ее задрожал. Тогда она остановилась, перевела
дух и начала снова. Эмир опять лег на диван и стал слушать  ее,  прикрыв
глаза.
   - Да, ну и ну, - отреагировал на конец ее рассказа. - Ссора в  гареме
моего друга - оправдание войны. Целое королевство Гранады поставлено  на
дыбы из-за женской ревности.
   Внезапно он рассмеялся.
   -  Так  ты,  Сарита,  из  племени  Рафаэля,  отказываешься  от  своих
притязаний на господина Абула, в  чем  бы  они  не  состояли,  и  хочешь
вернуться туда откуда пришла,  оставив  все  так,  как  было  до  твоего
появления.
   - Да, именно так, - подтвердила она, внутренне похолодев от отчаяния.
Похоже, эмир не принял сказанного всерьез. - Я поеду отсюда  в  Кордову.
Если вы не верите моему рассказу, то пусть меня сопровождают до границы.
   - О, я не подвергаю сомнению твои слова, - сказал он, все еще смеясь.
- Так ты говоришь, что Мокарабы принимали меня за дурака.
   - Я только сказала,  что  в  случае  отречения  господина  Абула  они
выигрывают больше всех.
   - Да, это правда, - согласился он.
   - И причина,  по  которой  они  требуют  отречения  господина  Абула,
совершенно неосновательна и в любом случае больше не существует.
   - М-м-м. У тебя определенно есть мужество, Сарита из племени Рафаэля.
Я мало знаю о женщинах твоей расы - вы все там такие? Похоже было на то,
что ему действительно было любопытно то,  о  чем  он  спрашивал,  и  его
вопрос застал ее врасплох.
   - Не знаю, - так вы позволите  мне  ехать  в  Кордову,  мой  господин
эмир?
   Он задумался. "
   - Возможно, но я надеюсь, ты не будешь возражать против  того,  чтобы
еще немного побыть моей гостьей.
   Холод пронзил Сариту насквозь, и ее затрясло.
   - Но почему вы хотите задержать меня? Я  ведь  уже  сделала  то,  что
должна была сделать.
   - Ну послушай, это же наивно, - мягко сказал он.
   - Я должен обдумать то, что ты мне сказала, должен созвать  Совет  и,
возможно, мне понадобится задать тебе кое-какие вопросы, для того  чтобы
принять решение, - сказал он, приветливо улыбаясь Сарите.
   - Но вы подумаете над тем,  чтобы  не  противостоять  калифу?  -  Она
попыталась обрести хоть какую-то надежду на то, что ее безрассудство  не
было напрасным.
   - Я подумаю и соберу Совет, - повторил эмир,  -  а  ты  тем  временем
воспользуешься моим гостеприимством. Боюсь, не столь  необычным,  как  в
Альгамбре, но мы постараемся сделать все, что в наших силах.
   Сарита ничего не сказала на это, а что ей было говорить? Она вошла  в
логово льва, и если он решил разорвать ее на куски,  то  как  она  могла
защищаться?
   Он позвонил в колокольчик - в дверях появился стражник.
   - Помести женщину в крепость, - сказал он, - над землей, и без особых
ограничений. Достаточно замка  и  охраны.  -  Он  улыбнулся.  -  Она  не
представляет для нас угрозы.
   Он увел ее и эмир тотчас,  забыв  про  лень  и  усталость,  энергично
поднялся с дивана.  Он  нисколько  не  сомневался  в  том,  что  женщина
говорила правду. Мокарабы были вполне способны на то, чтобы использовать
ссору между женщинами и достичь своих  целей.  Если  Айка  действительно
пыталась  убить  свою  соперницу,  калиф  действовал  справедливо  и   у
Мокарабов не было причин для  возмущения.  А  если  христианка  покинула
Альгамбру, то больше нет законных оснований для действий против калифа.,
и нет законных оправданий обращению к испанским монархам.  Эмир  слишком
хорошо понимал рискованность подобной коалиции. Но  женщина  видела  это
только в черно-белых красках - она думала, что если  Абенцаррати  узнают
правду, то опять станут лояльными подданными калифа, но все было  далеко
не так просто. В недалеком будущем Абенцаррати, конечно же, не  извлекут
из восхождения Бобдила на престол такой пользы, как Мокарабы,  но  через
несколько лет...
   Через несколько лет их семья может выиграть от  этого  события  очень
много. Даже, несмотря на  поддержку  Мокарабов,  женщина  и  ребенок  не
смогут править Гранадой так, как это делает мудрый и сильный  Мули  Абул
Хассан, так что в царстве, объятом хаосом, будет много возможностей  для
тех, кто захочет проявить себя и укрепить свое положение, в особенности,
если они способствовали возникновению нового режима правления.  Конечно,
испанцам придется заплатить за их участие, но эмир не сомневался, что их
вполне  удовлетворит  восхождение  на  престол  мальчика  и   какое-либо
вознаграждение.
   А чего он достигнет, если перейдет на сторону калифа, разорвав союз с
Мокарабами? Конечно, в этом случае, он  заслужит  его  благодарность  и,
может быть,  добьется  продвижения  некоторых  членов  своей  семьи,  но
реального доступа к власти у него не будет. Слишком сильно держит  ее  в
своих руках Мули Абул Хассан.
   Нет, он уже сделал свой выбор. Пора уже династии Насридов прерваться,
и он сделает все, чтобы сделать себе на этом политический капитал.
   Но что сделать с этой женщиной.., с гурией калифа? Он мог сгноить  ее
в крепости, и никто бы не упрекнул его в этом. Но,  возможно,  ее  можно
как-то использовать как средство нажима на Мули Абула Хассана? С  другой
стороны, как госпожа Айка среагирует на  пленение  соперницы?  Возможно,
она тоже проявит благодарность, и не только сейчас, но и в будущем.
   Эмир улыбнулся сам себе  и  снова  позвонил  в  колокольчик,  вызывая
визиря.
   - Пошли немедленно послание к эмиру  Мокарабов,  я  надеюсь  получить
ответ в течение двух дней.
   Через два часа из ворот крепости выехал всадник и галопом помчался по
дороге в Монтилью.
 
*** 
 
   Вскоре после окончания сиесты Айку вызвал отец, желающий,  чтобы  она
посетила его в палате, где проходил Совет.  В  ходе  мятежа  эмир  часто
советовался с дочерью, сознавая что она хорошо  разбирается  в  политике
Альгамбры.
   Она вошла и он пригласил ее сесть рядом.
   - От эмира Абенцаррати прибыл посланник, дочь. Я  думаю,  тебе  будет
интересно сообщение, которое он привез.
   И  он,  улыбаясь,  подал  ей  скрученный  в  трубку  пергамент.  Айка
прочитала его.
   - Наивная дурочка, - сказала она. - Вообразила,  что  таким  способом
сможет вмешаться в ход событий.
   Отец предостерегающе погрозил пальцем.
   - Не будь такой насмешливой, дочь. То,  что  она  рассказала,  вполне
правдоподобно. А то,  что  она  по  наивности  подвергла  себя  огромной
опасности и пришла в стан врага, только подтверждает,  что  эта  история
достоверна.  При  других   обстоятельствах   она   могла   действительно
переломить своим поступком ход событий.
   Айка снесла упрек молча.
   - Но в послании говорится, что ей не удалось это сделать,  и  что  он
просит нас решить ее судьбу.
   Эмир пишет, что она находится у него в целости и сохранности,  и  что
он поступит с ней так, как мы или, скорее, ты скажешь.
   - Медленная смерть, - сказала Айка.
   - Ну что ты, давай не будем так грубы. Давай подумаем, как  мы  можем
использовать ее, чтобы достичь своей цели? Чем готов  пожертвовать  твой
муж, чтобы гарантировать ее безопасность?
   Айка вспомнила лицо Абула за мгновение до того, как он распорядился о
том, чтобы ее  поместили  для  пыток.  У  него  было  лицо  отчаявшегося
человека.
   -  Королевством.  Думаю,  он  готов  отдать  в  обмен  за  жизнь   не
правоверной Альгамбру.
   - Смелое утверждение, дочь.
   - Его можно проверить, - ответила Айка, - и я  знаю,  как  лучше  это
сделать.
   Отец улыбнулся:
   - Ну и как, дитя мое?
   - Использовать ее собственный народ, - сказала Айка. - Она  поклялась
Абенцаррати,  что  готова  покинуть  Гранаду,  отказаться  от  Абула   и
вернуться в свою  страну.  Почему  бы  нам  не  помочь  ей  в  этом?  Их
католические величества  страшно  любят  спасать  заблудшие  души  своих
подданных. Об этой душе им  известно  и  они  знают  о  той  смуте,  что
поднялась на нашей земле, благодаря ей. Мы можем просто передать  им  ее
заблудшую  душу,  которая  отвергла  свою  собственную  религию,   чтобы
броситься в объятия к еретику?
   Эмир рассмеялся.
   - Ну и изощренный же у тебя ум, дочь. А что Абул?
   - Если велеть посланнику, которого мы пошлем  с  этими  инструкциями,
быть  не  очень  осторожным  во  время  путешествия,  и  если  язык  его
развяжется, новость достигнет ушей Мули Абула Хассана также быстро,  как
обычно распространяются подобные  новости.  У  него  повсюду  есть  свои
шпионы.
   - Да, он узнает об этом.
   - И попытается добиться ее освобождения из Кордовы, но не думаю,  что
преуспеет в этом, -  заявила  Айка.  -  Когда  дело  касается  наказания
грешницы, карающая рука религии оказывается необыкновенно цепкой,  но  в
то же время Абул потеряет интерес ко всему остальному.
   - И женщина все равно умрет медленной смертью, - сказал  эмир,  -  от
руки собственного народа.
   -  И  будет  сожжена  на  костре  в  Кордове,  -   сказала   Айка   с
удовлетворением, - после пыток.
   Тюрьма Сариты была грязной, холодной и темной - в ней не  было  окон.
Узкая доска должна была служить ей кроватью. Каждое  утро  ей  приносили
кувшин с водой, и она вскоре поняла, что вода в  нем  предназначалась  и
для мытья и для питья. Ее кормили финиками, оливками, сухим  хлебом,  то
есть не давали ей ни умереть с голоду, ни наесться.
   Когда, доведенная до отчаяния холодом, она попросила, чтобы  ей  дали
одеяло, ей принесли изъеденный молью плащ, но это было все же лучше, чем
ничего.
   Большую часть времени она спала, завернувшись в плащ -  только  таким
образом ей удавалось уйти от одиночества, тоски и холода,  и  увидеть  в
снах Альгамбру - ее  ароматы,  звуки  и,  конечно  же,  Абула.  Губы  ее
улыбались, в черных ярких глазах отражался ум и мудрость , или  же  губы
его чувственно изгибались, а глаза горели страстью. Иногда, когда сны ее
были особенно яркими, ей удавалось почувствовать его  прикосновение,  ее
кожу  начинало  покалывать  и,  вертясь  от  возбуждения,  она  чуть  не
сваливалась с узкой доски. А после просыпалась  в  холодной  и  одинокой
тюрьме, чтобы еще больше почувствовать безвыходность ситуации.
   На седьмой день дверь отворилась и ей приказали выйти в коридор.  Она
сощурилась, потому что после темной камеры ее глаза заболели  от  яркого
света.
   Эмир сидел на высоком троне в зале, который напоминал один из залов в
Альгамбре. Он был один и знаком показал ее эскорту отступить назад.
   - Итак, Сарита из племени Рафаэля, надеюсь, тебе было у нас не  очень
неприятно, - сказал он, глядя на нее с насмешкой.
   Сарита ничего не ответила на это, сконцентрировав все свои усилия  на
том, чтобы выглядеть смелой и спокойной, когда на самом деле ее охватила
волна ужаса, так как она теперь точно знала, что от  этого  человека  не
жди добра. С  ней  сделают  что-то  ужасное.  И  Абул...  Очевидно,  она
потерпела фиаско. Ему придется сражаться без нее, и она  никогда  больше
его не увидит...
   - Я должен извиниться за задержку, - продолжал эмир.  -  Пришлось  со
многими советоваться.
   Сарита сглотнула слезы. Плакать из-за потери Абула было глупо,  когда
она поняла, что скоро лишится жизни, но она не  умрет,  как  трусиха  и,
подняв голову, посмотрела ему в глаза.
   - Похоже, мы сможем  помочь  тебе  покинуть  королевство  Гранады,  -
продолжал эмир, шаря глазами по ее мертвенно-бледному  лицу  и  видя  ее
насквозь. Он повернул голову  к  занавешенному  проходу  позади  себя  и
словно по волшебству занавеска раздвинулась и в  палату  скользнули  три
фигуры в серых капюшонах с веревками на поясах, и с  фанатично  горящими
глазами. Сарита закричала.
   - Твой народ требует тебя, Сарита из племени Рафаэля, - сказал  эмир.
- Таким образом ты добьешься того, чего и хотела -  ты  освободишь  Мули
Абул Хассана, чтобы он мог удержать трон.
   Если бы она даже поверила в то, что он говорит правду, она все  равно
не смогла бы сохранить мужество от этого ужаса. Она  умрет  -  это  было
совершенно очевидно, - но только после самых изощренных пыток.
   - Дочь моя, твоя бессмертная душа подвергается серьезной опасности, -
голос монаха был почти добрым, когда он подошел к ней. - В  наших  силах
спасти твою душу, и вернуть тебя в истинную веру. Тебя  охватила  ересь,
дочь, но мы укажем тебе на твои ошибки.
   И его руки приблизились  к  Сарите.  Костлявые  пальцы  были  подобны
когтям, белая плоть их была усыпана коричневыми пятнами.
   По мере приближения они казались все огромнее. Она открыла рот, чтобы
снова закричать, но не смогла  -  ее  захлестнула  волна  непереносимого
ужаса.
 
*** 
 
   Юсуф вернулся в Альгамбру в середине ночи, но время теперь  для  него
ничего не значило и, стараясь ступать бесшумно, он вошел  в  апартаменты
калифа. Абул не спал. Во сне его мучили кошмары  и  он  предпочитал  сну
бодрствование.
   - Ну? - потребовал он у Юсуфа отчета, не чувствуя к нему ни малейшего
сочувствия.
   - Мой господин калиф, эмир Абенцаррати послал в  Кордову  сведения  о
Сарите. Инквизиция схватит женщину, как еретичку.
   Услышав об этом, Абул оцепенел.
   - Откуда ты это узнал?
   - От посланника Мокарабов. Он был послан к эмиру  Абенцаррати.  Через
несколько  часов  другой  посланник  выехал  из  ворот   Абенцаррати   и
направился по дороге, ведущей в Кордову. Я  подумал,  что  он  поехал  к
тамошним религиозным властям, господин, и со всех ног помчался к вам.
   - А как ты узнал об инструкциях, данных Мокарабами, Юсуф?
   - На дороге я увидел человека в ливрее  Мокарабов,  мой  господин.  Я
остановил его и предложил ему свою флягу, поскольку  он  выглядел  очень
усталым. Мы выпили, и он разболтался.
   Абул кивнул. Подобные придорожные встречи случались часто. Юсуф стоял
перед ним с опущенной головой, как усталая лошадь,  и  Абул  вспомнил  о
том, какой он отдал ему приказ.
   - Иди отдохни, - сказал он, - и поешь.
   Юсуф вышел  из  комнаты,  и  калиф  вышел  во  двор.  Брызги  фонтана
искрились при свете луны.
   Канарейки в клетке молчали. Значит, прежде чем начать ее пытать,  они
отвезут ее в Кордову.
   Достаточно ли будет его отречения, для того чтобы выкупить ее у  них?
С его отречением у испанцев появится реальная возможность  на  овладение
Гранадой. Испанские монархи вряд ли легко упустят подобную  возможность!
Мокарабы сколько угодно  могут  тешиться,  но  если  на  троне  окажется
ребенок, то испанцы смогут  сместить  его  в  любой,  удобный  для  них,
момент. Если же Абул будет по-прежнему  оставаться  твердым,  то  борьба
просто-напросто затянется и, в конце концов,  после  большой  крови  все
равно скорее всего закончится поражением Гранады. Однако  поражение  это
случится, очевидно, не в годы его  царствования;  он  верил  в  то,  что
сможет удерживать Гранаду так долго, если, конечно, останется  в  живых.
Именно из-за боязни оказаться убитым, он отослал Сариту.
   Королевство,  безусловно,  ослабеет  из-за   внутренних   распрей   в
Альгамбре, но испанцам придется иметь дело с могущественным Мули  Абулом
Хассаном, а не с податливыми новичками, какими  были  его  сын,  жена  и
семья его отца.
   В каком же виде лучше всего будет предстать перед  ними?  Скрытно,  в
одиночку, как проситель?
   Или во всем блеске и великолепии, свойственными продолжателю династии
Настридов? Человеком,  который  знает,  что  является  ровней  испанским
монархам, и которому есть, что предложить и не остаться отвергнутым.
   До рассвета Абул мерил шагами двор, обдумывая все так и  этак,  пока,
наконец, не пришел к выводу о том, что принял правильное решение.
   На следующее утро Альгамбру  покинула  торжественная  процессия.  Она
устремилась по дороге к Кордове, ко двору их  христианских  величеств  -
Фердинанда и Изабеллы.
   Человек, едущий во главе этой пышной процессии, даже не оглянулся  на
темно-розовые стены  дворца,  который  был  ему  не  просто  домом..,  а
символом долгого  правления  Настридов  в  этом  мавро-испанском  уголке
полуострова. Никогда больше он уже не увидит его.
   Никто из сопровождающих калифа лиц - ни придворные,  ни  солдаты,  не
знали, что для него это последняя миссия в халифате.  Никто  из  них  не
спрашивал себя, почему позади процессии едет серая лошадка без всадника.
Никто не допытывался о том, что лежит в огромных  тюках,  которые  везут
мулы. Никто не знал, что в них золото, серебро и драгоценные камни - все
состояние Мули Абула Хассана, все то, что он смог взять  из  дома  своих
предков в надежде с его помощью построить другое - новое будущее.
 
Глава 21 
 
   Сарита ехала в Кордову на лошади, которую вел под  уздцы  вооруженный
человек в кастильской ливрее. Руки ее были привязаны к седлу, поэтому ей
было трудно приспособиться к неровному шагу лошади,  и  она  чувствовала
себя ужасно, но Сарита едва обращала на  это  внимание,  поскольку  была
погружена в мысли о страшном ближайшем будущем.
   Выйдя из камеры, ей показалось, что она выбралась из