Пойду погляжу, - с этими словами Керриган вышел.
   Пока я ждал, я проглядел досье моих шестерых подозреваемых. Там было  что
почитать.
   За Керриганом, как он и говорил мне во  время  нашей  первой  беседы,  по
гражданской части ничего не числилось. Однако в армии он был под  трибуналом
и сидел  в  тюрьме  по  обвинению  в  оскорблении  офицера.  Подробности  не
сообщались.
   Мэттью  Сиэя  в  середине  пятидесятых  годов  неоднократно   задерживала
полиция: три раза за хранение наркотиков, один раз за участие  в  совращении
несовершеннолетних, один раз за избиение  матроса  в  каком-то  ист-сайдском
баре, один раз за автомобильную кражу и  два  раза  за  хранение  и  продажу
порнографии. Последний раз его арестовали семь лет назад, но в тюрьме он  ни
разу не сидел, хотя несколько раз его приговаривали условно.
   Луис Хоган, как он и сообщил мне раньше, был совершенно чист.
   Джозеф Лайдон дважды подвергался аресту, но в заключении ни разу не  был.
Первый раз его  арестовали  за  нарушение  закона  Салливана  -  нелегальное
ношение оружия, а второй - по  обвинению  в  оскорблении  личности,  имевшем
место в результате драки с квартиросъемщиком в одном из его зданий.
   У Фрэнка Доннера был самый длинный "послужной список",  но  в  тюрьме  он
сидел только  дважды;  один  раз  в  начале  тридцатых  годов  за  разбойное
нападение с применением огнестрельного оружия и один раз - в конце сороковых
за шантаж  и  подделку  документов.  По  остальным  обвинениям,  начиная  со
взяточничества и вымогательства и  кончая  поджогом  и  грабежом,  его  либо
отпускали за недостатком  улик,  либо  давали  срок  условно.  За  последние
двенадцать лет его не арестовывали.
   Уильям Пьетроджетти дважды  арестовывался  и  дважды  отсидел  в  тюрьме:
первый раз в 1947 году за мошенничество с сокрытием налогов, а  второй  -  в
1952-м за махинации с краденой собственностью.
   Шесть досье представили мне мрачную картину, но  я  знал,  что  это  лишь
видимая часть  айсберга.  Множество  преступлений,  в  которых  эти  шестеро
никогда официально не обвинялись, были скрыты под водой.
   На мой взгляд, можно было бы спокойно выбрать любого из них,  отдать  его
на растерзание Рембеку и жить с сознанием того, что за что-то в своей  жизни
данный человек наверняка заслужил наказание, даже если не за  убийство  Риты
Касл. У меня даже возник соблазн завершить это дело  именно  таким  образом;
подставить,  скажем,  Керригана,  или  Доннера,  или  Сиэя,   забрать   свое
вознаграждение в пять тысяч долларов и вернуться к моей стене. В самом деле,
какая разница, будет ли наказан убийца Риты Касл или другой убийца?  В  мире
столько  преступлений  совершается  безнаказанно,  только  эти  шесть  досье
свидетельствуют  о  массе  открытых  и  сокрытых  от  полиции  преступлений,
оставшихся без наказания. Так какая разница?
   Однако  я  не   мог   так   поступить.   Меня   удерживало   не   чувство
ответственности, не желание увидеть, что свершилось правосудие,  и  даже  не
интерес к тому конкретному поручению, которое я взялся выполнить.  Просто  я
был профессионалом, и мне нужна была полная отдача в работе.  Я  намеревался
отправить под суд - или отдать в руки Рембека, в зависимости от ситуации,  -
только того человека, виновность которого я докажу.
   Изучая досье и размышляя над своим отношением к работе, я услышал вдруг у
себя за спиной голос Рембека:
   - Для чего вы хотели видеть Голдберга?
   - Оставайтесь и послушайте, - предложил я.
   - Он не имеет никакого отношения к корпорации, - возразил Рембек. - Он  -
мой личный адвокат.
   - И все же, - настаивал я, - мне есть о чем с ним потолковать.
   - Вы ищете кого-то внутри корпорации, - уточнил он. -  Сэм  Голдберг  вам
помочь не может.
   - Рита Касл была частью вашей личной жизни, - напомнил я ему. - Поэтому я
и хочу побеседовать с вашим личным адвокатом.
   - Он вам не нужен.
   - Либо я говорю с ним, либо выхожу из дела.
   - Вы хотите бросить расследование? Вы все время мне этим угрожаете. Вы  и
в самом деле хотите бросить?
   "Да будь на то моя воля, я бы никогда и не взялся!" А вслух я сказал:
   - Если мне не удастся поговорить  с  Сэмом  Голдбергом,  брошу,  -  Ну  и
бросайте! - отрезал Рембек. - До свидания. - И он вышел из комнаты, даже  не
закрыв за собой дверь.

Глава 24

   У входной двери меня  остановил  Керриган.  Он  хотел  выяснить,  что  же
происходит, и я сообщил ему, что Рембек согласился на мое увольнение. Он  не
понял:
   - Вы хотите сказать, что объявили забастовку?
   - Нет. Я хочу сказать, что еду домой и выкидываю все это из головы.
   - Не может быть!
   - Очень даже может.
   Я вышел. Швейцар внизу козырнул мне, назвал "сэр", спросил, не  нужно  ли
мне такси? Я зашагал прочь, не потрудившись ответить и сделав  вид,  что  не
замечаю его присутствия, дошел до метро и сел на поезд, идущий в Куинс.
   В доме было очень пусто. Я позвонил Кейт в Патчог и сказал, что она может
вернуться домой, я отказался от работы. Ей захотелось  узнать  почему,  и  я
объяснил, что мой работодатель препятствует дальнейшему ходу  расследования.
Она спросила, не предлог ли это, чтобы не работать вообще, и я ответил:
   - Может, и предлог. Но какая разница, если я говорю правду. Дождь  поутих
и превратился в прозрачную дымку, висящую в воздухе. Я вышел на задний двор,
снял с канавы  брезент  и  начал  укладывать  первый  ряд  бетонных  блоков,
тщательно выравнивая каждый кирпичик и заполняя землей отверстия в блоках  и
промежутки между ними. Я целиком погрузился в работу и даже думать забыл про
убийство Риты Касл.
   Раза два или три звонил телефон, однако я не подходил. Я работал, пока не
стемнело, пока я не перестал видеть,  что  делаю.  Тогда  я  нехотя  прикрыл
канаву брезентом и вернулся в дом. Кейт и  Биллу  давно  бы  уже  пора  было
приехать, поэтому я еще раз позвонил в Патчог,  и  они  все  еще  там.  Кейт
объяснила:
   - Я попыталась до тебя дозвониться, но никто не брал трубку.
   - Я был во дворе.
   - Мы переночуем здесь, - продолжала она. - Если ты не передумаешь, завтра
приедем домой.
   - Я не передумаю, - буркнул я.
   - Давай все-таки подождем до завтра, - сказала Кейт.
   Так и решили. Я принял душ, сварганил себе ужин и сел  в  гостиной  перед
телевизором. Телефон больше не звонил. В половине двенадцатого я лег  спать.
Я так устал, строя стену, что тут же крепко заснул.
   Воскресное утро выдалось облачным, но не дождливым. Я быстро позавтракал,
бриться не стал и к девяти часам был уже во дворе.
   Они явились незадолго до  одиннадцати.  Рембек,  Керриган  и  толстенький
седоволосый коротышка в круглых очках и с  черным  портфелем  в  руке.  Они,
видимо, звонили в дверь, но я не слышал и обнаружил их  присутствие,  подняв
голову от канавы и увидев, что они обогнули угол дома и направляются ко мне.
Тогда я понял, что в глубине души и раньше подозревал:  от  этой  работы  не
так-то просто отделаться. Я всегда знал,  что  дознание  будет  преследовать
меня, пока я не доведу его до конца, пока не найду убийцу Риты Касл.
   Я стоял, опершись на лопату, и смотрел, как они идут ко мне по  диагонали
через двор. Рембек  и  Керриган  несколько  удивились,  когда,  оглядевшись,
увидели, что кругом навалены строительные  материалы  и  полным  ходом  идет
стройка. Толстяк же, не глядя по сторонам, подкатился ко  мне  как  колобок,
производя впечатление человека, которого внезапно вытащили из  роскошного  и
комфортного обитания, где он состарился и растолстел, и требуют  производить
немыслимые телодвижения, от которых он давно отвык.
   Все трое остановились передо мной, и Рембек, ткнув  пальцем  в  толстяка,
сказал:
   - Ладно, вот он.
   Я, без особой надежды в голосе, возразил:
   - Вы согласились меня уволить. Мне ответил Керриган:
   - Мистер Тобин, - терпеливо пояснил он, - можете считать, что, когда Эрни
принимал вас на работу, он делал это от лица корпорации. Вы работаете не  на
него, а на  корпорацию,  и  корпорация  вас  не  увольняла  и  увольнять  не
собирается.
   - Да, - промямлил я,  -  конечно.  Продолжать  спор  было  бесполезно.  Я
отложил лопату и выбрался из канавы. - Будьте любезны подождать  в  доме,  -
попросил я. - Я приведу себя в порядок.
   - У меня на полпервого назначена встреча,  -  выпалил  толстяк  -  должно
быть, Сэм Голдберг, судя по тому, что Рембек его даже не представил.
   -  Сегодня  воскресенье,  -  раздраженно  произнес  Рембек.  -   Кто   по
воскресеньям занимается делами?
   - Я тоже не в восторге, что так получилось. - Сэм с его весом был слишком
желчен, что не свойственно обычно толстякам.
   Я провел их в дом и, оставив в  гостиной,  пошел  наверх  принять  душ  и
побриться. Когда я снова спустился к ним, Голдберг попросил:
   - Можно побыстрее с этим покончить?
   - Разумеется, - ответил я, сел и обратился к нему с вопросом:
   - Когда Рембек впервые обсуждал с вами развод с женой?
   Керриган не сумел скрыть удивления; по зло скривившемуся  рту  Рембека  я
понял, что он уже догадался о теме нашей предстоящей беседы, а Голдберг,  не
заподозривший в вопросе ничего необычного, сразу ответил на него:
   - Месяца три назад.
   - И что вы успели сделать?
   - По оформлению документов? Ничего.
   - Почему так?
   Он раздраженно передернул плечами:
   - У Эрни по этому поводу было семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра
другое. Мне велели от вас ничего не утаивать...
   - Спасибо, - поблагодарил я. - Как вы изволили выразиться,  у  него  было
семь пятниц на неделе, когда он говорил о  разводе.  Но  вы  не  знаете,  он
все-таки принял окончательное решение?
   - У него все решения окончательные, -  буркнул  Голдберг.  -  Звонил  мне
через каждые три дня: "Да! Нет!" - и снова: "Да! Нет!" Последний  раз  было:
"Нет".
   Рембек попытался сделать хорошую мину при плохой игре.
   - Сэм, ты преувеличиваешь. Не так уж часто я передумывал. Однако Голдберг
был не в настроении думать о достоинстве Рембека. Повернувшись  к  нему,  он
огрызнулся:
   - Сколько раз я тебе повторял: девчонка тебя за нос водит? И не надо  мне
морочить голову. Ты каждые три дня мне звонил.
   - Вы обговаривали развод с миссис Рембек? Голдберг развел руками:
   - Каким образом? Я просто не мог с ней встретиться.
   - Вы ей сообщили о намерениях Рембека или он сам?
   - Она ничего не знает! - гневно воскликнул Рембек. - Ей никто не  сказал.
- И снова повторил:
   - Она ничего не знает. Голдберг опять недовольно передернул плечами:
   - Если она и знает, то не от меня.
   - У меня  создалось  впечатление,  что  вы  Риту  Касл  недолюбливали?  -
продолжал я расспросы.
   - О мертвых или хорошо, или ничего.
   - Тогда не расскажете ли мне, как вы отзывались о живой Рите Касл?
   Он с некоторым удивлением взглянул на меня, и вдруг его  лицо  неожиданно
озарила веселая улыбка:
   - С удовольствием, - ответил он. - Живой я считал ее продажной дешевкой и
выскочкой. Она настолько презирала Эрни, что даже не  считала  нужным  этого
скрывать. Я предупреждал его, что она собирается за него замуж исключительно
из-за его денег и что он всю жизнь потом будет жалеть. Я предупреждал,  что,
если бы он не пообещал  вложить  деньги  в  ту  постановку,  она  вообще  не
согласилась бы выйти  за  него.  Я  предупреждал,  что  пьеса  просуществует
дольше, чем их брак.
   - Какая пьеса? - спросил я у Рембека.
   - "Гедда Габлер", - пробормотал он. - Она хотела ее режиссировать.
   - Не играть?
   - Нет. "Актеры - исполнители чужой воли", - говорила Рита. А  она  хотела
сама поставить пьесу.
   - И вы бы ее финансировали?
   - Но ведь не на Бродвее  же,  -  оправдываясь,  объяснил  он.  Как  будто
меньшие расходы из его бюджета  каким-то  образом  свидетельствовали  в  его
пользу.
   - Вы уже начали работать над постановкой?
   - Еще нет. Мы собирались после того, как...
   - Как поженитесь? Он промолчал.
   - Почему вы мне все время лгали? - накинулся я на него. - Зачем вы упорно
убеждали меня, что девица вам безразлична и не приведи Господь,  чтобы  жена
про нее узнала.
   - Она умерла, - мрачно произнес он. - Все кончено. Какая теперь разница?
   - Вы мне спутали все карты, - пояснил я. - Я потерял массу  времени.  Мне
стоило огромного труда разузнать то, что вы могли бы мне  сказать  с  самого
начала.
   - Хотите знать правду? - огрызнулся он. - Мне  было  стыдно!  Выяснилось,
что Сэм был прав. И вообще никто,  кроме  меня,  в  ней  не  ошибался.  А  я
разобрался во всем, лишь прочитав ее записку.
   - Да, ее записка, - повторил я. - Мне она нравится не больше вашего. -  Я
поднялся. - Мне надо еще раз съездить в Аллентаун.

Глава 25

   Рембек настоял на том, чтобы поехать с нами, хотя я и  говорил  ему,  что
это совершенно бессмысленно, что он там ничего не увидит и ничего нового  не
узнает. Однако он все-таки поехал. Высадив Сэма Голдберга в  центре  города,
мы нырнули в тоннель Линкольна, и лимузин понесся по шоссе на запад.
   Керриган ехал впереди, рядом с шофером, Домиником Броно.  Мы  с  Рембеком
сидели сзади, разделенные широким пространством сиденья и погруженные каждый
в свои мысли. Рембек, судя по его  кислой  физиономии,  размышлял  о  чем-то
мрачном. Я же был  настроен  оптимистично.  Не  зная,  кто  был  инициатором
нарочитой путаницы, теперь я понимал, что узел постепенно  распутывается,  а
ложь и недомолвки отметаются в сторону. Я уже не вел дознание, исходя из  не
правильных или  неточных  предпосылок.  И  мне  казалось,  что  конец  моего
расследования был близок. Может быть, совсем рядом.
   Большую часть пути мы проделали молча,  за  исключением  краткой  беседы,
которая у меня состоялась с Керриганом и к которой  Рембек  прислушивался  с
такой  надеждой,  словно  ждал,  что  случайно  услышанное  слово,  как   по
волшебству, вернет  ему  прошлое.  Я  же  обсуждал  с  Керриганом  еще  одну
пришедшую мне в голову версию, маловероятную, но возможную, поэтому  ее  все
равно следовало учитывать.
   - Керриган, - заговорил я, - ведь в корпорации Рембек важная персона,  не
так ли?
   Он, обернувшись через плечо, поглядел на меня.
   - Разумеется. Он управляет делами всего района.
   - Корпорация, наверное, считает своим долгом его опекать? Ему,  видно  не
понравилось слово "опекать", поскольку он ответил не сразу:
   -  Вроде  того.  Там  бы  хотели,  чтобы  он  продолжал  исполнять   свои
обязанности.
   - Мне пришло в голову, - продолжал  я,  -  что  в  корпорации,  возможно,
сочли, что Рита Касл  ставит  исполнение  Рембеком  своих  обязанностей  под
угрозу, и, руководствуясь этими соображениями, убрали ее.
   После некоторого раздумья он протянул:
   - Возможно. Маловероятно, но возможно.
   - В таком случае, - спросил я, - меня  интересует,  как  повела  бы  себя
корпорация, если бы именно так и обстояло дело?  Вас  бы  тогда  послали  со
мной, чтобы не позволить мне докопаться до правды.
   Он покачал головой:
   - Нет, корпорация не стала бы так действовать.
   - Рад слышать. А как бы вы стали действовать?
   - Эрни пришлось бы испросить разрешения взять вас на работу. Если бы Риту
устранила корпорация, Эрни бы не позволили затевать расследование, объяснив,
что по политическим соображениям пока что лучше не трогать ту историю.  Ему,
кстати, все равно могли  бы  намекнуть,  что  все  зависит  от  политической
ситуации в мире.
   - Если бы вам не дали  разрешения  на  расследование,  -  обратился  я  к
Рембеку, - что бы вы предприняли?
   - Я  бы  ждал,  -  ответил  он.  -  И  надеялся,  что  смогу  взяться  за
расследование в более подходящее время.
   - И не стали бы спорить?
   На мой вопрос вместо него ответил Керриган.
   - С корпорацией не спорят, - внушительно сказал он.
   - Ладно, - кивнул я. - Вы бы заподозрили корпорацию в убийстве Риты, если
бы вам отказали в расследовании?
   - Нет, конечно, - ответил он. - Им не надо было ее убивать. Если бы им не
нравилась Рита, они бы сначала переговорили со мной.
   Я перевел взгляд на Керригана:
   - Верно? Он кивнул.
   - Ладно, - обронил я и, откинувшись на сиденье,  выкинул  эту  версию  из
головы.
   В Истоне мы въехали в моросящий дождь, который к тому времени,  когда  мы
добрались до Аллентауна, перешел в ливень. Было только половина второго дня,
но все вокруг окутывала такая темень, что машины ехали с зажженными фарами.
   Мотель "У  дороги"  светился  неоновыми  надписями  -  красными,  синими,
белыми, предлагая тепло и уют. Броно припарковал лимузин поближе к подъезду.
Я сказал:
   - Подождите меня все здесь. Я скоро вернусь.
   - Я с вами, - дернулся было Керриган.
   - Не спорьте со мной! - приказал я.
   Выбравшись из машины, я пробежал три шага под проливным дождем и  толкнул
входную дверь. Там, за конторкой, на высоком табурете  сидел,  облокотившись
на  подоконник,  Макнейл.  До  моего  прихода  он  бездумно  смотрел  сквозь
запотевшее окно на дождь и на дорогу, а когда я вошел, растерянно  заморгал,
не сразу сориентировавшись. Наконец он обратился ко мне:
   - Да, сэр. Вам нужно бунгало? Мерзкая погода, не правда ли?
   - Вы должны меня помнить, - прервал я его. - Я приезжал  сюда  по  поводу
убитой девушки.
   - Ax  да,  да.  Припоминаю.  Извините  за  рассеянность.  Чем  могу  быть
полезен?
   - Я хотел бы поговорить с вашей женой, - ответил я.  Эти  привело  его  в
замешательство.
   - С Бетси?
   - Если вы не возражаете.
   - Ах нет, конечно.  Нисколько  не  возражаю.  -  Он  слез  с  табурета  и
направился в глубь дома, задержавшись лишь на секунду и пробормотав:
   - Простите. Я мигом.
   Когда он вернулся вдвоем с женой, я сказал:
   - Я бы хотел переговорить с Бетси наедине.
   - Разумеется, - поспешно согласился Макнейл, как  будто  боясь,  что  его
обвинят в нежелании сотрудничать. - Пожалуйста, как вам будет угодно.
   Бетси - вот уж  более  неподходящее  имя  для  такой  особы  трудно  было
придумать - стояла и ждала, мрачная и свирепая, как танк, готовый к  бою.  Я
спросил ее:
   - Он будет подслушивать из-за занавески?
   - Нет, - ответила она, поджав губы. - Ему это и в голову  не  придет.  Он
пошел на кухню.
   - Ему известно про деньги?
   Повисла тягостная тишина  -  не  было  слышно  ни  единого  звука,  кроме
отдаленного шума дождя. Женщина стояла не шелохнувшись и  не  изменившись  в
лице, как будто ее ни о чем и не спрашивали. Ее платье,  некогда  в  голубой
цветочек, изрядно выцвело, на сером застиранном переднике  рисунок  тоже  не
сохранился. На ногах у нее были тяжелые ботинки, со шнуровкой  и  на  низком
каблуке, серые носки, как у  школьницы;  икры  испещрены  следами  комариных
укусов или прыщиков. Немытые растрепанные волосы  она,  наверное,  давно  не
приводила в  порядок.  Она  стояла,  напоминая  своим  монументальным  видом
русских баб, ремонтирующих железные  дороги,  по  крайней  мере,  такими  их
показывали на фотографиях. Только дождь, молчание и незатихшее эхо заданного
мною вопроса окружали нас.
   Наконец она решила солгать:
   - Не знаю, о чем вы говорите.
   - Там, в машине, - начал я, - сидит мистер Рембек и с ним еще одна важная
персона из корпорации. Я им пока еще не  сказал,  что  вы  взяли  деньги.  Я
обычно стараюсь избегать  конфликтов.  Поэтому  я  и  пришел  один.  Верните
деньги, и я никому не скажу, откуда они у меня.
   - Я не знаю ни про какие деньги, - монотонно забубнила она,  не  надеясь,
однако, что я ей поверю.
   - Если вы их мне не отдадите, -  продолжал  я,  -  то  мне  придется  все
рассказать Рембеку, и он устроит у вас обыск.  И  тогда,  когда  их  найдут,
Рембек вас накажет. Выбирайте, что вас больше устраивает.
   Она, тяжело передвигая ноги, подошла к окну и, опершись толстой рукой  на
подоконник, уставилась на дождь.
   - Мы потеряем наш мотель, - проговорила она. - Если бы  нам  продержаться
до лета, то все было бы в порядке. Но  ничего  не  получится.  Зиму  нам  не
пережить.
   - Все равно вы разоритесь, - жест