и опустив  глаза,  ощущая,
как к горлу подступает какая-то едкая горечь. В течение многих лет  я  видел
на физиономиях арестованных мною подонков, когда им  предъявляли  обвинение,
то же самое выражение, которое теперь не сходило с моего собственного лица.
   - Я перед уходом поставлю пудинг в духовку, -  сказала  Кейт.  -  Записку
положу на стол.
   - Ладно, - буркнул я и направился  через  холл  к  лестнице,  ведущей  на
второй этаж.
   "Берлогой" я называл самую маленькую из трех верхних спален.  Мы  с  Кейт
занимали  большую,  наш  сын  Билл   -   вторую,   поменьше,   а   свободная
предназначалась под мой домашний кабинет. Еще один задуманный  мною  проект,
который я сам же начал осуществлять десять лет назад, когда мы  купили  дом.
Пол в кабинете я устлал толстым  ковром,  потолок  покрыл  звукоизоляционным
материалом, а стены сучковатыми сосновыми панелями, но тем дело и кончилось.
Несобранные встроенные книжные  шкафы  до  сих  пор  грудой  стояли  в  виде
фанерных листов в одном из углов, из потолка в том месте, куда я  так  и  не
приспособил подвесную лампу, торчали обмотанные изолентой провода. Однако  в
те дни я был, разумеется, очень занят, весь в делах и  доволен  жизнью,  так
что до второстепенных занятий руки не всегда доходили.
   Единственной мебелью в кабинете были  видавшие  виды  письменный  стол  и
стул, которые я семь лет назад притащил из полицейского участка.  Сейчас  на
стуле, держа во рту тонкую  сигару  в  пластмассовом  мундштуке,  развалился
Виклер, человек невысокого роста, тощий и узколицый,  одетый  как  денди  на
скачках.
   - Встань! - бросил я ему.
   Он хотел было возразить, поскольку я уже не служил в полиции, но  у  него
хватило благоразумия понять, что с  человеком  в  моем  положении  лучше  не
связываться. Чуть поколебавшись,  он  поднялся  и  чуть  отодвинулся  влево,
пропуская меня к стулу.
   Я уперся локтями в стол, чувствуя, что  нервишки-то  у  меня  пошаливают.
Уставившись на побелевшие костяшки пальцев, я спросил:
   - Зачем он тебя послал?
   - У него для вас есть работа!
   - Поосторожнее! - предупредил я. - Думай, что говоришь.  Он  напустил  на
себя обиженный вид.
   - Что вы из себя воображаете? - пропищал он. - Вы же больше не  работаете
в полиции!
   - Ты ведешь себя неосторожно,  -  угрожающе  повторил  я.  -  -  К  черту
осторожность! Вас вышвырнули, как блудливого кота.
   Я встал и ударил его по лицу тыльной стороной ладони, не очень сильно. Он
отлетел к  стене  и,  прислонившись  спиной,  испуганно  заморгал.  Я  снова
заговорил:
   - За все время службы я ни разу не связывался с таким дерьмом, как ты.  И
никогда не брал взяток, ни единого цента. Никто не посмеет обвинить  меня  в
нечестности. Может быть, кое-кого и вышвырнули со службы, но не за делишки с
вашей братией. Иди и скажи Рембеку, что я остался  таким,  каким  и  был.  Я
никогда не брался за сомнительную работу и теперь не возьмусь.
   Он покачал головой, держась рукой за щеку, по которой пришелся удар.
   - Вы меня не правильно поняли, Тобин.
   - Мистер Тобин. Он кивнул.
   - Мистер Тобин, - исправился он. - Вы не то подумали. Эрни  Рембек  ни  о
чем сомнительном вас не попросит. Он хочет поручить вам полицейскую  работу.
Ведь вы раньше были полицейским, хорошим полицейским, а Эрни как раз  сейчас
нужен профессионал для такой работы.
   -  Мне  она  не  нужна,  -  отрезал  я.  -  Я  пустил  тебя   в   дом   с
одной-единственной целью - чтобы  кое-что  передать  Эрни  Рембеку.  Запомни
хорошенько и скажи ему, что меня не интересуют никакие его аферы, сделки или
предложения. Первый раз всем прощается, даже Рембеку.  Пока  я  тебя  просто
предупредил. Но больше он пускай никого не присылает.
   - Мистер Тобин, - продолжал настаивать он, - клянусь  вам,  что  тут  все
чисто. Ничего противозаконного от вас не требуется, ни капельки. Эрни нужно,
чтобы кто-то выполнил чисто полицейскую работу. Расследовал преступление.
   - Нет, - отрезал я, подошел к двери и открыл ее.
   - Послушайте хоть, сколько он платит.
   - Тебе пора уходить, - напомнил я. Однако он не отступал.
   - Для начала пять кусков чистыми, - сообщил он. - Плюс отдельно за каждый
день и расходы. Само собой - премия, если дело выгорит.
   - Виклер, - повторил я. - Тебе пора.
   Еще секунду он пребывал в нерешительности, и я знал,  о  чем  он  думает.
Эрни Рембек велел ему любой ценой  привести  меня  и  не  обрадуется,  когда
Виклер заявится один. И все же Рембек представлял из себя угрозу отдаленную,
а я - угрозу реальную, в  непосредственной  близости  от  него,  поэтому  он
замешкался лишь на секунду, последнюю, а затем пожал плечами.
   -  Ладно,  как  скажете.  Но  вы  не  обвините  меня,  что  я  вас  плохо
уговаривал?
   - Не обвиню, - успокоил я его.
   Я пропустил его вперед и, спускаясь вслед за ним по лестнице, увидел, что
Кейт в прихожей надевает плащ.
   - До вечера, - попрощалась она со мной, подняв голову. -  Я  побежала.  -
Она махнула рукой и вышла через парадную дверь.
   Показалось, что Виклер слишком медленно спускается по ступеням - очень уж
мне не терпелось вернуться к моей стене. Когда  оставалось  всего  несколько
ступенек, я уперся ему рукой в  плечо,  заставляя  поторопиться.  Недовольно
что-то бормоча, остаток пути он пробежал рысцой, и я с облегчением распахнул
перед ним дверь.
   Все было бы хорошо, если бы я ее не увидел. Однако  дверь  открылась  под
таким углом, что она как раз попала в поле моего зрения, когда удалялась  от
дома по тротуару в обвивающемся  вокруг  ее  ног  плаще.  Я  сделал  шаг  на
крыльцо, потеснив Виклера, и крикнул ей вслед:
   - Кейт! Возьми машину!
   - Нет, нет! - легко и  беззаботно  выкрикнула  она  в  ответ.  -  Я  хочу
пройтись.
   Я знал, в чем дело: она не хотела тратить бензин. На заднем дворе  лежала
груда дорогих кирпичей и бетонных блоков, а Кейт вынуждена идти пешком целую
милю до магазина, где подрабатывала по вечерам.
   Виклер, подобно любому постороннему, случайно  присутствующему  в  момент
выяснения семейных  неурядиц,  молча  направился  по  подъездной  дорожке  к
тротуару, наклонив голову и делая вид, будто ничего не слышит и не видит.  У
обочины стояла машина. Справа Кейт помахала  мне  рукой  и  торопливо  пошла
дальше, стараясь побыстрее исчезнуть из пределов моей видимости.
   На мгновение я представил себя на  ее  месте:  я  вхожу  в  переполненный
магазин, я стою за длинным прилавком, о Господи...
   Я был способен на это не больше, чем на то, чтобы ответить на  объявление
о  найме  на  работу  в  воскресной  газете.   При   мысли   о   предстоящем
собеседовании, при мысли о  неизбежных  вопросах  о  моем  предыдущем  месте
работы щеки у меня покрывались багровыми пятнами, а ладони делались  липкими
от пота. Но разве можно в  наши  дни  куда-нибудь  устроиться,  не  заполнив
предварительно анкету? Тебя даже землекопом не возьмут, пока ты не  ответишь
на кучу вопросов в уйме бумажек.
   Я стоял на крыльце, чувствуя, как остывает  выступивший  на  лбу  пот,  и
смотрел на быстро удаляющуюся Кейт. Виклер свернул в том же направлении,  но
ехал неторопливо, поскольку не спешил сообщить хозяину о неудаче.
   - Виклер! - позвал я его.
   До того момента я  даже  не  представлял,  как  боится  меня  эта  мелочь
пузатая. Услышав свое имя, он замер как вкопанный, сгорбился и вжал голову в
плечи, словно ожидая, что его в любую минуту могут  ударить  сзади.  Наконец
медленно и неохотно повернулся ко мне лицом.
   Вообще-то я  по  натуре  не  кровожаден,  меня  таким  сделали  последние
полгода, поэтому я так круто  и  обошелся  с  Виклером.  Увидев,  какое  это
оказало на  него  действие,  я  почувствовал  себя  неловко  и  пристыженно.
Стараясь придать своему голосу как можно больше  мягкости,  я  снова  позвал
его:
   - Поди-ка сюда, Виклер. Вернись на минуту.
   Пока он нехотя и  настороженно  двигался  ко  мне,  мной  опять  овладели
прежние сомнения. Однако выяснить-то, по крайней мере, можно, от этого  меня
не убудет.
   Глядя на него с высоты крыльца, я спросил:
   - Эта работа? Ты говоришь, ничего противозаконного?
   - Даже ничего предосудительного, - с горячностью подтвердил он. - Даю вам
честное слово, мистер Тобин! Все абсолютно чисто.
   - Ладно, - кивнул я. - Давай зайдем. Расскажешь, в чем дело.
   На этот раз я провел его в гостиную.

Глава 2

   Прошлое есть прошлое. Что я тогда натворил и за что  меня  вышвырнули  из
Нью-йоркского управления полиции, не имеет никакого отношения к истории Эрни
Рембека и его "полицейской работе", на которую он меня собирался нанять, так
что я чувствую за собой полное право ни словом о том прошлом не обмолвиться.
И все же что-то тянет меня рассказать, объяснить, даже оправдаться. А может,
исповедаться? Или это просто мазохизм? Желание, заново  оживив  в  памяти  и
высказав словами происшедшее, собственными руками повернуть в ране самому же
себе вонзенный нож?
   Я прослужил в полиции восемнадцать лет, и на  четырнадцатом  году  службы
мне нужно было арестовать профессионального взломщика по имени  Дэниел  Динк
Кемпбелл. Арест производился у Динка на  дому,  в  невзрачной  трехкомнатной
квартире в западной части Манхэттена. Не в характере  Динка  было  поднимать
шум, поэтому арест прошел без происшествий, если не  считать  того,  что  во
время той процедуры  я  в  первый  раз  встретился  с  женой  Динка,  Линдой
Кемпбелл, невысокой миловидной пепельной блондинкой двадцати восьми  лет,  и
познакомился как с сопровождающей своего мужа и меня в...
   Ну вот, вам уже все ясно, правда? Впервые я произнес имя Линды  Кемпбелл,
и вы, конечно, поняли, что мне суждено было лечь  с  ней  в  постель,  но  я
осознал это лишь год спустя, когда Динка уже осудили и посадили в тюрьму  на
срок по меньшей Мере в шестнадцать лет.
   Я не могу  передать  вам,  как  ко  мне  пришло  прозрение  -  Медленными
откровениями, мгновенными вспышками озарения, постепенно нарастающей  жаждой
ее плоти  или  другого  чувства,  развивавшегося  столь  медленно,  что  оно
открылось  Нам  обоим  уже  гораздо   позднее,   чем   зародилось   ощущение
неизбежности. Дурманящий туман, сладко застивший мне тогда глаза, не  сможет
окутать вас колдовством, и в ярком  беспощадном  свете  рассказа  предстанет
безвкусный дешевый романчик, пошло  расписанный  грязными  красками.  Однако
тогда  мне  так  Не  казалось!  (У  скольких  разочарованных  мечтателей  на
протяжении столетий вырывался отчаянный крик пробуждения?) И все же  позволю
себе  порассуждать  немного  в  свое  оправдание.  На  своем  веку  я  вволю
нагляделся  на  жен  "медвежатников"  <"Медвежатники"  -  взломщики   сейфов
(жаргон).> и супруг квартирных воров, сотни их перевидал и знаю, что они  за
народец. В большинстве своем опустившиеся неряхи и  неопрятные  растрепанные
грязнули, ютящиеся в жалких квартирках, либо безмозглые недоумки, как  и  их
благоверные.  Взломщики,  возвратившиеся  домой  после   ночного   промысла,
попадают отнюдь не в объятия дивных сирен.
   Линду, конечно, никак нельзя было назвать  сладкозвучной  сиреной,  но  и
опустившейся  особой  она  не  была.  Женщина  одаренная,  с   живым   умом,
любознательная, она, как  и  многие  ей  подобные,  получила  образование  в
нью-йоркской средней школе, потом дополнила его годами  интенсивного  чтения
книг, и, собственно, интерес к столь редкому занятию и сблизил нас.
   Не буду надоедать вам всеми подробностями происшедшего, Разными стадиями,
остановками и вехами на длинном спуске, соскользнув по которому мы очутились
в объятиях друг друга. Это произошло. Наша связь длилась три года.
   Она, возможно, продолжалась бы и дольше, если бы нечто  не  зависящее  от
нас не положило ей конец. Случившееся положило конец всему.
   Видеться с Линдой я мог, конечно, только в служебное время, об  остальных
передвижениях мне приходилось давать строгий отчет. А это  означало,  что  в
мою тайну был посвящен еще  один  человек,  мой  напарник  Джок  Стиган.  Он
прикрывал меня, и я ни разу не услышал от  него  ни  слова  осуждения.  Джок
считал, что взрослый человек сам обязан  отвечать  за  свои  поступки.  Джок
помогал мне, потому что был моим  напарником  и  другом,  а  не  потому  что
одобрял то, что я делал.
   Арест, во время которого застрелили Джока, должен был бы  пройти  так  же
просто, как и арест Динка Кембелла четырьмя годами ранее.  Однако  случилось
по-иному. Владелец притона, за которым мы охотились, успел со времени  нашей
предыдущей встречи сесть на иглу. А мы этого не знали. При его  захвате  мне
следовало быть рядом, а меня рядом не было. Джок завез меня к Линде  и  один
поехал дальше, навстречу своей  смерти;  сунув  в  карман  клочок  бумаги  с
номером телефона Линды на случай, если придется мне позвонить.
   Никто не знал, где я нахожусь. Прибывшие на место  полицейские  допросили
свидетелей, и выяснилось, что напарника Джока, то есть меня, никто не видел.
На всякий случай проверили номер телефона и в телефонной  компании  получили
информацию, что он принадлежит Дэниелу Кемпбеллу - в отсутствие Динка  Линда
оставила телефон на его имя. И пока я в нескольких  кварталах  оттуда  стоял
перед зданием многоквартирного дома, поправляя галстук и недоумевая,  почему
Джок задерживается, над холодеющим телом Джока решалась моя судьба.
   Управление полиции не простило меня, но Кейт простила. А вот что касается
Билла, моего тринадцатилетнего сына, я не знаю. То есть я  знаю,  что  он  в
курсе случившегося со мной, но о том, что  он  думает,  мне  не  догадаться.
Происходящее в глубинах детского сознания недоступно пониманию взрослых. Что
же касается меня самого, вряд ли я  сумею  когда-нибудь  простить  себе  эту
цепочку предательств. Но я свыкся с мыслью, что мне придется жить  дальше  и
как бы заключил перемирие с самим собой, правда,  не  знаю,  как  долго  оно
продлится.
   Наряду с другими  последствиями,  мое  разоблачение  словно  парализовало
меня. Я не мог ни думать, ни работать, ни обдумывать  планы  на  будущее.  В
течение шести месяцев после катастрофы мы  жили  на  наши  сбережения  и  на
жалованье, которое получала Кейт, подрабатывавшая продавщицей в магазине.
   Только теперь, полгода спустя, я наконец-то за что-то  взялся.  Я  взялся
строить стену.
   А может быть, меня ожидает и другая работа? В надежде, что мне  предложат
такое, что я в состоянии буду сделать, и в страхе, что это будет  нечто,  от
чего я не смогу отказаться, я устроился  в  гостиной  и  выслушал  все,  что
сообщил коротышка Виклер. И я согласился поехать с ним и побеседовать с  его
хозяином Эрни Рембеком. Оставив записку Биллу,  который  должен  был  вскоре
вернуться из школы, я последовал за Виклером.

Глава 3

   Швейцар,  вышедший,  чтобы  открыть  дверцу   такси,   знал   Виклера   и
приветствовал его, называя по имени и прибавляя  "мистер"  и  "сэр".  Виклер
весь расцвел и  не  смог  удержаться  и  не  взглянуть  через  плечо,  чтобы
посмотреть на мою реакцию. Я был раздражен и сожалел, что приехал  сюда,  и,
возможно, это было написано у меня на лице.
   Это  был  новый  высотный  многоквартирный   дом   в   районе   восточных
пятидесятых, с красным козырьком, под который провел меня Виклер, а затем мы
в сопровождении швейцара проследовали в небольшой холл из стекла и  металла,
где на левой стене красовался такой хитроумный пульт управления,  словно  мы
взошли на борт космического корабля. Подойдя туда, швейцар удостоверился  по
телефону, что Виклер может быть допущен в здание, и тогда при  помощи  белой
пластмассовой кнопки он отомкнул  замок  на  стеклянных  дверях.  Мы  прошли
внутрь.
   Лифт, на котором мы  поднялись  на  семнадцатый  этаж  и  в  полированных
хромированных стенах которого отражались смазанные очертания меня и Виклера,
молча стоявших рядом, усилил ощущение путешествия в будущее.  Однако  Бог  с
ним! Меня давно уже не ожесточает мысль о  сравнительных  доходах  удачливых
мошенников  и  удачливых  полицейских;  все   равно   сравнение   глупое   и
неадекватное, ибо богатство есть цель  мошенников,  а  у  полицейского,  как
считается, в жизни иные цели.
   При сложившихся обстоятельствах сравнение стало еще более неадекватным.
   На фоне серого коридора выделялась  черная  дверь  квартиры  17С.  Виклер
нажал на звонок, и мы стали ждать. Через мгновение у меня зачесалась спина -
признак того, что за нами кто-то наблюдает  в  глазок,  замаскированный  над
дверью под миниатюрный фонарик, а потом  дверь  отворилась,  и  нас  впустил
внутрь необычайно высокий и широкоплечий молодой человек с внешностью одного
из  тех  представительных  профессиональных  футболистов,  что  снимаются  в
рекламных роликах страховых компаний. Виклер, войдя, сообщил:
   - Эрни ждет нас. Скажи ему, что я  привез  Тобина.  Э..,  э-э..,  мистера
Тобина.
   Молодой человек закрыл дверь, окинул  меня  бесстрастным  взглядом  серых
глаз и сказал:
   - Мне нужно будет обыскать вас, сэр, - сказал очень вежливо. Я  невежливо
ответил:
   - Нет.
   Он не удивился, не обиделся. Его  непроницаемые  глаза  переместились  на
Виклера, который быстро проговорил:
   - Все в порядке. Под мою ответственность. Как ни в чем не бывало  молодой
человек двинулся влево к широкой двери со словами:
   - Соблаговолите подождать...
   - Две минуты, - добавил я.
   - Конечно, конечно, мистер Тобин, - поспешно обратился ко мне Виклер. - Я
сам пойду и скажу Эрни.
   Пройдя через широкую дверь, я попал в  небольшую  гостиную,  обставленную
изящной,  хрупкой  мебелью  темного   дерева,   по-моему,   двух-трехвековой
давности. Но я не антиквар по мебели и точнее определить не могу.
   Оставшись  в  одиночестве,  я  сел  в  изысканное  кресло  с  деревянными
подлокотниками и круглым сиденьем, с мягкой обивкой и нашел его на удивление
удобным. Закурив,  я  положил  спичку  в  круглую  стеклянную  пепельницу  и
посмотрел на часы, чтобы засечь время. Я уже два года как бросил курить,  но
шесть месяцев назад снова начал. Это была моя первая сигарета, с тех пор как
я взялся за строительство стены.
   Через минуту сорок секунд в  гостиную  вошел  Эрни  Рембек,  проворный  и
дружелюбный, эдакий  царек  в  костюме  за  двести  долларов.  При  шикарном
галстуке. Я несколько раз видел его  по  телевизору,  когда  он  выступал  в
комитетах Конгресса по поводу Пятой поправки, но встречаться  с  ним  прежде
мне не доводилось, и меня поразило, как молодо он выглядит.  Ему,  вероятно,
под пятьдесят, а на вид можно было дать не более моего возраста;  сухощавый,
подтянутый, ухоженный, с  острыми  угловатыми  чертами  лица  и  пружинистой
походкой. Он походил на тех актеров, которые  изображают  удачливых  деловых
людей в рекламных роликах.
   Улыбка, которой он нас  одарил,  представляла  собой  сложную  комбинацию
гостеприимства, извинения, самодовольства.
   - Мистер Тобин, благодарю, что пришли! - приветствовал он меня. - Вы вряд
ли пожелаете пожать мне руку?
   Его  слова  сбили  меня  с  толку,  лишили  удовольствия   демонстративно
отказаться от рукопожатия. И мне оставалось лишь сострить:
   - А какой в этом смысл?
   - Да никакого. - Он передернул плечами и продолжал:
   - Поверьте мне, мистер Тобин, я очень благодарен, что вы посетили меня. Я
- ваш враг. И вы как отставной генерал, который  согласился  сотрудничать  с
русскими.
   - Что-то в этом роде.
   - Я постараюсь сделать  наше  сотрудничество  для  вас  как  можно  менее
болезненным, - любезно изрек он. - Я понял, что вы явились сюда не по своему
желанию, вас вынудили к тому обстоятельства. Прежде чем мы приступим к делу,
хочу еще раз заверить вас, что я все отлично понимаю и надеюсь, что на время
нашего общения вы найдете возможным.., заключить нечто вроде перемирия.
   - Виклер рассказал мне о каком-то убийстве, - начал я. Он поднял руку и с
извиняющейся улыбкой прервал меня:
   - Виноват, пока рано. Вы приступили к делу, а я никогда не  вед