столам  были  придвинуты
дешевые металлические стулья. В дверях висело несколько  красных  и  зеленых
колокольчиков, потому что потолок был слишком высок для таких  украшений.  В
стороне  стояла  искусственная   елка,   сверкая   разноцветной   канителью.
Раскрашенные глиняные ангелы с кривыми крыльями и блестящие цепи из бумажных
петелек - все говорило о трудолюбии учащихся воскресной школы.
   - Где мы? - спросила Кэрол, - Я опять слышу запах индейки.
   - Это то самое мероприятие, на которое преподобный мистер Кинсэйд  просил
тебя пожертвовать денег. Ты отказалась, но другие - нет. Вчера ему  подарили
шесть индеек. В рождественские дни  пожертвования  становятся  щедрее,  хотя
этим славным людям помощь нужна круглый год.
   - Помощь в чем? Это что, буфетный стол там, в  конце  холла?  Это  званый
вечер? А где же тогда гости?
   - Их пригласят войти через несколько минут. Добро пожаловать  к  "Щедрому
столу" святого Фиакра.
   - Столовая для  бедных,  -  догадалась  наконец  Кэрол.  -  Здесь  кормят
бедняков.
   Теперь она заметила, что  из  помещения,  прилегающего  к  дальней  стене
холла, слышится какая-то возня и суета. По запахам Кэрол заключила, что  там
кухня. Оттуда гуськом появилось несколько человек, часть  из  которых  Кэрол
узнала. Сходство с процессией  слуг  в  Марлоу-Хаус  было  полным,  ибо  оба
шествия знаменовали собой дух рождественского веселья  перед  лицом  жесткой
экономической реальности.
   Кэрол и леди Августа наблюдали, как вошли преподобный  мистер  Кинсэйд  и
его жена, неся на дешевых алюминиевых подносах куски жареной индейки.  Вошли
две пожилых леди, торопливо неся миску с гарниром. Остальное угощение внесли
другие добровольные помощники. Даже трое маленьких  Кинсэйдов,  выделяющиеся
сходством со своей светловолосой голубоглазой матерью, помогали при  трапезе
- каждый из них что-то поставил на буфетный стол.
   Трое или четверо мужчин зажигали спиртовые горелки для подогревания пищи.
Затем они стали перед столом, чтобы толпа голодных не опрокинула  его  и  не
начался пожар. На раздаче у досок  и  мисок  расположились  пожилые  леди  с
большими ложками в руках.
   - Теперь, - сказал преподобный  мистер  Кинсэйд  своим  помощникам,  -  я
думаю, мы готовы отворить двери.
   - Возблагодарим Господа, что погода достаточно теплая и люди,  ждущие  на
улице, не замерзли, - заметила миссис Кинсэйд. - Пока  каждый  получит  свою
тарелку, бывает такая сумятица.
   По случаю праздника миссис Кинсэйд была  одета  в  ярко-красную  юбку  до
щиколоток и такой же яркий зеленый свитер с высоким воротником. На каждом из
маленьких Кинсэйдов тоже было надето что-нибудь красное или зеленое, и  всех
их как следует вымыли и причесали. Преподобный мистер Кинсэйд  оглядел  свое
семейство с законным удовольствием.
   - Как я благодарен, что вы все рядом со мной, - сказал он жене,  а  та  в
ответ засмеялась и чмокнула его  в  щеку.  Пожилые  леди,  ожидавшие,  когда
понадобится раскладывать еду на тарелки, заулыбались и одобрительно закивали
при виде этого семейного счастья.
   - Миссис Кинсэйд не стесняет себя расходами на одежду, -  угрюмо  сказала
Кэрол. - Готова поспорить,  что  она  могла  бы  внести  свою  лепту  в  это
угощение, если бы не так увлекалась модой.
   - Ты ничего не знаешь о положении Кинсэйдов. - Голос леди Августы  звучал
очень грустно, особенно на  фоне  веселой  атмосферы,  царящей  в  холле.  -
Священники  получают  небольшое  жалованье,  особенно  те,  кому   досталось
назначение в приходы некогда фешенебельные, но  в  наше  время  пришедшие  в
упадок. Что же до Люциуса Кинсэйда, он отдает приходу больше, чем  церковная
десятина,  чтобы  иметь  возможность  заниматься   благотворительностью.   А
Абигайль Кинсэйд покупает одежду для себя и для детей, в основном  выискивая
ее на распродажах. Каждую вещь она чистит, чинит  и  гладит  своими  руками.
Если не может купить чего-то, шьет сама. Она и ее дети  одеты  по  последней
моде, потому, вероятно, что она унаследовала чувство моды от своих  предков,
которые когда-то были почти так же бедны, как она  теперь.  Может  быть,  ей
кажется, что если она будет хорошо выглядеть, это подбодрит ее мужа, который
очень много работает, и поддержит в нем самоуважение и радость. Ты могла  бы
поинтересоваться и узнать побольше о Кинсэйдах.
   - Действительно, замечательная женщина, - согласилась Кэрол. -  Очевидно,
я судила о ней слишком поспешно.
   - И так же не правильно судила о  ее  муже.  -  Леди  Августа  замолчала,
заметив оживление в холле. Входная дверь открылась, и вереница людей  быстро
двинулась к буфету. Кэрол с удивлением смотрела на непрерывный поток мужчин,
женщин и детей, черных, белых, индейцев, которым протягивали тарелки с  едой
и провожали их к столам. Не было ни давки, ни толкотни. Все были вежливы, но
само  количество  голодных  действительно  создавало  сумятицу,  о   которой
говорила миссис Кинсэйд.
   - Я и не представляла себе, что в нашем районе столько бедных, - заметила
Кэрол. - Большая часть из них старики, а некоторые - подростки и даже дети.
   - Бедные всегда рядом с нами, - ответила леди Августа.
   - Не особо оригинальная мысль, - отозвалась Кэрол и прибавила:
   - Расскажите что-нибудь о миссис Кинсэйд. Из того, что я узнала, пока  мы
тут стоим, мне показалось, что именно она устраивает эти угощения.
   - Ты  угадала.  Муж  -  духовная  сила,  стоящая  за  попытками  насытить
голодных, но практический склад  ума  Абигайль  Пенелопы  Кинсэйд  позволяет
организовать это дело и руководить им так, что оно не превращается в хаос.
   - Пенелопы? - Кэрол уставилась на миссис Кинсэйд, вдруг увидев  фамильное
сходство, которое не заметила, когда впервые рассматривала ее.
   - Я все  думала,  сколько  времени  тебе  понадобится,  чтобы  разглядеть
семейные черты. Миссис Кинсэйд, как и ты,  потомок  леди  Пенелопы  Хайд  и,
стало быть, твоя дальняя родственница. Очень  дальняя,  нужно  признать.  Но
ведь если разобраться в далеких предках каждого, окажется, что  все  люди  -
родня.
   - В жизни бы не пришло  в  голову,  если  бы  вы  не  сказали.  Когда  мы
встретились в первый раз, я ее не рассмотрела. Я была слишком занята  своими
чувствами, чтобы обращать внимание на нее или слушать, что она говорит.
   И Кэрол закусила губу, глядя,  как  Абигайль  берет  тарелку  у  какой-то
старухи, стоящей у буфета, предлагает ей опереться о свою руку и, улыбаясь и
подбадривая, ведет к столу и помогает найти место.
   - Щедрость сердца, кажется, передается по  наследству,  -  заметила  леди
Августа.
   - Не по моей линии. Я была сознательно груба и с ней, и с ее мужем.
   - Ты можешь исправить  свои  прежние  ошибки.  Они,  конечно  же,  примут
извинения, если их сопроводить предложением помощи.
   - Я могла бы помогать какое-то время, пока не найду работу в Лондоне и не
решу, возвращаться мне в Нью-Йорк или нет. Почему бы  вам  не  сделать  меня
видимой прямо сейчас, чтобы я могла с ней поговорить?
   - Как я тебе уже объяснила, ты не можешь  предпринять  никаких  действий,
которые изменят настоящее, пока не усвоишь все уроки.
   Кэрол не смогла возразить, потому что все вокруг опять изменилось, и  она
с леди Августой снова оказалась в церкви святого Фиакра.  Теперь  все  свечи
горели, многие  из  них  были  вставлены  в  старинные  медные  подсвечники,
свидетельствующие,  что  когда-то  церковь   могла   похвастаться   богатыми
покровителями. Им  были  по  карману  такие  дары  -  в  память  об  умерших
родственниках,  либо  в  честь  избавления  от  тяжелой   болезни,   или   в
благодарность за рождение долгожданного дитяти.
   При золотистом свечном освещении  Кэрол  разглядела,  что  позади  алтаря
стояла прекрасная резная перегородка орехового дерева. Кафедра была  ей  под
стать. Оба эти  предмета  были  натерты  до  блеска  женщинами  из  алтарной
гильдии, и вообще вся церковь была прибрана и опрятна. Покровы на  алтаре  и
жертвеннике  были  без  единого  пятнышка,  накрахмалены  и  отглажены.   Но
несколько веток вечнозеленых  растений,  украшающих  алтарь  вместо  цветов,
говорили о бедности прихода. А в нефе окна, некогда сиявшие цветным стеклом,
теперь были заколочены досками. По сырому холодному  воздуху  чувствовалось,
что церковь не отапливается.
   - Когда-то это была симпатичная церквушка, - сказала Кэрол.
   - И может стать таковой снова, - добавила леди Августа. -  Ее  нужно  как
следует отреставрировать.
   - На реставрацию нужны деньги, - ответила Кэрол. -  У  этих  людей  денег
нет, а если бы и были, они, скорее всего,  потратили  бы  их  на  то,  чтобы
подкармливать еще больше голодных.
   Леди Августа ничего больше не сказала, так как  началась  служба.  Пришла
миссис Кинсэйд со своими сонными детьми и  села  на  свое  место  на  второй
скамье. Младший, у которого был такой вид, будто он уснет,  как  только  ему
разрешат, вскарабкался на деревянное сиденье рядом с  матерью.  Она  ласково
обняла его за плечи, а его брат и сестра  искали  нужное  место  в  сборнике
гимнов.
   Хор состоял всего лишь из шести человек, трое были из тех  бедняков,  что
обедали  в  холле  несколько  часов  назад.  Штопаные-перештопанные  одеяния
хористов были выстираны и отглажены в честь праздника.  Узнав  из  рассказов
леди Августы о деятельности Абигайль Кинсэйд, Кэрол  предположила,  что  это
дело рук ее дальней родственницы.
   Участники маленького хора пели со всей возможной громкостью, когда  вошли
в храм вслед за  молодым  человеком,  несшим  старинный,  богато  украшенный
медный крест. Каждый пел по слуху, потому  что  органа  в  церкви  не  было.
Десятка три прихожан, составляющих  паству  храма,  присоединились  к  пению
гимнов, и радостные приятные звуки заполнили храм.
   Проповедь Люциуса Кинсэйда была краткой. Не много можно добавить,  сказал
он слушающим его, сверх того, что говорится в прекрасном  требнике  об  этой
благословеннейшей из ночей. Он читал Евангелие глубоким и звучным голосом  и
произносил молитвы, а затем благословил свою невеликую паству  и  сказал  ей
идти по домам. И вот Кэрол стоит дрожа в темной и пустой церкви.
   - Леди Августа!
   Но ее спутница исчезла. Кэрол была одна.

Глава 9

   - Леди Августа, где вы? - крикнула Кэрол. - Сейчас не время для шуток. Вы
же знаете, что сама я не найду дорогу в Марлоу-Хаус среди ночи. - Она дважды
повернулась, ища леди Августу, но убедилась, что по-прежнему одна  в  пустом
храме.
   И вдруг, совершенно  не  ощутив,  что  она  перемещается  над  городскими
кварталами, которые находились между церковью и ее домом,  она  оказалась  в
своей комнате. Огонь, с вечера  разведенный  Нелл,  погас  и  превратился  в
холодную  золу,  обед,  дожидавшийся  Кэрол,  тоже  остыл.  Кэрол   охватила
ужасающая дрожь - она разделась  и  нашла  свою  теплую  ночную  рубашку  из
фланели. Надев ее, она легла, но дрожь не прекращалась.
   - Это не от страха, - сказала она себе, - я уже начинаю привыкать к тому,
что с помощью привидения перемещаюсь по всему мирозданию. Нет,  просто  леди
Августа бросила меня замерзать в  этой  неотапливаемой  старой  церкви.  Она
хочет, чтобы я умерла, что ли? Разве смерть поможет ей попасть туда, куда ей
нужно? Наверное, она хочет не уморить меня, а переделать.
   "Может быть, - решила Кэрол, поразмыслив, - скорее  всего,  леди  Августу
отозвали  внезапно.  Видимо,  она  должна  была  рассказать  об  успехах   в
проделанной работе. Надеюсь, там, наверху, повелят ей  отказаться  от  своей
миссии и оставить меня в покое".
   С этой фантастической мыслью Кэрол погрузилась в глубокий сон и спала  до
тех пор, пока не появилась Нелл с завтраком на подносе.
   Новый день застал Кэрол у церкви святого Фиакра. На этот раз  она  пришла
сюда сама, но обнаружила, что войти вовнутрь  нельзя.  Двери  были  заперты,
возможно, из предосторожности - поблизости слонялись какие-то мужчины весьма
отталкивающей внешности.
   "У них такой вид, будто они готовы украсть даже подсвечники с  алтаря,  -
заметила Кэрол про себя. - Я лучше пойду, а то меня еще стукнут по голове  и
вырвут сумку".
   Поглядывая на этих типов, пока они не скрылись из виду, она  свернула  за
угол, вышла на улицу позади церкви и нашла вход  в  холл,  где  они  с  леди
Августой наблюдали  за  приготовлением  угощения  в  сочельник.  Дверь  была
открыта, здесь было оживленно, какие-то люди несли сумки с продуктами. Кэрол
показалось, что она узнает кое-кого из помощников  миссис  Кинсэйд,  которых
она видела вчера вечером. Взгляд, брошенный на утреннюю газету,  убедил  ее,
что сегодня - канун Рождества, сочельник. Кэрол решила, что люди  с  сумками
начинают заранее готовить угощение.
   Она хотела было подойти к ним, но ее опять что-то остановило. На этот раз
не физическая преграда, просто она не могла заставить  себя  войти  в  холл,
представиться, извиниться перед преподобным мистером Кинсэйдом и его  женой,
если они там, и предложить помощь.
   "Я в самом деле не могу ничего для них сделать. Я буду только  мешать.  И
мне будет неловко, после того  как  я  безобразно  с  ними  разговаривала  в
последний раз, и к тому же я не смогу встретиться с потомком Пенелопы  и  не
сказать ей что-нибудь такое, отчего она примет меня за психа".
   Кэрол прекрасно понимала, что это всего лишь оправдание, и все-таки пошла
прочь и от холла, и от церкви. Опять она шла по оживленным улицам, почти  не
замечая  рождественских  украшений  и  людей,  спешивших   мимо   по   своим
предпраздничным делам. Она думала о себе, и мысли эти были неутешительны.  К
безнадежной тоске по Николасу добавились пугающие опасения за будущее Нелл и
Хетти и стыд за свое  поведение  с  четой  Кинсэйдов  в  день  похорон  леди
Августы.
   "Я чувствую подавленность потому, что не ем как следует,  -  решила  она,
когда подошло время вечернего чая. - Мне нужно хорошо  поесть,  но  вот  уже
дважды леди Августа не дает мне пообедать, и нет никакой гарантии,  что  она
даст мне поесть сегодня. О Господи! Интересно, какие еще ужасы она  припасла
для меня?"
   Проблема питания была самой  легкой  по  сравнению  с  теми  испытаниями,
которые выпали ей на долю за последнее время.  Перед  тем  как  вернуться  в
Марлоу-Хаус, Кэрол зашла в кафе и съела большой сандвич с  жареным  мясом  и
выпила чашку крепкого чая. Поддержав таким образом свои силы  для  вечернего
сопротивления неизвестным планам леди Августы, она шла в сумерках,  пока  не
добралась до стороны площади, противоположной той,  где  стоял  Марлоу-Хаус.
День был облачный, и теперь между  домами  и  на  площадь  опускался  туман.
Лампочки на елке посреди скверика горели как-то нечетко.
   Обычно на площади было хотя бы немного прохожих, а  перед  домами  стояли
машины. В этот вечер Кэрол не видела ни машин, ни людей и было  на  редкость
тихо. Сгущающийся туман заглушал шум транспорта на соседних улицах.
   Когда она шла по усыпанной гравием дорожке, пересекавшей скверик, ее шаги
звучали очень громко по сравнению с окружающей тишиной. Подойдя к украшенной
елке, она остановилась. Ей показалось, что за ней кто-то идет. Тишина  стала
еще глубже, и в ней появилось что-то угрожающее. Кэрол подумала,  что  туман
тоже стал гуще. Дышать было трудно, и она слышала стук собственного сердца.
   Во мгле она с трудом различала впереди очертания Марлоу-Хаус.  У  входной
двери и в окнах не горел приветливый свет, не было даже лампочки над  входом
для прислуги. Но Кэрол хорошо знала дорогу.
   - Еще споткнешься на этих крутых ступеньках, - бормотала она,  двинувшись
вперед, - приду и сразу же поговорю с Крэмптоном. Смерть леди Августы еще не
повод для того, чтобы не включать свет. Кажется, что в доме никто не  живет,
а это небезопасно.
   "О Боже мой, - ей пришла в голову внезапная мысль,  и  она  остановилась,
вглядываясь сквозь дымку, - а  что,  если  они  все  пошли  в  кино  или  за
покупками? И  мне  придется  самой  входить  в  этот  огромный  старый  дом?
Наверное, нужно идти через парадную дверь. Легче найти выключатель в  холле,
чем у них внизу. Но почему же они выключили весь свет в доме?"
   Не успела она так подумать, как лампочки на елке у  нее  за  спиной  тоже
погасли. Туман стал очень холодным и сырым. Кэрол чувствовала на лице  капли
влаги.
   "Наверное, пробки сгорели, - решила  она.  -  Я  не  собираюсь  пугаться.
Неполадки с пробками - обычное дело. Скажу Крэмптону, он знает,  кого  нужно
вызвать починить их. По крайней мере, горят фонари, хотя толку от них в этом
тумане, похожем на гороховый суп, маловато".
   Фонари погасли.
   Кэрол затаила дыхание и приказала себе сохранять спокойствие.
   - Это может быть общая авария, - сказала она вслух. И  осторожно  сделала
шаг к Марлоу-Хаус. - Если Крэмптон дома,  он  зажжет  свечи.  Я  спущусь  по
ступенькам очень осторожно и постучу в заднюю дверь.  Кто-нибудь  услышит  и
откроет Мысль о симпатичном личике Нелл и  даже  о  кислой  физиономии  мисс
Маркс приободрила ее. Вечер был невероятно темный, и при таком тумане вполне
можно было вообразить, что впереди кто-то или что-то только  и  ждет,  чтобы
схватить неосторожного пешехода.  Но  сильнее  всего  действовало  на  нервы
полное отсутствие звуков. Кэрол по-прежнему слышала только стук собственного
сердца.
   - Кто-то должен же выйти из дому узнать, что  случилось,  -  пробормотала
она. - Почему нет полисмена?  И  в  связи  с  этим  почему  нет  грабителей,
пользующихся удобным случаем?  В  таких  обстоятельствах  я  бы  с  радостью
встретилась с симпатичным дружелюбным грабителем, если бы у  него  при  этом
был электрический фонарик.
   Она шла, осторожно ступая. Она считала, что идет  к  Марлоу-Хаус,  но  не
была полностью в этом уверена. Она смутно ощущала впереди очертания  чего-то
большого и плотного и думала, что это и есть нужный ей дом. Или, может быть,
один из соседних домов.
   - Ничего, если я выйду не к тому дому. Я все  дома  здесь  знаю  и,  если
подойду к одному из них, спокойно доберусь и до своего.
   Несмотря на попытки  сохранять  спокойствие,  тишина  и  мрак  постепенно
лишали ее мужества. Никогда в жизни Кэрол не видела такой ужасной,  пугающей
темноты, такой полнейшей тишины. Она не понимала, что происходит. Она знала,
что в других домах на площади живут люди, значит,  должен  быть  виден  свет
свечей или фонариков. Должны быть слышны голоса,  спрашивающие,  почему  нет
света. Подавляя желание идти побыстрее, чтобы оказаться  в  знакомом  месте,
где она будет в безопасности, Кэрол ощупывала дорогу перед собой  то  одним,
то другим носком ботинка.  Она  была  уверена,  что  температура  понизилась
градусов на десять. Руки у  нее  застыли,  а  капли  влаги  на  лице  словно
превратились в лед.
   - Вчера ночью я думала, что замерзаю, но тот холод не  идет  ни  в  какое
сравнение с этим. Надеюсь, газ хотя бы есть и можно выпить чаю.
   Она сознавала, что говорит вслух сама с собой, чтобы не  закричать  и  не
заплакать. Стоит признаться себе, как ей страшно, и  она  потеряет  контроль
над собой и впадет в панику.
   Ощупывая  ногой  землю,  она  поняла,  что  усыпанная   гравием   дорожка
кончилась. Она ступила на асфальт и пошла по-прежнему осторожно,  зная,  что
близка к  цели.  Громада,  успокоительно  маячившая  впереди,  придвинулась,
убеждая ее в том,  что  она  вот-вот  окажется  в  Марлоу-Хаус,  в  тепле  и
безопасности.
   Что-то пошевелилось впереди. Какая-то тень отделилась от темноты и  пошла
к ней навстречу. Кэрол  различала  некоторую  разницу  между  этой  тенью  и
чернотой ночи.
   - Кто это? - окликнула она. И тут же устыдилась своего дрожавшего голоса.
Но все-таки продолжала:
   - Это полисмен? Или вы живете  здесь  на  площади?  У  вас  нет  случайно
фонарика?
   - Будь я соседом с фонариком, стала бы я разгуливать тут в темноте?
   - Леди Августа! - Услышав знакомый голос, Кэрол чуть не упала  в  обморок
от облегчения. Потом разозлилась:
   - Зачем вы так пугаете меня? Эта