тала Надин, включаясь в разговор.
   - Говорю, ты все еще встречаешься  с  тем  очень  симпатичным  парнем,  с
которым я тебя видела последний раз? - допытывалась Сара.
   Надин порылась в памяти. Последний раз они с Сарой были вместе в компании
примерно полгода назад, когда она встречалась с... с кем же? Ах,  с  Джимми,
конечно, тридцатидевятилетний педикюрщик, такой  же  рыжий,  как  она  сама,
Надин это обстоятельство немного досаждало. В те два месяца, что они провели
вместе, их принимали за брата и сестру; Надин находила  это  оскорбительным:
во-первых, разница в возрасте, а во-вторых, Джимми был... не то что  уродом,
но и ?очень симпатичным парнем? его тоже не назовешь. Вряд ли Сара  имела  в
виду его.
   - Ну тот парень,  -  продолжила  Сара,  заметив  растерянность  Надин,  -
лохматый такой, с большими бровями, у него еще странное имя,  и  он  музыкой
занимается.
   Надин поперхнулась коктейлем.
   - Что! - она утерла подбородок тыльной стороной  ладони  и  неестественно
громко расхохоталась. - Ты спрашиваешь о Диге?
   - Точно, - подхватила Сара. - Диг! Я же говорю: дурацкое имя! Так  что  с
ним случилось? Вы по-прежнему вместе?
   Надин опять театрально расхохоталась и затрясла головой:
   - Мы с Дигом друзья, а не любовники.
   - Не может быть! - удивилась Сара. - На вас посмотреть,  идеальная  пара,
каких поискать. - Надин вс„ надрывалась от смеха. -  Нет,  правда,  -  глаза
Сары  блестели  от  предвкушения  интимных  откровений,  -  что  между  вами
происходит? Вы двое прямо светились. А как он тебя обнимал!
   - Ну, мы знакомы сто лет и очень нежно друг к другу относимся.
   - Нет, - недоверчиво протянула Сара,  -  тут  что-то  не  так.  Когда  мы
вернулись домой в тот вечер, я сказала Нейлу, что никогда не  могла  понять,
почему ты никак  не  найдешь  себе  нормального  мужика,  и  вот  наконец-то
свершилось. И за  тебя  ужасно  радовалась:  он  производил  такое  приятное
впечатление, и вы отлично смотрелись вместе. Ты его знаешь? - обратилась она
к Пиа.
   Пиа размашисто кивнула.
   - Диг классный! - объявила она,  и  Надин  не  в  первый  раз  подивилась
способности ассистентки подгонять свои мнения под текущую  ситуацию.  Прежде
она неизменно поддакивала Надин, когда та сожалела о тощих ногах,  невысоком
росте и шевелюре Дига, похожей на парик.
   - Ей-богу, - Сара повернулась к  Фабиенне,  -  он  очень  симпатичный,  и
отлично держится, и ты бы видела, как он на нее смотрит!.. Нейл сроду так на
меня не смотрел, а еще замуж зовет!
   Надин снова расхохоталась. Ей уже не в первый раз  говорили,  что  они  с
Дигом составляют замечательную пару; многие до Сары совершали ту же  ошибку,
но сегодня, пребывая в растерзанном состоянии и неотвязно вспоминая Дилайлу,
Надин не хотела закрывать тему. В животе у нее  странно  забулькало,  и  она
вдруг ощутила слабость во всем теле.
   - И как же он на меня смотрел? - спросила она.
   - Ну... - Сара на секунду задумалась, - он как бы гордился тобой. Как  бы
хвастался: смотрите, мол, какая у меня девушка. И так бережно тебя  обнимал,
и охотно смеялся твоим шуткам. Честное слово, я подумала, что это твой новый
бойфренд, абсолютно на тебе помешанный.
   - Ха, - ухмыльнулась Надин и с деланной небрежность пояснила:
   - все не так. Диг - мой одноклассник и друг.
   Ей хотелось слушать и слушать про то, как Диг на нее смотрит, и  как  они
выглядят вместе, и какая они завидная пара. Сейчас ей это было необходимо.
   - Так почему ты не наложишь на него лапу? - поинтересовалось Сара.  -  Он
что, голубой?
   - Диг? - Надин хлопнула себя по  ляжкам.  -  Да  ты  в  уме?  Он  глубоко
гетеросексуален. Даже чересчур, если на то пошло.
   - Тогда в чем дело? Только не говори, что он увяз в длительных отношениях
с женщиной, которая ему совершенно не подходит!
   - Ничего подобного! Диг - серийный однолюб, как и я.. разве что его связи
еще короче моих.
   - Значит так, - подытожила Сапа, - вы оба свободны, хорошо друг  к  другу
относитесь, вы - лучшие друзья и знакомы тысячу  лет?  -  Надин  кивнула.  -
Тогда почему, черт возьми, вы не любовники? Немногие пары могут похвастаться
столь тесными отношениями. - Надин  почувствовала,  как  на  нее  накатывает
истерика.
   - Он что, тебя не возбуждает, ни капли? - Пиа игриво ткнула Надин в бок.
   Надин собиралась по привычке уничижительно фыркнуть, как она  это  делала
много раз в  ответ  на  подобный  вопрос:  ?Ростом  не  вышел?.  Она  всегда
ссылалась на низкорослость Дига и вдобавок отпускала  шутку  по  поводу  его
тощих ног,  большой  брови,  торчащих  волос,  и  все  смеялись,  и  предмет
разговора казался  исчерпанным.  Но  сегодня...  сегодня  ей  хотелось  быть
честной. Ей требовалось облегчить душу, перевалить  на  кого-нибудь  тяжесть
ужасного открытия: она влюблена в своего лучшего  друга.  А  Диг  и  вправду
классный. Кто  бы  сомневался.  И  какой  у  него  глубокий  взгляд,  и  как
изгибаются губы, когда он улыбается! Он не высок, но выше Надин.  И  у  него
длинные густые ресницы, и классная задница. Он сексуален, как черт. И всегда
таким был.
   Надин взглянула на Пиа с проказливой улыбкой.
   - Ну-у, - протянула она, и все три девушки завизжали от удовольствия, - в
общем, он милый. - Кровь прилила к  лицу  Надин,  стоило  ей  закончить  эту
фразу.  Она  вдруг  почувствовала  странную  легкость  и  присоединилась   к
довольному смеху подружек. И резко оборвала смех, когда сообразила, что едва
не обмочилась, по крайней мере, была очень  к  тому  близка.  -  Ой,  -  она
заткнула себе рот рукой, - простите, девочки, природа громко требует своего.
   - О нет! - огорчилась Пиа. - Только не сейчас. Не уходи. Ты  ведь  только
что призналась, что тащишься от своего лучшего друга!
   Надин встала, прямая, как доска, крепко сжав каждый мускул:
   - Надо, девочки, правда. - Она переминалась с  ноги  на  ногу,  пока  Пиа
отодвигалась от столика, уступая ей дорогу,  а  потом  рванула  по  ковровым
эмблемам отеля в просторный мраморный холл, стараясь не слишком бросаться  в
глаза.
   Ноги Надин слегка подкашивались, когда она огибала  столики  и  кресла  с
многолюдном баре. Она была пьянее, чем думала, и чувствовала себя  обрюзгшей
и растрепанной. Ступала она  тяжело,  словно  на  ногах  были  не  туфли,  а
кирпичи, а прохладный холл  с  высоким  потолком  показался  громадным,  как
каток. Пробираясь к туалетам, Надин не сомневалась,  что  снующие  по  холлу
бизнесмены с щегольскими портфелями и неулыбчивыми лицами пялятся на  нее  -
раскрасневшуюся, слегка испуганную девушку с рыжими волосами  и  в  странном
платье, неуверенно ступающую по мраморному полу. Надин словно попала в  иной
мир, словно сошла с экрана прямо на улицу в солнечный день.
   Она толкнула плечом дверь туалета и  обрадовалась,  обнаружив  зеркальную
комнату пустой. Анемичных испанок в бумажными салфетками в руках и в  помине
не было. Надин ринулась в  ближайшую  кабинку,  подняла  подол  и  принялась
бороться с трусиками,  не  в  состоянии  нащупать  запропастившуюся  куда-то
резинку. Она запаниковала, чувствуя, как ослабевает мочевой пузырь,  готовый
взорваться прежде, чем она сядет. Наконец сдернула трусики и  плюхнулась  на
сиденье, с невыразимым облегчением отпустив мускулы на волю.
   - А-а-а, - радовалась Надин, - а-а...
   Выйдя из кабинки,  она  столкнулась  со  своим  отражением  в  зеркале  и
захихикала. Сама не зная, почему: то  ли  оттого,  как  жутко  она  выглядит
(встрепанная, с затуманеным взглядом) то ли  оттого,  как  крепко  набралась
(если собственное отражение в зеркале вызывает у тебя смех - верный  признак
сильного опьянения).
   Но хихиканье было также и нервной реакцией на то, что произошло  в  баре:
ее комментарий по поводу Дига, внезапный всплеск эмоций. Она призналась едва
знакомым девушкам, что считает Дига ?милым?, самой себе она не  признавалась
в этом с восемнадцати лет.
   - Так это правда? Ты запала на  Диге?  -  спросила  она  свое  отражение,
пытаясь скорчить серьезную мину, но опять закатилась от смеха. - Правда?  Ты
его хочешь? Хочешь увидеть его голым? хочешь увидеть его член? - Она ударила
по мраморной поверхности и громко расхохоталась. - Как ты относишься к члену
Дига, Надин? Хочешь взять его в руку? И поцеловать? Поцеловать его блестящую
головку? - Она чуть не свалилась от смеха и ухватилась за мраморную полочку.
- Так как?... А хочешь, чтобы он тебя поцеловал? Тебе понравится,  если  Диг
возьмет в ладони твое лицо и поцелует в губы?
   Надин глянула исподлобья на свое затуманившееся отражение: красные  пятна
на физиономии, расплывшиеся черты, всклокоченные волосы, разъехавшиеся глаза
-  женщина  в  зеркале  выглядела  ее  старшей,  растолстевшей  и  не  очень
изысканной сестрой.
   - Я хотчу тьебя, Диг, - произнесла она, подражая акценту Греты  Гарбо,  -
хотчу тьебя. - Она снова захохотала, а потом  уронила  голову  на  грудь.  -
Боже, - простонала она, - Диг, это правда. Я хочу тебя. О чтоб  тебя!  -  Ее
голова была слишком мала, чтобы вместить все, что на нее свалилось.
   Память услужливо подсовывала открытки с видами из прошлого. Одна открытка
помечена  12  сентябрем  1987  года:  на  сумеречной   Бартоломью-роуд   Диг
вскакивает на  ограду,  молотит  кулаками  воздух,  не  ведая,  что  за  ним
наблюдают. А вот овалы и росчерки,  которые  она  рисовала  в  своем  старом
дневнике, будучи подростком: Надин Райан Надин Райан Надин Райан.  И  старый
воздушный змей Дига, тот, что он  подарил  ей  после  пикника  на  Цветочном
холме: Диг и Дин, 13 сентября 1987 г. (сердечко, рис) навеки.
   Виды сменяли друг друга. Вот они запускают змеев на пляже с Дигом  и  его
отцом. Ждут автобуса дождливым субботним утром, чтобы ехать в  Ноттинг  Хилл
на музыкальную толкучку. Стоят в очереди в  ?Электрозал?,  зачесанные  назад
волосы слиплись от геля. Прощаются на закате в день окончания  школы,  а  за
Каледонским парком горит  автомобиль,  с  тех  пор  неразрывно  связанный  с
воспоминаниями о выпускном вечере - разбитое сердце и сгоревшая машина.
   Надин   припомнила   квартиру   Дига,   расставленные   с    маниакальной
аккуратностью безделушки, сверкающую  чистотой  кухоньку,  взбитые  диванные
подушки и проветренные одеяла. Она представила, как он внезапно вскакивает с
дивана посреди фильма,  чтобы  подобрать  с  пола  пушинку.  Вспомнила,  как
трогательно он радовался, когда в двадцать семь лет оставил родительский дом
и купил собственную квартиру; вспомнила кошмарные  выходные,  проведенные  в
?Икеа?,  многочасовые  дискуссии  о  сравнительных  достоинствах   коврового
покрытия и деревянных полов и бесконечные, изматывающие поиски определенного
оттенка бежевого.
   Она вообразила их, сидящих рядом на диване,  обтянутом  синим  вельветом,
попивающих перед телевизором пиво из больших бутылок, с сигаретами в  руках;
припомнила тепло соприкоснувшихся бедер, тяжесть его  головы  на  ее  плече,
сладковатый  пивной  запах  изо  рта,  когда  Диг  поворачивается  к  ней  с
каким-нибудь шутливым замечанием. Десять лет она воспринимала, как  должное,
тепло, покой, близость.
   Все то, что теперь Дилайла своими ухоженными  коготками  пытается  у  нее
выцарапать.
   Раздумья укрепили Надин,  исполнили  решительности  и  мужества.  Она  не
позволит Дилайле снова одержать победу; нет, больше такое не повторится.
   Прищурившись, Надин глянула на часы: четверть девятого. Следовательно,  в
Лондоне четверть восьмого.  Порывшись  в  кармане,  нашла  ключ  от  номера,
толкнула дверь туалета и твердым шагом направилась к лифтам. Она  больше  не
стеснялась стука своих каблуков по твердому мрамору. Улыбка витала на губах,
пока бесшумный лифт поднимал ее наверх.
   Надин, слегка  пошатываясь,  двигалась  по  коридорам  четвертого  этажа,
каблуки утопали в мягких коврах, букеты цветов расплывались  перед  глазами,
медные  бра  с  плетеными  абажурами  указывали  путь.  Бродить   в   пьяном
одиночестве по отелю доставляло ей удовольствие.  Надин  хотелось  пуститься
вскачь, промчаться по коридору, как расшалившиеся  дитя.  Хотелось  кричать,
визжать, играть в прятки.
   И еще ей хотелось поговорить с Дигом. Немедленно. Сейчас же.
   Она намеревалась ему сказать, что любит  его.  Почему  она  должна  опять
отдавать победу Дилайле?
   В номере Надин сбросила туфли и с разбегу  приземлилась  на  заправленную
горничной кровать. Нашла цветную пластиковую табличку  с  инструкциями,  как
звонить по межгороду, и набрала номер.
   Сердце бешено колотилось, пока она ждала соединения.
   - Давай же, - шептала она, - давай, Дигги, миленький, откликнись. - Пятый
гудок, шестой, седьмой, Надин уже собралась повесить  трубку,  как  раздался
щелчок и на мгновение воцарилась тишина.  Надин  уловила,  как  чья-то  щека
трется о микрофон. Она затаила дыхание.
   - Алло? - послышался запыхавшийся женский голос.
   Надин с грохотом швырнула трубку.  Дилайла.  Дилайла  Лилли  отвечает  на
звонок в доме Дига. В субботу вечером. Слегка безумная улыбка, не  сходившая
с лица Надин последнюю четверть часа,  истаяла.  Ее  сменили  едкие  соленые
слезы.
   Надин выдернула из пачки бумажный носовой платок и  утерла  мокрое  лицо.
Истерическая радость обернулась истерическим горем, не успевала она вытереть
слезы, как они снова наворачивались. Место на вельветом диване  Дига  теперь
навеки занято, и ходу в его дом ей больше нет. Она опять  проиграла  вчистую
Дилайле Лилли. У нее  было  десять  лет,  чтобы  любить  Дига,  владеть  им,
принадлежать ему - десять лет! А она на неделю опоздала.
   Она уже не смеялась, глядя на себя в зеркало, висевшее напротив  кровати.
Что смешного в распухшей красной  физиономии,  и  что  смешного  в  любви  к
старому другу, и уж тем более в зацикленности Дига на Дилайле?. Ничего  даже
мало-мальски забавного тут нет.
   Надин медленно подняла руку, приставила два пальца горизонтально к  виску
и нажала на курок большим пальцем.
   - Пиф-паф, - уныло произнесла она, безвольно роняя руку.

Глава тридцать пятая

   Семейство на ?мерседесе? скрылось из вида. Диг  сидел,  тупо  уставившись
перед собой, не в состоянии  осознать  случившееся.  Он  перевел  взгляд  на
Дилайлу, та отвернувшись к реке, задумчиво смотрела  вдаль,  стиснутые  руки
лежали на коленях. Дигу  вдруг  отчаянно  захотелось  броситься  к  Дилайле,
обнять и разделить с ней давнее горе. Он закусил губу и силой  удержал  себя
на месте.
   Диг выжидал, наблюдая за Дилайлой. Вскоре она  встала  и  поволоклась  по
лужайке к тропке. У дороги остановила мужчину с рыжим сеттером, тот кивнул и
дал ей что-то, порывшись во внутреннем кармане. Когда она стала  подниматься
вверх по холму, Диг увидел, что тот ей дал.  Дилайла  курила.  Сделала  пару
затяжек, глянула на сигарету, скривилась и выбросила ее в реку.
   Дилайла остановилась на вершине холма, кусая  ногти.  Наконец,  подхватив
обе сумки, двинулась к дому. Добравшись до входной двери, вынула  из  пакета
гигантского зайца и усадила его на крыльце.
   Заяц был серо-белым, с большим бантом на шее, в лапах он  держал  красное
сердечко с надписью ?С днем рождения, дорогая!?
   Черт, подумал Диг, как же все тяжело.
   И принялся за элементарные арифметические подсчеты. Сегодня 21 ноября. Он
отсчитал на пальцах девять  месяцев,  получилось  21  февраля.  В  тот  день
Дилайле исполнилось восемнадцать. И тогда же они в последний раз  занимались
любовью. Последний раз, когда они были счастливы вместе. А потом  все  сразу
испортилось,  и  Дилайла  исчезла.  Конечно,  девочка  могла   быть   моложе
двенадцати лет, она могла родиться много позже их расставания с Дилайлой, но
это выглядело маловероятным. На вид девочке можно было дать все шестнадцать.
   Ему вдруг пришла иная мысль: а не старше ли она двенадцати? Не родила  ли
ее Дилайла, отдав на удочерение, до того, как переехала в  Северный  Лондон,
до встречи с Дигом? Но тогда... тогда он знал бы.  Она  бы  призналась  ему.
Дилайла всегда говорила, что презирает забеременевших девчонок.  Она  такого
ни за что не допустит. И у нее никогда не будет детей. Она говорила... черт!
В растерянности и смятении Диг опустил голову на сжатый кулак.  Как  же  все
запутанно.
   Дилайла  опустилась  на  корточки  перед  дверью,  поправила  зайца.  Она
внезапно подалась вперед, обняла зайца,  зарылась  лицом  в  мех,  плечи  ее
затряслись. Диг задохнулся от нежности и печали.
   Хватит, сказал он себе, с меня достаточно.
   Диг встал и очень быстро, пока Дилайла не обернулась, побежал по тропинке
вниз, к праздной толпе, фланирующей вдоль реки, потом  к  главной  улице,  а
оттуда на вокзал.
   Через два часа Дигбыл дома.
   Мысли вихрем проносились в его мозгу, пока он трясся в поезде,  в  метро,
потом на автобусе. Голова трещала и кружилась, словно он катался в парке  на
самых рискованных аттракционах.  Диг  был  испуган,  возбужден  и  испытывал
легкую тошноту одновременно.
   До сих  пор  самым  тяжелым  испытанием  в  жизни  Дига  была  его  вечно
ломавшаяся машина, или ссора с Надин,  или  обиженная  матушка,  которую  он
забыл поздравить с Днем  Матери.  Сегодня  его  вынудили  переосмыслить  всю
жизнь, прошлое, представление о самом себе.
   Диг мерил шагами квартиру в ожидании Дилайлы, и ему чудилось, что он стал
выше ростом, раздался в плечах. Руки стали  крепче,  а  ноги  бугристее.  Он
чувствовал себя старше, таким же, как те взрослые  люди,  которых  он  видел
сегодня утром в десятом часу утра.
   Поначалу,  поддавшись  инстинктивному  порыву,  он  решил  ни  о  чем  не
расспрашивать Дилайлу. Если он с ума сходил от шока, то ей было во сто  крат
хуже. Он ведь подглядел один из самых интимных моментов ее жизни. Видел, как
она плачет, уткнувшись в мех зайца.  Он  залез  туда,  куда  не  имел  права
соваться. Дигу было стыдно. Пережившей травму Дилайле не хватало только  его
назойливого любопытства, расспросов, перетягивания одеяла на  себя  -  будто
то, что случилось, прежде всего его драма.
   Но день клонился к вечеру, небо темнело, в мозгу Дига  теснилось  столько
жгучих вопросов, что ему казалось, голова вот-вот лопнет, - и его настроение
изменилось. Он рассердился. Дилайла повела  себя  не  правильно.  Не  важно,
является эта красивая девочка его дочерью или нет, не важно, является он  ее
отцом или нет, но Дилайла должна была посвятить его  в  свои  проблемы.  Она
должна была сказать, зачем приехала в Лондон. Она обращалась с  ним,  как  с
ребенком, не способным справиться со взрослой реальностью. Что,  одернул  он
себя, во многих отношениях справедливо. Но тем не менее она нашла  для  него
применение, не так ли? Он ведь оказался достаточно взрослым,  чтобы  владеть
недвижимостью, где она поселилась, заплатить наличными за диван, на  котором
она спала, и достаточно ответственным, чтобы приглядывать за ее  драгоценным
псом.
   Расстроенный, снедаемый нетерпением, нараставшим  с  каждой  минутой,  он
пытался  дозвониться  Надин.  Снова  и  снова.  Никогда   прежде   ему   так
настоятельно  не  требовалось  с  ней  переговорить,  услышать   ее   голос,
жизнерадостный  и  успокаивающий,  голос  лучшего  друга.   Плевал   он   на
безобразие, которое она учинила вчера вечером. Ему хотелось  ее  видеть.  Но
где была Надин, когда он  так  в  ней  нуждался?  Не  дома,  это  уж  точно.
Отсутствие Надин в столь серьезный момент лишь усугубило бьющую  через  край
панику, и услыхав, как в замке поворачивают ключ, Диг  вскочил  с  дивана  и
бросился навстречу Дилайле; благоразумие окончательно его покинуло. Ему  уже
было безразлично, готова ли Дилайла к разговору о светловолосой  девочке  из
Суррея, и он уже не стыдился своего обмана и виртуозной слежки. Теперь  Дига
заботило лишь одно: получить ответы на свои вопросы.
   И из всех возможных зачинов к столь судьбоносной беседе, он выбрал  самый
нелепый и несуразный:
   - Итак, куда делся заяц?!
   Дилайла схватилась за сердце:
   - Боже, Диг, со мной чуть инфаркт не случился.