кал  меня,  Рейд.  Я  сама  способна  себя
развлечь. Когда ты работаешь здесь, я именно это и  делаю.  И  в  Лондоне  и
Париже это так же возможно. А когда ты освободишься от работы, я постараюсь,
чтобы ты действительно чувствовал себя как дома.
   - Я и так уже заплатил за это. - Рейд поставил бокал на  стол,  отодвинул
стул и поднялся, высокий и непреклонный. - Это  нелепая  идея,  Джина.  Будь
умницей и забудь о ней.
   - Я не ребенок, чтобы так со мной говорить! - бросила она  ему  в  спину,
потому что Рейд уже собрался уйти.
   Он остановился и ледяным взглядом через  плечо  посмотрел  в  ее  горящие
глаза.
   - Тогда и веди себя соответственно. Подумай хотя бы о  детях.  Раньше  ты
никогда не оставляла их. А теперь собираешься умчаться в  Европу,  никак  не
подготовив детей к тому, что их мать уезжает. Если уж ты  захотела  перемены
мест, делай это разумно,  а  не  по  внезапному  выплеску  собственнического
инстинкта.
   С  этим  предупреждением  он  решительным  шагом  вышел  из  столовой   и
направился, скорее всего, в свой кабинет, где проводил почти  все  свободное
время, работая на компьютере или что-нибудь  ловя  на  своей  современнейшей
аудиоаппаратуре.
   Собственнического инстинкта...
   Почему в устах Рейда это прозвучало неодобрительно?
   Неужели она не имеет на это права?
   Он ведь ее муж.
   Дрожащей рукой Джина поставила бокал на стол. Стиснув ладони на  коленях,
она застыла так, стараясь унять бившую  ее  дрожь  обиды,  страх,  ужасающую
неуверенность и сосущую пустоту внутри.
   Она хорошая мать. Она хочет быть хорошей женой.
   Одно другому не мешает, не так ли?
   Она не бросит детей надолго с  чужими  людьми.  Это  всего  лишь  на  две
недели. Они будут  скучать  без  матери,  но  ничего  страшного  с  ними  не
произойдет. Может быть, она в корне не права, так боясь этой поездки  Рейда,
но страх не оставлял ее. Эта поездка каким-то  непостижимым  образом  меняла
всю их семейную жизнь. Джина должна ехать. Она должна изменить их  с  Рейдом
отношения и заставить его посмотреть на нее как на личность, как на женщину,
как на жену.
   Она должна стать большим, чем просто мать его детей!


   Глава вторая

   Рука Джины со щеткой для волос застыла. Ее сердце гулко стукнуло в груди.
Вверх по лестнице поднимался Рейд, его  шаги  были  медленными,  тяжелыми...
усталыми. Была уже почти полночь. Может быть,  он  переутомился?  Тогда  все
получится ужасно и унизительно.
   Эта мысль  заставила  ее  мозг  лихорадочно  заработать.  Наверное,  надо
отложить попытку на завтра. Завтра за ужином она постарается его размягчить,
и тогда легче будет приблизиться к нему.
   Ее взгляд метнулся к огромного размера кровати, с которой уже было  снято
разноцветное покрывало и верх кремового одеяла был отогнут. Она  еще  успеет
юркнуть под одеяло. Кровать была такой широкой -  Джина  частенько  об  этом
жалела, - что даже случайно они редко касались друг друга.  Рейд  так  и  не
узнает, что на ней надето.
   Поддавшись  минутной  нервозности.  Джина  вскочила  на  ноги,  едва   не
опрокинув стул, и бросилась прочь от туалетного столика.  Она  уже  была  на
полпути к кровати, когда обнаружила, что  все  еще  сжимает  в  руке  щетку,
которой последние полчаса бездумно расчесывала длинные волосы.
   Резко повернувшись, чтобы положить  ее  на  место,  Джина  вдруг  увидела
собственное отражение  в  трельяже  -  три  женщины  испуганного  вида.  Она
разозлилась, В конце концов, чего ей бояться!..
   Разве жена не имеет права показать мужу, что она хочет его, что ее  тянет
к нему, показать свое стремление быть  с  ним?  Если  сейчас  он  и  слишком
утомлен, ее предложение  останется  в  силе,  пока  он  не  придет  в  себя.
Недвусмысленно вызывающий вид ее ночного одеяния должен непременно пробудить
в нем какие-то сексуальные желания. Если она только не испортит все  слишком
робким поведением.
   К тому же его реакция покажет ей,  насколько  глубок  кризис,  в  котором
находится их брак. Это надо выяснить до того, как  Рейд  уедет  в  Европу  с
Пейдж Колдер. Прятать голову в песок, то есть в подушку, - это не  выход  из
положения.
   Долой лицемерные покровы скромных ночных рубашек.
   Пусть обнаженная правда предстанет на свет.
   Ну, пусть не совсем  обнаженная.  На  губах  Джины  заиграла  ироническая
улыбка.  Все-таки  ее  ночной  туалет  позволит   ей   сохранить   некоторое
достоинство, если Рейд не заметит или отвергнет ее призыв.
   Джина снова провела щеткой по волосам, силясь  сохранить  спокойный  вид,
когда  Рейд  толкнул  дверь  и  вошел  в  спальню.  Он  выглядел  усталым  и
измученным, словно его привычный мир  был  местом  не  очень  пригодным  для
обитания. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, жилет расстегнут, узел
галстука ослаблен, пиджак висел  на  плече.  Будто  заметив  неладное.  Рейд
выпрямился, его лицо напряглось и взгляд стал острым.
   Он внимательно смотрел на нее, и от исходящего от него напряжения у Джины
замерло сердце. В его лице промелькнуло чтото похожее на жестокость. На щеке
дернулся  нерв.  Рейд  сделал  шаг  назад,  захлопнул  за  собой  дверь   и,
прислонившись к дверному косяку, задержал оценивающий  взгляд  на  узорчатых
кружевах красной ночной рубашки Джины.
   Это не было ни  волнующе,  ни  захватывающе.  Это  было  постыдно.  Джина
чувствовала себя уличной девкой в  ничего  не  прикрывающем  наряде.  У  нее
неожиданно затвердели соски. Спазм свел желудок. По спине побежали мурашки.
   Пусть она и убеждала себя, что эта сорочка скорее дразняще полуоткрывает,
чем открыто демонстрирует ее формы. Пристальный взгляд  Рейда  мигом  раздел
ее. Все ее  самообладание  рухнуло,  она  потеряла  дар  речи  и  беспомощно
застыла, хорошо отдавая себе отчет, что совершила ужасную ошибку.
   - Значит, до тебя наконец дошло, что я мужчина, - глухо  сказал  Рейд.  -
Видно, нелегко было перестать видеть во мне только содержателя  семьи...  да
еще производителя потомства.
   У Джины отвисла челюсть. Его слова, словно  тяжелые  камни,  сыпались  на
нее, пробивая глухой туман первого шока и  заставляя  ее  искать  подходящий
ответ.
   - Я никогда о тебе так не думала! - воскликнула она.
   - Слишком грубо и приземленно, так? Полагаю, ты всегда думала обо мне как
об отце твоих детей. Это одно и то же.
   У Джины снова пропал дар речи при внезапной мысли о том, что он думает  о
ней.
   - Ты, наверное, с самого ужина себя принуждала, чтобы  сейчас  предложить
мне  свое  тело,  -  продолжал  Рейд,  небрежно   указывая   рукой   на   ее
соблазнительный наряд и проходя от двери к стулу у своей  половины  кровати.
Поморщившись, он извинился: - Прости,  что  не  оценил  этого  усилия.  Оно,
наверное, стоило тебе невероятной внутренней  борьбы.  Но  я  бы  предпочел,
чтобы тебе не приходилось... терпеть меня, - его глаза были холодны как лед,
- только чтобы сохранить наш брак.
   Джине показалось, что из легких у нее разом вышел весь  воздух.  Замерев,
она широко  открытыми  глазами  смотрела  на  мужа,  чьи  слова  безжалостно
врезались в ее мозг. Она ведь и хотела, чтобы Рейд раскрылся, хотела  узнать
правду об их отношениях, но оказалось, он лелеял только недобрые  чувства...
Нет, в это трудно поверить!
   Может быть, он пьян? Иногда он выпивал стакан-другой портвейна у  себя  в
кабинете. Но тогда тем более вероятно, что это и есть его истинные  чувства:
ведь, говорят, у пьяного на языке то, что у трезвого на уме.
   Рейд бросил пиджак на спинку стула, развязал галстук и  бросил  его  туда
же, его движения были подчеркнуто размеренными. Его с  трудом  сдерживаемого
гнева почти не было заметно, хотя воздух в комнате вибрировал от напряжения.
   - Можешь расслабиться. Джина, - с неискренней улыбкой сказал он. - Нашему
браку ничто не угрожает. Как я нужен тебе, чтобы растить наших детей, так  и
ты  необходима  мне,  чтобы  у  меня  была  семья.  Тебе  не   надо   ничего
предпринимать. Ты все равно остаешься моей женой.
   Его холодная логика заставила ее болезненно возразить:
   - Я тебя не терплю. Как ты мог произнести это слово? Неужели я дала  тебе
повод подумать такое?
   - Слишком сильно сказано для тебя?  -  язвительно  поинтересовался  Рейд,
бросая на спинку стула жилет. Его пальцы  пробежали  по  пуговицам  рубашки,
пока он взвешивал слова жены, задумчиво глядя на нее. - Ну, может быть,  мне
просто так кажется, - сказал он. - А на самом деле ты думаешь об  этом  так:
ладно, пусть берет свое.
   Джина протестующе подняла руки.
   - Рейд, я всегда рада, когда ты... ты...
   - Когда я удовлетворяю с тобой свои мужские потребности?
   - Я хотела сказать - когда мы занимаемся любовью.
   Он невесело рассмеялся.
   - Когда это ты занималась со мной  любовью,  Джина?  Когда  ты  проявляла
инициативу? Вот сегодня ты сделала какое-то активное  движение,  нарядившись
так. Но ведь это только знак, сигнал? Сама ты все равно  ничего  не  сделала
бы.
   Джина сгорала от беспомощного стыда. Совершенно ясно, что Рейд не видит в
ней подходящую для себя партнершу в постели, и все-таки она не понимала, что
сделала не так. Мать всегда твердила, что женщине не  надо  рваться  вперед.
Это роль мужчины. А женщина следует за ним. Мужчина  предлагает,  а  женщина
говорит "да" или "нет". И Джина всегда вела себя соответственно.
   Но Рейд ведь отлично знал, что она охотно отвечает на его поцелуи и ласки
и  получает  необыкновенное  удовольствие  от  интимной   близости.   Иногда
наслаждение становилось таким острым, что Джина теряла голову, не зная,  что
с ней  происходит.  Неужели  Рейд  принимал  ее  стоны  в  такие  минуты  за
отвращение?
   - А что бы ты хотел, чтобы я делала? - разъяренно спросила она,  чувствуя
необходимость понять его требования.
   Рейд уже наклонился, чтобы снять туфли и носки, и не глядел на нее.
   - Забудь об этом. Джина, - бросил он.  -  Нельзя  искусственно  возбудить
желание. Оно или есть, или нет.
   Кого он имеет в виду - себя или ее?
   Если он считает, что она не хочет его, то сильно ошибается. В свете лампы
золотистый блеск его обнаженной кожи притягивал ее. Рейд обладал безупречным
телом и был непревзойденным любовником.  В  течение  последнего  месяца  она
нередко лежала ночью без сна, отчаянно желая, чтобы он коснулся ее.  А  что,
если она сейчас сама его коснется? Это и будет активное действие? Но поможет
ли это?
   Он стянул с себя брюки и трусы. Было совершенно  очевидно,  что  Рейд  не
ощущает ни малейшего желания. Боясь предстать в еще более глупом  положении,
Джина подавила вспыхнувший порыв подойти к нему вплотную. Он бросил  на  нее
высокомерный взгляд и выпрямился, суровый и величественный в своей наготе.
   От этого  Джина  еще  острее  почувствовала,  как  искалечена  она  своей
скованностью, не позволяющей ей сделать то же самое,  как  она  нуждается  в
покровах, чтобы, по  выражению  ее  матери,  прикрыть  множество  грехов.  В
глубине души Джина думала, что "если супруги искренне любят друг друга, то в
этом нет никакого греха. Но почему ей не удавалось претворить это в жизнь?
   - Прости, что... я не то, что тебе нужно, - с болью в сердце  проговорила
она.
   - Не расстраивайся так. Это  же  не  конец  света,  а  всего  лишь  конец
притворства.
   - Нет, - упрямо покачала она головой. - Рейд, ты все не так понял.
   - Посмотри правде в глаза. Джина, - в его взгляде светилась  насмешка.  И
он высказал то, что считал правдой о Джине: - Я тебе  не  нужен,  но  ты  не
хочешь, чтобы у меня был кто-то, кроме тебя. Вот в чем дело, верно? Я должна
дать ему это, или он возьмет это у Пейдж Колдер!
   То была полуправда, и тем сложнее  было  ее  отрицать.  Она  отчаянно  не
хотела, чтобы он был с какой-то другой женщиной, но не  хотела  использовать
свое тело в качестве средства его остановить.  Просто  желание  быть  с  ним
рядом побудило ее на сегодняшние действия.
   - Позволь мне вот что тебе сказать, Джина, -  продолжал  он,  внимательно
оглядывая ее с ног до головы.  -  Сексуальность  не  достигается  с  помощью
кружев и шелка. Это не просто стройное женское тело. Это - состояние.  -  Он
стукнул себя по лбу. -  Это  то,  что  у  тебя  вот  здесь,  в  голове.  Это
непременная сосредоточенность на другом человеке, - он поднял вверх палец. -
А у тебя этого нет. Ты сосредоточена только на себе.
   - Нет, это не так,  -  воскликнула  Джина,  отчаянно  желая  опровергнуть
несправедливое обвинение.
   Рейд только недовольно отмахнулся от ее возражений.
   - Даже твой выбор одежды - якобы для моего удовольствия - делается, чтобы
привлечь внимание к тебе.
   - Я хотела показать, что на  самом  деле  хочу  тебя,  Рейд,  -  умоляюще
сказала она.
   - Не сомневаюсь. - Недоверие в его голосе мгновенно обратило в  ничто  ее
протесты. - Поскольку ты столько времени  провела  здесь,  поджидая  меня  и
расчесывая волосы! - Он насмешливо глянул на нее и прошел в ванную. - Джина,
у тебя что-то стряслось с ногами, раз ты не могла прийти ко мне? Или  что-то
с языком, если ты не могла сказать мне о своем страстном желании?
   - Я ждала, потому что не хотела мешать. - Она решилась добавить: - Если у
тебя было какое-то важное дело.
   - Что для меня важнее того, что моя жена воспылала ко мне желанием?  -  с
гневом и сарказмом спросил он. - Ясное дело, что приоритеты у нас  абсолютно
разные. Вот если бы ты сбежала вниз по ступенькам в этой  сорочке,  прыгнула
мне  на  колени,  обняла  за  шею  и  сказала,  перемежая  слова  страстными
поцелуями, что устала ждать меня наверху и хочешь меня прямо сейчас".
   Джина горячо пожалела, что у нее не хватило смелости сделать именно это.
   Рейд взялся за ручку двери ванной и  на  мгновение  задержался,  чтобы  с
уничтожающей улыбкой докончить описание ее поведения.
   - Но мы оба знаем, что силы твоего желания  на  это  не  хватит.  Гораздо
проще предоставить Рейду работать, если он того хочет. А потом можно  просто
лечь в кровать и подумать о "Дьюрли-Хаус" и об Англии.
   Ярость в его голосе так ошеломила Джину, что она не могла вслушиваться  в
смысл его слов. Джина отрицательно качала головой в ответ на его  обвинения,
и даже одно это движение его, кажется,  раздражало.  Глаза  Рейда  сверкнули
яростью, не давая ей права отрицать его слова.
   - Извини, я не  хочу  продолжать  эту  отвратительную  сцену.  Мне  нужен
горячий душ.
   О, эта уничтожающая ирония! Прежде чем захлопнуть дверь ванной, он бросил
ей в лицо последние жесткие слова:
   - Учти, что твоя чертова сорочка,  твой  чертов  эгоизм  и  твое  чертово
самомнение ни капельки не взволновали меня.
   Дверью он прочно отгородился от нее.
   Еще несколько минут Джину била нервная дрожь. Теперь, когда ей  открылась
ужасающая картина того, как видит Рейд их отношения, она могла  лишь  стоять
без движения и смотреть на дверь ванной, словно за ней находится ад.
   Инстинкт самосохранения неумолимо твердил, что она должна войти  за  ним.
Как угодно, но она должна  заставить  себя  это  сделать.  Потому  что  Рейд
ошибается в ней, и если она не докажет ему,  что  он  ошибается  -  здесь  и
сейчас, - то никогда уже не сможет это сделать. Так что  она  должна  сейчас
открыть дверь и... Ее воображение не могло нарисовать того,  что  произойдет
потом, но, что бы там ни было,  это  лучше,  чем  пустота,  в  которой  Рейд
оставил ее.


   Глава третья

   Позволь себе Джина  задуматься,  она,  наверное,  потеряла  бы  мужество.
Просто делай шаг за шагом, твердила она себе, и не раздумывай, что  сделаешь
ты, а что он. Ванная принадлежит и ей тоже, так что у нее есть полное  право
войти. Каковым она и воспользовалась.  Тут  ее  очень  вовремя  отвлекло  от
размышлений то, что она увидела
   Вода  громко  плескалась  о  красивую  итальянскую  плитку,  блестящую  и
переливающуюся, которой были выложены стены от потолка до пола. Из ванны шел
густой пар, так что в комнате стоял  полупрозрачный  туман,  приглашающий  в
него нырнуть.
   В роскошной большой ванне за стеклянной дверью легко поместились бы двое,
но Джина никогда не купалась вместе с Рейдом. В это время у нее  обязательно
находились другие  дела.  Нет,  просто  каждый  раз  она  пользовалась  этим
оправданием, отговоркой, а на самом деле причина была  в  ее  застенчивости.
Джина стала еще больше стыдиться своего тела, произведя  на  свет  детей,  -
выступали вены под кожей, живот выпирал, из груди сочилось  молоко.  Сколько
лет она тщательно избегала того, чтобы Рейд увидел ее обнаженной.
   Но теперь она была в хорошей форме. Ничто не  портило  ее  кожу,  исчезли
выпирающие вены. Больше не осталось причин, чтобы скрывать  свое  тело.  Вот
только если бы она могла преодолеть себя и вести себя так, как в их  медовый
месяц. Тогда Рейд научил ее не стесняться самой себя,  но  это  продолжалось
только до того, как  она  забеременела.  Так  почему  нельзя  повторить  это
теперь? Почему?
   Рейд никогда не стеснялся своей наготы. Джина  смотрела  на  него  сквозь
стеклянную дверь и восхищалась совершенством его  тела.  Вода  обливала  его
плечи и голову, скатывалась по упругим мускулам на спину. Он  стоял,  закрыв
глаза и сжав губы, но  было  видно,  что  его  зубы  плотно  стиснуты.  Руки
сжимались в кулаки. Какой бы горячей вода  ни  была,  она  не  смогла  снять
напряжение Рейда.
   Внутри у него клокотала бешеная энергия, и это нельзя было  не  заметить.
Неуправляемая и буйная энергия, которую он пытался  успокоить  и  взять  под
контроль. Рейду это всегда отлично удавалось. И то, что сегодня  вечером  он
вышел из себя, было только тревожным  признаком  его  крайнего  недовольства
женой.
   Джину снова  охватил  безотчетный  страх,  парализовавший  ее  решимость,
сжавший ее смятенную душу и навеявший массу сомнений. А вдруг в  ней  просто
нет тех качеств, которые могут его удовлетворить?  Ведь  он  сам  -  человек
незаурядный. Это признавали все,  кто  с  ним  общался.  А  она...  что  она
пыталась сделать, чтобы ему соответствовать? Он выбрал ее  для  того,  чтобы
она была матерью его детей. И все. Окончив университет, Джина ни единого дня
не работала по специальности, потому что как раз в  это  время  в  ее  жизни
появился Рейд и придал ее существованию истинную цель.
   Но теперь все это рухнуло.  Так  не  должно  было  получиться,  бессильно
подумала она. Я люблю его. Я всегда его любила. И он тоже чувствует, что все
получается не так.  Знает,  того,  чтобы  она  рожала  ему  детей.  Сегодня,
отбросив прочь лицемерие - как бы больно это ни было, - они могли бы  что-то
исправить. Она должна попробовать, обязана, хотя каким образом - одному Богу
известно.
   Рейд откинул голову назад. По высоко поднявшейся его  груди  было  видно,
что он сделал глубокий вдох.  Потом  он  потянулся,  выключил  воду,  открыл
глаза... и увидел  Джину,  смотрящую  на  него  в  упор.  Он  так  и  замер,
раздраженный тем, что она осмелилась помешать ему в его интимном занятии,  и
это отчетливо было видно по его лицу.
   Джина чувствовала себя, как кролик перед удавом, и не могла шевельнуться,
даже если бы очень захотела что-то сделать. Но она  и  не  задумывалась  над
этим. Она пришла к нему просто потому, что не могла переносить  эту  ужасную
пустоту, которую он оставил, уйдя от нее. Она не собиралась вести  себя  как
назойливая муха - если человека можно сравнивать с насекомым.
   Рейд потянулся, отодвинул прозрачную дверь, и Джина внезапно увидела, что
между ними больше нет стеклянной перегородки и он стоит  совсем  близко.  Он
был разгорячен, раздражен, упругие мускулы напряжены,  а  в  глазах  сверкал
вызов.
   - Ты меня хочешь, Джина?
   Его голос звучал напряженно и зло, полностью в соответствии с  выражением
лица. Рейд с силой стиснул ее запястье  и  резко  затаащил  за  дверь  -  не
дожидаясь ответа. Джине пришлось подчиниться. Все его тело  было  напряжено,
как бы говоря: подчиняйся без оговорок.
   Он схватил ее за талию и сунул под струю душа, торжествующ