ала она. - Честное слово, я еле  сдерживаюсь,  чтоб  не
разреветься: Ричард ведь ждет меня к ужину.
   - В такой ситуации начинаешь жалеть о  милых  старых  поездах,  верно?  -
успокаивающе сказал Уигглсуорс, хотя и был явно оскорблен.
   - А  что  вы  собираетесь  делать  в  Сент-Луисе?  -  спросила  Салли.  И
почувствовала,  как  на  ее  лицо  плотно  легла   маска   соблазнительницы,
почувствовала, что без всякого перехода начинает флиртовать.
   - О, нечто весьма нудное. Банковские дела, слияние  железных  дорог.  Акт
отчаяния. Ненавижу Средний Запад.
   - Вот как?
   - Скажите, чем кончилось у Дика с канадской нефтью?  Мне  это  показалось
невероятно заманчивым, но я не сумел заинтересовать отца.
   -  Я  об  этом  ничего  не  слышала.  Он  ведь  никогда  мне  ничего   не
рассказывает. А как Би? - Она отчаянно пыталась вспомнить имя его жены, но в
памяти возникло лишь восковое  личико  балерины  да  то,  что  имя  ее  тоже
смахивает на инициал.
   - Очень хорошо. У нас теперь двое деток.
   - Вот как? Чудесно. Еще одна девочка?
   - Еще один мальчик. Вы уверены, что не хотите ничего выпить?
   - Как вы меня соблазняете, - сказала Салли.
   - А вы слышали про Джейми Бэбсона? Он снова женился - на сногсшибательной
индонезийке. Она - синхронщица в ООН.
   - Да. Ему это, конечно, по душе.
   Уигглсуорс рассмеялся. Зубы у него были безупречные, но слишком мелкие.
   - А Бинк Хаббард - Ричард, я знаю, встречался с ним - исчез  во  Флориде:
говорят, он снова уплыл на либерийском грузовом судне.
   - По-моему, я его не знаю.
   - Нет, конечно. Он из тех мужчин, кому все остальные дико завидуют.
   - Да, есть такие. - Салли  сама  сознавала,  что  говорит,  как  автомат.
Оттолкнуть, притянуть, оттолкнуть, притянуть - настоящая проститутка.
   Уигглсуорс посмотрел поверх ее головы и сказал:
   - Это там не Джерри Конант?
   - Где? А вы знаете Джерри?
   - Конечно. Он ведь, кажется, живет где-то рядом с вами?
   Он посмотрел на нее сверху вниз,  и  его  безупречные  брови  (он  что  -
выщипывает их?) приподнялись при виде ее напряженной озабоченности.
   - Через Руфь, - пояснил он. - Мои родители ходили в церковь ее отца.  Она
слыла тогда красавицей.
   - Такой она и осталась.
   - Никто тогда не мог понять, почему она вышла замуж за Джерри.
   Тут он и появился. Салли не столько увидела,  сколько  почувствовала  его
приближение, хотя он был еще далеко, почти у самых стоек  авиакомпаний.  Она
почувствовала, как он заколебался, потом  решил  подойти.  Голос  его  резко
прозвучал у самого ее уха:
   - Anno Domini  Уигглсуорс -  Иисус  Христос
собственной персоной.
   - Джерри! Вы что - тоже тут застряли?
   - По-видимому. Я как раз  искал  некоего  мифического  мужчину  по  имени
Кардомон, который вроде бы должен помочь нам отсюда выбраться.
   - Вам и миссис Матиас?
   - Да, мы с миссис Матиас, похоже, попали в одну беду. - Он опустил взгляд
на свою руку, в которой держал два билета. Поднял их и показал. -  Я  взялся
вести переговоры и за нее тоже. У вас место забронировано?
   - Да.
   - А вы бы не согласились отдать его Салли?
   - Охотно - только я лечу в Сент-Луис.
   Джерри повернулся к Салли и сказал:
   - Может, и нам махнуть в Сент-Луис?  А  там  нанять  плот  и  поплыть  по
Миссисипи.
   Она рассмеялась - от возмущения. Как он смеет дразнить ее, когда  они  на
краю катастрофы!
   Улыбка застыла на лице Уигглсуорса, и по тому, как окаменели  лица  обоих
мужчин, Салли поняла, что стала для них предметом раздора - телом.
   - Я как раз говорил Салли, -  сказал  Уигглсуорс,  -  что  Джейми  Бэбсон
женился на индонезийке.
   - Великолепно, - сказал Джерри. - Смешанные  браки  -  единственное,  что
навеки способно разрядить напряженность в мире. Кеннеди это тоже знает.
   - Что на вас нашло, Джерри? - сказал тот, другой. - С каких  это  пор  вы
стали проповедником? Мне казалось, вы трудитесь на Госдепартамент.
   Они сражались за нее. Тошнотворный страх вернулся  к  Салли  и  с  ним  -
желание  спать;  она  представила  себе,  как  озадаченный  Ричард  сидит  в
одиночестве, волнуется, пьет уже второй мартини, и  ей  отчаянно  захотелось
упасть в обморок - грохнуться на грязный, затоптанный пол  среди  сигаретных
окурков и проснуться у его ног. А  мужчины  все  говорили,  зло  обмениваясь
репликами, долетавшими до нее словно сквозь вату, пока Уигглсуорс, загнанный
в угол превосходящей резкостью Джерри, наконец, не сказал:
   - По-моему, мне пора на посадку. Желаю вам обоим удачи. - И в том, как он
попрощался, как поклонился одной головой с  высоты  своего  стройного  тела,
было что-то удивительно изящное, близкое к благословению.  Только  чванливое
ничтожество могло так держаться.
   Джерри надулся и был мрачен, как  грозовая  туча.  Значит,  это  все-таки
случилось - он возненавидел ее? Она спросила:
   - Ты так и не нашел Кардомона?
   - Нет. Его  просто  не  существует.  Может,  это  шифр?  Если  ?Кардомон?
прочесть  наоборот,  получится   ?Ном-о-драк?.   -   Объявили   посадку   на
восьмичасовой самолет, вылетавший в Сент-Луис, и Уигглсуорса -  устремленный
вдаль взгляд, высоко поднятый подбородок - вынесло  в  лавине  портфелей  из
зала ожидания. Джерри взял руки Салли в свои. - Ты вся дрожишь.
   - Немножко. Меня расстроила эта история.
   - Он часто встречается с Ричардом?
   - Почти никогда. Ричард ему не компания.
   - Ничего он не скажет. Никаких процентов  ему  это  не  принесет.  Просто
запомнит на всякий случай: а вдруг понадобится пошантажировать тебя.
   - И будет прав, верно? Я хочу сказать, что  я  и  есть  такая,  какой  он
увидел меня.
   - А какой он тебя увидел?
   - Не заставляй меня произносить это, Джерри. Джерри мысленно перемолол ее
отказ.
   - Вообще-то, - сказал он, - тебе было бы куда лучше с ним, чем  со  мной.
Уж он бы посадил тебя на этот чертов самолет, уверен.
   - Джерри.
   - М-м?
   - Не кори себя. Ты же говорил мне, чтоб я не приезжала.
   - Но я хотел, чтобы ты приехала. И ты это знала. Потому и приехала.
   - Я приехала потому, что и мне этого хотелось. Он вздохнул.
   - Ох, Салли, - сказал он. - Ты ко мне так добра. - Он взглянул на билеты,
которые все еще держал в руке, и сунул их в боковой  карман  пиджака,  потом
устало посмотрел на нее. Улыбка сожаления на секунду осветила его лицо:
   - Эй?!
   - Привет.
   - Давай поженимся.
   - Прошу тебя, Джерри, прекрати.
   - Нет, давай. А ну их всех к черту. Назад мы вернуться не можем.  Господь
сказал свое слово.
   - Не верю, что ты это серьезно. Голос его звучал вяло:
   - Нет. Серьезно. Ты же ведешь себя со мной как  жена.  И  вообще  в  моих
глазах ты - миссис Конант.
   - Но я не миссис Конант, Джерри. Мне только хотелось бы ею быть.
   -  Тогда  -  о'кей.  Предложение  принято.  Я  не  вижу  другого  выхода:
возвращаемся в отель, звоним Руфи и Ричарду, а со  временем  поженимся.  Это
единственное, что я могу придумать. Сейчас я чувствую только  усталость,  но
мне кажется, я буду очень счастлив.
   - Я постараюсь сделать тебя счастливым.
   - По-моему, мы сумеем получить  твоих  детей.  Теперь  суды  уже  так  не
придираются к тому, кто из супругов совершил адюльтер,
   - А ты уверен, что именно этого хочешь?
   - Конечно. Я, правда, не думал, что все так  получится,  но  я  рад,  что
получилось. - Однако с места он не двигался. А она стояла рядом, и в  сердце
у нее было пусто. Радость и горе, страх и надежда - все,  что  наполняло  ее
прежде, куда-то исчезло. Даже на полу вокруг них образовалась пустота.  Люди
кричали,  жестикулировали,  но  она  слышала  лишь   тишину.   Потом   вдруг
почувствовала, что хочет пить и что у нее болят стертые пятки. В отеле можно
будет снять туфли. А потом они спустятся в бар выпить.
   В окружавшей их пустоте возникла девушка, крашенная под седину.
   - Мистер и миссис Конант? Я разыскала мистера Кардомона.
   За ней следовал светловолосый мужчина в форменном пиджаке авиакомпании, с
блокнотом в руке. Салли уже видела его раньше. Когда?
   Джерри вдруг рванулся в сторону от  нее.  Вытащил  авиабилеты.  Они  были
истрепанные и казались ненужными бумажками. Заикаясь, он принялся объяснять:
   - Мы уже с трех часов пытаемся попасть на самолет в Нью-Йорк и отказались
от прокатной машины,  потому  что  нам  сказали,  что  будет  дополнительный
самолет.
   - Могу я взглянуть на номера ваших посадочных талонов? - попросил  мистер
Кардомон. И принялся рассматривать их, потирая кончик носа костяшкой пальца.
Потом внимательно оглядел их обоих, то и  дело  почесывая  пальцем  нос.  До
Салли вдруг дошло, что обе они - и она и седая девушка - стоят,  вытянувшись
в струнку. От шеи Джерри потянуло слабым, еле уловимым запахом пота.  Мистер
Кардомон что-то записал в блокноте, пробормотав:
   - Конант, два. - Затем поднял голову с копной светлых,  вьющихся,  как  у
мальчишки, волос, и Салли увидела, что глаза у него серые,  цвета  алюминия.
Он знает. Он сказал Джерри: мисс Марч сейчас вложит посадочные талоны в ваши
билеты.
   - Так, значит, все-таки есть самолет? - спросил Джерри.
   Кардомон посмотрел на ручные часы.
   - Он вылетает через полчаса. Выход - двадцать восемь.
   - И мы летим на нем? Господи, благодарю тебя. Благодарю. А мы решили было
возвращаться в отель, - И не в силах выразить мистеру Кардомону, который уже
стоял к ним спиной, всю свою благодарность, Джерри повернулся  к  девушке  и
зафонтанировал:
   - А вы знаете, теперь мне уже нравятся ваши волосы. Ни в коем  случае  не
перекрашивайте их в натуральный цвет.
   Он куда-то ушел следом за ней и  вернулся  с  билетами,  в  которые  были
вложены два голубых листочка; затем подхватил чемодан с игрушками для  своих
детей и зашагал по коридору, сопровождаемый Салли. К этому времени  она  уже
успела изучить все рекламы.  Спектакли,  которые  она  не  увидит,  острова,
которые никогда не посетит. Настороженная толпа, почуяв близость избавления,
собралась у выхода двадцать восемь;  в  положенное  время  появился  негр  -
солнечные очки его на сей раз торчали из кармашка рубашки -  и  медленно,  с
наслаждением, прочел список фамилий. Их фамилия стояла  последней.  Конанты.
Они прошли в дверь, и когда Салли оглянулась, ей показалось, что она увидела
среди теснившихся позади людей  взволнованного  усача,  которому  уже  давно
следовало быть в Ньюарке.
   Самолет был маленький ДС-3 - он стоял, задрав нос, так что  проход  между
креслами круто шел вверх. В кабине все мужчины  уже  сняли  пиджаки,  убрали
чемоданчики  и  пересмеивались.  ?Интересно,  на  каком  чердаке   они   его
откопали?, - сказал кто-то, и Джерри рассмеялся и похлопал Салли  по  спине.
Он был в  таком  восторге,  испытывал  такое  облегчение  -  она  попыталась
разделить с ним эти чувства, но тут же поняла, что вообще почти не  способна
что-либо чувствовать. Она села дальше от прохода и  сквозь  овальное  оконце
смотрела, как механики размахивают карманными фонарями, а Джерри  гладил  ее
руки и требовал, чтобы она похвалила его за то, что он достал им места.  Она
подумала было о Камю, лежавшем у нее в сумке, и -  закрыла  глаза.  Сбросила
терзавшие ноги туфли. Сзади доносился голос одной из стюардесс, а под  самым
окном вдруг взвыл мотор. В самолете  было  холодно,  словно  он  только  что
спустился к ним с большой ледяной  высоты.  Джерри  что-то  положил  на  нее
сверху - свой пиджак. Воротник тер Салли подбородок; Джерри  все  гладил  ее
руки и запястья, а она чувствовала, как тело ее сжимает словно металлическим
кольцом; мужчины что-то бормотали, переговариваясь между собой, -  она  была
единственная женщина в самолете, - и пиджак Джерри хранил его запах,  и  она
уже засыпала, хотя самолет все еще стоял.

***

   Ах, Салли, до чего же это был  чудесный  полет!  Помнишь,  как  низко  мы
летели? И как наш маленький самолетик, подпрыгивая  на  воздушных  течениях,
нес нас, точно лодка-лебедь, по воздуху где-то между звездами,  рассыпанными
наверху, и городами внизу? Над  нимбом  твоих  спящих  волос  я  видел,  как
ширилось прочерченное спицами световое колесо столицы, накренялось  и  снова
ширилось, - Данте не мог бы вообразить такую розу.  В  нашем  ДС-3,  который
откопали Бог знает где, чтобы отвезти нас домой, было  холодно:  самолет  не
отапливался - мы дышали чистым эфиром. Мы плыли,  урча  двумя  моторами,  на
высоте, которую едва  ли  назовешь  высотой,  над  Балтимором,  Чесапик-Бей,
Нью-Джерси, темневшим фермами. Поднимись мы чуть  выше,  и  нам  бы  уже  не
увидеть  каждую  машину,  заворачивавшую  в   гараж,   каждый   дом,   уютно
примостившийся в своем гнезде света. И каждый мост был двойным бриллиантовым
колье, каждый придорожный ресторанчик - утопленным рубином, каждый  город  -
россыпью жемчуга. А за окнами, скрашивая наше  одиночество,  недвижно  плыли
звезды.
   И все это была ты - твоя красота. Я вошел в  тебя  и  через  тебя  познал
небо. Ты казалась - спящая подле меня,  в  то  время  как  мужчины,  широким
кольцом окружавшие нас, шелестели газетами, пили кофе, - кем же ты казалась?
Не моей женой, не сестрою, не дочерью. Я поглаживал твои руки, чтобы ты даже
во сне чувствовала, что я тут. Твои руки казались на диво  длинными,  Салли,
и, глядя на тебя, спящую, такую большую, крупную, я непомерно гордился,  что
ты моя. Как же я гордился - целый час, а то и больше, пока  пилот  вел  нашу
чудную посудину от звезды к звезде, - как гордился, что я -  твой  защитник.
Никогда прежде и никогда потом не был я тебе столь  верным  защитником.  Ибо
если бы самолет разбился и ты умерла, я последовал бы  за  тобою,  и  мы  бы
вместе вступили в то сказочное царство - ведьмой пиджак лежал на  тебе,  мои
жизненные соки еще бродили в твоих  теплых  глубинах.  Две  трудяги  лошадки
тащили нас, покачивая, вверх по черному воздушному скату - на север. В своем
забытьи ты принадлежала мне. Мне нравился овал черного неба  рядом  с  твоим
лицом. Мне нравился холод, побудивший тебя уткнуться головой  мне  в  плечо.
Мне нравились жесткие костяшки твоих рук, и мягкие, как пух, плечи,  и  твое
тело под моим пиджаком.
   А потом я ушел от тебя. Моторы заревели  громче,  стремительно  промчался
Манхэттен, океан поднялся нам навстречу, чтоб нас поглотить, колеса чиркнули
по посадочной полосе, судьба нас пощадила: мы не умерли. Мне ненавистна была
наша неудача: и умереть мы даже не смогли. Мне  ненавистна  была  спешка,  с
какою я снял с тебя  пиджак,  и  вытащил  чемодан  из-под  сиденья,  и  стал
пробираться по проходу, чтобы выйти первым. Руфь встречала меня:  ведь  было
уже за десять. Я оставил тебя полусонную, откинув волосы с лица,  чтобы  они
не щекотали губ, - ты сидела покинутая, добыча для алчных глаз. Я чувствовал
твой взгляд, провожавший меня, пока я трусливо бежал по  бетону,  постепенно
уменьшаясь, мелькая в крутящихся  полосах  света.  В  толпе  за  стеклянными
дверьми я уже видел задранное кверху лицо Руфи. Я почувствовал, что исчез из
твоих глаз. Я ведь вспомнил о ней.

***

   Когда на следующее утро в десять часов зазвонил телефон, Джози покраснела
от злости и вышла из кухни. Салли подошла к аппарату  в  купальном  костюме:
Питер уже полчаса ждал ее, чтобы ехать на пляж.
   - Привет, - сказала она. Причем таким тоном, что чужому человеку  это  не
показалось бы странным.
   - Привет, - откликнулся Джерри. Голос у него был испуганный.  -  Как  все
прошло?
   - Никак, - сказала Салли. - Я явилась еще до полуночи - он  уже  спал.  А
сегодня утром, прежде чем уйти, спросил меня, как поживают Фитчи, я  сказала
- хорошо, и больше мы ни о чем не говорили.
   - Ты шутишь. Он наверняка что-то знает.
   - Не думаю, Джерри.  Мне  кажется,  что  наши  отношения  достигли  такой
стадии, когда ему, право же, безразлично, что я делаю/
   - Нет, не безразлично.
   - А как у тебя с Руфью?
   - Отлично. Вся эта путаница с самолетами дала мне тему для разговора -  о
тебе, естественно, не упоминалось. Я рассказал ей о  девушках  из  прокатных
компаний, о Фэнчере и об Уигглсуорсе. Мне даже как-то грустно стало от того,
что она так обрадовалась  при  виде  меня.  Она  уже  совсем  было  потеряла
надежду, что я прилечу.
   Солнце резко высвечивало солонку и перечницу, стоявшие на подоконнике.  У
Салли мелькнула мысль, не растопится ли соль.
   - Я видела, как она тебя встречала, - сказала она.
   - В самом деле? Я не был уверен, что ты увидишь.
   - Ты так поспешно вывел ее из зала ожидания, точно  взял  под  арест.  Он
рассмеялся.
   - Да, она тоже  сказала:  ?Зачем  такая  спешка??  Вообще-то  она  слегка
подавлена. Джоффри сломал себе ключицу, пока я был в отъезде.
   - О Господи, Джерри! Ключицу!
   - Судя по всему, ничего страшного. Чарли толкнул его, он упал  на  траву,
потом весь день плакал и как-то странно держал руку, так что  Руфи  пришлось
отвезти его в больницу, а там всего-навсего обмотали ему плечи бинтом, чтобы
кость встала на место. Теперь он ходит, как маленький старичок, и никому  не
дает до себя дотронуться.
   Питер влетел на кухню и принялся в ярости стукаться об ее голые ноги.
   - Мне очень жаль, - сказала она.
   - Не надо ни о чем жалеть. Ты тут ни при чем. Эй?
   - Да?
   - Ты была чудо как хороша. Прямо сдохнуть можно, как хороша.
   - И ты тоже. И все было куда лучше, чем в первый раз.
   - Меня буквально доконала эта пытка в аэропорту. Могу только  удивляться,
как ты ее выдержала.
   - А меня это ничуть не раздражало, Джерри. Даже занятно было.
   - Ты грандиозная. До того грандиозная, Салли, просто не знаю, что с тобой
и делать. Когда мы летели назад в самолете, ты была до того хороша, я голову
потерял.
   - А я потом жалела, что уснула. Упустила столько времени, когда могла  бы
быть с тобой.
   - Нет. Не упустила. Все было правильно.
   - У меня в самом деле словно вдруг не стало сил. Так  со  мной  бывает  в
твоем присутствии, Джерри.
   - Эй! Ты в самом деле считаешь, что все  было  хорошо?  Не  жалеешь,  что
поехала?
   - Конечно, нет.
   - Не очень-то веселый получился у нас ленч в музее, да и эта процедура  с
покупкой игрушек тоже прошла не слишком весело.
   - Мне жаль,  что  так  вышло.  Пора  бы  мне  стать  взрослее.  А  я  еще
недостаточно взрослая, чтобы быть вечно веселой при тебе.
   - Послушай...
   - И я чувствую себя ужасно виноватой  из-за  этой  истории  с  Джоффриной
ключицей.
   - Почему? Не надо. Ты тут абсолютно ни при чем.
   - Нет, при чем. Я из тех, кто может накликать такое. Я приношу несчастье.
Я гублю Ричарда, и моих детей, и твоих  детей,  и  Руфь...  -  Глаза  у  нее
защипало, и она опять вспомнила о соли, которая, наверно,  тает  сейчас  под
солнцем в солонке на окне.
   - Да нет же. Послушай. Никого ты не губишь. Это я всех гублю. Я  все-таки
мужчина, а ты - женщина, и мне положено быть  хозяином  положения,  а  я  не
могу. Ты добрая. Ты грандиозная женщина - ты сама знаешь это, а  вот  знаешь
ли, что ты еще и добрая?
   - Иногда, когда ты мне так говоришь, я начинаю в это верить.
   - Вот и хорошо. Отлично. Верь. Питер принялся  дергать  ее  за  опущенную
руку и плаксивым голосом тянуть:
   - Пошли, мам. Пошли-и-и. - Все его пухлое тельце дергалось  от  отчаянных
усилий. Она сказала Джерри:
   - Питер ведет себя отвратительно, а Джози устраивает очередную истерику в
гостиной, так что мне пора вешать трубку.
   - Хорошо. Через минуту я отправляюсь к главному шефу с  докладом  о  том,
что мне сказали в Вашингтоне о  необходимости  соблазнять  Третий  мир.  Мне
очень неприятно насчет Джози. Если мы  поженимся,  нам  обязательно  держать
ее?
   - Мы никогда не поженимся, Джерри.
   - Не говори так. Я  только  и  живу  мыслью,  что  рано  или  поздно  это
случится. Ты убеждена, что мы не поженимся?
   Ему хотелось знать, хотелось услышать, что она убеждена.
   - Не всегда, - сказала она. Он помолчал, потом сказал:
   - Отлично.
   - Я завтра целый день буду думать над твоим вопросом, так  что  не  звони
мне до пятницы.