в действий захватчика он и не думал. Второго серого  зверя
уже не было, на нем уехал худощавый корд, а этот,  ясное  дело,  принадлежал
бородачу, сидящему в трактире.
   - Нехорошо, Злыдень, маленьких обижать, - пожурил я.
   Чаре поднял массивную голову, презрительно фыркнул в мою сторону и  снова
опустил  морду  в  чужое  корыто.  Обтянутые  чешуйчатой  кожей  и  роговыми
пластинами скулы задвигались быстрее. Вот засранец. Торопится  сожрать  все,
что там есть, пока я его не оттащил. Меч, кстати, был на  месте.  Интересное
дело - воровство не принято, а случаи подделки монет все же бывают, ведь без
прецедента не было бы столь суровых наказаний... или это достояние  истории,
а сейчас таких вещей не случается? Эмлот, восприняв мою  мысль  как  запрос,
попытался что-то вякнуть, но я его попытку пресек. Не сейчас.
   - Не хватало мне еще проблем с хозяином твоего нового  приятеля,  парень.
Хватит его объедать, беднягу, - пробормотал я, отвязывая Злыдня и  забираясь
в седло.
   Тот еще продолжал жевать, роняя с влажных от слюны губ  и  клыков  редкие
коричневые зерна, когда мы снова выбрались на дорогу.  Настроение,  конечно,
оставляло желать лучшего, но с голоду помереть мне  было  не  суждено.  Пара
гранул, попав в желудок,  провела  стремительную  атаку,  и  вышибленный  их
натиском голод шлепнулся  позади  на  дорогу  дохлой  лягушкой,  обессиленно
высунув длинный скользкий язык.  Вернуться  для  реванша  он  сможет  теперь
только под вечер, и тогда уж лучше озаботиться настоящим ужином...

   На выезде из города, там, где кончались  последние  жилища  и  народу  на
улицах почти не было, меня уже ждали.
   Всадников было трое. Двое молодых, крепких, подтянутых и  один  постарше,
со слегка обрюзгшим лицом и едва заметной сединой в  грязно-желтых  волосах.
Все - корды. Они сидели на дракхах и смотрели в мою сторону.
   Городская стража Аваната малочисленна, всего пара десятков людей, так как
за соблюдением основных закотчов тщательно следили сами нубесы (ни одного из
которых я сегодня еще не видел), но эти типы принадлежали именно к ней.
   Я немного  забеспокоился,  но  опасности  не  ощутил.  Почти.  Проклятие,
неужели старик-трактирщик все-таки умудрился донести? Непохоже. Что-то иное.
Но ждали именно меня. В этом сомнений не было.
   Молодые стражники щеголяли кожаными доспехами,  выкрашенными  в  стальной
цвет  и  усиленными  металлическими  накладками,  их   руки   сжимали   косо
выставленные в небо длинные копья  с  широкими  блестящими  наконечниками  в
форме  ромба  и  черными  древками,  тыльная  сторона  которых  упиралась  в
специальные подставки у седел. Сами они излучали  лишь  легкое  любопытство,
смешанное с такой же поверхностной досадой, словно их  заставляли  выполнять
любимое, но успевшее надоесть занятие. Старший, рослый и широкоплечий, но  с
возрастом оплывший, в стальном  нагруднике,  выгодно  выделявшем  его  среди
подчиненных, сверлил меня  неприязненным  взглядом,  демонстративно  опустив
левую руку на высокую рукоять свисавшего  с  пояса  длинного  меча.  На  его
правом плече красовалась нашивка -  перекрестье  двух  желтых  стилизованных
стрелок на фоне синего круга  -  эмблема  сотника  Нубесара,  как  сразу  же
подсказала моя справочная.
   Я понял, что от разговора не уйти, и подъехал ближе сам.
   - Не ты ли будешь Элиот Никсард? - грубый, с прорывающейся хрипотой голос
сотника резанул слух, сразу наводя на мысль о  том,  что  его  горло  больше
привыкло к командам, чем к нормальному человеческому общению.  Аура  у  него
была нехорошей, как бы затемненной, а некоторые цветовые оттенки говорили  о
склонности к  садизму  и  превышению  власти,  которую  ему  пока  удавалось
прикрывать служебным рвением. Неприятный тип.  К  тому  же  очень  не  любит
чужаков вроде меня. Обычные расовые предрассудки.
   -  Света  за  воротник,  сотник,  -  ровно  проговорил  я,  напомнив   об
элементарной вежливости.
   - Света, - нехотя буркнул он. - Так как?
   - Да.
   - У меня для тебя послание на  словах.  Вот  оно:  "Известные  тебе  люди
просят тебя поторопиться Они ожидают тебя в Абесине, в трактире "Наяда".
   - Благодарю за труд, светочтимый. - Он сумел меня удивить,  этот  сотник,
но виду я не показал. - Это все?
   - Еще нет. - Его губы сложились в жесткой усмешке. - Я  полагал,  что  ты
просветишь меня на сей счет. Послание  было  передано  магической  почтой  в
Башню Управы еще утром, было указано время, когда ты можешь  появиться,  так
что мы тебя уже заждались Так что это все значит?
   Я видел - ему ничего не известно, кроме слов послания. Видел, как сотнику
очень, до нервной дрожи в руках хочется задержать меня и допросить, применив
всю силу, какая находится в его распоряжении, но он не мог, не имел права, и
бессильная злость сжигала его изнутри. Давящий на  его  сознание  запрет  на
вмешательство явно был передан с той же почтой.
   - Какое отношение это послание имеет к тебе, светочтимый?
   - Что? - Его глаза от изумления и ярости  полезли  из  орбит.  -  Что  ты
сказал, хальд?
   Молодые стражники подобрались, как по приказу Одинаковые жесткие усмешки,
одинаковая готовность к действию по малейшему жесту Далеко  пойдете,  парни.
Скоро будете такими же, как ваш начальник, - тупыми и недалекими кретинами с
манией величия. Влияние  вышестоящих  заразно,  как  чума.  Он  наверняка  и
подбирал вас по себе, чтобы без помех творить любые темные делишки Ладно, не
мое дело.
   - Если это все, то я  поеду.  В  послании  было  сказано,  что  я  должен
поторапливаться.
   - Погоди, погоди, хальд, - многообещающе проговорил сотник, нервно тиская
рукоятку своей железяки, - погоди. Сейчас ты мне расскажешь, что к  чему,  и
потом убирайся ко всем чертям, прямо хоть в их любимые болота, и сиди там аж
до самого прихода Тьмы...
   - Нет.
   Крупное  тело  сотника  вздрогнуло,  он  осекся.  Глаза  осоловели,   рот
приоткрылся в тупом недоумении, демонстрируя нездоровую желтизну еще крепких
зубов. Пока он тряс головой, пытаясь прийти в себя от ментальной  по-шечины,
я поторопился уехать от столь недружелюбных собеседников. Молодые стражники,
заподозрив неладное, глянули на своего начальника, недоуменно переглянулись,
качнули древками копий, но препятствовать мне не решились.
   Ваше счастье.
   Но еще долго, пока не скрылся из их глаз, я  чувствовал  направленные  на
меня неприязненные взгляды - словно  по  обнаженной  коже  спины  и  затылка
скользили кусочки таюшего льда.

   Через пару часов все-таки пошел дождь - мелкий и холодный.
   Злыдень вроде как и не обратил на это внимания,  продолжая  ходко  топать
вперед. Он был сыт и доволен жизнью - редкое состояние для этого  зверя.  По
чешуйчатой морде бежали  струйки  воды,  кожистые  щетки  век  сжались  чуть
сильнее,  чем  обычно,  защищая  от  влаги  антрацитово-черные  линзы  глаз,
клиновидные уши встряхивались  время  от  времени,  избавляясь  от  попавших
внутрь холодных капель. Мне тоже погода особенно не мешала. Капюшон  защищал
голову  от  сырости,  чуток  ускоренный  метаболизм  -  от  холода.   Да   и
термоэлементы одежды не подкачали,  продолжая  непрерывно  выдавать  джоули.
Пожалуй, скоро только на них и придется рассчитывать. Усталость. Все  та  же
неестественная усталость. Если довести свой  организм  до  температуры  тела
ящерицы, только-только пробудившейся к жизни  ясным  солнечным  утром  после
холодной ночи, то я усну, впаду в ступор,  в  котором  не  буду  чувствовать
ничего.  Увы,  этот  странный  незнакомый  мир  отбивал  тягу   к   подобным
экспериментам. Необходимо было все время быть начеку. Необходимо...  Умом  я
это понимал, но непосредственной необходимости не видел и не ощущал.
   Аванат давно остался позади. Стиснутая лесами камнелюбов  Большая  Торная
дорога лениво стелилась под  черные  жилистые  ноги  чарса,  отзываясь  лишь
глухим  стуком  на  удары  жутких  иззубренных  копыт.  Дорога  была  пуста,
встречные или те, кого я обгонял, попадались не чаще,  чем  раз  в  полчаса.
Чаще  -  всадник,  реже  -  какой-нибудь  воз  или  телега.   Пеший   способ
передвижения в этих лесах не приветствовался - сожрут.
   Временами мне казалось, что я один в этом мире.
   Из текста послания, переданного кретином в форме сотника,  я  понял,  что
получил  "зеленый  свет".  Каким-то  образом  эта  история  с   трактирщиком
утряслась в мою пользу. Теперь можно было не  сдерживать  Злыдня,  дать  ему
волю. Можно было спешить. Ответ на вопрос, каким  способом  они  могли  меня
обогнать, напрашивался один - портал. Эмлот  мне  уже  сообщил,  что  такими
способами перемещения  маги  здесь  оперируют,  но  редко,  требуются  очень
большие затраты энергии, порой невосполнимые. Жизненно необходим специальный
энергетический источник, причем природный, так как маг,  рискнувший  создать
портал за свой счет, может запросто отбросить копыта. Но такие  источники  в
Жарле имелись - в Доме Пресветлого Искусства, магической школе.
   Вот, кстати, и ответ, почему погони я так и не ощутил. И Гилсвери, и  его
"неистребимые" давно уже дожидались меня в Абесине, перемахнув  через  целый
макор. Оставалось только сожалеть о  том,  что  я  поторопился  улизнуть  из
Жарла. Сейчас бы уже сидел в этой "Наяде" в тепле и уюте.
   Неприятный эпизод с сотником, так  и  не  назвавшим  себя,  я  постарался
выбросить из головы, он не стоил и выеденного яйца Как  и  ночной  эпизод  с
Гронтом.  Честно  говоря,  я  довольно  хорошо  понимал  этих  людей  и   их
развлечения, вытекающие из общепринятого уклада жизни  в  данном  конкретном
месте, поэтому не держал на этого мечника зла. Здесь, например,  нет  такого
привычного для моего мира понятия, как Визосетъ, с помощью которой  народ  и
развлекается, и общается  друг  с  другом.  Здесь  друг  с  другом  общаются
непосредственно.  И   как   представителям   общества,   не   перегруженного
информацией, им интересно буквально все. Любая новость. И любой чужак,  ведь
новый гость всегда является источником новостей. Или сам  по  себе  является
источником развлечения. Неудивительно, что Гронт  мной  так  заинтересовался
как очередным мальчиком для битья...
   Но вот с Онни я тоже как-то нехорошо расстался. Случайный человек, может,
больше и не увижу, но все же...
   Не люблю я этого дерьма вроде различия культур. Ты ей говоришь "спокойной
ночи", а она хватается за меч. Потому что  мрак,  темнота  в  этой  культуре
ассоциируются со всем наихудшим, что только можно вообразить. Понятное дело,
за несколько дней невозможно  досконально  узнать  и  понять  даже  соседнюю
страну, а здесь целый чужой мир, где нужны  серьезные  исследователи,  а  не
случайный дилетант вроде меня, и прорва времени, чтобы  свести  все  хоть  в
какую-то узнаваемую систему. Помощь эмлота, конечно, неоценима.  Но  усвоить
все знания, которые он сейчас содержит, просто  невозможно.  В  основном  от
него требуются конкретные ответы на конкретные вопросы, по ситуации,  с  чем
он блестяще справляется, но не всегда эти ответы успевают вовремя. А  я  как
был чужаком, так чужаком и  останусь.  Любые  попытки  вмешаться  в  местные
события  с  самыми  благими  намерениями,  скорее  всего,   только   ухудшат
положение. В лучшем случае можно просто увязнуть в них по уши, не зная,  как
поступить дальше. Лучшее, что я могу сделать для себя и для них, - как можно
быстрее убраться отсюда, потому что, даже не вмешиваясь ни во что, уже успел
наломать дров.
   Проклятые мысли, избавиться от них не  было  никакой  возможности.  Может
быть, я и не хотел. Может быть, мне нравилось лелеять жалость к самому себе.
Может быть, я ею упивался, как вампир свежей кровью...
   Дождь усилился.
   Крупные холодные капли  с  тупой  сосредоточенностью  самоубийц  били  по
капюшону, по плечам, по голове и шее чарса, разлетаясь мелкими  брызгами.  Я
бросил недовольный взгляд на небо.  Небо...  О-о,  небо  здесь  -  особенный
случай. Не небо - серая каменная плита  над  головой,  висевшая  без  всяких
опор. Казалось, она готова рухнуть в любой момент. К такой  "крыше"  человек
может спокойно относиться только в том случае, если он под ней родился, а ко
мне это не относилось, к счастью или к  несчастью,  -  это  как  посмотреть.
Стоило только представить, каково это - жить здесь изо  дня  в  день,  и  от
ощущения бесконечной давящей тяжести, от  ощущения  обреченности,  вызванной
этой тяжестью, в душе вспыхивала острая паника. В мире Хабуса  клаустрофобию
вполне можно было заработать под  открытым  небом.  "Лучше  уж  смотреть  на
дорогу или на лес, - угрюмо -  подумал  я  и  тут  же  занялся  именно  этим
Шершавые стволы камнелюбов, серые с фиолетовым отливом, своими  разлапистыми
кронами подавляли всю  остальную  поросль,  но  довольно  часто  можно  было
увидеть упрямо продиравшиеся  к  свету  "растопырь:",  представлявшие  собой
деревья-пики, состоявшие из одного  ствола,  сплошь  затянутого  в  губчатый
чехол ощетинившейся  прямо  поверх  коры  листвы.  Или  лениво  разлегшиеся,
покатые  пирамиды  мягуна  -  что-то  вроде  огромных  кустов  с   листьями,
напоминаюшими листья папоротника. Эти  растения  старались  занять  как  раз
нижний "этаж", не востребованный другими.
   Один раз на глаза  попался  смертельник  Это  такое  особенное  растение,
которое выглядит  как  огромный  распустившийся  цветок  из  пяти  лепестков
высотой в два человеческих роста, синий или красный,  с  торчащим  в  центре
стволом мохнатого пестика с крупной почкой-семенем наверху.  Считается,  что
смертельник способен предсказать будущее или подсказать верное решение тому,
кто решится задержаться возле него на некоторое время.  Но  заснувший  возле
него  больше  никогда  не  проснется  -  чему  я  и   оказался   свидетелем.
Задерживаться не стал, хватило и того, что успел увидеть  -  возле  подножия
растения  разлагалось  несколько  трупов  мелких  животных.  Один,  наиболее
свежий,  принадлежал  лысуну  -  голова  костлявой  тонколапой  твари   была
повернута к дороге, на "морде", омерзительно напоминающей лицо человеческого
младенца, застыла улыбка неизмеримого блаженства Что-то в этой картине  было
непередаваемо жуткое. Прямо мороз по коже. Облагороженная  мечта  самоубийц.
Злыдень и тот заворчал с явным неодобрением, когда  это  маленькое  кладбище
тоже попало в его поле зрения. После  этой  предсмертной  улыбки  я  уже  не
сомневался в том,  что,  по  сведениям  эмлота,  лысуны  обладали  зачатками
разума... Неплохо кустик приспособился удобрять свои корешки.
   Здесь же, на высоченном камнелюбе, росшем  недалеко  от  смертельника,  я
приметил на нижних ветвях десяток странных птиц, неодобрительно косившихся в
мою сторону круглыми черными глазами, пока я проезжал  мимо.  Я  уже,  давно
заметил, что в этом мире птицы - редкое явление, так как эти  были  первыми,
кого я увидел лично.  Оказалось,  что  они  еще  и  особенные  -  небольшого
размера, желто-клювые, серые и пушистые,  при  двух  крыльях  обладавшие  аж
четырьмя цепкими лапками. И эта особенность была  не  единственной  Когда  я
выяснил по эмлоту, что они собой  представляют,  то  слегка  обалдел.  Птицы
назывались хронками, вели  в  основном  образ  жизни  падалыциков  (трупы  у
смертельника, помните?) и  обладали  способностью  смещения  во  времени  на
краткие интервалы.  На  секунду-другую,  не  больше,  -  вперед  или  назад.
Казалось бы,  что  может  дать  пара  секунд?  Но  если  подумать  -  вполне
достаточно, чтобы увернуться от какой-либо опасности. Недаром на этих "птах"
никто никогда не охотился, ценного ничего  нет,  а  возни...  да  и  вони...
падалыцики все-таки.
   Примерно через час когда дождь начал выдыхаться и перешел в едва ощутимую
морось, я догнал торговый обоз. Десяток длинных тяжелых возов с  колесами  в
половину человеческого роста медленно тащились по дороге в сторону  Абесина,
растянувшись на две сотни метров. Высокие борта стягивали  полотнища  сшитых
шкур, оберегающих товар от  дорожных  перипетий,  под  небольшими  навесами,
устроенными на передках телег, обтянутых теми же шкурами, сидели  возницы  -
полусонные, молчаливые, хмурые Дорога длинна и однообразна, любые  разговоры
со временем затихают, пережевав все известные  темы.  Позади  обоза  плелись
двое верховых воинов на серых дракхах, в легких кожаных  доспехах,  прошитых
медными бляхами - несомненно, охранники, приставленные к обозу для защиты от
зверей, а не от лихих людей, потому как разбой  в  макоре  хитиновых  владык
наказывался исключительно смертью. Жестокий закон, но не мне его  судить.  Я
чужой здесь, и этим все сказано.
   Колеса скрипели, разбрызгивая пленку грязи на каменитовой дороге, возницы
клевали носом, охранники - пожилой седоусый и бородатый воин сурового облика
в паре с молодым, у которого поросль на лице только начала пробиваться, -  с
угрюмой завистью косились на меня, проезжающего мимо с приличной  скоростью.
Сочувствую, ребята, но такова ваша работа. Рогачи, запряженные в эти телеги,
здоровенные кряжистые быки, ростом чуть ниже обычного дракха, но вдвое  шире
спиной, флегматично переставляли массивные копыта, не обращая на  окружающее
никакого внимания Из  ноздрей  с  шумом  вырывались  струйки  теплого  пара,
костяные зонтики рогов на голове и пиловидные зубья хребтов, резко выделяясь
какой-то неестественной белизной на темных, почти черных безволосых  шкурах,
блестевших от  дождевой  влаги,  покачивались  в  такт  неторопливым  шагам.
Колоритная картинка Вид рогачей напомнил о том, что плоть одного из их менее
счастливых родственников я чуть было не отведал в трактире. Я уже об этом не
жале т. Несмотря  на  обилие  костяных  причиндалов  на  головах  и  спинах,
животные казались исключительно мирными, добродушными.
   Бросив взгляд вперед, я заметил, что передний воз остановился, а возница,
соскочив с передка, чесал затылок и рассматривал невесть откуда  свалившееся
на дорогу и полностью перекрывшее ее  поперек  толстое,  в  обхват,  бревно.
Разбойничья засада? Но скрывающихся людских  аур  в  лесу  беглый  поиск  не
выявил. Да и бревно было странным - гладким, без сучьев, без листьев, словно
дерево, прежде чем упасть, само себя ошкурило и отполировало, а затем  снова
перекрасило под цвет коры. Концы бревна скрывались в зарослях по обе стороны
дороги, так что непонятно было, где комель,  а  где  верхушка,  -  оно  было
ровным по всей длине.
   Я  намеревался,  не  останавливаясь,  перескочить  через  препятствие   и
спокойно поехать дальше - народу было достаточно, чтобы оттащить бревно  без
моей помощи, - когда возница, оглянувшись, увидел меня и  суматошно  замахал
рукой: - Стой, стой, куда прешь, жизнь надоела?
   Я остановил чарса: - В чем дело?
   Мужик, пожилой рыжебородый хааскин,  удивленно  вытаращился:  -  Ты  что,
никогда увальня не видел, светочтимый?  Неужто  твои  страны  находятся  так
далеко от Внутреннего Круга, что там они не водятся?
   Я мысленно поморщился. Несмотря на мой плащ, который был замаскирован под
местный, и этот опознал во мне чужака. Чем же я  так  выделялся?  Ладно,  не
важно. Эмлот уже отыскал нужный файл про увальня.  Оказывается,  это  зверь.
Причем, хищный. Любит валяться на дорогах и лесных тропах, часто  посещаемых
людьми и животными, изображая поваленное дерево. Маскировка столь совершенна
- вид, запах, - что, оказавшись рядом, животное может  ускользнуть  от  него
лишь случайно. Злыдень, к слову, ничуть  не  обеспокоился.  Голова  и  хвост
увальня прячутся в кустах. Короткие лапки втягиваются прямо в туловище.  Чем
не бревно? С людьми такой номер не проходит. Люди знают - на то и ум  даден.
Знают и то,  что  убить  увальня  непросто.  Обладая  чудовищной  силой,  он
способен мгновенно обвить жертву своим длинным телом  и  смять  даже  такого
крупного зверя, как дракх, в кровавую лепешку.
   Холодный, бесчувственный кусок хищного мяса. Ну и что? Я все равно должен
был почувствовать опасность. Что же это со мной происходит