ечер.  Стокдэйл  был,  уверен,  что  Лиззи
повторит ночную эскападу, ее несколько обиженный вид убеждал в том, что пока
у нее нет ни малейшего намерения менять свои планы. Стокдэйл больше не желал
никак в них участвовать, тем  не  менее  с  приближением  вечера  его  стала
одолевать тревога. Вдруг с Лиззи там приключится какая-нибудь беда? Стокдэйл
понимал, что никогда не простит себе, если  не  окажет  ей  помощи,  как  ни
претила ему мысль, что он вынужден тем самым способствовать противозаконному
делу.

V
                       КАК ОНИ ХОДИЛИ В ЛАЛСТЭД КОУВ

     Как он и предполагал, она вышла из дома опять в тот же час; на этот раз
она  прошла  мимо  его  двери  не  таясь,  как  если  б  знала,  что  он  ее
подстерегает, и уже заранее решила не считаться  с  его  желаниями.  Он  был
наготове, быстро открыл дверь и очутился у черного хода почти одновременно с
Лиззи.
     - Значит, вы все-таки идете? - сказал  он,  когда  оба  они  стояли  на
ступеньках крыльца; Лиззи  опять  была  в  пальто  и  брюках  -  точь-в-точь
невысокого роста мужчина, только лицо до странности не вязалось с костюмом.
     - Мне нельзя не пойти, - ответила она, вновь  оробев  от  его  сурового
тона.
     - Тогда и я пойду с вами.
     -  И  вам  понравится,  я  знаю!  -   воскликнула   Лиззи   уже   более
жизнерадостно. - Всем нравится, кто ни попробует!
     - Сохрани господь, чтобы мне это нравилось! - ответил священник. - Но я
почитаю своим долгом заботиться о вас.
     Они открыли калитку и зашагали по дороге, идя вровень,  но  все  же  на
некотором расстоянии друг от друга и почти не разговаривая.  Эта  ночь  была
менее благоприятна для контрабандистов, чем предыдущая: ветер стал  тише,  и
небо на севере несколько очистилось.
     - Сегодня светлее, - сказал Стокдэйл.
     - Да, к сожалению, - ответила Лиззи. - Но это от звезд - видите, вон их
там сколько выглядывает? Луна народилась  только  нынче  в  четыре  часа;  я
думала, будут тучи. Хоть бы удалось все сделать в это новолунье, а то,  если
бочонки надолго оставить в воде, у вина будет затхлый  привкус,  покупателям
оно тогда меньше нравится.
     Она шла не тем путем, что накануне: как только они вышли из  проулка  и
пересекли проезжую дорогу, она сразу свернула влево и стала  подниматься  на
Лорде Бэрроу. К тому времени, когда они достигли Чэлдон Дауна, Стокдэйл, так
и не придумав, чем переубедить Лиззи, решил пока  отложить  уговоры;  сейчас
они все равно не подействуют: Лиззи слишком поглощена  происходящим;  а  вот
когда опасная авантюра будет завершена, он  постарается  удержать  Лиззи  от
дальнейшей деятельности подобного рода. Раза два ему пришло в голову, что их
могут  накрыть  акцизники,  и  тогда  он  окажется  в  положении  еще  более
щекотливом, чем Лиззи, ибо нелегко будет  объяснить  подлинную  причину  его
присутствия здесь; но опасения эти отступали на второй план  перед  желанием
быть подле Лиззи.
     Они  спустились  в  овраг,  начинавшийся  тотчас  за  деревней  Чэлдон,
расположенный в двух милях от Незер-Мойнтона, на пути к тому участку берега,
куда они направлялись. На этот раз молчание нарушила Лиззи.
     - Мне надо здесь подождать, пока придут грузчики. Их,  у  должно  быть,
еще нет. Нынче ночью мы пойдем к бухте Лалстэд, я вам уже говорила, а это на
две мили дальше Рингсворта.
     Но оказалось, что грузчики уже пришли, ибо над ровное линией склона тут
же приподнялось десятка три голов, а затем и сами обладатели  их  спустились
вниз,  выбравшись  из-за  кустов,  за  которыми  лежали.  Когда  требовалось
перетаскивать бочонки из лодки в потайные убежища  на  суше,  контрабандисты
нанимали себе помощников. То были молодые парни из Незер-Мойнтона, Чэлдона и
окрестностей, мирные, безобидные люди, бравшиеся  переправлять  контрабанду,
как взялись бы за любую хорошо оплачиваемую работу.
     По знаку Лиззи все они столпились вокруг нее.
     - Пожалуй, я вам сейчас и отдам,  -  сказала  она  и  вручила  всем  по
небольшому свертку: в каждом свертке было по  шести  шиллингов  -  плата  за
ночные услуги; грузчики получали ее вперед независимо от исхода дела.  Кроме
того, они, если удавалось благополучно доставить товар на место, выступали в
качестве торговых агентов.
     Раздав деньги, Лиззи сказала:
     - Место прежнее,  в  бухте  Лалстэд.  -  По  вполне  понятным  причинам
грузчикам до последней минуты не говорили, где будет происходить выгрузка. -
Оулет вас там встретит, - добавила Лиззи. - А я  пойду  за  вами,  прослежу,
чтобы нас не высмотрели.
     Грузчики отправились в путь; Стокдэйл и миссис  Ньюбери  шли  за  ними,
отставая шагов на двадцать.
     - Чем занимаются эти люди днем? - спросил Стокдэйл,
     - Добрая половина - фермеры. Остальные - кто  кирпичник,  кто  плотник,
есть сапожники, есть кровельщики. Я их всех очень хорошо  знаю.  Девятеро  -
методисты, ваши прихожане.
     - Я-то уж тут ни при чем.
     -  Ну  конечно.  Я  это   только   так   помянула.   Остальные   больше
придерживаются церкви, потому что здешний пастор закупает у  них  все  вино,
какое ему надобно. Нельзя же портить отношения с покупателем.
     - А почему ваш выбор пал именно на них?
     - Мы берем тех, кто умеет держать  язык  за  зубами,  кто  посильнее  и
устойчивее на  ногах  и  способен,  не  уставая,  таскать  груз  на  большое
расстояние.
     Слушая   ее   подробные   рассказы,   Стокдэйл   вздыхал,   ибо   такая
осведомленность  Лиззи  обо  всем,  связанном  с  контрабандной   торговлей,
показывала, до какой степени она в этом деле замешана. И, однако, сейчас  он
испытывал к Лиззи нежность большую, чем в течение дня, возможно, потому, что
помимо своей воли восхищался ее уверенностью и спокойным бесстрашием.
     - Обопритесь о мою руку, Лиззи, - сказал он негромко.
     - Спасибо, мне это не нужно, - ответила она.  -  И,  кроме  того,  наши
отношения теперь, может быть, уже не будут такими, как прежде.
     - Это зависит от вас, - сказал он, и они продолжали путь.
     Наемные грузчики шагали вверх по Чэлдон Дауну так уверенно, как если  б
то было не ночью, а белым  днем;  они  обошли  стороной  проезжую  дорогу  и
оставили деревню Ист-Чэлдон слева, для  того  чтобы,  поднявшись  по  самому
пустынному склону, где вовсе не было дорог, выйти на вершину  неподалеку  от
Раунд-Паунда, давно  заброшенного  земляного  карьера.  После  часа  быстрой
ходьбы они услышали шум моря и оказались всего в нескольких сотнях шагов  от
бухты Лалстэд. Здесь грузчики подождали, пока Лиззи и Стокдэйл их нагонят, и
все вместе подошли к самому  обрыву.  Один  из  грузчиков  извлек  откуда-то
железный кол, крепко вбил его в землю в двух шагах от обрыва  и  привязал  к
нему  веревку,  которую  нес  на  себе,  обмотав  вокруг   туловища.   Затем
контрабандисты начали спускаться, то осторожно ступая, то  скользя  вниз  по
склону, и все при этом держались за веревку.
     - Надеюсь, Лиззи,  вы  не  будете  спускаться?  -  спросил  Стокдэйл  с
беспокойством.
     - Нет, я останусь здесь караулить, - ответила она. - Внизу их поджидает
Оулет.
     Все, кто спустился на берег, хранили теперь полное молчание;  затем  до
слуха стоявшей наверху пары донесся шум погружаемых в воду тяжелых  весел  и
плеск волн о нос лодки. В следующее  мгновение  киль  лодки  мягко  коснулся
прибрежной гальки, и  Стокдэйл  услышал  топот  ног  -  все  тридцать  шесть
грузчиков бежали по гальке к месту причала.
     Потом раздался такой плеск, словно нырнул в воду целый утиный выводок -
очевидно, контрабандисты не боялись замочить ноги или даже очутиться по пояс
в воде; но сверху нельзя  было  разглядеть,  что  там  происходит,  а  через
несколько минут снова заскрипела под  шагами  галька.  Удерживающий  веревку
железный кол, на который Стокдэйл положил было руку, начал слегка  клониться
набок, - грузчики взбирались по склону, держась за ввревку, и  слышно  было,
как с них стекает  вода.  Когда  они  начали  один  за  другим  показываться
наверху, стало видно, что каждый  тащит  на  себе  пару  бочонков:  один  за
спиной, второй на груди. Бочонки были  связаны  веревкой,  закрепленной  под
обручами и перекинутой через плечо грузчика. Те, кто посильнее, несли еще  и
третий бочонок, примостив его за спиной, но  большинство  тащило  только  по
два, Да и то было достаточно тяжелым грузом: человеку, отшагавшему  с  такой
ношей мили четыре-пять, начинало казаться, что ему всю грудь расплющило.
     - Где мистер Оулет? - обратилась Лиззи к одному из грузчиков.
     - Он там ждет, пока мы все выберемся,  -  ответил  тот.  -  А  вернется
другой дорогой.
     Поднявшиеся первыми, не дожидаясь остальных, пустились в обратный путь;
когда вскарабкался последний, Лиззи подтянула веревку, намотала  ее  витками
на руку, вывернула кол из земли и хотела уже идти следом за всеми.
     - Вы что-то уж очень беспокоитесь об Оулете, - сказал священник.
     - Господи, что за человек! - воскликнула Лиззи. - Ведь он же мне родня!
     - Да, правда. Ну, хорошеньких дел вы натворили сегодня ночью, -  сказал
Стокдэйл угрюмо. - А все-таки дайте я понесу вам кол и веревку.
     - Слава богу, удалось благополучно переправить товар на сушу, - сказала
Лиззи.
     Стокдэйл покачал головой и, приняв из рук Лиззи кол,  зашагал  рядом  с
ней по направлению к холмам, и ропот моря мало-помалу затих вдали.
     - Об этих-то делах вы  и  разговаривали  тогда  с  Оулетом?  -  спросил
священник.
     - Да. Других дел у нас с ним нету.
     - Странно все-таки по  такому  поводу  входить  в  компанию  с  молодым
человеком.
     - Это повелось еще от наших отцов. Они ведь были деверями.
     Стокдэйл не мог закрывать глаза на то, что при сходстве вкусов и  целей
у Лиззи и Оулета и при необходимости для них разделять опасность всякий раз,
как приходила новая партия контрабанды, было бы только естественно, если  бы
Лиззи приняла от своего компаньона предложение руки  и  сердца.  Соображение
это не смягчило Стокдэйла, напротив, оно еще более укрепило в нем  решимость
не допускать этого брака, вырвать Лиззи из компании  ночных  авантюристов  и
добиться, чтобы она вела более приличный для женщины образ жизни,  притом  в
соответственной обстановке - например, в гостиной священника в  каком-нибудь
отдаленном графстве, как можно дальше от побережья.
     Они держались на довольно близком расстоянии от вереницы  грузчиков,  и
когда те вышли на дорогу,  ведущую  к  деревне,  Стокдэйл  увидел,  что  они
разбились на две неравные группы,  и  каждая  направилась  в  свою  сторону.
Меньшая двинулась к церкви, и когда  Лиззи  и  Стокдэйл  подходили  к  дому,
контрабандисты уже перелезли через церковную ограду и  неслышно  ступали  по
кладбищенской траве.
     - Оулет, как видно, опять решил часть бочонков спрятать на  колокольне,
- заметила Лиззи. - Помните, я водила  вас  туда  в  первый  вечер,  как  вы
приехали?
     - Как не помнить, - сказал Стокдэйл. - Не удивительно, что у  вас  было
разрешение продырявливать бочонки - они, очевидно, принадлежали Оулету?
     - Нет, то были мои собственные, я сама себе дала разрешение.  Их  тогда
на другой же день увезли в телеге с навозом  -  далеко,  за  несколько  миль
отсюда, и сбыли очень выгодно.
     В эту минуту из-за живой изгороди против дома Лиззи начали  вдруг  один
за другим выпрыгивать контрабандисты - те, что  составляли  более  численную
группу; первый - у него за плечами не было ноши - выступил вперед.
     - Миссис Ньюбери, это вы? - произнес он торопливо.
     - Да, Джим, это я. Что случилось?
     - Вот какое дело, Лиззи: в Бэджерс-Клампс нам сегодня не удастся ничего
пристроить, - сказал Джим Оулет. - За местом  наблюдают.  Придется  вытащить
яблоню в саду, если только успеем. Под  лестницу  на  колокольне  уж  больше
ничего не засунешь, а в навозе у меня во дворе и так  спрятано  больше,  чем
следовало бы.
     - Хорошо, только поживее, - сказала Лиззи. - Чем я могу помочь?
     - Нет, Лиззи, не хлопочите. А, это наш проповедник. Ну, вам обоим,  раз
вы делу пособить не можете, лучше зайти в дом, чтобы вас и не видели.
     В голосе его слышалась лишь озабоченность контрабандиста, а не ревность
влюбленного. Люди, бывшие с ним, тем временем уже почти все выбрались  из-за
ограды, но когда прыгал последний, веревка, соединявшая  бочонки,  на  беду,
соскользнула, и оба бочонка покатились по  дороге;  от  удара  один  из  них
треснул.
     - Ах, чтоб тебе! - вскрикнул Оулет и кинулся к дороге.
     -  Такой  бочонок  стоит,  наверное,  очень  недешево?  -   осведомился
Стокдэйл.
     - Да нет, нам он обошелся в две с половиной гинеи. Дело не в убытках  -
запах, вот что плохо! - взволнованно воскликнула Лиззи. - Коньяк,  пока  его
не разбавили водой, ужас до чего крепкий и страшно сильно пахнет,  если  его
вот так пролить на землю. Только бы он успел выдохнуться, прежде чем Латимер
поедет по дороге!
     С помощью других контрабандистов Оулет подобрал  лопнувший  бочонок,  и
затем они принялись  скрести  и  топтать  землю,  чтобы  насколько  возможно
уничтожить  следы  разлитого  коньяка;  затем  все  вошли  через  калитку  в
яблоневый сад Оулета,  правой  своей  стороной  примыкавший  к  саду  Лиззи.
Стокдэйл не захотел к ним присоединиться,  так  как  контрабандисты  хотя  и
молчали, но посматривали на него с недоумением. Лиззи отошла в конец сада  и
там стояла, заглядывая поверх ограды в  сад  Оулета,  -  можно  было  смутно
различить, как суетятся там  люди,  пряча  бочонки.  Проделано  это  было  и
бесшумно и в темноте, а затем все ушли кто куда; те,  что  доставили  партию
бочонков на колокольню, разошлись по домам еще раньше.
     Лиззи вернулась к калитке,  у  которой  все  еще  стоял  погруженный  в
раздумье Стокдэйл.
     - Все сделано, я иду домой, - мягко сказала Лиззи. - Я оставлю для  вас
дверь отворенной.
     - Нет, не беспокойтесь, - ответил Стокдэйл. - Я тоже иду.
     Но ни он, ни она не сделали  еще  и  шага,  как  до  слуха  их  долетел
приглушенный  стук  копыт,  доносившийся,  казалось,  оттуда,  где  проселок
соединялся с большой дорогой.
     - Малость опоздали! - торжествующе воскликнула Лиззи.
     - Кто?
     - Латимер со своим помощником - конная охрана. Зайдем-ка лучше в дом.
     Они вошли в дом, и Лиззи закрыла дверь на засов.
     - Пожалуйста, мистер Стокдэйл, не зажигайте света.
     - Я и не собирался.
     - А я думала, вы, может быть,  держите  сторону  короля,  -  произнесла
Лиззи с еле ощутимым оттенком сарказма.
     - Да, я держу его сторону, - сказал Стокдэйл. - Но я люблю  вас,  Лиззи
Ньюбери, вы это отлично знаете, и я хочу, чтобы вы  знали  также,  если  вам
доселе то не было известно, что последнее время совесть моя сильно из-за вас
страдает.
     - Да, да, я знаю, - сказала она поспешно. - Только не  понимаю  почему.
Ах, мистер Стокдэйл, я вас не стою!
     Конский  топот  как  будто  затих;  Стокдэйл  и  Лиззи  еще  с   минуту
прислушивались, потом простились на ночь, едва соприкоснув пальцы в холодном
рукопожатии,  словно  чужие.  Они  уже  поднялись  по  лестнице,  и   каждый
направился в свою комнату, как вдруг опять отчетливо послышался стук  подков
уже у самого дома.
     Лиззи повернулась  к  окошечку  на  лестнице,  чуть  приоткрыла  его  и
прильнула лицом к щели.
     - Это Латимер, - шепнула она. - Всегда разъезжает на белой лошади.  Уж,
казалось бы, самая неподходящая масть!
     Стокдэйл заглянул в щель и увидел белого коня, шагавшего мимо дома.  Но
акцизники не отъехали и десятка  шагов,  как  Латимер  придержал  поводья  и
что-то сказал своему спутнику - ни Стокдэйл,  ни  Лиззи  слов  разобрать  не
смогли. Вскоре, однако, стало и так ясно, о чем шла речь, ибо второй всадник
тоже остановился, и, круто повернув коней, оба  они  осторожно  двинулись  в
обратном направлении. Вновь поравнявшись с  садом  миссис  Ньюбери,  Латимер
спешился, и тот, кто ехал рядом с  ним  на  темной  лошади,  последовал  его
примеру.
     Лиззи и Стокдэйл, стараясь как можно лучше все расслышать и  разглядеть
сквозь щель приоткрытой рамы, естественно, сблизили головы; и случилось так,
что щеки их соприкоснулись. Оба продолжали стоять, как будто  и  не  заметив
этого любопытного явления, и постепенно щеки, вместо того чтобы  отдалиться,
еще теснее прижались одна к другой.
     Слышно было, как акцизники принюхиваются, словно гончие, шумно втягивая
воздух; они медленно  шли  по  дороге,  пока  не  добрались  до  места,  где
расклепался бочонок. Тут они остановились как вкопанные.
     - Ага, вот где здорово пахнет! - сказал подручный Латимера. - Постучать
в дверь, что ли?
     - Нет, не стоит, - сказал Латимер. - Может, это только приманка,  чтобы
сбить нас со следа. Не станут они расплескивать вино там, где его прячут.  Я
уж видал такие уловки.
     - Все ж таки хоть сколько-нибудь бочонков здесь проносили.
     - Да, пожалуй, - проговорил Латимер, раздумывая. - Если только все  это
не проделано для того, чтобы сбить нас с толку.  Сдается  мне,  сейчас  надо
ехать домой и никому ни слова, а рано утром явимся сюда  опять,  но  уже  не
одни, а с подмогой. Где-то здесь у них склад, это я доподлинно знаю, но  что
поделаешь в такой тьме? Сейчас проедемся по деревне, проверим, все ли  спят,
и если везде тихо, мы так и сделаем, как я сказал.
     Стоявшие у окна слышали, как всадники не спеша проехали всю деревенскую
улицу, которая в конце заворачивала и выходила на проезжую дорогу, - туда-то
акцизники и направились, и топот коней постепенно смолк в отдалении.
     - Что же теперь делать? - спросил Стокдэйл, отходя от окна.
     Лиззи поняла, что он имеет в виду обыск, который акцизники намеревались
произвести в деревне, и что  сказал  он  это  для  того,  чтобы  отвлечь  ее
внимание от мимолетной нежной сцены возле окна, - сам он, видно, предпочитал
думать, что это было только в мечтах, а не на самом деле.
     - Да ничего не надо делать, -  ответила  Лиззи,  как  можно  спокойнее,
стараясь скрыть разочарование, вызванное его сухим тоном. - Такие переполохи
у нас не в диковину. Вы бы тоже не боялись,  если  бы  знали,  до  чего  эти
акцизники глупы. Только подумать: разъезжают верхом по  всей  деревне!  Если
поднимать такой шум, так уж конечно никого не увидишь!  А  сойти  с  лошадей
боятся - чего доброго, наши парни схватят их обоих да  привяжут  к  воротам,
как уже бывало. Спокойной ночи, мистер Стокдэйл.
     Она закрыла окно и ушла к себе в комнату и там  уронила  слезу,  но  не
оттого, что ее беспокоила бдительность акцизников.

VI
                      ВЕЛИКИЕ ПОИСКИ В НЕЗЕР-МОЙНТОНЕ

     Стокдэйла так разволновали ночные события, а также возникший в его душе
конфликт между совестью и любовью, что он не заснул и  даже  не  задремал  и
весь остаток ночи бодрствовал,  словно  днем.  Как  только  забрезжил  серый
рассвет и в комнате стали  различимы  наиболее  светлые  предметы,  Стокдэйл
встал, оделся и вышел через сад на дорогу.
     Деревня  уже  пробудилась.  Кто-то  из  контрабандистов  слышал   ночью
знакомый топот лошади Латимера, и  они  уже  рассказали  об  этом  остальным
грузчикам и Оулету. Беспокоились они только  за  те  бочонки,  которые  были
спрятаны на колокольне, и после краткого совещания на  углу  возле  мельницы
решили, что надо сейчас же, пока еще не совсем рассвело, извлечь их оттуда и
спрятать в гуще двойного ряда  кустов,  ограждавших  соседнее  поле.  Однако
контрабандисты еще не успели ничего привести  в  исполнение,  как  с  дороги
послышался топот шагов.
     - А, черт бы их побрал - это они, тут как тут, - сказал Оулет.  Он  уже
пустил воду, и мельница работала. Сам он, весь в муке, стоял  подле  дверей,
всем своим видом показывая, что его  внимание  целиком  поглощено  тем,  что
происходит внутри подрагивающих стен мельницы.
     Те, с кем он только что совещался, разошлись и  занялись  каждый  своим
делом, и к тому времени, когда акцизники, во  главе