плечом  к  плечу,  ноги  их
опирались рядышком в передок, и Тони опять и опять думал: какая же эта Ханна
красивая! Он говорил все нежнее и нежнее и в конце концов назвал ее "дорогая
Ханна", хоть и шепотом.
     - Ну, как у вас с Милли, все уже решено?
     - Да не совсем.
     - Что? Как тихо ты говоришь, Тони.
     - Да вот охрип что-то. Я сказал - не совсем.
     - А я думала, уже решено.
     - Ну, это как сказать... - Глаза его не отрывались от ее  лица,  а  она
все глядела на него. Он диву давался, как  это  свалял  такого  дурака,  что
отказался от Ханны.
     - Ханна, радость моя, - наконец не выдержав, крикнул он и схватил ее за
руку, забывая и Милли, и Юнити, и все на свете. - Решено?  Да  я  ничего  не
решал!
     - Ты слышишь? - вдруг говорит Ханна.
     - Что? - спрашивает Тони, отпуская ее руку.
     - Мне послышалось, что-то там пискнуло под мешками.  Ты,  должно  быть,
возил в них зерно, и теперь там полно мышей. - И она стала подбирать  повыше
свои юбки.
     - Да нет, это, верно, ось, - успокоил ее Тони, - она, бывает, скрипит в
сухую погоду.
     - Ну, может, и ось... Так скажи мне напрямик, Тони, верно ли,  что  она
тебе нравится больше, чем я? Потому что... потому что, хоть я и не  подавала
виду, но что уж скрывать, ты мне нравишься, Тони, и я не сказала  бы  "нет",
если бы ты спросил меня - ты знаешь о чем.
     Тони очень понравилось, что к  нему  сама  льнет  девушка,  от  которой
обычно и улыбки-то не дождешься (Ханна временами бывала  диковата,  как  вы,
сэр, может быть, помните), и он, сперва оглянувшись через плечо, зашептал ей
на ухо:
     - Я еще ничего не обещал ей. И я думаю, что смогу разделаться с  нею  и
тогда непременно спрошу тебя о том самом.
     - Бросишь Милли? И женишься на мне! Вот чудесно!  -  громко  вскрикнула
Ханна и захлопала от радости в ладоши.
     Но тут уж не писк раздался, а взвизг - гневный, злобный, а потом  такое
рыдание,  словно  у  кого-то  сердце  разрывалось.  И  под  мешками   что-то
зашевелилось.
     - Там кто-то есть! - закричала Ханна, вскакивая с места.
     - Да нет, пустяки, - уговаривал ее Тони, моля бога, чтобы он помог  ему
вывернуться из беды. - Просто я не хотел говорить,  думал,  ты  испугаешься,
Ханна. У меня там в мешках пара хорьков. Я их хочу  напустить  на  кроликов.
Вот они и грызутся. Только  ты  никому  не  говори,  а  то  меня  обвинят  в
браконьерстве. Но ты не бойся, они не вырвутся. И...  и...  посмотри,  какой
сегодня чудесный день для такого времени года. Не правда  ли,  Ханна?  Ты  в
субботу собираешься на базар, Ханна? А как здоровье твоей тетки, Ханна? -  И
о чем только не спрашивал у нее Тони, лишь бы  она  опять  на  заговорила  о
любви и не услыхала бы этого Милли.
     А там уж и вопросов у него не  хватило,  и  он  давай  оглядываться  по
сторонам - кто бы  помог  ему  выпутаться  из  этой  скверной  истории.  Уже
подъезжая к дому, он увидел в поле отца, и тот махнул ему рукой.
     - Не подержишь ли ты минутку вожжи, Ханна? - сказал он с облегчением, -
а я сбегаю в поле, спрошу, что отцу нужно.
     Она согласилась, и он  побежал  в  поле,  радуясь  передышке.  Но  отец
встретил его далеко не ласково.
     - Ты что это делаешь, Тони, - говорит старый Кайтс сыну,  -  разве  это
можно!
     - А что? - спрашивает Тони.
     - Да как же, раз ты надумал жениться на Милли Ричарде, так и женись. Но
не разъезжай повсюду с дочкой Джолливера. Так ты сраму не оберешься. Я этого
не потерплю!
     - Я только предложил ей - то есть нет, это она сама  попросила  довезти
ее домой.
     - Она? Попросила? Ну, так вот что. Будь это Милли -  туда-сюда,  ладно.
Но разъезжать вдвоем с Ханной Джолливер - на что это похоже!
     - А Милли тоже тут, отец.
     - Милли? Да где же?
     - А под мешками. Знаешь, отец, боюсь, что я попал  в  переделку.  Юнити
Сэллет тоже тут, вот там, под брезентом. Все три в одной  телеге,  и  что  с
ними делать -  ума  не  приложу.  Пожалуй,  всего  бы  лучше  объясниться  с
которой-нибудь из них вслух, тогда все станет ясно; ну конечно,  побрыкаются
они немного, да уж ладно. На какой бы ты женился,  отец,  будь  ты  на  моем
месте?
     - А какая не просила, чтобы ты подвез ее домой?
     - Да Милли. Она согласилась  только,  когда  я  ей  сам  предложил.  Но
Милли...
     - Ну, так и держись Милли. Она из них лучшая... Но постой!
     Отец показал на телегу.
     - Видишь, она не может справиться с лошадью.  Как  это  ты  доверил  ей
вожжи? Беги, хватай лошадь под уздцы, а то разом всех невест лишишься.
     Тони глянул - и правда, Ханна дергает вожжи, а лошадь  не  слушается  -
тронулась с места и пошла себе  рысцой,  видно,  захотелось  ей  поскорее  в
конюшню после целого дня работы. Тони бросился догонять телегу.
     Ничто не могло сильней отвратить его от Милли, чем совет  отца.  Милли!
Ну нет! Если уж нельзя жениться на всех троих, то пусть это будет Ханна. Так
он думал, догоняя телегу. А в телеге тем временем творились чудные дела.
     Это, конечно, Милли рыдала там, под мешками, не в силах  сдержать  свое
возмущение и ярость, - еще бы, услыхать такое от  жениха!  А  показаться  ей
было нельзя от страха, что ее засмеют. Вот она там и вертелась и корчилась -
и вдруг что же она видит? Ногу в белом чулке возле самой своей головы!
     Милли до смерти перепугалась, - она ведь не знала, что,  кроме  нее,  в
телеге есть еще и Юнити Сэллет.  Но,  немного  опомнившись  от  испуга,  она
решила доискаться, в чем тут дело, и, как змея, скользнула  под  брезент,  а
там, глядь, - Юнити собственной персоной.
     - Срам какой! - яростно шепчет Милли в лицо Юнити.
     - Вот уж именно, - шепчет Юнити. - Прятаться  под  козлами  у  молодого
человека, хороши вы оба!
     - Думай, что говоришь! - шепчет Милли, но  уже  погромче.  -  Я  с  ним
помолвлена, я имею право быть здесь. А ты-то какое право имеешь, хотела бы я
знать? Что он там тебе нашептывал? Насулил небось невесть чего? Но  мало  ли
что Тони болтает разным женщинам, это все вздор и меня не касается.
     - Не обольщайся, милочка, - говорит Юнити. - Берет-то он в жены не тебя
и не меня, а Ханну. Я это прекрасно слышала!
     А Ханна слышит эти голоса из-под  брезента  и  прямо-таки  обомлела  от
страха, а тут еще лошадь вдруг тронула. Ханна давай дергать вожжи,  сама  не
понимая, что делает. А ссора под брезентом разгорается все жарче, - Ханна  с
перепугу и вовсе выпустила вожжи. Лошадь пошла крупной рысью и, спускаясь  с
холма к Нижнему Лонгпаддлу, на  повороте  так  круто  свернула,  что  колеса
занесло на обочину, телега накренилась,  и  все  три  девицы  вывалились  на
дорогу.
     Когда Тони, перетрусивший и запыхавшийся, подбежал к ним, он, к  своему
облегчению, увидел, что ни одна из его  любезных  не  пострадала,  -  только
поцарапались малость о колючки живой изгороди. Но,  услыхав,  как  они  друг
друга честят, он расстроился.
     - Ну, ну, не ссорьтесь, мои милые, - говорит он, в знак уважения снимая
перед ними шляпу. Он охотно бы всех их перецеловал, так, чтобы ни  одной  не
было обидно. Но они и слышать о том не хотели, а только визжали и рыдали  до
полного изнеможения.
     - Ну так я, коль уж на то пошло, скажу теперь чистую правду, -  говорит
Тони, когда они немного поутихли. -  Я  попросил  Ханну  быть  моею,  и  она
согласилась, и мы собираемся сделать оглашение на будущей...
     Тони и не заметил, что тем временем сзади подошел отец Ханны  и  что  у
самой Ханны лицо поцарапано  терновником  и  все  в  крови.  А  Ханна,  чуть
завидела отца, так и кинулась к нему и зарыдала пуще прежнего.
     - Моя дочь и знать вас не хочет, сэр! -  горячо  и  решительно  говорит
мистер Джолливер. - Ведь правда, Ханна? Соберись с духом и, если он тебя еще
не обидел и честь твоя при тебе, - откажи ему сейчас же!
     - Что вы, мистер Джолливер! Клянусь вам, она в целости и сохранности, -
так и взвился Тони. - Да и те две тоже. Вы, может, мне не  поверите,  потому
не в моем это обычае, а все же так оно и есть!
     - Да, у меня хватит духа отказать ему! - говорит Ханна, отчасти потому,
что отец ее был здесь, а отчасти потому, что уж очень разобрала  ее  досада,
да еще и лицо поцарапано. - Когда он тут меня улещал, я же не знала, что  он
плут и обманщик!
     - Как, значит, ты не пойдешь за  меня,  Ханна!  -  воскликнул  Тони,  и
нижняя челюсть отвисла у него, как у покойника.
     - Никогда! Скорее я совсем не выйду  за...  за...  замуж,  -  бормотала
Ханна, и у ней клубок подступал к  горлу,  потому  что  она  ни  за  что  не
отказала бы Тони, если бы он посватался по-хорошему и если бы не было  здесь
отца, а лицо у нее не  было  так  поцарапано  терном.  И,  сказав  это,  она
поплелась прочь, опираясь на руку отца и втайне  надеясь,  что  не  все  еще
потеряно и что Тони опять посватается к ней.
     А Тони стоит и не знает, что же ему  теперь  делать.  Милли  плакала  и
рыдала - казалось, все сердце выплачет, но раз отец присоветовал ему  Милли,
значит, пусть кто угодно, только не она. И он повернулся к Юнити.
     - Так как же, Юнити, милая, будешь ты моей? - спросил он.
     - Подбирать чужие объедки? Нет, уж спасибо! - говорит Юнити.  -  Ни  за
что на свете! - И Юнити тоже уходит, хоть и оглядываясь по временам, не идет
ли он за нею.
     И остались тут вдвоем Тони и  Милли.  Она  плачет-разливается,  а  Тони
стоит столбом, словно его громом оглушило.
     - Ну, Милли, - говорит он наконец, подходя к ней, - уж, верно,  суждено
нам быть вместе, тебе да мне. А чему быть - того  не  миновать.  Пойдешь  за
меня, Милли?
     - Если ты хочешь, Тони. Но только скажи, ты ведь не всерьез все это  им
говорил?
     - А ты как думаешь! Понятно же, в шутку! - заявил Тони, да еще  кулаком
пристукнул по ладони.
     Ну, тут он расцеловал ее, поднял телегу, сели они оба рядком на козлы и
поехали; и оглашение их состоялось в следующее же воскресенье. Я сам  на  их
свадьбе не был, но говорят, что справили ее на  славу.  Гостей  собралось  -
чуть ли не весь Лонгпаддл.

     - Должно быть, и вы там были, - обратился рассказчик к причетнику.
     - Как же, был, - сказал  мистер  Флакстон.  -  И  свадьба  эта  вызвала
большие перемены в судьбе двух других людей - я говорю про Стива Хардкома  и
его двоюродного брата Джеймса.
     - Как вы сказали? Хардкомы? - переспросил незнакомец. - Так это имя мне
знакомо. И что же с ними случилось?
     Причетник откашлялся и начал:

ИСТОРИЯ ХАРДКОМОВ

     Перевод Н. Высоцкой

     - Да, у Тони свадьба была, пожалуй, из всех самая веселая,  а  я  ведь,
сами понимаете, - повернулся он к  новому  слушателю,  -  бывал  на  многих,
потому что меня, как служителя церкви,  уж  обязательно  приглашали  на  все
крестины, свадьбы и поминки, таков у нас в Уэссексе обычай.
     Дело было в морозную ночку на  святках.  Среди  приглашенных  были  эти
самые Хардкомы из Климмерстона, двоюродные братья Стив и Джеймс, оба  мелкие
фермеры, только что начавшие обзаводиться собственным  хозяйством.  С  ними,
само собой, пришли их нареченные - две тамошние девушки, обе  прехорошенькие
и веселые. Да еще пришло несколько друзей из Абботкернела, и из Уэтербери, и
из Меллстока, и кто его знает откуда еще,  словом,  народу  набралось  полон
дом.
     Из кухни все вытащили, чтобы очистить  место  для  танцев,  а  старички
уселись в соседней комнате играть в карты. Но в конце концов и они побросали
карты и пустились в пляс. Танцующих было столько,  что,  когда  первая  пара
танцевала у большого окна  в  комнате,  прочие,  растянувшись,  толкались  в
сенях, а конца хоровода и разглядеть нельзя было, - последние пары  терялись
в темноте двора среди вязанок хвороста.
     Мы уже проплясали не один час, и те из нас, что повыше  ростом,  набили
уже себе не одну шишку, то и дело стукаясь головой о потолочные  балки,  как
вдруг один из скрипачей отложил в сторону смычок и заявил, что играть больше
не намерен, так как ему охота потанцевать самому. Через час и второй скрипач
отложил свой смычок и сказал, что тоже  хочет  танцевать,  так  что  остался
только третий скрипач, а он был старый-престарый, и в руках у него было  уже
мало силы. Но он все же с грехом пополам пиликал на  своей  скрипке.  Стулья
все из комнаты вынесли, а ноги у старика были такие же слабые, как  и  руки,
так что ему пришлось примоститься на выступе стоявшего в углу буфета, а  для
человека преклонных лет такое сиденье не слишком-то удобно.
     Помолвленные, как оно и  полагается,  танцевали  почти  без  передышки.
Нареченные на диво подходили друг к другу, но при том обе пары  были  совсем
разные. Невесту Джеймса Хардкома звали Эмили Дарт, она, как и  Джеймс,  была
тихого, кроткого нрава, и оба они любили спокойную домашнюю  жизнь.  Стив  и
его избранница, по имени Оливия Пауэл, были совсем иного склада - подвижные,
шумные, они любили бывать на людях, и все их интересовало. Влюбленные решили
пожениться в один день, и поскорее. Свадьба  Тони  как  бы  раззадорила  их.
Такое частенько бывает - я, как причастный к  этим  делам  человек,  не  раз
замечал.
     Они танцевали с упоением, как танцуют, лишь когда влюблены. И случилось
так, что ближе к ночи Джеймс оказался в паре с Оливией, нареченной  Стивена,
а Стивен танцевал с невестой Джеймса Эмили. Однако, несмотря на такой обмен,
незаметно было, чтобы оба жениха танцевали с меньшим удовольствием. Так вот,
как я уже сказал, они, обменявшись  девушками,  отплясывали  один  танец  за
другим, и хотя вначале  каждый  держал  возлюбленную  другого  на  некотором
расстоянии,   опасаясь,   что   слишком   тесные   объятья   могут   вызвать
неудовольствие жениха, но постепенно наши кавалеры стали теснее прижимать  к
себе своих дам, а потом и еще теснее.
     Время бежало,  и  каждый  из  двоюродных  братьев,  танцуя  с  невестой
другого, все крепче прижимал ее к себе, когда пары кружились,  и  любопытно,
что ни Джеймс, ни Стивен не обращали друг на друга  ни  малейшего  внимания.
Гулянье шло к концу, и я в тот вечер ничего больше не видел - на другой день
мне нужно было с самого утра быть в церкви, и я ушел  одним  из  первых.  Об
остальном мне уж потом рассказали.
     После одного из самых зажигательных танцев, который, как я уже  сказал,
они отплясывали, обменявшись невестами, молодые люди поглядели друг на друга
и тут же вышли на крыльцо.
     - Джеймс, - говорит Стив, - а о чем ты думал,  когда  танцевал  с  моей
Оливией?
     - Да, должно быть, - отвечал Джеймс, - о том же, о чем подумывал и  ты,
когда танцевал с моей Эмили.
     - Я думал, - не совсем уверенно начал Стив, - что был  бы  не  прочь  с
тобой обменяться не только на сегодняшний вечер, а и навсегда.
     - Да и я не прочь, - отвечал Джеймс.
     - Ну что ж, если, по-твоему, это можно устроить, так я согласен.
     - Да. Только вот что скажут девушки?
     - По-моему, - сказал Стив, - они не  станут  очень-то  возражать.  Твоя
Эмили так ко мне льнула, словно была уже, голубка, моей.
     - А твоя Оливия - ко мне, - говорит Джеймс. - Я слышал,  как  бьется  у
нее сердечко.
     Ну, вот они и порешили сказать об этом девушкам по дороге домой. Так  и
сделали. И когда они расставались этой  ночью,  у  них  уже  было  уговорено
обменяться невестами - все под впечатлением жаркой пляски на свадьбе Тони. И
в ближайшее воскресенье, когда прихожане, рассевшись в  церкви  на  скамьях,
ждали разинув рты, что пастор известит  о  готовящемся  бракосочетании  двух
пар, они с великим изумлением услышали имена нареченных совсем в неожиданной
комбинации. Шепот пошел по церкви, все  были  уверены,  что  пастор  ошибся,
однако оказалось, что оглашение сделано правильно. Как порешили братья,  так
и обвенчались - каждый с бывшей невестой другого.
     Года два обе супружеские четы прожили тихо  и  мирно,  пока  не  начали
понемногу охладевать первые восторги любви, как оно обычно и бывает в браке.
И теперь братья в душе все больше и больше дивились - что это на них  напало
в последнюю минуту и с какой стати переженились  они  крест-накрест,  вместо
того чтобы пожениться, как полагалось и как было предназначено  природой,  -
каждый на той, в которую был влюблен сначала. Ясное дело - всему виной  была
свадьба Тони, и они крепко жалели, что пошли на нее. Тихий  домосед  Джеймс,
большой любитель помечтать да подумать, иногда чувствовал, что его  отделяет
от Оливии пропасть, - она ведь больше всего на свете любила верховую езду  и
всякие увеселительные прогулки. А у Стива,  который  в  поисках  развлечений
вечно болтался то здесь, то там, жена была  большая  домоседка.  Она  любила
вышивать либо плести коврики, ее никогда не тянуло из дому -  выезжала  она,
только чтоб угодить мужу.
     Вначале братья никому не говорили о своих супружеских неполадках,  хотя
Стив порой, взглянув на жену Джеймса, украдкой вздыхал, и Джеймс,  посмотрев
на жену Стивена, вздыхал тоже. Но потом мужчины перестали  таиться  друг  от
друга  и  откровенно  сознались  оба,  что  сваляли  дурака.  Посмеиваясь  и
пошучивая, однако с вытянутыми лицами, братья качали  головой,  дивясь,  как
это они под влиянием мимолетной прихоти, в опьянении пляски,  отказались  от
своего первого, разумно сделанного выбора. Но они  были  люди  порядочные  и
здравомыслящие и потому честно старались примириться со своею участью  и  не
сетовали, раз уж ничего нельзя было изменить и поправить.
     Так вот и жили они, пока однажды прекрасным летним днем не  отправились
все вместе, как делали каждый год еще до свадьбы, погулять. На сей  раз  они
решили съездить в Бадмаут-Регис и, принарядившись, пустились в путь в девять
часов утра.
     Добравшись до  Бадмаут-Региса,  они  пошли  прогуляться  по  берегу,  и
влажный бархатистый песок скрипел под  их  башмаками.  Ну  прямо  как  будто
сейчас их вижу! Посмотрели на суда в гавани, поднялись на мыс,  полюбовались
видом, пообедали в гостинице, а потом снова стали парочками прогуливаться по
берегу, поскрипывая новыми ботинками по бархатистому песку. Близился  вечер,
и они присели на одну из скамеек, расставленных вдоль эспланады,  послушали,
как играет оркестр, а потом стали думать - чем бы еще заняться?
     - Я бы, - сказала Оливия  (это  значит  -  миссис  Джеймс  Хардком),  -
охотнее всего покаталась на лодке. Музыку можно слушать и  оттуда,  а  кроме
того так приятно было бы погрести.
     - Хорошо придумано. Я - за, - говорит  Стивен,  любивший  все  то,  что
нравилось Оливии.

     Тут причетник обратился к пастору.
     - Но вы, сэр, лучше всех знаете остальные  странные  подробности  этого
странного вечера, изменившего всю их  жизнь,  ведь  вы,  не  в  пример  мне,
слышали многое от них самих. Так, может, вы и расскажете?
     - Если все этого  хотят,  пожалуйста,  -  отвечал  пастор  и  продолжал
рассказ причетника.

     - Жена Стивена не любила моря, - она находила в  нем  прелесть,  только
если глядеть с берега, и страшилась одной мысли сесть в лодку.  Джеймс  тоже
не любил воды и сказал, что он бы с большим удовольствием остался и послушал
музыку отсюда, со скамейки, но раз жене хочется покататься на лодке,  он  не
против. Порешили на том, что Джеймс и жена  его  двоюродного  брата,  Эмили,
останутся сидеть на  скамейке,  наслаждаясь  музыкой,  а  остальные  возьмут
напрокат лодку - пристань была тут же внизу - и с  полчасика  покатаются,  а
потом все вместе отправятся домой.
     Такое решение пришлось как нельзя более по вкусу обоим непоседам; Эмили
с Джеймсом видели, как они спустились к лодочнику, выбрали маленький  желтый
ялик и осторожно прошли к нему по узким мосткам. Стив помог Оливии  войти  в
лодку и сел напротив нее. Усевшись, они помахали оставшимся на берегу, потом
Стивен взялся за весла и стал  грести  в  такт  музыке,  а  Оливия  правила,
искусно обходя другие лодки,  потому  что  на  гладком,  как  зеркало,  море
каталось множество народу.
     - Как красиво скользит их лодка, правда? - ск