ественно, ничего не играя, но следуя нотной записи только
в целях мастурбации. Затем извлекая звук легкими ударами
смычка, вызывающими движение вибратора, сообщающегося с
придатком, музыкант испытывает оргазм именно в тот момент,
когда наступает музыкальная кульминация.

Предаваясь эротическим грезам, я краем уха слышал беседу трех
барселонцев, которые рассуждали о проблемах Вселенной. Один из
них рассказывал историю о звезде, которая существовала около миллиона
лет, и свет ее был виден до сих пор и т.д., и т.п.

Я не разделял их ленивого изумления и сказал, что ничто, происходящее
во Вселенной, не удивляет меня. И это абсолютная правда. Один
из этой тройки, очень известный часовой мастер, говорит мне, не
желая продолжать спор:

"Ничто вас не удивляет! Но, давайте, пофантазируем. Уже полночь,
и на горизонте забрезжил легкий свет, возвещающий о закате. Вы
напряженно всматриваетесь и внезапно видите, как восходит солнце!
В полночь! Это по меньшей мере не удивило бы вас?"

"Нет, - ответил я, - это не удивило бы меня ни в малейшей степени".

Часовщик из Барселоны воскликнул: "Меня бы это потрясло! И настолько,
что я решил бы, что сошел с ума!"

Тут Сальвадор Дали изрекает один из тех фундаментальных софизмов,
секретом которых владеет он один:

"По-моему, как раз наоборот! Я бы подумал, что это солнце сошло
с ума!"

3 сентября

Принцесса приехала без китайской скрипки. Сказала, что с тех
пор, как я придумал этот самый знаменитый оргазм, вызываемый
вибрацией в заднем проходе, она боялась пересекать с ней
границу, во избежание необходимости объяснять таможенникам,
как работает инструмент. Вместо скрипки она привезла
китайского гуся, которого мы поместили в центре стола. Когда
я рассказывал принцессе какую-то дивную историю о гусе, мне
неожиданно пришла в голову фантастическая мысль. Я вдруг
вообразил, что у меня шея этого гуся, распиленная тем самым
скульптором, которого я нанял, чтобы он выполнил гениталии
торса Фидия. С наступлением обеденного времени я закрыл живого
гуся в фарфоровой гусятнице. Только голова и шея оставались
снаружи. Если он поднимет шум, мы набросим ему на клюв золотой
крючок. Затем я подумал об отверстии, которое было гусиным
задом. Когда за столом воцарилась меланхолическая атмосфера,
в комнату вошел японец в кимоно с китайской скрипкой с
вибрирующим придатком, который он намеревался поместить в зад
гуся. Играя послеобеденную музыку, он вызывал у гуся оргазм в
то время, как тот стоял на столе среди беседующих за обедом
гостей...

4 сентября

В этот день четвертого сентября (сентябрь сентябреющий, луны
и львы мая) в четыре часа дня произошло одно из тех событий,
которое я приписываю божественному провидению. Когда я
рассматривал старинную книгу, на одной из страниц которой был
изображен лев, из нее выпал маленький конвертик. Я вскрыл
его. Это была открытка Раймонда Русселя *(Раймонд Руссель
(1877 - 1933) - признанный среди сюрреалистов автор
"Африканских впечатлений", "Дублера", "Locus solus" и т.д.),
который благодарит меня за то, что я послал ему свои книги.
Руссель, выраженный невротик, совершил самоубийство в
Палермо, и я, будучи ему духовно и физически преданным, очень
переживал эту трагедию, думая, что сойду с ума. При виде
открытки меня опять охватила горечь воспоминаний, я упал на
колени, благодаря Господа за эту маленькую весть от Русселя.

Стоя на коленях, я заметил через окно желтую лодку Гала,
направлявшуюся к пирсу. Я выбежал из дома и бросился обнять
мое сокровище. Господь послал ее мне! Она была больше, чем
когда-либо, похожа на льва кинофирмы "Метро-Голдвин-Майер". И
мне никогда так не хотелось съесть ее. Но страх перед
смертельными муками льва рассеялся, и я попросил Гала смочить
мне лоб, что она незамедлительно и сделала.

5 сентября

Я тупо постучал себя по голове. Потом несколько раз сплюнул, памятуя,
что родители не раз говорили, что это помогает против действия
ветра. Легкий нажим на припухлость вызвал боль, сладостную, как
меланхоличность сливовых деревьев 15 августа.

6 сентября

Мы отправились на рынок в Фигерас, где я приобрел десяток
шляп, а Гала - разнокалиберные стулья. Шляпы были из соломы и
похожи на те, что надевают
маленьким детям, чтобы защитить при падении. Придя домой, я
разложил шляпы по стульям. Почти литургический вид этой
композиции вызвал во мне чувство невольного подъема. Я пошел
в студию помолиться и возблагодарить Господа. Дали никогда не
сойдет с ума, ибо он заключил самый гармоничный из всех
брачных союзов на Земле. А для тех, кто пишет целые тома о
победной мощи бреда,- психоаналитиков и прочих специалистов -
чтобы осчастливить их, скажу: горе тому, кто еще не увидел в
стульях с маленькой подушкой, набитой гусиным пером, призрак
кибернетической анальной скрипки - далиниевской машины для
размышлений о будущем.

7 сентября

Воскресенье. Проснулся очень поздно. Выглянув из окна, я увидел
выходящего из лодки негра - из тех, что поселились по соседству.
На его теле были следы крови, и он нес на руках нашего лебедя,
смертельно раненного. Этот чернокожий турист думал, что просто
поймал редкую птицу. Зрелище вызвало во мне до странности приятное
тоскливое чувство.  Гала выбежала из дома и обняла лебедя. В этот
момент послышался шум, заставивший всех вздрогнуть. С грохотом
опрокинулась тележка с антрацитом для нашей печи. Эта тележка
- своего рода катализатор, мифический атрибут. В наши дни, каждый,
если он наблюдателен, сможет усмотреть промысел Юпитера в неожиданном
появлении таких "тележек", которые так велики, что их нельзя увидеть.

8 сентября

Друзья позвонили мне и сказали, что король Италии Умберто намерен
посетить нас. По этому случаю я заказал сардинский оркестр. Король
будет первым, кто пройдется по дороге, которую я недавно побелил.
Она обсажена гранатовыми деревьями. В полдень лег спать с мыслями
о приезде короля, который привяжет к кончикам моих усов цветки
жасмина. Потом я забылся несравненным сном.

Лебедь наполнен гранатами, которые заставляют его взрываться.
Я увидел мельчайшие частицы его внутренностей, как в стробоскопическом
фильме. Полет каждого перышка повторяет очертания миниатюрных
летающих скрипок.

Проснувшись, я упал на колени и возблагодарил Мадонну за этот
пророческий сон.

9, 10 сентября

Моя обязанность - говорить обо всем, даже самом невероятном. Моя
личность исключает всякую возможность розыгрыша или мистификации,
ибо я - мистик, а мистики и мистификации,
по закону сообщающихся сосудов, формально противостоят друг другу.

Утром меня пришел навестить старый приятель моего отца, пожелавший
удостоверить авторство давней моей картины из его семейной коллекции.
Я подтвердил, что картина подлинная. Его поразило, что я смог
подтвердить авторство, не видя холста. Но мне было достаточно
увидеть его самого. Он, однако, настаивал на том, чтобы показать
картину,  которую он оставил в холле.

"Давай же, посмотри на нее...Я оставил ее возле чучела медведя."

"Это невозможно, - сказал я, - Его величество король переодевает
купальный костюм как раз рядом с чучелом." Это была абсолютная правда.

"О! - воскликнул тот с укором в голосе, - если бы ты не был величайшим
на свете плутом, ты был бы величайшим художником!"

Но ведь я говорил ему чистую правду.

Это напомнило мне мой двухлетней давности визит к Его Преосвященству
папе Пию XII. Одним прекрасным утром, будучи в Риме, я сбежал
по лестнице "Гранд-отеля", держа в руках странный на вид ящик,
стянутый веревками и кожаными ремнями. В ящике находилась одна
из моих работ. В вестибюле сидел Рене Клер и читал газету. Он
поднял глаза - выражение их всегда было скептическим - с темными
кругами, присутствие которых было связано с тем, что он был неизлечимо
болен картезианскими иллюзиями. Он спросил меня: "Куда это вы
так спешите со всеми этими веревками?" Я ответил сдержанно, с
чувством собственного достоинства: "Я иду к Папе, скоро вернусь.
Подождите меня здесь!"

Рене Клер не поверил мне тогда и сказал театральным тоном, подчеркнуто
серьезно: "Соблаговолите передать ему мой нижайший поклон!"

Ровно через три четверти часа я вернулся. Рене все еще сидел в
вестибюле. С удивлением он показал мне газету, которую читал.
Сразу после моего ухода он открыл рубрику новостей из Ватикана,
где сообщалось о моем визите к Папе. В ящике, который я нес, лежал
портрет Гала в образе Мадонны Порт Льигата, который я показывал
Папе Римскому.

Но Рене Клер еще не знал, что среди трехсот пятидесяти причин
моего визита к Папе была причина номер один - необходимость получить
высочайшее разрешение на венчание с Гала в церкви. Это было достаточно
сложно, ибо ее первый муж, Поль Элюар, был еще, к всеобщей радости,
жив.

Вчера, 9 сентября, я проконтролировал резервы моего гения,
чтобы понять, увеличились ли они, ведь цифра "девять" - последний
куб в гиперкубе. Все шло, как было задумано! А сегодня я получил
письмо, в котором меня уведомляли о том, что в одном из американских
коллекторов обнаружена книга "Покорение иррационального", которую
я подарил Адольфу Гитлеру с моим автографом в виде креста вместо
посвящения. С этого момента у меня появились основания верить,
что я могу вернуть свой магический талисман, который заставил
Гитлера потерпеть поражение в самом конце войны, проиграв последнее
сражение. Более того, разве не отвел я с помощью божественных
ухищрений открытую угрозу сумасшествия, достигшего кульминации
в философском, эйфорическом сне о взрывающемся лебеде?

Вчера меня посетил король, и я твердо решил жениться на моей прекрасной
Елене-Гала, чтобы еще раз обмануть Рене Клера, который был добрым
символом вольтерианского Сен-Трапеза.

Нынешний куб номер девять, олицетворяющий мою жизненную силу гораздо
мощнее "девятки" прошлого года. Сравнивая их, я уже не думаю ни
о короле, ни о войне. Было просто больше отваги! Вместо Рене Клера
существует имя, которое запрещено упоминать, оканчивающееся на
"oie" (гусь)!

1957

Порт Льигат, 9 мая

Проснувшись, я чмокнул Гала в ухо, почувствовав кончиком языка
толщину маленькой выпуклости родинки на мочке. В этот момент я
вспомнил о Пикассо. О Пикассо - самом живом из всех людей,
которых я когда-либо знал, у которого на мочке левого уха
тоже была родинка. Эта отметина, скорее оливковая, чем
густо-золотая и чуть-чуть выступающая, - точно такая же, что и у
моей дорогой Гала. Она, видимо, замышлялась как ее точная
копия. Часто когда я вспоминаю о Пикассо, я поглаживаю эту
легкую выпуклость в уголке левого уха Гала. А это случается
нередко, ибо Пикассо - человек, о котором я думаю, после моего
отца, чаще всего. Оба они - отец и Пикассо - в большей или
меньшей мере были для меня олицетворением Вильгельма Телля.
Против их авторитета я уже в ранней юности решительно поднял
героический бунт.

Эта родинка Гала - всего лишь живая частица ее тела, которое я
могу охватить двумя пальцами, хотя сделать это можно только
иррациональным путем, благодаря ее фениксологическому бессмертию.
И я люблю ее сильнее, чем мать, сильнее, чем отца, чем
Пикассо, даже сильнее, чем деньги!

Испании всегда принадлежала почетная роль потрясать мир величайшими
и мощными контрастами. Эти контрасты в двадцатом веке воплотились
в двух личностях - Пабло Пикассо и вашего покорного слуги.
Главное, что может произойти с современным художником, это:

1. Родиться испанцем;

2. Носить имя Гала Сальвадор Дали.

И то и другое коснулось меня. Как свидетельствует мое
христианское имя Сальвадор, мне уготовано судьбой спасти
современное искусство от пассивности и хаоса. Мое второе имя
Дали, что в Каталонии значит "желать". И у меня есть Гала.
Пикассо, конечно, не испанец, но в сравнении с Гала - он лишь
биологическая тень в уголке ее ухода, и его зовут Пабло, как
Пабло Казальса, как Папу Римского, иначе говоря, его зовут,
как многих других.

10 мая

Время от времени в обществе я встречаю очень элегантных (а
следовательно, весьма умеренно хорошеньких) женщин с чрезмерно
развитым и низким тазом. Уже много лет такого типа женщины
жаждут познакомиться со мной лично. Беседа разворачивается,
как правило, таким образом:

Дама:

Разумеется, я знаю, кто вы.

Дали:

И я знаю.

Дама:

Вы, верно, уже заметили , что я пристально слежу за Вами?
Мне кажется, вы очарованы!

Дали:

И я так думаю.

Дама:

Вы мне льстите! По-моему, вы меня вообще не замечаете.

Дали:

Я говорю о себе, мадам!

Дама:

Интересно, как вам удается, что кончики ваших усов всегда
смотрят вверх?

Дали:

Финики!

Дама:

Простите?

Дали:

Да! Плоды финиковой пальмы. На десерт я прошу принести финики,
съедаю их и перед тем, как сполоснуть пальцы в миске с водой,
я слегка провожу ими по усам. Этого довольно, чтобы они поднялись
кверху.

Дама:

О!!!

Дали:

Второе преимущество заключается в том, что сахар обязательно
привлекает мух.

Дама:

Какой ужас!

Дали:

Я обожаю мух. Я вполне счастлив лишь тогда, когда лежу на
солнце, обнаженный и усеянный мухами.

Дама:

(уже уверовав по моему строгому и убедительному
тону в правдивость сказанного)

Но как можно любить такое? Это же мерзость, грязь!

Дали:

Ненавижу грязных мух. Люблю только абсолютно чистых мух.


Дама:

Интересно, как вы можете отличить чистых мух от грязных.

Дали:

Я отличаю их моментально. Терпеть не могу грязных городских или
деревенских мух с раздутым брюхом, желтым, как майонез, и такими
черными крыльями, как будто их вывозили в могильно-черной туши.
Мне нравятся только чистые мухи, резвые, одетые в крохотный
серебристо-серый валенсийский наряд, переливающийся всеми
цветами радуги, прозрачный , словно слюда, с красноватыми
глазками и брюшком благородного неаполитанского желтого цвета, -
такие, как прелестные оливковые мушки из Порт Льигата, где,
кроме нас с Гала, никого нет. Эти мушки всегда грациозно садятся
на серебристую сторону оливковой листвы. Средиземноморские
красавицы. Они вдохновляли античных философов, проводивших всю
жизнь под солнцем и облепленных мухами... Мечтательное
выражение вашего лица говорит о том, что мухи, кажется, покорили
и вас... Завершая наш разговор, должен сказать, что в тот день,
когда мои размышления были прерваны появлением облепивших меня
мух, я понял, что это означает, что мои идеи лишены мощи того
параноидального мыслительного потока, который является
доказательством моей гениальности. С другой стороны, если я не
замечаю мух, это вернейший признак того, что я полностью владею
духовным состоянием.

Дама:

Знаете, такое впечатление, что все, что вы говорите,
обладает каким-то сокровенным смыслом! Значит, ваши усы - это
антенны, через которые вы получаете свои идеи!

В ответ на этот вопрос божественный Дали ничего не сказал.
И затем он превосходит самого себя. Он плетет свои излюбленные
сюжеты, выписывает вермееровские кружева столь тонко и изящно,
что от назойливой дамы не остается ничего, кроме ее низкого
копчика. Вы, вероятно, уже догадались: это моя воображаемая
лукавствующая любовница, которая благодаря моим кибернетическим
манипуляциям, изменят своему мужу (любовнику любовницы).

11 мая

Во время моих встреч с Фрейдом я заметил, что его черты
напоминают бургундскую улитку *(В своей "Тайной
жизни" Дали вновь возвращается к очень щекотливому вопросу. Его
недоброжелатели утверждали, что он никогда не встречался с Фрейдом.
Однако Ф.Каул в книге "Дали. Жизнь великого эксцентрика"
доказала с помощью письма, написанного Фрейдом Дали,
что художник и врач встречались в Лондоне) Отсюда: если вам
угодно усвоить его идеи, вам нужно "подцепить" их крючком, и
тогда они выйдут на поверхность. Если же нет, они разрушатся и
с этим ничего уже нельзя сделать, вы до них уже никогда не
доберетесь. Напомнив о смерти Фрейда, добавлю , что снаружи
раковина бургундской улитки выглядит столь же совершенно, что
и картины Эль Греко. И Эль Греко, и улитка не имеют никакого
определенного вкуса. С обычной гастрономической точки зрения,
они менее сочны и мягки, чем, скажем, резиновый ластик.

Я уже слышу, что любители улиток громко выражают свое
недовольство. Стало быть, мне следует остановиться на этом
суждении поподробнее. Хотя улитка и Эль Греко сами по себе
лишены какого бы то ни было вкуса, они обладают другим,
крайне редким и чудесным, достоинством "трансцендентной
вкусовой мимикрии" , которое заключается в самоуничтожении
создания (в силу их пресноты и отсутствия собственных вкусовых
качеств) благоприятной почвы для использования разного рода
пряностей и приправ, с которыми их употребляют в пищу. Оба они
представляют собой чудодейственное средство для удовлетворения
самых разнообразных вкусов. И поэтому каждая из специй , с
которыми готовятся Эль Греко и бургундская улитка, может обрести
свое plain chaut *(буквально: церковное пение (Фр.)) совершенное
и полнокровное звучание.

Если у улитки есть свой собственный вкус, то может ли
человеческое небо дать точное пифагорово представление о том,
что d средиземноморской цивилизации представлено маленьким
лиловато-синим полумесяцем, луноподобным и агзирующим в
экстатической эйфории - зубчиком чеснока? Чеснок излучает
такое сияние, что вызывает слезы, открывает безоблачный
небесный свод пресного безвкусия улитки.

Так и отсутствие вкусовых качеств у Эль Греко схоже с
безвкусием бургундской улитки без приправы. Но - обратите
внимание! - подобно улитке, Эль Греко обладает мощной
способностью придавать всем цветам уникальную оргиастическую
силу. Пока он не покинул Италию, его живопись была золотой,
более чувственной и пышной, чем "венецианский купец"; но
взгляните на него после переезда в Толедо: он вдруг начинает
впитывать все запахи, существо и квинтэссенцию мистического
духа Испании. Он становится большим: испанцем, чем сами
испанцы, ибо, мазохист, пресный , как улитка, он идеально
подходит для того, чтобы превратиться во "вместилище" ,
пассивную плоть для стигматизации сефардовыми кинжалами
аристократов. Именно отсюда его черный и серый - основные
цвета католической веры и воинст2вующей человеческой сущности в
облике гигантской чесночной дольки в форме луны, идущей на
убыль в умирающем серебре Лорки. Это тот самый лунный свет,
что разлит в пейзажах Толедо и мерцающих серебром складках и
драпировках его "Вознесения" - с одной из самых вытянутых фигур
Эль Греко, столь во всех отношениях близкой округлым
очертаниям сдобренной пряностями бургундской улитки, -
присмотритесь, как она ползет и вытягивается на острие вашей иглы!
Вообразите, что это сила гравитации, которая притягивает ее к
земле и - если вы как бы "вывернете" образ наизнанку, -
сила, которая возносит ее ввысь, к небесам!

Таково, только в одном визуальном образе, доказательство,
которым я подтверждаю свой тезис, пока еще не получивший поддержки,
согласно которому Фрейд - ничто иное, как "великий мистик наизнанку".
Ибо если его мозг, тяжелый и полный всяческой
бестолковщиной материализма, вместо гнетущей тяжести,
вытолкнутой силой гравитации самых глубоких подземных слоев,
вызывает по контрасту иной, чем от небесной бездонной выси,
вид головокружения, - этот мозг, повторяю, вместо сходства с
аммиачной улиткой смерти поразительно напоминает знаменитое
"Вознесение" Эль Греко, о котором уже говорилось чуть выше.

Мозг Фрейда, одного из самых острых и значительных умов
современности, - это par exellence улитка земной смерти. По этой
причине в нем существо вечной трагедии иудейского гения,
лишенного первичного элемента - красоты - условия, необходимого
для познания Бога, непостижимо прекрасного.

Еще не осознав всего этого, за год до смерти Фрейда я
нарисовал его карандашный портрет, в котором изобразил его
земную смерть. У меня была мысль сделать вместо обычного
портрета психиатра чисто морфологическое изображение гения
психоанализа. Когда портрет был готов, я попросил Стефана
Цвейга, который был связующим звеном между нами, показать его
Фрейду и с в