жалко  уже  потраченного  на  нее
времени и не хочется выбрасывать его  на  помойку.  Раз  уж  я  потратил
время, так хоть получу целостное представление о произведении,  если  уж
не могу получить удовольствие. Я потратил, судя по всему, немало времени
и сил на то, чтобы собрать материал, который нашел в своем компьютере, и
мне хочется, чтобы это время и эти силы не пропали впустую. Но  интереса
нет. И желания нет. Вот я и разрываюсь между этими  двумя  чувствами.  И
какое из них в конце концов возобладает - не могу сейчас вам сказать.
   Вот так. Кажется, все предельно аккуратно. И волки сыты, и овцы целы.
То ли буду я писать книгу о милиции, то ли нет. Тот, кто хочет, чтобы  я
ее написал, пусть тешит себя надеждой на то, что я пожалею свой  труд  и
доведу начатое до конца. А тот, кто хочет этому помешать, пусть надеется
на  беспамятство  и  отсутствие  интереса.  А  глазенки-то  у  Воробышка
загорелись, не то мысль какая-то родилась, не то жареное почуяла.
   - Андрей Михайлович,  если  в  ваших  материалах  есть  компромат  на
определенных руководителей, то совершенно ясно, что именно они  и  хотят
выставить вас интеллектуально несостоятельным! Все же просто! Вы  только
посмотрите, что есть в ваших материалах, и вам сразу станет понятно, кто
заказал нашему изданию статью о вашем безумии.
   - Не так все просто, Ладочка, - я отечески похлопал  ее  по  руке.  -
Пока я собирал материал, я, по всей вероятности, вник в ситуацию, уяснил
себе расклад сил в  разных  группировках  министерства  и  вообще  очень
хорошо представлял себе всю картину. В компьютер же я занес все данные с
измененными  именами,  должностями  и  званиями,  то  есть   уже   вывел
персонажей,  которые  должны  действовать  в  книге,  даже  характеры  и
биографии им придумал. Я ведь не ставил перед собой задачу рассказать  о
ком-то конкретно страшную  разоблачительную  правду,  я  хотел  написать
роман о том, как изменения в системе калечат жизнь честного  офицера,  и
показать это на фоне вполне  реальных  конфликтов,  существующих  внутри
системы МВД. Понимаете?
   - Да, - девочка слушала меня как зачарованная.
   - Так вот, в компьютер я заносил уже обработанные материалы, то  есть
обдуманные  и  приведенные  в  вид,  пригодный  для  построения  сюжета.
Естественно, что там все имена,  должности  и  звания  не  настоящие,  а
придуманные мной.  И  по  этим  данным  мы  с  вами  никогда  не  сможем
установить, кого конкретно эти материалы компрометируют. Об  этом  могут
догадаться только те, кого собранные сведения касаются  непосредственно,
и их ближайшее окружение и начальство. И то  не  факт,  что  догадаются.
Сам-то я в этих делах ровным счетом ничего не понимаю, я хочу сказать  -
в своем нынешнем состоянии. Когда готовил материал и  придумывал  сюжет,
тогда я во всем разобрался, но теперь в голове ничего нет, пустота,  как
у первоклашки. Все забыл, ничего не помню.
   - Но можно же попросить  кого-нибудь  посмотреть  ваши  материалы,  -
горячо зачирикала Воробышек. - Кого-нибудь, кто хорошо знает систему МВД
и разбирается во всех подводных течениях.
   - А где гарантия,  что  я  таким  образом  не  нарвусь  на  человека,
которого все это  как  раз  и  касается?  Тогда  он  мне  совсем  голову
заморочит и специально запутает, а правды я так и не узнаю.
   - Тоже верно, - большеглазая пичужка пригорюнилась. - Тогда вам нужен
человек, не связанный с системой и не зависящий от  нее,  но  хорошо  ее
знающий.
   - Ладочка, дорогая, вы же понимаете, что так не бывает, -  рассмеялся
я ее детской наивности. - Невозможно хорошо знать систему, находясь  вне
ее, и при этом не быть с ней связанным. Речь не только об МВД, а о любой
системе вообще. Хорошо знать систему можно только тогда,  когда  у  тебя
есть постоянный источник информации о ней, да не один,  а  много,  иначе
знание получится односторонним. Источник информации - это и есть  связь,
а связь очень часто означает и зависимость.  Так  что  придуманный  вами
человек просто не может существовать в реальной жизни.
   - Может быть, журналист? - неуверенно  предложила  пигалица.  -  Есть
ведь журналисты, которые специализируются на тематике МВД, они  там  все
обо всех знают.
   - Ага, - поддакнул я, - всех знают и со всеми повязаны. Берут  деньги
у одной группировки за то,  что  поливают  грязью  другую.  Вы  уж  меня
простите, что я  так  нелицеприятно  о  ваших  коллегах  отзываюсь,  но,
согласитесь, они сами дают повод.
   - А если я познакомлю  вас  с  человеком,  за  честность  которого  я
ручаюсь? Вы покажете ему свои материалы?
   - Только если вы убедите меня, что ему можно верить, - твердо ответил
я. - А это будет не так просто, я ведь вообще человек недоверчивый.
   - Но вы ничем не рискуете, Андрей Михайлович!  -  принялась  убеждать
меня маленькая Лада. - Вы собрали материал, но из-за амнезии  не  можете
вспомнить многие вещи, и вами же придуманная интрига кажется вам сегодня
непонятной. Вам просто нужен специалист, чтобы  разобраться.  Даже  если
этот  специалист  окажется  с  кем-то  связан  и   расскажет,   что   вы
разбираетесь с собранным материалом, - ну и что? Ну и разбираетесь. Даже
если  этот  специалист  скажет  вам  не  правду,   вы   всегда   сможете
перепроверить его  слова  у  другого  знатока  проблемы,  и  вам  станет
понятно, обманывал он вас или сказал правду. Внешне ваше поведение будет
выглядеть совершенно естественно.
   А в ее словах была логика,  ничего  не  скажешь!  Нет,  не  зря  этот
маленький  Воробышек  с  первой  встречи  показался   мне   толковым   и
сообразительным.
   - Допустим. И кто же этот честный специалист? У него есть имя?
   - Есть. Его зовут Василий Злотник. - Злотник! Ничего себе  знакомства
у моего Воробышка! Васю Злотника я знал еще по учебе в Литинституте,  он
был секретарем комсомольской организации. Когда  я  поступил  на  первый
курс, он уже был на четвертом, и вообще он  был  старше  нас,  взрослее,
пришел в институт, имея за плечами армию и три года рабочего  стажа.  Мы
были знакомы, но не дружны, тусовались в разных компаниях,  впоследствии
никаких отношений не поддерживали, только несколько раз сталкивались  на
окололитературных  мероприятиях,   радостно   здоровались   и   тут   же
расходились в разные стороны. Но карьеру Вася сделал  знатную,  его  имя
давно уже стало  синонимом  независимой  журналистики  и  было  известно
каждому, кто хотя бы раз в месяц берет в руки газеты. В последние десять
лет он плотно сидел на милицейской  тематике  и  писал  разоблачительные
статьи про министров, их заместителей и начальников главков. Да, если уж
кто и сможет разобраться в моих записях, то это именно Вася Злотник.  Но
он - величина. Несколько раз я слышал, что к  нему  на  кривой  козе  не
подъедешь, что Васька окончательно зазнался и превратился в  обалдевшего
от осознания собственной значимости  мэтра.  Неужели  у  моей  маленькой
пташки есть подход к нему?
   - Вы знакомы с Злотником?  -  в  моем  голосе  прозвучал  неприкрытый
скепсис.
   - Это мой папа.
   Господи, как по-детски она это произнесла: папа. Не отец. Папа. Ну ни
фига ж себе! Да, я помню, на пятом курсе Вася женился,  и  потом  кто-то
говорил мне, что у него родилась дочка.  Неужели  вот  это  вот  чудо  в
перьях и родилось? С ума сойти!
   - Значит, вы - Лада Злотник, - зачем-то уточнил я.
   - Ну да, - она обезоруживающие улыбнулась.
   - А Ланская - псевдоним, чтобы не считали папиной дочкой?
   - Да нет, Ланская я по мужу.
   - О, так вы еще и замужем! Сколько же вам лет?
   - Двадцать семь. А вы думали - сколько?
   - Лет двадцать, - честно признался я.  -  Вы  выглядите  такой  юной,
просто школьницей.
   - А я та самая собачка, которая до старости щенок, - Воробышек звонко
рассмеялась-расчирикалась. - Между прочим, я уже  давно  не  замужем,  а
фамилию оставила. Ну так как: моему папе вы доверяете?
   - Пожалуй, да.  Поговорите  с  ним.  Если  он  согласится  посмотреть
материал, я передам дискету.
   Лада помотала головой в знак отрицания.
   - Папа ни за что не согласится брать чужой материал на дискете, он  -
пуганая ворона, знает, чем это может кончиться.
   - А как же тогда? - я даже несколько растерялся.
   - Он может прийти туда, куда вы скажете, и посмотреть материал  прямо
на компьютере. Или вы его распечатаете, он прочитает при вас  и  отдаст.
Папа чужие материалы с собой даже на три метра не уносит. Знаете, с  ним
всякое бывало, он теперь очень осторожный.
   Я заметил на улице Елену, она прошла мимо  окна,  слегка  улыбнувшись
мне, и поднялась по ступенькам к входной двери.
   - Хорошо, Лада, - я подмигнул ей и добавил:
   - Васильевна, вы поговорите с отцом, а я буду  ждать  вашего  звонка.
Если Василий согласится посмотреть мои материалы, мы договоримся,  когда
и где. Идет?
   - Идет, - кивнула Воробышек.
   - И спасибо вам за откровенность. Я могу себе представить,  чего  вам
это стоило. Не беспокойтесь, я сегодня же скажу Марии Владимировне,  что
я отказал вам в интервью, когда вы обозначили тематику.
   - И вам спасибо, -  Лада  заметила  приближающуюся  Елену  и  женским
чутьем поняла, что ее время закончилось и пора уходить, - за понимание и
за помощь.
   Она  торопливо  сгребла  в  сумку  диктофон,  записи  и  сигареты   с
зажигалкой,  накинула  что-то  бесформенное,  похожее   на   куртку,   и
упорхнула. Ее место тут же  заняла  Елена.  Крупная,  рослая,  красивая,
элегантная, в длинном плаще, отороченном мехом, она являла  собой  столь
разительный контраст Воробышку, что я невольно рассмеялся.
   - Ну, что ты решил? - спросила она. - Мне раздеваться  или  пойдем  в
ресторан?
   - В ресторан, -  решительно  объявил  я,  подзывая  официанта,  чтобы
расплатиться. - У нас сегодня праздник.
   - В честь чего?
   - В честь любви. Мы с тобой так долго не  были  вместе,  а  вчерашний
день бездарно потратили на дела и разговоры о делах.
   - А о чем надо было разговаривать? О любви?
   - Конечно. О любви, и только о ней, ибо нет на свете ничего важнее  и
интереснее.
   Мы перешли на противоположную сторону проспекта  и  заняли  столик  в
ресторане японской кухни. Сколько раз мы бывали здесь с Еленой! И  всего
два дня назад я не имел об  этом  ни  малейшего  представления.  Чудеса,
право слово! Более того, я даже не помнил  о  том,  что  люблю  японскую
кухню, потому что меня к ней приучила именно Елена.  До  встречи  с  ней
весь мой опыт в японской кулинарии ограничивался плохо приготовленными и
слишком солеными суши, которые я  ел  в  какой-то  забегаловке  и  после
которых на понятии "японская кухня" поставил жирный крест.
   - Как прошло  интервью?  -  поинтересовалась  она.  Я  подробно  и  с
удовольствием пересказал ей содержание нашей с Ладой беседы.
   - Любопытно, - подвела итог  Елена,  выслушав  мое  повествование.  -
Значит, есть  некие  люди,  которые  боятся  твоих  материалов.  И  есть
независимый журналист Злотник, который, если согласится, сможет  сказать
тебе, кто именно заинтересован в огласке этого компромата,  а  кому  эта
идея совсем не нравится. И тогда...
   Она сделала паузу, выжидательно глядя на меня.
   - Что - тогда? - нетерпеливо спросил я.
   -  Вот  и  я  хочу  спросить:  что  тогда?  Ну,   узнаешь   ты,   кто
заинтересован, а кто боится. И что дальше? Что ты будешь с этим делать?
   - Пока не знаю, - признался я. - Еще не придумал. Но хотя бы  ясность
какая-то возникнет. И потом, если я буду знать, кто друг, а кто враг,  я
буду знать, к кому можно обратиться за защитой и помощью,  а  к  кому  -
нет.
   -  Разумно,  -  согласилась  она.  -  Знание  -  сила.  Теперь  давай
определимся с твоим Злотником. Если он захочет посмотреть материалы, как
мы это будем организовывать? Принтера у меня нет, а распечатывать где-то
на стороне я бы на твоем месте не стала.
   - И я не стал бы. Тогда пусть читает с экрана.
   - Где? На это нужно несколько часов, а у меня каждый день посетители.
Если только вечером, после семи.
   - Значит, вечером.
   - А если Злотник вечером не может? Если он может только днем?
   - Лялечка, ты не знаешь, что такое настоящий журналист. А  Злотник  -
именно настоящий журналист. За материалом,  который  ему  интересен,  он
поедет на край света в любое время суток. Но, конечно, только  если  ему
это интересно.
   - Что ж, будем надеяться, что он заинтересуется. И еще,  Андрюша.  Не
хочу давать тебе советы, но мне кажется, что было бы  разумным  подумать
об охране.
   Я, признаться, и сам об этом подумывал, но стеснялся говорить  Елене.
Решит еще, что у меня мания преследования и что я трус и  слабак.  Да  и
где ее взять, охрану эту? Я же не бизнесмен. Еще  два  дня  назад  я  бы
поручил это Мусе, но теперь понимаю,  что  нельзя  ее  втягивать  в  мои
отношения с милицейскими материалами. Можно, конечно, у Борьки  Викулова
спросить, он точно скажет, куда обратиться, чтобы все было как надо.  Но
Борьке я звонить не буду ни за что. Лучше умереть. Впрочем...
   - Как ты думаешь, а что, если я позвоню Грише? Он  мне  свой  телефон
оставлял. Уж он-то наверняка знает, где взять толкового охранника.
   - Разумно, - кивнула Елена, аккуратно снимая белыми ровными зубами  с
маленькой палочки крохотный кусочек шашлычка из  куриных  желудочков.  -
Надеюсь, он тебя не забыл. Звони прямо сейчас, чего тянуть.
   Я достал записную книжку, полистал ее и нашел Гришин телефон на букву
Т - Телок. Оказывается, он мне и фамилию свою называл, а я ее тут же  из
памяти выкинул. В строчке "Телок-Гриша" значились два номера -  домашний
и  мобильный.  Среди  дня  его,  скорее  всего,  надо   разыскивать   по
мобильнику. Я набрал номер, но скрипучий женский голос холодно  сообщил,
что этого номера больше не существует. Во как! Уж не случилась ли беда с
моим ласковым Телком? Все-таки работа у него опасная, с риском для жизни
сопряженная.
   - Звони домой, - посоветовала Елена. - Надо все  выяснить  до  конца.
Хочешь, я сама позвоню?
   Боже мой, как же хорошо она меня знает!  Сама  мысль  о  том,  что  я
сейчас позвоню, попрошу к телефону Григория, а мне скажут, что его нет в
живых, повергала меня в ужас.
   Я молча протянул ей телефон и открытую записную книжку.
   - Алло, Гриша? Добрый день, это Елена, мы с вами в санатории за одним
столом сидели, помните?
   Ну слава богу, жив и, кажется, здоров!  У  меня  от  сердца  отлегло.
Елена о чем-то щебетала с  Телком  и  весело  смеялась,  а  я  почему-то
подумал о Мусе. Независимого журналиста для меня ищет Лада. Телку звонит
Елена. Почему же я так стремлюсь ничего не делать сам, все  перекладываю
на других? Сам я  только  книжки  пишу  и  интервью  даю,  а  для  всего
остального у меня была Муся. Теперь же, пока ситуация не устаканится,  я
не хочу пользоваться ее услугами  и  нахожу  другие  способы  ничего  не
делать  самому.  Неужели  так  далеко  аукается  тот  детский  эпизод  с
бассейном? Неужели же все мы до такой степени родом из детства?
   - Все в порядке, - весело сообщила Елена, возвращая мне телефон. - Он
сидит дома и скучает, босс его уволил,  Гриша  не  прошел  испытательный
срок.
   - Неужели уволил? За что, не сказал?
   - Я не спросила, неудобно. Короче, делать ему все равно нечего  и  он
сейчас сюда подъедет.
   - Что, прямо сейчас? - я ушам своим не верил: так быстро и легко  все
получалось.  Сначала,  как  по  мановению  волшебной  палочки,   нашелся
человек, который может выступить в роли  эксперта  по  моим  материалам,
потом так же чудесно появился телохранитель.
   Впрочем, если вдуматься, в этом,  вполне  возможно,  не  было  ничего
удивительного. С чего я взял,  что  все  должно  получаться  трудно,  со
сбоями и мучительным преодолением препятствий? Сам-то я ничего не  делал
и представления не имею как оно все бывает на деле.  Поручал  Мусе,  она
выполняла, а уж моя богатая писательская фантазия рисовала мне  страшные
картины кровопролитных битв, которые приходилось  выдерживать  Гепардихе
во имя исполнения моих просьб и прихотей. Фантазия служила мне  верно  и
рисовала именно те картины, которых жаждало мое подсознание. То,  что  я
поручаю Мусе, сделать трудно, практически невозможно, на это потребуется
много времени и усилий, а мне нужно работать над книгой,  не  отвлекаясь
на пустяки. Красиво звучит? Достойно? Убедительно? Еще  как!  Правда  же
состоит в том, что я  панически  боюсь  звонить  незнакомым  людям  и  в
незнакомые места из страха, совершенно детского и постыдного,  нарваться
на хамство, на грубость, на отказ.  На  самом  деле  в  выполнении  моих
желаний нет ничего сложного.  Надо  только  перестать  бояться,  что  не
получится, что мне нахамят или откажут. Надо именно  перестать  бояться.
Потому что если я буду продолжать бояться, то мне обязательно нахамят. И
обязательно откажут.
   Мы в неторопливой беседе допивали  уже  второй  чайничек  жасминового
чая, когда сверху обрушился голос Телка:
   - Здоров, Михалыч! Здравствуй, Алена!
   Я уже подзабыл его очаровательное  панибратство  и  в  первый  момент
поморщился, но тут же улыбнулся: все-таки я был ужасно рад его видеть. И
потом, я был глубоко и искренне благодарен ему за уроки в спортзале.
   - А старикана нет? Жаль, я бы с ним тоже повидался.  Я-то  думал,  вы
тут встречу выпускников организовали.
   О, вот только Чертополоха нам тут и не хватало! Нет уж, увольте.
   От обеда Телок отказался, сказал, что успел дома поесть еще до звонка
Елены, а вот по десертам прошелся основательно.
   - Ну чего, Михалыч, какая у тебя печаль? Наехали на тебя, что ли?
   - Ага, - подтвердил я, - что-то вроде того. А  почему  тебя  уволили?
Шефа не защитил в критический момент?
   - Да нет, - Телок усмехнулся. - Тут другое.  Больно  умным  оказался.
Шефу не понравилось. Знаешь, как в том  анекдоте  про  идеального  мужа,
который должен быть слепоглухонемым капитаном дальнего плавания, к  тому
же желательно - сиротой.
   - Идеальный охранник не может быть слепым и глухим, - возразил  я.  -
Он же опасность не увидит вовремя.
   - Правильно говоришь, - одобрительно кивнул Гриша. - Охранник  должен
быть холостым сиротой, чтобы не боялся за свою жизнь и не ныл, что детки
и престарелые родители без помощи останутся. И еще он должен быть  тупым
и не понимать смысла того, что при нем говорят. Ну и еще немым,  это  уж
само собой.
   Само по себе предположение, что Телок может хоть  кому-то  показаться
слишком умным, вызвало у меня ироническое недоверие. Но я вспомнил,  как
толково он меня обучал, и подумал, что  совсем  тупой  человек  вряд  ли
сумеет просто и доходчиво объяснять. Наверное, я Телка недооценил.
   -  А  у  тебя  какой  дефект  оказался?  Ты  недостаточно  тупой  или
недостаточно немой? Или, может, многосемейный?
   - Не, Михалыч, - он добродушно рассмеялся, - я достаточно одинокий  и
достаточно немой, с этим у меня порядок. У меня другая беда.
   - Какая же?
   - Рожа у меня больно выразительная. Если я чего подумаю, так я  вслух
не говорю, а на роже все написано. Ну  и  по  части  тупости  я  малость
недотягивал, мысли разные себе позволял. Как чего подумаю  -  так  сразу
шеф по роже читает. Не понравилось ему. Гляди, Михалыч, я  честно  сразу
предупреждаю.
   - Ничего, - успокоил я  Гришу,  -  мне  понравится.  Я  люблю,  когда
думают. И выразительная мимика мне нравится, терпеть  не  могу  каменные
лица, на которых ничего  не  написано.  Тем  более  что  бизнесом  я  не
занимаюсь и с конкурентами не воюю, никого не обманываю и скрывать мне в
общем-то нечего. Просто есть у меня основания полагать, что кого-то  моя
жизнь сильно раздражает, и, пока я не разберусь, кого именно  мне  нужна
охрана. Договоримся?
   - А то! - просиял Телок. - Когда приступать?
   - Да вот прямо сейчас и приступай. Считай, что ты уже на работе.

***

   Лада позвонила в шестом часу вечера, когда мы с  Еленой  бессмысленно
валялись в постели, держась за руки.
   - Папа сказал, что готов посмотреть ваш материал. Куда ему