- это серьезно. Хотя убийство твоего знакомого генерала -  тоже
еще не повод для паники, ты же  достоверно  не  знаешь,  кто  его  убил,
настоящие бандиты или нанятые. Если хочешь, я могу  попробовать  навести
справки о твоей Елене. Ничего не гарантирую, но попытаться могу. Хочешь?
   - Хочу, - твердо ответил я. - Должна же хоть в чем-то быть ясность.
   - Вот это правильно, - одобрительно хмыкнул Викулов.
   - И еще... - я запнулся,  не  будучи  уверенным  в  том,  что  мысль,
пришедшая мне в голову, является толковой. Но у страха,  как  говорится,
глаза велики, и я уже готов был подозревать всех и во всем. - Ты не  мог
бы навести справки еще об одном человеке?
   - Кто таков?
   - Психоаналитик, который сейчас со мной занимается.
   - А что с ним не так?
   - Не знаю. Вроде бы все нормально. Очень приятный мужик и  специалист
толковый. Но я подумал, что если им нужно под меня  кого-то  подставить,
то это может быть либо женщина, либо врач, с которым я буду вести долгие
и откровенные разговоры.
   - Мудро, - снова согласился Борька, уже во второй раз за  сегодняшний
разговор, что было по меркам нашего общения просто неслыханным.  -  Дело
говоришь. А откуда, кстати, этот доктор взялся? Кто его рекомендовал?
   - Его привела мой литагент. Я просил ее  найти  специалиста,  который
гарантированно  будет  держать  язык  за  зубами  насчет  моей  амнезии.
Вернее...
   Я  собрался  было  сказать,  что  это  на  самом  деле   не   обычная
посттравматическая  амнезия,  а  диссоциативная,  и   объяснить   Борьке
разницу, но остановился. Что я ему скажу? Что  в  моей  жизни  произошли
события, которые я, по всей вероятности, не хочу помнить, потому что они
для  меня  мучительны.  И  что  услышу   в   ответ?   Обычное   Борькино
насмешливо-пренебрежительное суждение о том, что я - сладкая карамелька,
прячусь от всего неприятного, избегаю  конфликтов,  потому  что  трус  и
слабак. Слышать этого я не хотел. Поэтому умолк, не закончив фразу.
   - Что - вернее? - Викулов прищурил глаза и внимательно  посмотрел  на
меня. - Что ты хотел сказать?
   - Да нет, ничего. Просто я подумал, что этого доктора искала Муся,  и
если его подставили, то неизбежно должны были войти с ней в  контакт.  А
Муся ничего такого мне не рассказывала.
   - Дюхон, ты в своем репертуаре. Ты что, подробно расспрашивал ее, где
она познакомилась с твоим доктором?
   - Нет, - признал я.
   - Вот видишь. Ей могли его подставить так, что она и  сама  этого  не
заметила. Она полностью уверена, что нашла твоего психоаналитика  своими
силами, и даже не подозревает,  что  ее  с  ним  намеренно  познакомили.
Другой вопрос, как твои милицейские противники могли узнать о  том,  что
ты потребуешь найти психоаналитика? Ты же не думаешь, что у тебя тут все
прослушивается? Надеюсь, до такой степени паранойи ты еще не дошел?
   Ну вот, пожалуйста, Борька считает, что все мои подозрения  -  чистой
воды паранойя. Приехали.
   - Нет, - сухо ответил я, чувствуя, что  начинаю  внутренне  закипать.
Именно этим всегда и заканчиваются мои встречи с другом детства. - Здесь
ничего не прослушивается. Но если они  моей  персоной  интересуются,  то
обязательно должны интересоваться и Мусей, ведь только она  полностью  в
курсе моих дел.
   - Тоже правильно, - он  одобрительно  кивнул.  -  Больной-больной,  а
соображаешь. Ладно, давай-ка я запишу имена и фамилии твоего  доктора  и
этой Елены и посмотрю, может, что-то и смогу сделать.
   Борька спрятал листок с записью в бумажник и поднялся.
   - А ты в самом деле классно выглядишь, - произнес он на  прощание.  -
Был рыхлым мякишем, а стал почти суперменом. Ну, счастливо.

***

   - Я недавно смотрела по  телевизору  ваш  мюзикл  "Падший  ангел",  -
сказала Мария, наливая мне уже третью  по  счету  чашку  чаю.  -  Музыка
прелестная, вы очень талантливый композитор.
   - А все остальное? - поинтересовался я.
   - Вы имеет в виду либретто? Ниже всякой критики, - отрезала старуха.
   - Почему? Мне кажется, там очень приличные стихи.
   - Не в стихах дело. Они действительно хорошие с точки зрения поэзии.
   -  А  какая  же  еще  точка  зрения  может  быть  у   стихов,   кроме
поэтической?
   - Смысл. Правдивость. Истинность. Между прочим, мы смотрели  "Падшего
ангела" вместе с Анной, и наши мнения совпали. Она вам не говорила?
   - Говорила, - признался я. -  Но  ничего  не  объяснила,  так  что  я
продолжаю пребывать в неведении, что же вам там не понравилось.
   - Ну что ж, тогда я вам объясню, мой милый музыкант. Вся эта история,
все это ваше либретто вместе с  замечательными  с  точки  зрения  поэзии
стихами - все это полная чушь и не отражает ни правды жизни,  ни  правды
человеческих чувств.
   - Но почему? - изумился я.
   Мне история, рассказанная в мюзикле, очень нравилась,  мне  казалось,
что в ней есть и мудрость, и доброта, и тонкий юмор.
   - Потому что, дорогой мой, падших ангелов нет. Вообще никаких ангелов
нет. И дьявола нет. Поэтому та система взаимоотношений,  которая  там  у
вас показана, - не правильная. Неестественная, надуманная.
   О господи, да бабка оказалась банальной атеисткой, и ее соседка тоже,
они не верят ни в бога, ни в черта, ни в рай, ни в ад, вот почему им  не
понравился "Падший ангел"! А я-то собирался уже было  услышать  какую-то
серьезную осмысленную критику.
   - Но ведь это аллегория, - попытался мягко возразить я.  -  Никто  не
настаивает на том, что бог есть, просто это художественный прием...
   - Голубчик, бог есть, это несомненно,  это  даже  не  обсуждается,  -
перебила меня Мария.
   - Тогда что вас не устраивает в сюжете? Я что-то не пойму.
   - Бог есть, - повторила она с глубокой убежденностью. - А  вот  всего
остального, всех этих глупостей вроде ангелов, чертей, дьяволов и ада, -
ничего этого нет. И быть не может.
   - Почему вы так считаете?
   - Потому что бог всемогущ. Он создал все, что есть. Нет  ничего,  что
было бы создано не богом, потому что  никто  больше  не  обладает  такой
мощной созидающей силой. Вы согласны?
   - Разумеется.
   - Бог может все. Нет ничего такого, что было бы ему не под силу. Вы с
этим согласны?
   - Ну конечно же, - снова подтвердил я.
   - Тогда зачем сатана?  Зачем  ад?  Зачем  пугающие  сказки  о  падших
ангелах? Зачем бог это придумал и создал?
   - Как это зачем? Чтобы мы не грешили. Чтобы мы знали, что, если будем
вести себя не правильно, нас ждет ад. Это же ясно.
   - Вы уверены? - Мария грустно улыбнулась. - Это не так ясно,  как  вы
думаете. Зачем богу нужно,  чтобы  мы  боялись  и  не  совершали  плохих
поступков, когда  он  своей  властью  может  удержать  нас  от  них,  не
допустить их, не дать нам их совершить? Вы же согласились с тем, что бог
может все, а теперь отступаете от своих слов.
   - Ну... - я озадаченно умолк. В таком аспекте я  никогда  о  боге  не
думал. - А у вас есть ответ?
   - Есть, - кивнула старуха.
   - Я могу его услышать?
   - Видите ли, дорогой мой, если бог не  удерживает  нас  от  некоторых
поступков, если он допускает, чтобы мы их совершали, значит, такова  его
воля. Его святая воля. Он хочет, чтобы мы вели  себя  так,  как  считаем
нужным,  и  пожинали  плоды  своих  поступков  в  виде   их   логических
последствий. Ему совершенно не нужно нас пугать адом и дьяволом, ему  не
нужно ограничивать свободу наших поступков страхом. Он  хочет,  чтобы  у
нас была полная свобода выбора в каждой жизненной ситуации.  А  если  он
начнет нам что-то разрешать, а что-то запрещать, то  это  будет  уже  не
свобода, а вынужденное поведение. Вы меня понимаете?
   - Но зачем? Зачем ему нужно, чтобы у нас была свобода выбора?
   - Потому что только в свободном выборе душа может  построить  себя  и
укрепить. Не из-под палки, не принудительно, а свободно, основываясь  на
собственных чувствах, переживая собственный опыт и пожиная  плоды  своих
выборов в каждый конкретный момент, оценивая последствия, делая выводы и
от этого набираясь силы и мудрости. Только так душа  может  вновь  стать
чистой и прекрасной, какой она была  когда-то.  Но  это  сложная  мысль,
голубчик, особенно для человека неподготовленного. Если  вам  интересно,
мы можем еще не раз к этому вернуться.
   Если мне интересно! Да мне никогда в жизни не было так интересно, как
в этой деревне, а особенно - здесь, на  крыльце  дома  странной  богатой
старухи с библейским именем Мария...

ГЛАВА 10

   - Кому ты говорила, что я здесь? - спросил я Мусю.
   - Специально - никому, - она пожала плечами. - Но огромное количество
людей и так знают.
   - Откуда?
   -  Ну  Корин,  не  будь  ребенком,  -  ее  красивые  брови  досадливо
шевельнулись.  -  Как  будто  ты  не  знаешь,  как   происходит   утечка
информации. Моя секретарша, твои дамы, я имею в  виду  Ольгу  Андреевну,
Лину и твою дочь, а заодно и твою первую жену, твой друг, который к тебе
дважды приезжал, весь медперсонал как в Талдоме, так и здесь - каждый из
них мог кому-то что-то сболтнуть. Не по злому умыслу, а  случайно,  ради
сплетни, например, или еще по каким-то мотивам. А  здешние  больные?  Ты
думаешь, если ты ни с кем не общаешься, так тебя здесь никто и не узнал?
Фигушки! Меня журналисты все  это  время  буквально  осаждают  звонками:
когда можно приехать и взять у тебя  интервью?  Заметь  себе,  не  "куда
можно приехать", а именно "когда". То есть "куда" - они прекрасно знают.
   - Неужели? -  поразился  я.  -  Ты  мне  ни  разу  не  говорила,  что
журналисты тебе звонят.
   - А зачем? Ты начнешь нервничать, злиться, переживать.  А  тебя  надо
беречь. К тому же, что изменится от того, что я скажу тебе об  этом?  Ты
свою электронную почту проверяешь?
   - Нет. Боюсь вирусов. Это в городе у  меня  всегда  есть  возможность
срочно полечить компьютер и спасти все, что  в  нем  есть.  А  если  что
случится здесь, в санатории, то вся начинка ухнется.  Деловая  переписка
идет через тебя, а все остальное меня сейчас мало интересует.
   - Если  бы  ты  посмотрел  почту,  ты  бы  увидел,  какое  количество
журналистов тебе пишет с просьбами об интервью. Интерес  к  твоей  особе
колоссальный, тем более что стараниями твоей дочери сразу  после  аварии
все узнали про амнезию. Потом им с твоей подачи дали информацию  о  том,
что ты все вспомнил и с  головой  у  тебя  нет  никаких  проблем.  Потом
замелькали ссылки на твою дочь, которая продолжала твердить про амнезию.
Потом я всем говорила  обратное,  как  ты  и  просил.  Все  окончательно
запутались, но мои  высказывания  уже  никто  не  опровергал,  и  теперь
журналисты верят, что у тебя с головой полный порядок,  и  всем  хочется
написать о том, как это бывает у известных личностей,  что  сначала  все
помнишь, потом  не  помнишь,  потом  снова  помнишь.  И  будет  ли  этот
любопытный опыт отражен в твоих последующих произведениях.
   - Муся, я изменил свою позицию. Я хочу дать интервью. - Кошечка молча
достала свой знаменитый органайзер, открыла, приготовила ручку.  Вот  за
что я ценю своего литагента, так это за ее умение не  задавать  вопросов
именно тогда, когда я не настроен на  них  отвечать.  То  есть  никакого
квохтания с возгласами "почему?", "как  же  так?"  и  "что  случилось?".
Спокойная деловая готовность  выполнить  каприз  автора  номер  один.  В
благодарность за ее деликатность я решил все-таки пояснить свое решение.
   - Я хочу во всеуслышание заявить, что у меня амнезия, провал  памяти.
Я хочу, чтобы все, кому это интересно, усвоили, что я ничего  не  помню,
не знаю и не собираюсь по этой причине ничего предавать огласке. Я  хочу
обезопасить себя, ты понимаешь?
   - Корин, когда люди хотят обезопасить себя, они обращаются в  силовые
структуры, а вовсе не к журналистам. Тебе никогда об этом не говорили?
   - Не говори мне ничего  про  силовые  структуры!  -  взорвался  я.  -
Слышать о них не хочу! Они там все куплены-перекуплены и покрывают  друг
друга. Кроме того, если я скажу им, что меня собираются убить, то станет
ясно,  что  я  что-то  подозреваю.  Я  ничего  не  должен   подозревать,
ничегошеньки, потому что не знаю и не помню ни о генерале Маслове, ни  о
материалах для книги об МВД. Они должны успокоиться и забыть про меня. Я
знаю, что сказать журналистам. Твоя  задача  -  организовать  их  приезд
сюда.
   - Сколько? - деловито спросила Муся.
   - Двоих-троих, я думаю, будет достаточно.
   - Когда?
   - Чем быстрее, тем лучше. Лучше прямо завтра.
   - В какое время тебе удобно?
   - В любое. С утра до позднего вечера.
   - Ты хочешь,  чтобы  они  приехали  все  вместе,  или  будешь  давать
интервью по отдельности?
   -  На  их   усмотрение.   Можно   по   отдельности,   можно   сделать
пресс-конференцию. Мне не важна форма,  мне  важен  результат.  Материал
должен  появиться  немедленно,  поэтому  ни   о   каких   журналах   или
еженедельниках и речи быть не может. Только ежедневные издания.
   -  Хорошо,  -  ручка  быстро  порхала  по  странице.  -  Как   насчет
фотографов?
   - Сколько угодно.
   - Регламент?
   - Без ограничений. Я буду беседовать столько, сколько нужно, пока  не
скажу все, что запланировал.
   - Тебе нужен мой совет?
   - Давай, - кивнул я.
   -  Ограничь  время.  Иначе  журналисты  могут  завести  тебя   своими
вопросами совсем не туда, куда ты хочешь.
   - Ты права. Тогда по сорок минут на  каждого,  если  они  приедут  по
отдельности. И час, максимум полтора - если все вместе.  Кроме  того,  я
хочу передать для публикации отрывок из моей новой книги.
   Муся оторвалась от записей и изумленно посмотрела на меня.
   - Что с тобой, Корин? Ты же никогда не разрешал  ничего  публиковать,
пока книга не закончена. Это не в твоих правилах.
   - Знаю. Я хочу, чтобы все, кому  интересно,  окончательно  убедились,
что я пишу совсем не про милицию.
   - А про что же ты пишешь? Про  сестру?  -  с  беспокойством  спросила
Муся. - Неужели ты все-таки решился?
   - Да нет, не про сестру... - я помолчал, подыскивая слова.  -  Честно
говоря, я и сам не знаю, что пишу и о чем. Просто пишу, и все.  Какой-то
неуправляемый поток сознания.
   - Из какой сферы?  -  голос  Кошечки  снова  стал  деловитым,  в  нем
замелькали гепардоподобные нотки.
   - Из сферы нереального.
   - Фэнтези?
   - Черт его знает! - в сердцах ответил я. - Не могу определить жанр. Я
же говорю - поток сознания.
   - И много ты уже написал?
   - Совсем немного, страниц сорок-пятьдесят.
   - Сколько будет в окончательном варианте?
   - Понятия не имею. Может быть,  страниц  через  пять  закончу,  будет
такая изящная новелла. А может быть, получится полноценный роман. Ничего
пока не могу сказать.
   - Да, дела... - протянула Муся. - И что ты хочешь, чтобы  я  потом  с
этим сделала? Если получится роман, то как его позиционировать?  А  если
новелла? Ее придется публиковать только в  журнале,  но  об  этом  нужно
думать уже сейчас,  потому  что  материалы  для  журналов  готовятся  за
три-четыре месяца.
   - Меня это не интересует, - раздраженно сказал я. - Что  получится  -
то и получится. Для меня главное сегодня - шкуру сохранить, а не  думать
о том, кто и как будет  меня  издавать.  Если  хочешь,  могу  дать  тебе
прочесть то, что уже есть.
   - Конечно, - Муся кивнула. - Что еще по журналистам?
   - Пока все. Теперь следующее. Откуда ты  взяла  Михаила  Викторовича?
Тебе его кто-то порекомендовал?
   - Да.
   - Кто?
   - Тебя интересует имя или статус?
   - Статус, разумеется. Зачем мне имя?
   - Лечащий врач моей дочери. Она онколог, но среди  ее  знакомых  есть
самые разные специалисты.
   - Ты говорила, для чего тебе нужен психоаналитик?
   - Корин, ты меня за кого держишь? - Муся сдержанно улыбнулась. - Я не
вчера родилась. А откуда, собственно говоря, все эти вопросы?
   - Хотел убедиться, что Бегемота мне не подставили, - буркнул я.
   - Кого-кого?
   - Бегемота. Михаила Викторовича. - Муся звонко расхохоталась.
   - Ты прав, он действительно похож!
   - Похож - не похож, а больше я с ним заниматься не буду, - отрезал я.
   -  Почему?  Он  тебе  не  нравится?  Он  кажется  тебе   недостаточно
квалифицированным? - в голосе Муси появилась озабоченность. Кажется, она
даже огорчилась, словно плохо выполнила работу и ее за это  отругали.  -
Но ты же не получил того, чего хотел. Ты ведь так и не вспомнил  ничего.
Может, не стоит бросать дело на полпути?
   - Это не обсуждается. Я ему не верю. Я теперь никому  не  верю.  И  в
целях безопасности хочу, чтобы Бегемот исчез из  моей  жизни  с  твердым
убеждением, что я ничего не вспомнил. И пусть рассказывает  об  этом  на
каждом углу, в том числе и тем, кто его подставил сначала тебе, а  потом
мне.
   - Корин! Ну что ты такое говоришь? Ну кто  его  подставлял?  Это  был
совершенно случайный выбор. Ладно, я не стану  с  тобой  спорить,  ты  -
хозяин, тебе и музыку заказывать. Я позвоню Михаилу Викторовичу и скажу,
что его услуги больше не нужны.
   - И расплатись с ним.
   - Конечно, - еще несколько слов  бисерным  узором  украсили  страницу
органайзера. - Что еще?
   - Позвони моей дочери, вот ее телефон,  -  я  протянул  Мусе  заранее
приготовленный листок, вырванный из блокнота.
   - Что ей сказать?
   - Встреться с ней и передай десять  тысяч  долларов.  Сними  с  моего
счета в банке. Доверенность же еще не кончилась?
   - Нет, с доверенностью все в порядке. Я должна ей что-то объяснить?
   - Скажи, что это те деньги, которые я ей обещал. Я  их  действительно
обещал, ты знаешь. И еще скажи, что  я  очень  испугался  после  аварии,
понял, что человек не просто смертен, а, как говорил  Булгаков,  смертен
внезапно, поэтому составил  завещание,  и  по  этому  завещанию  она  не
получит ничего, кроме тысячи долларов ежегодно ко дню рождения.
   - Завещание? - Муся отложила в сторону ручку и с  тревогой  взглянула
на меня. - Ты действительно его составил?
   - Да нет же, - усмехнулся я. - О чем ты говоришь? Разве я смог бы это
сделать без твоей помощи? Справки из банка о  состоянии  моих  финансов,
оценка недвижимости, нотариус и все такое - этим пришлось бы  заниматься
тебе. Но я хочу, чтобы Светка думала, что ей ничего не достанется.  Если
она будет доставать тебя вопросами,  скажи,  что  деньги  я  даю  только
потому, что обещал,  а  вообще  спонсировать  лечение  наркоманов  я  не
нанимался. Я свои деньги не  на  дороге  нашел,  а  зарабатываю  трудом,
собственными нервами и силами.
   - Почему ты сам не скажешь ей все это?
   - Моральных сил нет. Как сказать собственному  ребенку,  что  лишаешь
его наследства? Тем более что на самом-то  деле  я  вовсе  не  собираюсь
этого делать, Светка получит все, что  ей  причитается.  Но  сейчас  мне
нужно, чтобы ее придурок-наркоман от нее отстал. А  заодно  и  от  меня,
если это именно он и его дружки пытаются  приблизить  сладостный  момент
открытия наследства. Как только они поймут, что десять тысяч - это все и
больше им не обломится ни копейки, Гарик ее бросит.
   - Хорошо, я поняла. Еще что-нибудь?
   - Еще я хочу, чтобы ты нашла место, где я смогу отсидеться. Не  дома,
не на даче и не здесь. Мне нужно место, где я смогу спокойно писать и  о
котором никто, кроме тебя, Лины и мамы, знать не  будет.  Чтобы  там  не
было никаких врачей и никаких вообще людей, которые смогут меня узнать.
   - Надолго?
   - До конца лета. Нет, - тут же поправился я, - до конца  сентября.  В
октябре у нас с тобой начинаются сплошные поездки, а до тех пор я  хочу,
чтобы меня никто не нашел и чтобы все утихло. Сделаешь?
   - Корин, - Муся тяжело вздохнула, - нет  такой  вещи,  которую  я  не
сделала бы для тебя. Но если ты все сказал,  то  можно  я  теперь  скажу
несколько слов?
   - Я тебя слушаю.
   - Тебе нет смысла скрываться. Более того, это идет  вразрез  со  всем
твоим замыслом. Зачем скрываться человеку, который ничего не помнит,  не
знает и не подозревает? Пока ты  на  виду,  пока  ведешь  прежний  образ
жизни,  ты  тем  самым  подтверждаешь  то,   что   собираешься   втюхать
журна