- Она была очаровательна. Да и пирог с вишнями тоже хоть куда.
     - Она была самая обыкновенная.
     - А что в этом плохого?
     - Ничего, но это по-твоему.
     Теперь она рассердилась и не разговаривала со мной, пока мы не попали в Трай-Ситиз, срезав угол через Моулайн к Рок-Айленду, где мост соединял его с Девенпортом, а также с близлежащим арсеналом Рок-Айленда.
     Набережная подходила к железнодорожным путям и заводам; кварталы местной застройки, попавшиеся нам по дороге, не представляли из себя ничего особенного - рабочие поселения, кое-где уже пришедшие в упадок. Когда мы ехали по черному стальному мосту с плотиной и дамбой по обе стороны, Миссисипи внизу выглядела темной и неспокойной. Река была бездонна - как небо.
     Через районы складов мы свернули налево в Девенпорт, нижний город. Мне он показался маленьким - вроде модели Чикаго, которую собирались разместить на Выставке в следующем месяце.
     Самое высокое, здание в городе было этажей, может в двенадцать. Большую часть его составляла сигнальная башня с часами (она была освещена) - что-то вроде сигнальной башни "карманных часов Линдберга" на вершине "Пэлмолив-билдинг". Но тому, кто вырос не в Чикаго, а где-нибудь на ферме или в маленьком поселке, Трай-Ситиз - третий по величине город в Айове - Мог показаться столичным городом; население одного только Девенпорта составляло около шестидесяти тысяч человек.
     Мэри Энн показывала мне дорогу на холм - по Хэрисон-стрит, потом - налево, выше, где готические виллы уселись на крутом склоне, поглядывая на Трай-Ситиз сверху вниз. Некоторые из особняков походили на старые, унылые лица, по-видимому, превратившись в многоквартирные дома. Дом Мэри Энн был более современным, в стиле Фрэнка Ллойда Файта. Двухэтажное здание из коричневого кирпича скорее походило на замок в стиле модерн. Расположенное в конце квартала, окруженное особняками более ранних построек, оно взгромоздилось на угол крутого холма, резко нависавшего над боковой улочкой, расположенной пониже. Я подъехал к дому с примыкающим к нему гаражом, в который поставил машину. Пока я доставал саквояж со спальными принадлежностями и чемодан Мэри Энн из-за откидного сиденья, над боковым входом рядом с гаражом зажегся свет.
     Ее отец выглядел необычно и элегантно: седые волосы и темные усы, одет в светло-серый костюм и темно-серый галстук и, что особенно примечательно, - в серые перчатки. Он стоял в дверях, поджидая, когда мы к нему подойдем, но жест, каким он открыл решетчатую дверь - был дружелюбным. И он улыбался - сдержанно, но искренне.
     Мы вступили в белую, современную кухню. Пока ставил багаж, Мэри Энн горячо обняла отца, небрежно указав на меня:
     - Это Натан Геллер, папочка, - и оставила нас в кухне одних.
     Его сдержанная улыбка стала шире, но как бы смущеннее, и он сказал:
     - Вы должны извинить мою дочь, мистер Геллер. Если вы пропутешествовали с ней сюда из Чикаго, полагаю, вы теперь поняли, что у нее на уме только она сама. Временами кажется, что ее мысли, к несчастью, никак не связаны с реальным миром.
     Это было сказано с явной любовью к дочери, но я все равно оценил, с каким, вероятно, трудом этому человеку дается вынужденное одиночество.
     - Приятно познакомиться с вами, сэр, - сказал я и, не подумав, протянул ему руку, хотя Мэри Энн рассказывала мне о его несчастье.
     Он протянул мне в ответ руку в серой перчатке, на ней было только два пальца - большой и указательный, и мы обменялись рукопожатием. Невзирая на то, что рукопожатие было сделано остатком ладони, оно было крепким, как и можно было ожидать от мануального терапевта. Я заметил, что на другой руке, тоже в перчатке, пальцы были все.
     На моем лице, должно быть, отразилась досада за мой невольный промах, потому что он улыбнулся сочувственно и сказал:
     - Не переживайте, мистер Геллер. Я всегда любил крепкое рукопожатие и не собираюсь от него отказываться, несмотря на нехватку перстов.
     Я тоже ему улыбнулся.
     - Это кофе так пахнет? - спросил я, показав на плиту.
     - Совершенно верно, - ответил он, подходя к буфету. - Вы ели?
     - Да, мы остановились в кафе "Дубы-близнецы".
     - Хорошо. Моя кухарка по воскресеньям свободна, а я за двадцать с лишним лет, что пребываю в холостяках, научился сносно готовить только кофе. Боюсь, если вы захотите поесть, придется удовольствоваться холодным мясом. Горячий и крепкий кофе, однако, гарантировать могу. Выпьете чашку?
     - С удовольствием, - согласился я.
     Он принес две дымящиеся чашки, и, устроившись в углу кухни за столиком, мы молча стали пить кофе. Я думаю, он не знал, с чего начать со мной разговор а я просто наслаждался кофе и тем, что наконец-то вышел из "шевроле". Меня манили ванна и постель.
     Но отец Мэри Энн хотел побеседовать, а так как я был здесь, чтобы собрать информацию о его сыне Джимми, то не решился его останавливать.
     - Дочь звонила мне несколько дней назад, мистер Геллер, - сказал он, - и рассказала, кто вы и, почему предприняли это путешествие.
     - Зовите меня Нейт, пожалуйста.
     - Отлично. А меня зовут Джон.
     - Хорошо, Джон. Вы одобряете мои попытки узнать местонахождение вашего сына?
     - Полгода назад не одобрил бы. А сейчас, что ж, я склонен поддержать вас. Собственно, если моя дочь не заплатила вам достаточно, я сам буду рад подписать счет за ваши труды.
     - Это излишне, - ответил я.
     Кто-то прокашлялся.
     Обернувшись, мы увидели в кухонном дверном проеме Мэри Энн, от шеи до пят закутанную в голубой купальный халат.
     - Просто хотела пожелать вам доброй ночи, - сказала она, надув губы.
     - Доброй ночи, дорогая, - ответил ее отец. Мэри Энн крепко обняла его и, давая понять, что сердится исключительно на меня, поцеловала в щеку и улыбнулась одному ему; затем, бросив на меня хмурый взгляд, забрала свой чемодан и направилась к выходу. Я окликнул ее:
     - Мэри Энн! Доброй ночи!
     - Доброй ночи, - не оборачиваясь, ответила она. Джон Бим пытливо посмотрел на меня, словно имея дело с трудным пациентом.
     - Кое о чем моя дочь мне не сообщила, - заметил он.
     - О чем вы, сэр?
     - Что она в вас влюблена.
     - Что ж, э-э...
     - А вы влюблены?
     - Сэр, я...
     - Она удивительная девушка. Трудная. Ребячливая. Эгоцентристка. Но совершенно уникальная и любящая, по-своему.
     - Да. Удивительная.
     - Вы любите ее, не так ли?
     - Думаю, что да. Но будь я проклят, если знаю, почему. Если можете, извините, что так выразился, сэр.
     - Джон, - поправил он, улыбаясь. - Я ее люблю, потому что она моя дочь, Нейт. А какое у вас оправдание?
     Я засмеялся.
     - Просто я еще никогда не встречал такую, как она.
     - Да. И она привлекательна, верно?
     - Не берусь спорить, сэр... Джон.
     - Она - копия своей покойной матери. Царствие ей небесное. Еще кофе?
     - Пожалуйста.
     Он принес кофейник и налил мне чашку, ловко действуя руками в перчатках. Я старался на них не глядеть, Джон это заметил.
     - Эти руки неплохо справляются, Нейт. Я могу даже выполнять ими мануальные процедуры, хотя все эти годы не практикую, то есть не занимаюсь частной практикой. В свое оправдание должен заметить, что моих пациентов отпугнули бы руки без пальцев. Конечно, я ношу перчатки, но при двух сохранившихся пальцах на правой руке и при сильных, беспрестанных болях в них - это вряд ли возможно. Мой друг и наставник Би Джей Палмер предложил мне место преподавателя в своем колледже и управление его радиостанцией. Между прочим, Даббл-Ю. Оу. Си стала в Соединенных Штатах второй официальной радиостанцией. Так или иначе, а жить мне интересно - и раньше и теперь. Ко мне все еще обращаются за помощью некоторые мои друзья. Наверху у меня есть комната со специальным столом.
     - Мэри Энн сказала, что вы повредили руку в автомобильной аварии.
     Он пристально смотрел на свою чашку.
     - Да, прошло уже много лет... Мэри Энн с Джимми были тогда очень маленькими.
     - Они тоже попали в эту аварию?
     Он кивнул.
     - Я их часто брал с собой на вызовы. Как-то поздно вечером меня вызвали за город к фермеру, который повредил позвоночник, упав с сеновала. Масса моих пациентов была из сельской местности - я и сам оттуда. Самое большое разочарование было у моего отца - что я не пошел по его стопам и не стал фермером. Но у меня был младший брат, который все-таки осчастливил его, оставшись на ферме... Да, вы спрашивали об аварии. Было темно, дорога узкая, неосвещенная... разбитая дорога с глубокими колеями. Какой-то пьяный дурак, ехавший без огней, налетел на нас и... Хотя я тоже был небезгрешен. Как и он, ехал быстрей. чем требовало благоразумие, стремясь поскорее довезти детей до дому. До сих пор не могу понять, почему у меня сложилась такая привычка - брать их на вечерние вызовы... Но тогда (будучи вдовцом, как и сейчас) мне не с кем было их оставить, так что я часто возил их с собой.
     Он замолчал. Отхлебнул кофе. Остаток кисти, сжимавшей чашку большим и указательным пальцами в перчатке, выглядел искусственно и придавал нашей беседе какую-то неестественность.
     - Мистер Бим. Джон. Я любопытен - это природа детектива. Но если это нечто такое, чего вы не хотите обсуждать...
     - Нейт, да тут и нечего рассказывать. Столкнувшись лоб в лоб, обе машины оказались в кювете, начался пожар. Спасая детей, я сжег руки и еще больше повредил их, вытаскивая того пьяного идиота из его покореженной машины, - но все-таки он умер.
     - А Мэри Энн и Джимми - они пострадали?
     - Незначительно. Порезы. Царапины. Им помогла хорошая мануальная терапия. Они между собой всегда были близки, будучи близнецами, хотя, когда это мальчик и девочка, близость возникает не всегда. Но это переживание - эта встреча со смертью, если позволите старику такое мелодраматическое выражение, - сблизило их еще больше прежнего.
     - Понимаю.
     - В то время, если я правильно подсчитал, им было семь лет. Я считаю, что это переживание также способствовало развитию их фантазии. Выдуманный мир всегда был для них местом лучшим, чем мир реальности.
     - Но это верно для всех детей. Он кивнул печально.
     - Но большинство детей это перерастают. А Джимми - и, как вы могли заметить, Мэри Энн - никогда не оставляли свои романтические фантазии. Мальчик читает "Остров сокровищ" и хочет, пока подрастает, быть пиратом. Став взрослым, он делается бухгалтером, юристом или учителем. Девочка, читая "Алису в стране чудес", хочет наряжаться и заглядывать в норку волшебного белого кролика, но потом, когда вырастает, она сама становится женой и матерью - с собственными девочками и мальчиками.
     - Звучит так, как будто вы не верите в Питера Пэна.
     Он опять грустно улыбнулся.
     - К несчастью, до сих пор верят мои дети...
     - А вы, сэр, не преувеличиваете? Ваша дочь - актриса, это престижная профессия, к тому же она, кажется, делает успехи.
     Он пожал плечами.
     - Не без моей помощи.
     - Позвольте мне сообщить вам кое-что из жизни большого города. Вы можете нажать на какие-то кнопки, чтобы заполучить работу; у вас может быть родственник с деньгами или с положением, который купит или вытребует для вас старт. Но если уж вы туда попали и вдруг "ни ухом, ни рылом", вас выставят, притом очень быстро. Если бы Мэри Энн плохо работала на радио, к этому времени она бы уже сгорела, простите, если я резок.
     Он сложил руки так, что пальцы левой руки закрыли правую, и мягко улыбнулся.
     - Прощаю с радостью, Нейт. Потому что вы правы. Полагаю, что там, где дело касается моих детей, я необъективен. У Мэри Энн дела идут очень неплохо. А что до Джимми - надеюсь только, что он еще жив.
     - Расскажите мне о нем.
     - Вы должны кое-что понять. Все годы, пока Джимми рос, Трай-Ситиз был местом, где законы не писаны, в гангстерском смысле. В какой-то степени это продолжается и сейчас. Во всяком случае, тогда газеты были полны описаниями перестрелок и сенсациями по поводу оправдательных приговоров участникам преступлений. Гангстер по фамилии Луни воспитал убийцей собственного сына, а когда сына застрелила соперничающая группировка, Луни оказался в центре внимания со своей скандальной листовкой, в которой напечатал фото убитого сына в гробу. И официально обвинил другие газеты выходившие в городе, в том, что они наняли убийц.
     - Когда все это происходило, ваш сын был еще маленьким?
     - Да. И я, сидя как раз за этим вот столом, должен заметить, ораторствовал и разглагольствовал насчет того прискорбного случая, а мой сын - такой впечатлительный мальчишка! - сидел тут же и все слушал. Мне пришлось рассказать сыну, каков на самом деле Луни, опубликовавший ту скандальную листовку, что опозорила один из самых благородных институтов Америки, - прессу. Что Луни сделал посмешищем величайшую из свобод - свободу печати.
     - И тут-то Джимми и воспылал к прессе любовью?
     - Думаю, да. Из-за этой и других трагических криминальных историй, которые в изобилии печатали наши уважаемые газеты, потому что, увы, бутлегерство, игорные и публичные дома существовали совершенно открыто; перестрелки, в которых убивали посторонних, совершенно невинных людей, кровавые разборки банд и тому подобное. Это захватывало его воображение.
     - Мне кажется, это естественно для подростка.
     - Потом, когда он стал постарше, я познакомил его с Полем Трэйнором, полицейским репортером из "Демократа".
     - Когда это было?
     - Он учился в старших классах. Полю нравился Джимми, тот терпеливо отвечал на все вопросы мальчика, брал его с собой на судебные слушания, приглашал домой, где они с Джимми беседовали часами. Я, признаюсь, немного ревновал. Но ничего нездорового в этом не видел, хотя увлечение Джимми гангстерами - а он часто приносил домой чикагские газеты и постоянно заполнял альбомы кровавыми вырезками - очень меня волновало, очень. А клан Луни к этому времени сменился другим; такая же порочная банда, некоторые из них и до сих пор еще тут крутятся.
     - А как насчет Поля Трэйнора? Он еще крутится?
     - О да. Я могу договориться, чтобы вы с ним побеседовали, если хотите.
     - Это может пригодиться. Ваш сын продолжал жить с вами, пока учился в колледже?
     - Да. Он посещал колледж в Огастене, как раз напротив Рок-Айленда, на другом берегу реки. Я уже решил, что убедил его перейти к Палмеру, когда он сбежал.
     - Как я понимаю, довольно бесцеремонно.
     - Боюсь, что да. Вначале я сильно огорчился, потому что получилось, Джимми мной манипулировал. Видите ли, в течение нескольких лет - собственно, со времени его учебы в высшей школе - мы все время ссорились по поводу его будущего. Но в ту последнюю неделю он вдруг сказал, что передумал. Сейчас я понимаю, он только сделал вид, будто со мной соглашается, чтобы избежать конфликта и иметь возможность мирно ускользнуть. И действительно, я даже дал ему несколько сотен долларов для обучения у Палмера. Он сыграл очень убедительно. Нужно признать, в этой семье Мэри Энн - не единственный человек с актерскими способностями.
     - Понимаю. А были у него какие-нибудь особенные привычки в эти последние годы?
     - Часто его не было ночами. Мы из-за этого тоже ссорились, но все было бесполезно. Невозможно опустить и тот факт, что он частенько выпивал, хотя было известно, что я на дух этого не переношу.
     - Так что, с тех пор, как он сбежал, вы почувствовали, будто у вас "гора свалилась с плеч"?
     - Хотя это грубо сказано, Нейт, но думаю, что именно это я и почувствовал, в конечном счете. Так было год назад, но теперь я уверен, что и сейчас он незримо связан с нами - не со мной, так с сестрой уж точно.
     - Она ничего не слышала о нем.
     - И я не слышал, и меня это беспокоит. Сейчас особенно.
     - Что ж, я постараюсь сделать все возможное, чтобы его найти. Но страна большая, а молодой парень вроде него может быть где угодно и стать кем угодно.
     - Это я понимаю. И ценю и ваши усилия, Нейт, и участие Мэри Энн в судьбе брата.
     - Мне нужно поговорить с людьми. Кроме Трэйнора, был еще кто-нибудь близок с Джимми? - На радиостанции работал парень по фамилии Хоффман, мальчик лет двадцати с небольшим, который был диктором и немного занимался спортивным вещанием. Но он уже не работает на Даббл-Ю. Оу. Си. уехал, не оставив нового адреса. До того, как уехать он много помогал еще одному парню, Датчу; может неплохо и с ним поговорить...
     - Он знает Джимми?
     - Нет. Дат? у нас всего несколько месяцев. Но они с Хоффманом были большими приятелями, и имя Джимми могло упоминаться в их разговорах. С ним стоит поговорить.
     - Еще кто?
     - Не думаю, что найдется еще кто-нибудь. Коллеги Джимми по высшей школе и колледжу, как мне известно, защитились и разъехались в разные стороны. А кроме журналистики, его мало что интересовало, и друзей было немного. В то время его самым близким другом была Мэри Энн, но я уверен, что вы расспрашивали ее об этом.
     - Ну что ж. Хорошо, для начала вы мне назвали две фамилии. Этот спортивный радиокомментатор, когда я смогу с ним встретиться?
     - Завтра утром. Рано утром и договорюсь. Я устрою вам встречу с Трэйнором - тоже утром или сразу после обеда.
     - Хорошо.
     - А сейчас я покажу, где вы будете спать. Это комната Джимми, наверху.
     Внутри, как и снаружи, дом был современный: светлые оштукатуренные стены и деревянные полы и балки на потолке, минимум украшений на стенах. Пока мы шли по коридору, я заметил кабинет Джона Бима - большая комната с книжными полками, несколькими кожаными креслами, удобными на вид, и кушеткой - вот и все, что в ней было.
     Комната Джимми была угловой, не очень большая, с двумя кроватями - спальной и еще одной, маленькой. На стенах висело несколько полок, но они были пусты. В комнате не осталось никаких следов пребывания Джимми. Должно быть, что-то отразилось на моем лице, потому что Джон Бим сказал:
     - Я не из тех, Нейт, кто хранит святыни. - Он печально улыбнулся. - Уверен, Мэри Энн будет недовольна, узнав, что я убрал модели самолетов и пиратских кораблей, древние кресты и другое имущество Джимми.
     - После всего, что случилось, кто может вас упрекнуть, что вы выбросили этот ненужный хлам.
     Я использовал слово "хлам", чтобы проверить старика и точно - он вздрогнул.
     - Я не выбрасывал его вещи, Нейт, - ответил он. - Они сложены в подвале. За исключением его проклятых альбомов с вырезками. Их я сжег.
     Он на секунду дотронулся до лица рукой в серой перчатке; он был не такой уж сильный, каким хотел казаться. Потом извинился, сказав, что должен дать мне возможность устроиться, и ушел. Я разделся до трусов и забрался в постель. Сквозь окно пробивался лунный свет, хотя саму луну я увидеть не смог.
     Я думал о Мэри Энн, спавшей где-то рядом, может, даже за соседней дверью. То я хотел пойти к ней, то желал, чтобы она пришла ко мне.
     А то я вообще не хотел иметь с ней никаких дел (во всяком случае, не в комнате брата, не в его постели). Мне от этого было бы не по себе, хотя ни за что на свете я не смог бы объяснить - почему.

ГЛАВА 23

     Меня разбудил гром.
     Я сел на постели. В окна хлестал дождь, барабаня по стеклам так, что они дребезжали. Взглянув на свои часы на маленьком столике рядом с кроватью, - было чуть больше трех, - я попытался снова заснуть, но громкая дробь дождя и раскаты грома, от которых сотрясалась земля, свели мои усилия на нет. Я поднялся и выглянул в окно. Противное небо, под которым мы сюда ехали, сдержало, наконец, свои обещания, и я был рад, что нахожусь под крышей, а не веду машину через штат Иллинойс. Я все еще стоял у окна, когда хляби небесные разверзлись и пошел град. Было похоже, как будто дюжина Дизи Динсов колотила по крыше бейсбольными мячами.
     Грохот стоял ужасающий.
     - Натан?
     Я оглянулся: Мэри Энн, все еще в голубом халате, обхватив себя руками как бы в поисках спасения, пробежала через комнату прямо ко мне. И крепко ко мне прижалась, вся дрожа.
     - Это всего-навсего град, детка, - сказал я.
     - Пожалуйста. Отойди от окна.
     Внизу на лужайке с