Александр Щелоков.
    Уничтожить Израиль


     © Copyright Александр Щелоков, июль 2001
     Выходит в печать с октябре 2001 в издательстве "Вагриус".
     В библиотеке Lib.Ru эксклюзивно представлен полный текст книги.



Анонс

     Война  богатого  "Севера"  и бедного "Юга" началась. Террорист N1 Усама
бен  Ладен,  арабские  шейхи,  узбекские  экстремисты,  афганские  талибы  -
действующие лица операции по овладению ядерным устройством и нанесению удара
по Израилю. Цель акции - изменить геополитическую ситуацию в мире.
     Сюжет  книги  Александра  Щелокова  "Уничтожить  Израиль"  выглядел  бы
фантастическим до  дня  "Д"  -  11  сентября  2001  года.  Теперь  он  может
восприниматься как реальный сценарий действий исламских террористов.


Аннотация

     Origin: http://www.vagrius.com/books/na/schelo01.shtml
     Политический  триллер "Уничтожить Израиль:" подписан в печать незадолго
до чудовищных  террористических  актов  в  Нью-Йорке  и  Вашингтоне.  Автор,
востоковед,  специалист  по  исламу,  предугадал  в романе, насколько далеко
могут  пойти  фанатики  в  реализации  идеи  создания  исламского  халифата.
Арабские шейхи и узбекские экстремисты, афганские талибы и чеченские бандиты
-  действующие  лица  авторской  версии  операции   по   овладению   ядерным
устройством  и  нанесению удара по Израилю. Цель акции - радикально изменить
геополитическую ситуацию на Ближнем Востоке:
     Сюжет  книги  А.Щелокова  выглядел  бы  фантастическим  до дня "Д" - 11
сентября 2001 года. Теперь он воспринимается как роковое пророчество, вполне
реальный  сценарий  действий  исламистских террористов, часть их глобального
плана войны против цивилизованного мира для установления нового миропорядка.



ЗЛОЕ СОЛНЦЕ ЧЕРНЫХ ПЕСКОВ

     Тяжелая железная  дверь, отделявшая от мира вонючий  подвал,  пропахший
мочой и  острым людским  потом, со скрипом  открылась.  В  проеме, загородив
свет,  падавший  снаружи, возникла  фигура  охранника. Это был мордоворот  с
красной опухшей рожей и безумными глазами  - то ли обкуренный, то ли  просто
какой-то дикий.  Огромный  туркмен  -  полтора метра в плечах, два ростом  -
крутил в руках резиновый дрын. Но резина на нем была для понта, она скрывала
кусок стальной арматуры.
     Когда его  глаза привыкли к полумраку, он оглядел заключенных и сипатым
голосом кадрового сифилитика задал вопрос:
     - Эй ты, русский, тебе хорошо у нас?
     Не дожидаясь ответа, добавил:
     - Ты потерпи. Вечером я дежурить приду и тебе Афганистан устрою...
     И загоготал утробным смехом, довольный собой и своим остроумием.
     Дверь закрылась. Глухой раскатистый смех еще некоторое время раздавался
снаружи.

     Андрей с детства осознавал себя азиатом. Русским азиатом, если говорить
точно.  Родился  в Чимкенте,  вырос в  Фергане.  С  детства  знал казахский,
узбекский  и туркменский языки, во время еды мог обходиться без  ложки, брал
из  казана мясо  или плов не  двумя пальцами,  а, по меньшей мере, тремя или
даже  всей пятерней. Чтобы не  нарушать местного  этикета, даже водку пил из
пиалушки, а после еды умел ласкающим движением ладоней огладить щеки от скул
к подбородку и благоговейно произнести мусульманское  благодарственное слово
окончанию трапезы - "омин", по смыслу сходное с христианским "аминь".
     После окончания института  нефти и газа в Москве Андрей охотно вернулся
в Среднюю Азию и начал работать инженером на нефтяных промыслах в Туркмении.
Здесь,  на каракумской  жаре,  прокалился до  самых печенок, научился в зной
дуть  чал  -  кислое верблюжье  молоко, разбавленное водой, хорошо утолявшее
жажду. Стоически  терпел заунывные мелодии  местной музыки и песен,  которые
нескончаемым потоком катились по всем волнам эфира.
     Знание тюркских  языков и дурацкая уверенность в том, что демократия не
делится  на  европейскую и  азиатскую,  стали  причинами, которые с  верхней
площадки   буровой  вышки  опустили  Андрея  в  вонючий  подвал  зиндана   -
туркменской кутузки.
     Дело, которым Андрей  занимался, меньше всего было связано с бумагами и
политикой.  Казалось,  знай  работай,  зарабатывай  и  живи.  Однако система
требовала, чтобы  верноподданные начинали каждый день  с подтверждения своей
любви  к  великому  туркменбаши. Верные подкаблучники Супернияза  Текеханова
хорошо знали,  что  темными  южными  ночами, когда в невыносимой каракумской
духоте  плавятся  мозги, в чью-то мятежную голову могут  прийти черные  идеи
тлетворных европейских  свобод. Поэтому проверять, не появились ли они там в
темное  время  суток,  полагалось  по  утрам.  Клятву  верности  туркменбаши
ежедневно произносили школьники,  военные,  даже заключенные. "Пусть у  меня
отпадет  рука, - говорили они, - если я подниму  ее на туркменбаши. Пусть  у
меня отсохнет язык, если я скажу о нем плохое слово".
     - Это  очень  разумно,  - просвещал  Андрея начальник  промысла  Атабай
Бекмурадов.
     Атабай был сокурсником Андрея.  Все годы учебы они считались не  разлей
вода.  Андрей  помогал  Атабаю  писать   курсовые,  вместе  они  работали  в
студенческом  стройотряде  на  целине  в  Казахстане,  а  после  выпуска  из
института по распределению приняли решение ехать в Туркмению.
     Атабай в  силу  родства быстро нашел поддержку  в Ашхабаде  и выбился в
начальство.
     За  годы институтской  учебы  Атабай  приобрел  пристрастие  к  дорогим
костюмам  европейского  покроя,  к  шляпам  и  галстукам.   На  промысле  он
обязательно  появлялся  в темных очках и  с серебристым  кейсом в  руке.  Но
высшая школа ни в коей мере не  затронула его глубинные азиатские инстинкты.
Если Андрей с первого  дня работы держался одинаково со всеми, с кем работал
- с  мастерами,  помощниками мастеров и  рабочими,  то  Атабай  такого  рода
вольностей в общении с подчиненными не  допускал.  Даже инженеры, подходя  к
нему,  прикладывали правую ладонь к груди и склоняли голову в знак почтения,
а два небрежно поданных пальца принимали двумя руками, как подарок.
     На этой почве между друзьями обозначились первые расхождения. Подходя к
Атабаю и  разговаривая  с  ним, Андрей никогда  не перегибался  в  угодливом
поклоне.  В  результате,  несмотря  на  туркменскую  изнурительную  жару, их
отношения медленно охлаждались.
     Разрыв  произошел, как это часто случается, внезапно, и по последствиям
оказался для Андрея катастрофическим.
     В   обществе  двух  инженеров   промысла  и  в  присутствии  Атабая,  с
беспечностью  наивного  чудака,  который  верил,  что свобода  слова  -  это
достояние  демократического  общества,  Андрей назвал  благословенного эмира
Туркмении великим Текеханом-кутакбаши.
     Кутак - местное, отнюдь не ругательное название природного инструмента,
которым мужчины испокон веков пользуются, чтобы продолжать род.
     Услыхав слова Андрея, Атабай резко встал.
     - Назаров,  я всегда знал, что ты скрытый великодержавный шовинист.  Но
когда дело касается  великого человека, любимого нашим народом вождя и  отца
нации, я такое терпеть не могу. Ты понесешь суровое наказание.
     В тот же день Андрея арестовали, и он оказался в зиндане.
     Тюрьма -  изобретение европейское.  Зиндан  -  азиатское.  Каждый  хан,
каждый эмир вносил в его создание изощренность своего ума и жестокость.
     Кокандский  хан  Худояр,  возводя  для  себя дворец-крепость,  построил
зиндан  с  величайшей  изобретательностью.  Тюремные  камеры  в   нем   были
расположены под  пандусом, который служил  единственным путем для проезда  в
ворота  крепости. Поскольку помост строился наклонным,  камеры были разными.
Самые строгие располагались в  начале  пандуса,  туда заключенных заставляли
вползать на  пузе, и они отбывали срок  лежа.  На  такую  участь хан обрекал
своих самых заклятых врагов. В  других камерах  можно было обретаться только
сидя.  Наконец,  у самой  крепостной стены, где пандус  примыкал к  воротам,
камеры позволяли заключенным вставать во весь  рост.  Здесь содержались  те,
кого  в  зиндан  бросали  лишь  для  острастки  и  кого  в  скором   времени
предполагалось освободить.
     В старинной песне русских каторжан есть такие слова:

     - Динь-дон, динь-дон,
     Слышен звон кандальный...

     Куда точнее для азиата песня звучит, если ее петь так:

     - Зан-дан, зин-дан,
     Слышен звон кандальный...

     К Андрею  прямо на рабочем  месте у газонасосной  станции подошли двое.
Что  произошло  после неожиданного удара по  голове,  Андрей сразу не понял.
Белое  солнце пустыни вдруг раздвоилось и двойники поплыли в разные стороны.
Когда  слепящие  диски снова  собрались в один,  на запястьях  арестованного
защелкнулись наручники, а его самого затолкали в машину.
     До вечера Андрея продержали в тесной  камере отделения милиции в полном
одиночестве. Ему не давали ни воды, ни еды. Когда он сам попросил попить, на
него посмотрели как на психа.
     - Ты больше ничего не хочешь?
     - Нет, только пить.
     - Заключенным воды не привозили, - сообщил охранник.
     - А если человек хочет пить?
     - Ты не человек.
     - А кто?
     - Не знаю, может маймун. Обезьян, который еще не стал человеком.
     - Как определяется, кто человек, а кто нет?
     - Очень  просто.  Кто  здесь  у  нас  любит  Текехана-туркменбаши,  тот
человек. Кто не любит - маймун или еще хуже.
     - Значит, мне и прокурор не положен?
     - Тебе  зоопарк  положен. Отвезут в  Ашгабад,  посадят  в клетку. Будут
людям  за деньги показывать.  Напишут табличку  - "Маймун, который  не любит
великого  туркменбаши". Прокурор туда сам придет со своими  детьми. Показать
им тебя.
     Вечером Андрея перевезли из отделения в зиндан и втолкнули в полутемный
подвал. Дверь узилища была огромной и толстой. Помещение, которое превратили
в темницу, строили  при советской власти под  бомбоубежище на  случай войны.
Конечно, войны атомной. Долбить в  такую дверь  кулаком и выбить из нее звук
было просто невозможно.
     Тусклая лампочка - двадцать пять свечей,  не более, -  была спрятана  в
углубление кирпичной стены и закрыта  металлической решеткой. В камере царил
полумрак. Ни нар, ни другого вида лежаков в узком помещении не было. Видимо,
начальство  зиндана  считало  подобные   вещи   излишеством,  без   которого
заключенные в состоянии обойтись. И они обходились.
     Некоторое время Андрей стоял у двери, чтобы  дать  глазам  привыкнуть к
полумраку, который  вонял застарелыми запахами  вокзального сортира. Наконец
он  разглядел в дальнем в  углу двух  человек.  Один из них сидел  на  полу,
держался правой рукой за  левое  плечо  и негромко постанывал.  Второй стоял
рядом,  прислонившись  к  стене в  позе,  которая  не  оставляла сомнений  в
серьезном  настрое  ее  принявшего.  Но  скорее  всего  она  извещала  не  о
стремлении к нападению, а о готовности к защите.
     - Сен кым? - по-туркменски спросил Андрея стоявший у стены. - Ты кто?
     -  Теперь  и  сам не знаю, - также  по-туркменски ответил Андрей. - Все
время считал себя человеком, а сегодня сказали, что обезьяна - маймун...
     - Ты русский? Как зовут?
     - Андрей.
     - Я Мурад.
     - Что с ним? - спросил Андрей и показал на сидевшего в углу.
     - Это Дурды. Мой брат. Эти шакалы сломали ему руку.
     - Давай посмотрим, что с рукой, - Андрей приблизился к сидевшему.
     - Сильно болит? - спросил у него.
     - Сильно, - сквозь зубы процедил тот и застонал. - У-у-у...
     Андрею  пришлось опуститься рядом на корточки. Он осторожно ощупал руку
Дурды  от локтя к плечу.  Судя по распухшему и  неестественно  перекошенному
плечевому  суставу,  у  Дурды был вывих. С  травмами такого  рода Андрей уже
сталкивался.  Один  раз  плечо вывихнул рабочий, упавший  с площадки буровой
вышки. В другой это произошло  с его другом, когда тот  опрокинулся вместе с
автомобилем. В обоих случаях суставы вправляли врачи, но Андрей ассистировал
и хорошо запомнил, каких действий от костоправа требуют подобные ситуации.
     - Слушай, - сказал Андрей, -тебе надо помочь.
     - Ты доктор? - спросил Дурды, на миг перестав постанывать.
     - Почти. Слесарь-гинеколог.
     - А-а, - протянул Мурад понимающе. - Это хорошо. Тогда помоги брату.
     - Немного боюсь.
     - Почему? - спросил Мурад.
     - Ему будет очень больно. Он заорет, а ты подумаешь, что я собрался его
убить...
     - Мне и  так больно, хуже не бывает, -  сказал Дурды.  - Очень  больно.
Лечи. Буду терпеть.
     Андрей осторожно ощупал его плечо.
     - Плохо, Дурды. Как это тебя угораздило?
     - Собака Огыз, - ответил за него Мурад. - Этот здоровый охранник.
     Андрей улыбнулся: объяснение  звучало забавно. Огыз значит бык. "Собака
Бык" - просто  здорово. Вроде немецкого "швайнехунд" - свиная собака.  И оба
определения,  подумал Андрей, хорошо походили  к  бугаю-мордовороту, который
втолкнул его в этот подвал.
     Сустав Андрей вправил  достаточно просто. Дурды не  закричал: он просто
отключился, выпав на миг  вообще  из  всех  ощущений.  Его положили на  пол,
похлопали по щекам.
     - Где я? - спросил Дурды, когда открыл глаза.
     - Лежи, все в порядке, - успокоил его брат и тут же обратился к Андрею.
- Я  не спрашиваю, за что тебя сюда бросили. Все равно не скажешь правду. Но
за что бы ты ни оказался в этой яме, спасибо тебе за помощь.
     - Почему не скажу? Мне скрывать нечего. Я  назвал президента кутакбаши.
А значит, я изменник, враг народа и террорист.
     -  Какой  же  ты враг? -  Мурад  засмеялся. - Просто наш  президент так
велик, что ты дотянулся взглядом лишь до его колен или чуть выше.
     - Ладно, Мурад, философия нам не поможет. Нужны другие решения.
     - Какие? Подумал? - спросил Мурад. - Что думаешь делать?
     - А что делают заключенные во всех тюрьмах? Пытаются сбежать.
     - Хорошо сказал, - Дурды, все еще лежавший на полу, приподнял голову. -
Только разве это можно сделать?
     -  Очень можно, - Мурад говорил о побеге как о деле решенном. -  Войдет
охранник, его надо убить. Взять оружие, выйти и убить остальных. Они свиньи,
не жалко.
     - Может, не стоит? - высказал сомнение Андрей.
     - Может, не стоит, - без малейшего сопротивления согласился Мурад и тут
же жестко, стараясь подавить любую возможность возражений со стороны Андрея,
добавил:  - Но очень нужно.  -  А  чтобы  русский не объяснил  для  себя его
настойчивость  неоправданной  кровожадностью,  пояснил:  -  Если эти  шакалы
останутся живы, моему брату - конец. Тебе тоже. Мне - обязательно.
     -  Все, - сказал Андрей. - Это мы решили. Теперь надо договориться, как
будем действовать.
     - Убивать буду я, - объявил Мурад.
     -  Почему?  -  спросил  Андрей.  Брать на себя убийство не хотелось, но
испуг показывать тоже не стоило.
     - Убивать змею нельзя доверять даже другу, его рука может дрогнуть.
     - Хоп, - сказал Андрей. - Забито.
     Вместе с Мурадом они обошли камеру, выбрали места, откуда удобнее всего
напасть  на  охранника,  и  главное  -  сумели  отделить  из основания стены
ослабленный сыростью кусок камня.
     Дурды, следивший за их приготовлениями, заметил:
     -  Вы только  не  зарывайтесь. Он  будет сопротивляться и может  сильно
поддать.
     -  В драке халву не раздают, - успокоил брата Мурад.  -  Мы  к колючкам
готовы. Прорвемся.
     - Я знаю, - согласился Дурды. - Даже коза до Мекки дойдет, если волк не
съест.
     Волк  их  не съел.  Облегчило задачу то, что Огыз по  натуре был пиен -
завзятый пьяница и, когда ввалился в камеру, еле держался на ногах.
     - Смотри, - сказал Мурад, - он пьянее водки. Вот хорошо!
     - Берем? - спросил Андрей.
     Мурад кивнул.
     Стражник остановился у входа и поманил пальцем Андрея:
     - Иди сюда, кафир. Пойдем учиться.
     - Зачем? - спросил Андрей. - Я и так все знаю.
     Он заводил Огыза, заставляя того отойти от двери.  И тот  действительно
размахнулся дубинкой и сделал шаг вперед:
     - Ты еще говорить смеешь!
     Мурад скользнул вдоль стены и оказался за спиной  бугая.  Удар каменной
глыбой по бритой голове оказался  настолько сильным, что глыба в руке Мурада
развалилась на две части.
     Огыз качнулся, на мгновение застыл на месте и рухнул на пол лицом вниз.
     Андрей  подскочил к нему,  вытащил из сжатых пальцев дубинку,  вынул из
кобуры пистолет, взял с пола наручники.
     - Как он?
     - Готов, - ответил Андрей. - Мертвее камня.
     Дурды  сделал  жест омовения,  проведя  ладонями  по щекам,  и  гнусаво
пропел:
     -  Аллахума  гфир ля-ху, Аллахума саббит ху! - Аллах  прости его, Аллах
укрепи его.
     Андрей узнал слова молитвы, произносимой после погребения покойника,  и
заметил:
     - Надо было сказать шайтану: забери его, он твой.
     -  Я бы  сказал, но  просить у  шайтана услуги грешно. Аллах сам решит,
куда деть эту морду.
     -  Все, пошли,  -  сказал Мурад и  протянул руку к  Андрею. -  Дай  мне
дубинку. Я иду первым.
     Мурад  медленно  поднимался  по щербатым и  грязным  ступеням.  За ним,
стараясь держаться к нему как можно ближе, шел Андрей.
     У открытой двери в караульное  помещение Мурад остановился. Прижался  к
стене, прислушался.
     Охранники резались в нарды. Двое играли, один болел то за одного, то за
другого. Он громко хлопал  в ладоши, объявлял очки, выпадавшие на костях,  и
весело комментировал ходы, то и дело охая и ахая.
     Мурад осторожно  заглянул в  караулку. Сизый сигаретный дым  плавал там
под тусклой лампочкой.
     Игроки сидели за столом, а пирамида с автоматами стояла  у правой стены
на расстоянии двух шагов от входа.
     Обернувшись к Андрею,  Мурад показал ему на пальцах: трое.  Потом ткнул
себя в грудь и поднял указательный палец - я первый. Сделал жест, будто брал
оружие.
     Андрей кивнул, обозначив готовность.
     Мурад поднял три  пальца левой  руки и стал их по одному загибать. Раз!
Два! Три! Влетев в  караулку, он  со всего маху  ударил дубинкой по  затылку
охранника,  сидевшего  к  нему спиной. Широкоплечий детина  ткнулся носом  в
игровую доску.
     Мурад запрыгнул  на стол и ударил второго игрока по макушке. Тот вместе
со стулом с грохотом рухнул на пол.
     Андрей метнулся вправо к оружейной стойке.  Четыре автомата с потертыми
ложами и без штыков, но снаряженные магазинами, стояли ровным рядом.
     Андрей  схватил один, отщелкнул  предохранитель и  передернул затвор. И
вовремя. Тот,  что болел за обоих игроков, сразу  успел отскочить  в дальний
угол и упасть на пол. Лежа, он  выхватил пистолет из кобуры и два раза нажал
на спуск.
     Караулка наполнилась  оглушающим  грохотом  и вонючим пороховым  дымом.
Пули  ударились  о  бетонную  стену  и, срикошетив,  с  визгом пролетели  по
комнате.
     Андрей держал  автомат,  но  противника не видел.  Начинать  стрельбу в
таком положении не имело смысла.
     Однако третий выстрел не прозвучал. Затвор пистолета  закусил стреляную
гильзу и не дослал новый патрон в патронник.
     Андрей прыгнул за стол и прижал автомат к голове охранника.
     - Брось оружие!
     Тут же к ним подскочил Мурад и ударил противника палкой по голове.
     Они  быстро  оттащили  охранников  в  камеру,  вывели  оттуда  Дурды  и
направились к проходной у железных ворот.
     Два стражника сидели в тесной каморке за столом, на котором  возвышался
крепко закопченный казан с вареным мясом.  Оба  находились под  балдой,  это
было видно невооруженным глазом:  красные физиономии, от которых можно  было
прикуривать, блестящие глаза, рвавшиеся из орбит.
     Взять  их  с автоматами в  руках  не  составило  большого труда.  Обоих
положили  на  пол.  Потом Андрей вырвал из  розетки  шнур телефона  и  ногой
раскрошил аппарат.
     Одного охранника отправили к остальным в камеру, второго, который долго
искал ключи от ворот  гаража, чтобы не терять времени, приковали наручниками
в коридоре к водопроводной трубе.
     Остатки варева  из котла Мурад переложил в кастрюлю: им еще н