ила
приемник погромче. Мне предстояла дальняя дорога.
   Найти нужную улицу  в  незнакомом  городе  оказалось  нелегким  делом,  я
потратила на это часа полтора.
   Татьяна Петровна Егорова  жила  в  частном  доме.  Покосившийся  забор  и
калитка с почтовым ящиком, выкрашенным красной краской. Я  поискала  глазами
звонок, не нашла и толкнула калитку. Навстречу мне с громким лаем  выскочила
пятнистая дворняжка. Почти сразу же  дверь  дома  открылась,  и  на  крыльце
появилась женщина. Она стояла, держась за перила, и смотрела на  меня  вроде
бы с любопытством.
   По дороге сюда  я  заготовила  целую  речь,  теперь  она  показалась  мне
невероятно глупой. Я растерянно улыбнулась и сказала:
   - Какой у вас сторож... - и добавила:
   - Здравствуйте.
   - Здравствуйте, - ответила женщина. - Вы ко мне?
   - Я ищу Егорову Татьяну Петровну, - пояснила я.
   - Значит, ко мне. - Женщина  вроде  бы  осталась  довольна  и  распахнула
дверь. - Проходите.
   Я прошла и оказалась в маленькой чистой кухоньке с кружевными занавесками
на окнах.
   - Садитесь. - Женщина пододвинула мне стул, села на  старенький  диван  и
посмотрела на меня с любопытством.
   Надо было как-то объяснить мой визит. С минуту я томилась,  потом  начала
неуверенно:
   - Татьяна Петровна, я хотела бы поговорить о вашем сыне, Дмитрии.
   - О Диме? - удивилась она, вздохнула,  разгладила  фартук  на  коленях  и
сказала, точно виновато:
   - Дима умер пять лет назад.
   - Мне это известно,  -  кивнула  я,  врать  было  стыдно,  но  по-другому
объяснить свой визит я не могла. - Татьяна Петровна,  я  работаю  в  газете,
готовлю статью и... по ряду причин меня интересует эта история...
   - Вы журналистка, да? - Женщина поднялась, поставила на  плиту  чайник  и
стала накрывать на стол. - Я ведь ничего не знаю, - сказала тихо. -  О  том,
что случилось, мне сообщили лишь через две недели после смерти  Димы.  Он  в
больнице лежал, еще живой, а я... - Она закрыла лицо фартуком и заплакала. -
У меня ведь нет никого теперь...
   - Татьяна Петровна, вы простите, что я об этом спрашиваю...
   - Нет-нет, ничего, - торопливо заверила она. - Вы  на  меня  внимания  не
обращайте. Пять лет - большой срок. Я уж свыклась. Мы ведь с  Димой  нечасто
виделись, писал он редко, приезжал только в  отпуск  на  пару  дней.  Вы  не
подумайте, он был хорошим сыном, просто... жизнь так сложилась. Работа...  а
потом вдруг это...
   Чайник вскипел, мы выпили по чашке  чая  с  малиновым  вареньем,  Татьяна
Петровна  продолжила  свой  невеселый  рассказ,  я  слушала  и  жалела,  что
приехала. Не стоило бередить чужие раны, хоть и поджившие.
   - И похоронить-то по-людски не смогла,  -  сказала  Татьяна  Петровна.  -
Разве ж это дело, человека сжигать?
   - Его кремировали не по вашей просьбе? - спросила я.
   - Когда я приехала, все уже сделали. Дали мне банку...  -  Женщина  опять
заплакала. - Сказали, хранить долго его нельзя было, вот и...
   - Кто сказал? - осторожно спросила я.
   - Не знаю. В милиции, начальник, а уж кто - не скажу. Не до того  было...
Я ведь инвалид, в чужом городе ни одной души знакомой, а тут  такое  горе...
сама себя не помнила...
   Некоторое время мы сидели молча, мне стало ясно, женщина вряд ли знала, у
кого  работал  ее  сын  и  чем  вообще  занимался.  Преодолеть  значительное
расстояние и ничего не узнать все-таки было обидно,  я  взглянула  на  часы,
прикидывая, что, если отправлюсь сейчас, домой попаду не раньше  одиннадцати
вечера. Женщина расценила мой взгляд по-своему.
   - Вы торопитесь? - спросила она почти испуганно, а я поняла: передо  мной
совершенно одинокий человек, ей хочется поговорить о сыне, и не  важно,  кто
будет ее слушать, журналист или просто малознакомый  человек.  Кажется,  она
уже забыла о том, что я якобы из газеты, по крайней мере,  вопросов  на  эту
тему не задавала.
   - А где он жил, у него была квартира?
   - Была, однокомнатная. Продали ее,  деньги  я  получила.  Сосед  говорил,
обманули меня, за бесценок квартиру-то отдала, но я  и  этим  деньгам  рада,
сама-то я в таких делах ничего не понимаю, где  мне  квартиры  продавать.  У
меня еще пенсия, в общем, не бедствую.
   - А где Дима работал?
   - Говорил, в каком-то кооперативе, шофером. Прилично зарабатывал. Он ведь
у меня хороший был, пил мало, а уж как с ним несчастье  случилось,  и  вовсе
бросил.
   - Какое несчастье? - насторожилась я.
   Татьяна Петровна тяжело  вздохнула,  опять  поставила  на  плиту  чайник,
который к этому времени уже остыл, и сказала, точно извиняясь:
   - Он ведь в аварию попал. Вроде бы не виноват, а все равно наказали.  Два
года дали. Только из армии пришел, устроился на работу, года не прошло  -  и
вдруг такое. Уж как я переживала, были бы деньги,  так,  может,  осудили  бы
условно, только откуда  они  у  меня?  Я  Диму  одна  воспитывала,  с  мужем
развелись, когда сыну три годика было, а муж-то мой уехал куда-то на  Север,
да и сгинул там, больше никогда не  виделись,  ну  и  помощи  от  него  тоже
никакой. Вот так вот...
   - А когда Дима освободился, сюда не вернулся?
   - Нет. В письме написал, что к другу поедет, что уж у него за  друг  был,
не скажу, но уехал и вроде бы хорошо устроился. Ко мне приезжал нечасто,  но
и не забывал. Путь-то неблизкий, а у  него  работа...  За  месяц  до  смерти
карточку мне прислал. - Она  поднялась,  прошла  в  комнату  и  вернулась  с
фотографией в черной рамке Молодой мужчина с длинными  светлыми  волосами  и
открытым лицом весело улыбался мне.
   - Симпатичный, - сказала я.
   - Да... у нас соседка, его ровесница, еще  со  школы  его  любила,  такая
хорошая девушка. Я все надеялась, а вот как вышло...
   - Сколько ему было лет?
   - Двадцать семь. - Женщина вытерла глаза, а я смотрела на  фотографию  со
странным  чувством,  лицо  казалось  мне  смутно  знакомым.   Заметив,   что
фотография меня заинтересовала, Татьяна Петровна робко проронила:
   - У меня еще фотографии есть. Из армии две карточки и детские, много...
   - Можно посмотреть? - попросила я.
   - Конечно. Пойдемте в комнату, там удобнее будет.
   Мы прошли в комнату с двумя окнами: железная кровать  в  углу,  шифоньер,
старый сервант, у окна стол с двумя стульями, кресло, на подоконниках горшки
с геранью. Японский телевизор на тумбочке выглядел  на  общем  фоне  немного
странно.
   - Димин подарок, - пояснила женщина, кивнув на телевизор. - Я ведь  редко
выхожу, до магазина и обратно, одна радость - телевизор посмотреть.
   Она извлекла из серванта толстый альбом, и мы устроились на диване.
   - Это свадебная фотография, - сказала Татьяна Петровна, открыв альбом.  -
Вот такой я была...
   - Красивая, - заметила я.
   - Молодые все красивые, а годы да болезнь никого  не  красят...  Это  муж
мой, Димин отец.
   Мужчине на фотографии было лет  тридцать,  почти  лысый,  светлый  венчик
волос над ушами, тонкие губы, отрешенный взгляд. Впечатление  неприятное,  и
вновь мне показалось, что лицо смутно знакомо. "Это  уж  вовсе  глупость,  -
одернула я себя. - С отцом Димы, который тридцать лет назад уехал на  Север,
я встречаться точно не могла. И все же..."
   - А это Дима, -  перевернув  страницу,  пояснила  женщина.  -  Ему  здесь
полгодика.
   Фотографий было много: детский сад, школа,  пионерский  лагерь.  Все  как
обычно, однако, чем  больше  я  вглядывалась  в  детское  лицо,  тем  больше
убеждалась в том, что где-то уже видела этого парня.
   - А эту из армии  прислал,  -  тот  же  озорной  взгляд,  лихо  сдвинутая
фуражка, я перевернула страницу и едва не вскрикнула от неожиданности. Точно
такая же фотография хранилась у меня дома: пятеро ребят в обнимку, в  центре
Сашка, слева Дима, а справа высокий черноволосый парень, по-моему, его звали
Сережа, он жил в Питере и дважды приезжал к нам, еще когда была жива мама.
   - А где Дима служил? - спросила я.
   - В Усть-Каменогорске. Далеко очень. Я к нему так ни разу и не съездила.
   Сомнений больше не было: конечно, один из погибших  охранников  -  Сашкин
армейский друг. Странно, что я об этом раньше не вспомнила, Димка  Егоров  и
Сережка Аксенов, Сашка часто их вспоминал...
   Я сидела в замешательстве, силясь осмыслить  новость.  Ну  и  что?  Какое
отношение к убийству может иметь мой брат и как все это  связано  с  арестом
Ильи?.. Но как-то связано, я теперь не сомневалась в этом.
   Альбом мы просмотрели до конца, выпили еще чаю, и я засобиралась домой.
   - А чего вы про Диму расспрашивали? - все-таки спросила Татьяна Петровна.
   - Пишу статью о нераскрытых убийствах, -  ответила  я,  хотя  лгать  было
совестно. Предполагаемая статья ее не заинтересовала.
   - Да? А я думала, может, вы по поводу  той  фирмы,  что  квартиру  Димину
продала...
   - У вас с ними какие-то проблемы были?
   - Нет. Хоть сосед и говорил, что обманули, но, я думаю, они  со  мной  по
справедливости поступили. Деньги мне сюда перевели... Кто бы стал бегать  да
хлопотать, а то, что себе что-то оставили, так это понятно, как же иначе?  С
Диминой работы мне тоже деньги присылают. Страховку.
   - Что? - не поняла я.
   - Страховку, - охотно пояснила она. - Так в квитанциях написано.
   Странная страховка меня заинтересовала.
   - А вы их храните? Квитанции эти? - спросила я.
   - Конечно. Хотите, покажу?
   Татьяна Петровна выдвинула ящик тумбочки и принялась рыться в бумагах.
   - Вот они, все здесь.
   Я взяла из ее рук квитанции переводов. В месте для  письменных  сообщений
стояло только одно слово "страховка". Переводы поступали  из  моего  родного
города, с разных почтовых отделений и крайне нерегулярно. Иногда раз  в  два
месяца, иногда раз в полгода. Суммы тоже были разные.
   - Что-нибудь не так? - испугалась женщина.
   - Нет, все правильно,  -  успокоила  я  ее  и  вернула  квитанции.  Потом
поднялась. - Спасибо вам большое, Татьяна Петровна, мне пора.
   - Да за что? А может, еще посидите? Пообедаем вместе? У меня щи из свежей
капусты.
   - Спасибо огромное,  но  мне  действительно  пора.  Движение  на  дорогах
большое, а добираться мне далеко.
   Она пошла меня проводить, собачонка выскочила из калитки с громким  лаем,
я села в  машину,  помахала  рукой  и  развернулась.  Женщина  стояла  возле
палисадника и смотрела мне вслед.
   Выехав из города, я прибавила скорость, то и  дело  поглядывая  на  часы.
Если бы я не была такой забывчивой, четыреста километров преодолевать бы  не
пришлось. Только мне и в голову не могло прийти,  что  фотография  погибшего
охранника давно хранится в моем семейном альбоме. Я пытаюсь что-то выяснить,
а запутываюсь еще больше.
   Итак, Дмитрий Егоров, служивший шофером и охранником у Терина  по  кличке
Большой - давний Сашкин  друг.  Вопрос:  встречались  ли  они  после  армии?
Сережа, как я помнила, к нам приезжал, а вот Димка нет. Меньше чем через год
после службы он оказался в  тюрьме,  два  года  они  с  Сашкой  видеться  не
могли... А потом? Татьяна Петровна говорит, что в наш  город  он  приехал  к
другу. К кому, к Сашке? Почему бы и нет? По крайней мере, это логично. Каким
образом он попал к Терину? Познакомился с ним, находясь в тюрьме?  И  почему
стал работать у него, а не пошел к Сашке, раз он был  тем  самым  другом,  к
которому Дима  приехал?  Могли  они  жить  в  одном  городе  и  ни  разу  не
встретиться?.. А моя машина? Сашка утверждал, что ту ночь  провел  в  клубе.
Мог он взять мою машину? Мог, конечно, только зачем она ему?.. Кто-то открыл
дверь автоматчику или автоматчикам, нет, стрелявший, как считает Севка, судя
по всему, был один, все погибли от  пуль,  выпущенных  из  одного  автомата.
Некто вошел неожиданно для собравшихся и стал стрелять. Он знал о встрече  и
смог войти... Господи, неужели Сашка?  Не  может  быть...  Зачем?  Мой  брат
расстреливает из автомата шесть человек,  в  том  числе  армейского  дружка,
который предположительно сообщил ему о встрече бандитов и даже открыл дверь?
И был тяжело ранен, после чего скончался в больнице. Случайно ранен?
   Я остановилась на обочине, потерла  виски,  силясь  успокоиться.  Если  я
права, тогда ясно, почему Сашке  так  не  понравился  мой  интерес  к  этому
убийству. Не могу поверить... Сашка убил друга и пять лет, мучимый совестью,
шлет переводы его матери, называя их  дурацким  словом  "страховка".  Хороша
страховка. Почерк на квитанциях не  Сашкин,  хотя  ему  вовсе  необязательно
ходить на почту самому. А  если  он  кому-то  поручил  делать  это,  то  как
объяснил? Очень просто объяснил: погиб друг, и я помогаю его матери.  Что  в
этом плохого?
   А вдруг все не так, и Сашка тут вообще  ни  при  чем?  Переводы  посылает
неведомый благодетель, а Сашка, если и знал, что старый дружок  поселился  в
нашем городе, то мог по какой-то причине с ним вовсе не встречаться.  Друзей
армейских или школьных теряют очень часто, жизнь разводит в разные  стороны,
времени нет...
   Тут я подумала о вчерашнем убийстве и, кажется,  даже  побледнела.  Сашка
узнал о моей встрече с Володей и  испугался,  что  тот  сообщит  мне  что-то
важное? Например, что в ту ночь он видел моего брата? О господи! Сашка вошел
в чужую квартиру и  хладнокровно  выстрелил  человеку  в  затылок?  Бред.  Я
никогда в это не поверю. И кто ему мог сообщить о предполагавшейся  встрече?
Единственный, кому я об этом сказала, - Севка. Мог Севка  сообщить  Сашке  о
том,  что  в  пять  мы  встречаемся  в  "Руси"?  Зачем  это   Севке?   Хотел
предупредить? Тогда выходит, об убийстве пятилетней давности он  тоже  знал.
Он вел следствие... без особых результатов. А что, если результаты были,  но
Севка предпочел умолчать о них?
   Чепуха. Севка,  покрывающий  убийц...  Сашка,  расстреливающий  людей  из
автомата? Полный бред. Все не так... Севка честный человек, он никогда бы не
пошел на такое, а Сашка не смог бы выстрелить в друга. Нет и еще раз нет!  А
что, если задуманная операция пошла вкривь и вкось и Димку ранил  кто-то  из
охранников? Должен  быть  протокол  экспертизы,  из  какого  оружия  в  него
стреляли...  Я  могу  спросить  об  этом  у  Севки,  только  захочет  ли  он
ответить...  Он  мог   не   предупреждать   Сашку   специально,   а   просто
проговориться. Позвонил  Сашке,  тот  спросил,  чем  я  занимаюсь,  а  Севка
ответил: собирается встретиться с каким-то типом, Володей, который в ту ночь
видел ее машину. Она, мол, стояла под его окнами.  Зная  имя  и  помня,  где
оставлял машину, отыскать человека несложно. Невероятно, я почти считаю, что
Сашка убийца... Севке очень не нравится моя игра в сыщики, он объясняет  это
опасностью, а вдруг есть другая причина? Он не хочет, чтобы  о  его  роли  в
этом деле стало известно... И какое отношение все это  имеет  к  Илье?  Даже
если  все  так  ужасно,  как  я  думаю,  это  не  объясняет,  кому  и  зачем
понадобилось подставлять Илью. Или ему тоже была отведена какая-то роль в их
плане, но вмешался некто и сорвал игру?
   Я поежилась, глядя в темноту  за  окном,  и  поняла,  что  сижу  так  уже
довольно давно, "дворники" работают, монотонно поскрипывая, а я, вжавшись  в
сиденье, обливаюсь холодным потом.
   Взглянула  на  часы:  половина  двенадцатого,  завела  машину  и   плавно
тронулась с места. Завтра я встречусь с Севкой и узнаю: говорил он  Сашке  о
предстоящей встрече? А я хочу это знать? Хочу? Я должна знать, что произошло
той ночью и почему Илья меня бросил...
   До города оставалось еще сто  двадцать  километров.  Я  явно  переоценила
себя, преодолеть их было мне не под силу.  Виски  ломило,  глаза  слипались,
несколько раз я почти засыпала.
   Впереди показался поселок, я проехала по центральной улице и  затормозила
возле почты. Разложила сиденье, накрылась пиджаком и закрыла глаза.
   - Спать и ни о чем не думать, - приказала себе  вслух.  Проснулась  я  от
громкого крика, кто-то совсем рядом звал собаку:
   - Вулкан, ко мне, Вулкан!
   Я выбралась из-под пиджака и посмотрела в окно,  а  потом  на  часы.  Они
показывали семь утра. Голова болела, спину ломило, а в целом  я  чувствовала
себя - хуже не бывает.
   Потерла лицо руками и  завела  машину.  Женщина  в  цветастом  платье  на
крыльце  почты  смотрела  на  меня  с  подозрением.   Заметив   колодец,   я
остановилась, достала ведро воды и долго  с  наслаждением  умывалась.  Через
пятнадцать минут  я  готова  была  решать  любые  загадки,  хотя,  наверное,
правильнее сказать: отгадывать. Загадок по-прежнему было чересчур много,  но
они почти не пугали.
   Через два часа, въехав во двор, я увидела Сашкину машину. Любимый старший
брат сидел в кухне, пил кофе и читал газету.
   - Привет, - сказала я и улыбнулась. Несколько минут он  внимательно  меня
разглядывал, потом все-таки улыбнулся в ответ и сказал:
   - Здравствуй.
   Я подошла, поцеловала его, обняв за плечи и  послав  к  чертям  все  свои
домыслы. У меня лучший в мире брат, и я его очень люблю.
   - Ты не ночевала дома, - сказал он, перестав улыбаться.
   - Не ночевала, - согласилась я.
   - А где ты ночевала? Я пожала плечами.
   - У подруги.
   - У какой, интересно?
   - Ты меня допрашиваешь, - засмеялась я. - И вообще ты похож на  ревнивого
мужа.
   - Я ревнивый брат. Где ты была?
   Я подумала: стоит ли говорить правду?  Сашка  решит,  что  я  свихнулась:
прокатилась  до  Чебоксар  и  обратно,  чтобы  узнать,  что  Егоров  Дмитрий
Терентьевич его армейский друг.
   - Я была на даче, - соврала я.
   - Ты не ездила туда год, даже больше...
   - Полтора. А вчера захотелось съездить.
   - Почему мне не позвонила? Я поехал бы с тобой.
   - Хотела побыть одна.
   - Нервничаешь? - спросил Сашка.
   -  Конечно.  -  Я  помолчала   немного,   разглядывая   свои   ногти,   и
поинтересовалась:
   - Позавчера тебе Севка звонил?
   - Ты имеешь в виду убийство? Конечно, звонил.
   - Парень назначил мне встречу, и его сразу решили убрать.
   Сашка поморщился:
   - Необязательно. Могла быть еще какая-нибудь причина, и даже не одна.. Но
тебе следует быть осторожней и прекратить все это.  В  общем,  не  заставляй
меня беспокоиться. Мне сейчас и так нелегко.
   - Почему? - насторожилась я.
   Сашка усмехнулся, пожал плечами и даже хохотнул.
   - Думаешь, жизнь моя легка и прекрасна? Илья возвращается, и я  не  знаю,
как все сложится...
   - Мирон пытался донести до меня мысль, что Илье  ничего  не  светит.  Это
правда?
   - Скорее всего. Тебе известна ситуация...
   - Более-менее.
   - Но у меня голова болит больше о другом...
   - О чем? - спросила я.
   Он подтянул меня за руку и усадил к себе на колени.
   - О тебе и о том, как вы встретитесь и что решите.
   - Думаешь, он не вернется ко мне? - помолчав, тихо спросила я.
   - Я знаю, что Илья тебя любит. Ты должна быть мудрой и  терпеливой  и  не
болтаться по ночам бог знает где, прибавляя седины в голове брата.
   - Значит, все-таки злишься? - вздохнула я.
   -  Злюсь.  Иногда  человек  совершает  какие-то  поступки  и  потом   всю
оставшуюся жизнь раскаивается в этом.
   - Я не собираюсь заводить роман, если ты это имеешь в виду.
   - Слава богу, - хмыкнул он. -  Ты  красивая  и,  к  несчастью,  свободная
женщина, но я хочу, чтобы ты не принимала поспешных решений, даже если  тебе
покажется, что с Ильей все кончено.
   Я испуганно замерла.
   - Он что-нибудь написал?
   - Нет, - поморщился Сашка.
   - Почему ты заговорил об этом?
   - Я нервничаю, вот почему. Ладно. Пей кофе и приготовь мне завтрак.
   - У тебя есть жена.
   - У меня нет жены.
   Стоя к нему спиной, я рискнула спросить:
   - Почему ты не бросишь ее?
   - Не знаю, - равнодушно ответил он. -  Может  быть,  привык.  Может,  мне
нравится моя жизнь.
   - По-моему, она редкий день бывает трезвой.
   - По-моему, тоже. Ну и что? Я могу вести себя как свинья по  отношению  к
ней и оправдываться тем, что она пьяница. Иногда это удобно.
   - Никогда не думала, что ты циник, - удивилась я.
   - Я усталый, нервный человек, у  которого  много  забот.  Самая  большая:
крас