тепле...
   Вера прибавила шагу, стойко ответила  на  осуждающий  взгляд  вахтерши  и
взбежала на свой этаж.
   Она быстро шла по плохо освещенному коридору и  напевала  из  популярного
"Форума":  "Белая  ночь  опустилась,  как  облако..."  Может   быть,   жизнь
наладится?
   Не век же ей быть изгоем?
   Пройдет время, в институте приключатся другие скандалы, а она будет вести
себя тихо, и в конце концов об этой ужасной истории забудут.
   У двери в ее комнату сидел, привалившись к стене, Василий.
   Он был пьян.
   Увидев его, Вера мгновенно остановилась.  Васькины  глаза  были  закрыты.
Может, он спит?
   Убежать?
   Тихонько, на цыпочках, пока не заметил? Василий ни в чем ее не упрекал  -
правда, на трезвую голову.
   А с пьяных глаз - мало ли что?
   Вдруг в глаз ей засветит?
   Но Васька не спал.
   Он тяжело поднялся, приблизился к ней.
   Ее охватило тяжелым запахом перегара.
   - Ты где была?
   - спросил он требовательно.
   Она постаралась взять себя в руки. Ответила спокойно:
   - В библиотеке.
   - Библиотека сегодня не работает.
   - сказал он тоном полицейского комиссара.
   Вера подавила раздражение.
   Ей нельзя с нимссо-риться.
   Особенно сегодня.
   Миролюбиво ответила:
   - Институтская библиотека не работает. А Ленинка - всегда пожалуйста.
   - Зачем тебе Ленинка? - продолжал он допрос.
   Дверь соседней комнаты приоткрылась - Васька говорил слишком громко.
   Вера вздохнула:
   - Вась, давай в комнату зайдем. Чайку выпьем...
   - А там у тебя никого?
   - гадко ухмыльнулся он.
   Вера вспыхнула, взглянула на него гневно.
   Он твердо ответил на ее взгляд, и она опустила глаза, плечи поникли.
   Что поделаешь, Васька имеет право...
   Наверно, имеет...
   Сказала покорно:
   - Нет, у меня никого нет. Пойдем, я батон теплый купила, варенье есть...
   Они вошли.
   Вера немедленно скинула промокшую куртку и туфли.
   В туфлях хлюпала вода - старый кожзаменитель давно полопался.
   Она покосилась на Васю, сняла носки и босиком прошлепала в комнату.
   Он наблюдал за ней пьяным, тяжелым взглядом:
   - Что ж тебе твой доцент новых туфель не подарил?
   Вера наконец вспылила:
   - Слушай, прекрати, а? Оставь его в покое. И меня.
   И добавила спокойно:
   - Так ты чай будешь?
   Не дожидаясь ответа, она включила чайник и забралась  с  ногами  на  свою
кровать.
   Обхватила ноги руками, пытаясь согреться.
   Он присел рядом, мягко положил ее ноги на свои колени, принялся растирать
ледяные ступни.
   - Вася, не надо! - вяло сопротивлялась  она.  Он  посмотрел  ей  прямо  в
глаза:
   - Так что ты делаешь в Ленинке? Вера пожала плечами:
   - Просматриваю материалы о "Нахимове". Ищу зацепку.
   - Почему меня с собой не берешь?
   - А зачем тебе это? Это дело мое, ты-то здесь при чем?
   - При том, при том... - он запнулся.
   - Вот то-то же. При том, что я - сама по себе. И ты - тоже.
   Он резким движением сбросил со своих колен ее  ноги,  навалился  на  нее,
впился крепким, пахнущим водкой поцелуем.
   Она заерзала,  пытаясь  вырваться.  А  Васька  сжимал  ее  все  крепче  и
крепче... Отцеловав, оттолкнул резко,  так  что  она  не  удержалась,  упала
спиной на кровать. Он тут же навалился сверху, прижал ее к постели.
   - Никогда не говори так - сама по себе,слышишь - не смей!
   Ей было страшно  смотреть  в  его  пьяные,  полубезумные  глаза.  Она  не
решилась сказать, что хотела: "А как же иначе?"
   Вместо этих слов Вера просто  покорно  кивнула.  Какой  смысл  спорить  с
пьяным? Тем более с пьяным и влюбленным?
   Он снова поцеловал ее - не робко, не осторожно,  как  раньше,  а  сильно,
требовательно, даже нагло.
   Вера попыталась дернуться, но он прижимал ее так крепко, что она не могла
даже шевельнуться.
   Это был не прежний Васька - ласковый, послушный...
   Мальчик-котеночек...
   Теперь ее целовал незнакомый человек - злой, сильный и уверенный в себе.
   Она сама не заметила, как стала отвечать на его  поцелуи,  как  его  рука
забралась ей под свитер...
   В какой-то момент Вера опомнилась, прошептала хрипло:
   - Вася, не надо!
   - Надо!
   - рыкнул он.
   - Я два года думал, что не надо!
   Ждал, идиот!
   Дождался...
   - Вася, вдруг кто придет...
   - Никто не придет! Все на моих поминках!
   - Не говори так! - крикнула она в  страхе.  А  он  внезапно  сбавил  свой
резкий тон:
   - Верочка... Веруня... Я два года тебя не увижу... Я прошу тебя...
   Он по-прежнему просил.
   Он не настаивал.
   А ей было так одиноко весь последний месяц... Ах, если бы  Васька  всегда
был таким - сильным, самоуверенным и пусть даже пьяным...
   Они очнулись от запаха гари.
   Электрический чайник, коллективная собственность Вериной  комнаты,  давно
выкипел и насухую дымился.
   - Вася, сделай что-нибудь! - в страхе прошептала она.
   Он быстро вскочил с постели, выдернул вилку из розетки, успокоил ее:
   - Не дрейфь.
   Советское - значит, железное.
   Остынет - будет работать нормально.
   Вернулся в кровать.
   Вера пристроилась нежиться на его голом плече.
   Вдруг он отстранился, резко встал.
   - Ты чего, Вася? - не поняла она.
   Он подошел к окну, прижался лбом к черному от ночи стеклу.
   На улице шел бесконечный осенний дождь.
   Вера босиком подобралась к нему, обняла:
   - Эй, ну правда, чего ты? Василий ответил глухо:
   - Я не вернусь оттуда. Я чувствую.
   - Вася, - расстроилась она, - не говори так. Ты - обязательно вернешься!
   Придешь сильный, красивый, и мы.., мы...
   - Мы можем пожениться хоть завтра.
   Но я - не вернусь. Назови его Васькой, ладно?
   Вера никогда не любила разговоры о предчувствии смерти.
   Она считала, что смерть предсказать невозможно.
   И окончательно убедилась в этом после гибели родителей - ведь в тот  день
ей было хорошо, как никогда.
   И казалось, что вся жизнь впереди и будет в ней только хорошее...
   Вере хотелось крикнуть на Василия: "Прекрати! Прекрати! Прекрати!"
   Но она промолчала.
   Не сказала и о том, что никакого "маленького Васьки"  после  сегодняшнего
вечера все равно не будет.
   Исключено - она еще вчера освобождение от физкультуры брала...
   Так что извиняй, Вась, наследника у тебя пока не  будет.  Матушка-природа
против...
   Вместо этих слов Вера обняла Васю, прижалась к нему, сказала ласково:
   - Выбрось из головы. Ты обязательно вернешься. А я буду тебя ждать.
   Он слабо улыбнулся:
   - Ой ли?
   - Честно-честно! - весело ответила Вера, радуясь, что он успокоился.
   И рассказала Васе свой стратегический план: она наляжет на  учебу,  чтобы
обеспечить себя авторитетом и повышенной стипендией.
   А в свободное время будет  заниматься  своим  расследованием.  И  докажет
всем, кто хихикает за ее спиной:  она  -  не  просто  тихонькая  середнячка,
которая только и может прославиться тем, что переспит с преподавателем.
   Нет, она не такая.
   У нее есть мозги и есть сила воли.
   Она еще победит эту жизнь.
   Преуспеет в ней.
   И уж по крайней мере поборется, а не бессильно откинет лапки.
   - Ты будешь мне писать? - требовательно спросил-приказал Васька.
   - Буду! Конечно же, буду! - пообещала она. t"
   ...К январю Вера установила почти триста пассажиров с "Нахимова".
   Сдала сессию всего с одной четверкой и получила повышенную стипендию.
   И в январе же она заметила, что уже давно не  ходила  к  медсестре  брать
однодневное освобождение от физкультуры.
   Но почему? У нее же ничего и ни с кем не случалось, если не считать тогда
с Васькой.
   Но это был по определению безопасный день!
   Вера мало что знала о женской физиологии.
   И решила посоветоваться с опытной Зойкой. Та сказала безапелляционно:
   - Ты фрукты ешь?
   Высыпаешься нормально?
   На свежем воздухе гуляешь?
   Нет?
   Так чего тогда хочешь?
   Обычное дело, у всех бывает. От недостатка витаминов. Я  даже  знаю,  как
называется.., во, дисфункция.
   - Может, к врачу сходить? - робко предположила Вера. Зойка расхохоталась:
   - Сходи, если не лень.
   Только врач тебе назначат то же, что и я, - прогулки да фрукты.
   Вера поверила и успокоилась. Но в феврале тоже ничего не произошло.
   - Дисфункция затянулась, - авторитетно сказала Зойка.
   - А если нет? - тревожилась Вера.
   - Тебя тошнит? Голова кружится? Жор напал?
   - Нет, не тошнит. А жор у меня всегда...
   - Ну и расслабься.
   Но Вера больше  расслабляться  не  могла  и  отправилась  к  институтской
врачихе.
   - Да тебе, девочка, скоро уже в академку!
   - весело сказала пожилая гинекологиня.
   ...Так не бывает.
   Это исключено. Невозможно, чтобы все сваливалось на нее одну.
   - Вы? Вы уверены? - пролепетала она. Врачиха предложила спокойно:
   - Не веришь - могу на ультразвук направить.
   Только там очередь как раз к родам подойдет.
   - Но как же так?! Меня совсем не тошнит, не болит ничего!
   - Радуйся, дурочка, - беременность хорошо протекает.
   - Запишите меня на аборт, - хладнокровно сказала Вера.
   Она успела заметить гневное недоумение в  глазах  врача.  "Сейчас  мораль
начнется", - испугалась Вера. Но  морали  не  последовало.  Докторша  просто
пожала плечами:
   - Поздно. Четыре месяца. О чем ты раньше-то думала?
   - О том, что не может такого быть! У меня пятый день всего был!
   - Бывает, и на третий залетают... Отец есть у ребенка? - поинтересовалась
врачиха.
   - Отец в армии, мы не расписаны.
   Стипендия пятьдесят, родителей нет, еще двадцать присылает бабушка,  -  в
телеграфном стиле выдала Вера.
   - Значит, сообщай отцу. И его родителям - пусть помогают. Аборт на  таком
сроке тебе ни один врач не сделает.
   И к бабкам идти не советую.
   Таз у , тебя узкий, угробят...
   Вера вышла из кабинета, упала на коридорный диванчик.
   Что ей делать?
   Рыдать?
   Биться головой об стену -  чтобы  забрали  в  психушку,  накололи  всякой
дрянью и дали возможность наконец-то забыться и забыть обо всем?
   Лежать в горячей ванне, чтобы случился выкидыш?
   Интересно только, где она ванну найдет...
   Говорят еще, можно таскать тяжести...
   Зойка, наверно, и другие способы знает.
   Вера  прислушалась  к  себе.  На  секунду  ей  показалось,   что   малыш,
прятавшийся  внутри  ее,  возмущенно  топнул  крохотной  ножкой.  "Глупости!
Шевелиться ему пока рано!
   - одернула себя Вероника.
   - Он еще не человек, просто плод.
   Набор химических элементов".
   Хорошо, пускай плод.
   Плод, который можно легко уничтожить.  От  которого  можно  легко  и  без
угрызений совести избавиться.
   Какие слова-то нехорошие: "уничтожить"... "избавиться"...
   Вера задумалась: что бы ей сказали родители?
   Если б она пришла к ним, повинилась? Она ярко, как  будто  стояла  рядом,
представила возмущенное лицо мамы и встревоженное - папы.
   Пропустила мимо ушей естественные гневные слова.
   И поняла, четко и ясно, ЧТО бы решили родители: пусть остается.
   Выживем.
   Прокормим.
   Может, и правда, не надо?
   Не надо - избавляться?
   Васька же  сам  сказал  назвать  ЕГО  Васькой.  ОН,  наверно,  уже  скоро
шевелиться начнет...
   Но боже мой, как же это не вовремя!
   Она же только начинает жить!
   Ей восемнадцать лет.
   Второй курс... Да и Васька, отец ребенка, в общем-то, не тот  человек,  с
кем бы она хотела прожить всю жизнь...
   Вероника была ужасно расстроена.
   Но опустошенности, раздавленности, нежелания жить в себе не замечала.
   Ее обуревала только злость.
   На несправедливую жизнь и на себя, дуру из дур.
   И еще - из глубины души рвался азарт.
   Пока еще робкий, но самый настоящий азарт.
   А вдруг... вдруг она справится?
   Выживет - назло всем?
   Победит?
   И в сорок лет, когда она станет преуспевающей и богатой дамой (а  в  этом
Вера почти не сомневалась), ее сыну будет уже двадцать два...
   А из Васьки, наверно, все-таки получится неплохой папаша...

15 февраля 1988 года

   Здравствуй, Васенька!
   Пишу тебе на лекции по физике.
   Сижу на первой парте с серьезным видом.
   Доцент Караваев, дурак, думает, что я записываю за ним.
   А на самом деле мне Зойка под копирку лекцию кропает.
   У нас все по-старому.
   В этом семестре я в долгах как в шелках -  не  сдала  два  коллоквиума  и
курсовую.
   В общаге не топят, а на улице еще мороз, снег лежит.  В  комнате  чертова
померзень, спим в шерстяных носках и свитерах.
   Как тебе служится ?
   Где ты ?
   В каких краях?
   Я понимаю, что это, может, военная тайна, но  хоть  напиши,  что  там  за
природа... Погода какая?
   Вера резко отбросила ручку.
   Она громко цокнула по линолеуму в притихшей аудитории.
   Доцент Караваев на секунду отвлекся от лекции и пронзил ее своим лазерным
взглядом.
   Но ничего не сказал, вернулся к формулам. А Вера обхватила руками голову,
спрятала лицо в ладонях.
   Почему  же  так  сложно  написать,  что   случилось?   Пишутся   какие-то
благоглупости - природа, погода, лекции...
   Она подняла с пола ручку и дописала письмо:
   На самом деле, все это неважно.
   Васька, я беременна.
   Будет маленький Васька, как ты и заказывал.
   Уже четвертый месяц, а я только вчера  узнала.  Так  что  готовься  стать
папочкой и возвращайся скорее. Твоя Вера.
   На ее письмо Вася не ответил.
   Она ждала три недели, проклинала работу почты в целом и армейской полевой
почты в частности.
   Написала ему еще раз - всего несколько строк: "Вася, ты что,  не  получал
мое письмо? Так повторяю еще раз  -  я  беременна  от  тебя,  скоро  родится
маленький Васька".
   Ответа опять не последовало.
   Вера продолжала жить, как будто ничего не произошло.
   Но на душе было тяжко: неужели она и в Ваське ошиблась?  Ошиблась  -  как
ошибалась во Владе? Влюбленный одноклассник получил письмо о том, что  скоро
станет папой, и ускакал в кусты?
   Одно дело просить по пьянке: "Назови его  Васькой",  а  совсем  другое  -
брать на себя ответственность за малыша и за нее, Веру...
   Нет, Василий не такой.
   Он от нее не отступится.
   Он так влюблен, что радоваться  должен:  удалось-таки  привязать  к  себе
неуловимую Веру!
   Вероника собралась с духом и позвонила в Куйбышев, Васиной маме.
   О беременности, конечно, ничего не сказала, но узнала, что Васька и домой
тоже давно не пишет.  "Услали  его  куда-то,  куда  и  почта  не  ходит",  -
вздохнула будущая свекровь.
   Собственную бабушку Вера решила пока не беспокоить, хотя жить становилось
тяжелее.
   Все время хотелось  есть,  и  двойной  порцией  макарон  желудок  уже  не
удовлетворялся.
   Требовал фруктов, творога, молока.
   Ее совсем не тошнило, аппетит был отличный. Желудок был согласен на все -
кроме столовских макарон.  И  Вера,  попереживав,  вытащила  сто  рублей  из
неприкосновенной заначки, отложенной на родительский памятник.
   Сказала себе и вроде бы как родителям: "Ведь я беру не  на  удовольствия.
Потрачу на вашего внука!"
   Она перестала каждый день давиться невкусной столовской пищей.
   Покупала себе на рынке домашний творог, "Адыгейский" сыр  и  иногда  даже
гранаты.
   Постоянное чувство голода потихоньку сошло на нет.
   Но Вера стала замечать, что у нее портится  характер.  И  она  ничего  не
могла с собой поделать.
   До чего же некстати она стала раздражительной и плаксивой! В институте  и
в общаге только подзабыли скандал с Полонским, снова стали приглашать  ее  в
культпоходы в кино и на вечеринки, - а  она  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего
грубила, раздражалась или принималась реветь.
   Раньше она всегда радовалась, что находится в гуще событий,  что  кому-то
нужна,  что  в  курсе  всех  новостей  и  сплетен...  А  сейчас  новости  не
интересовали, а сплетни просто бесили. Что ей до всех этих институтских  дел
и делишек, зачем ей нужны новые друзья и поклонники, если скоро ее  раздует,
как бочку с огурцами!
   Вера чувствовала себя спокойно, комфортно, только когда была одна.  Когда
вокруг было тихо, пусто и никто ее не трогал.
   Пустые московские бульвары, глухие переулочки, полузаброшенные музеи... В
общаге с тишиной была напряженка - только если на занятия не  ходить.  Этого
Вера себе позволить не могла. Но зато она умудрилась найти  укромный  уголок
даже в колготном, шумном институте.
   На большой перемене Вера забиралась под боковую лестницу, отдыхала там  в
темноте и пыли, сидела на перевернутом ящике.
   О ее убежище знала только Зойка.
   Посмеивалась над непутевой подругой ("Ты у нас как бирюк!
   То есть эта - бирючиха!").
   Но никому о Вериной норе не рассказывала.
   А Вере десяти минут перемены хватало, чтобы прийти в себя и набраться сил
перед следующей парой.
   ...Седьмого марта институт гудел, девчонки дефилировали,  принарядившись,
выпятив грудь и высоко задрав голову: парней в радиотехническом училось раза
в два больше, и женский праздник студентки начинали ждать чуть не  с  Нового
года.
   Аудитории пестрели яркими кофточками и букетиками  мимоз,  и  даже  самые
строгие преподаватели начинали свои лекции с поздравлений.
   К первой паре из их общежитской комнаты отправилась только Вера.
   Зойка  и  Жанна  расхаживали,  наложив  на  лицо  доморощенные  маски  из
геркулесовой крупы и накрутив волосы на жгутики из газет.
   Вера же красоту наводить не стала. Не для кого, да и бесполезно: два  дня
назад на правой щеке появилось  противное  темно-коричневое  пятно,  никаким
макияжем его не скроешь. Смотреть на радостных,  предвкушающих  поздравления
соседок было невыносимо.
   Спать под их веселый гомон - тоже. И Вера, быстро  одевшись,  отправилась
на первую лекцию. Еле досидела - в аудитории было озорно, шумно.
   Летали записочки, девчонки с загадочным видом шушукались.  И  только  она
была в стороне от всеобщего веселья - хотя поздравляли и ее.
   Но  что  поделаешь,  если  все  эти  банальные  "с  Женским  днем  тебя!"
раздражали ее до безумия.
   На перемене Вера уже по устоявшейся привычке отправилась в свое логово  -
под лестницу.
   Примостилась на ящике, небрежно бросила  рядом  подаренный  однокурсником
букетик мимоз.
   Глубоко задумалась - уж не сходит ли она с ума?
   Нормально ли - сидеть в праздник в пыли и одиночестве?
   Нормально ли -  отказаться  от  сегодняшней  вечеринки  в  комнате  у  их
старосты?
   Но что же делать, если больше ничего ей сейчас не хочется...
   Прошелестели торопливые шаги. Вера  нахмурилась:  кого  еще  черт  несет?
Перед ней стояла Зойка. Уже не радостная, как утром, а смущенная, понурая.
   - Чего тебе? - не очень вежливо спросила ее Вера.
   - Слушай, я... я, наверно, не вовремя... Но  тут  телеграмму  принесли...
срочную... А ты уже ушла.
   - Бабушка? - побледнела Вера. - Нет.
   Вася.
   - шепотом выдохнула Зойка.
   И протянула ей белый прямоугольник.
   Под лестницей было темно, Вера не могла разглядеть букв,  только  неясные
контуры.
   - Что там, ты же читала! - нетерпеливо потребовала Вера.
   - Нет уж, смотри сама. - Зойка щелкнула зажигалкой.
   В неверном отсвете пламени Вера прочла:
   "На Васю пришла похоронка".

Прошло три года

Москва

Январь 1991 года

   Какое же счастье - просыпаться не от звонка  будильника  и  не  от  плача
Васечки, а - самой!
   Вера перевернулась в постели, потянулась, открыла глаза.
   Глянула на  будильник.  Ничего  себе!  Уже  половина  десятого.  Вот  это
разоспалась!
   Посмотрела на кроватку сына.
   Аккуратно прибранная, та сиротливо пустовала в углу.
   Прислонясь к перильцам, грустно сидел Васечкин любимый мишка.
   Тоже, кажется, скучал без сорванца-хозяина.
   Позавчера Вероника вернулась из Куйбышева.
   Оставила сынулю на попечение булечки.
   И теперь, пока  ее  тело  отдыхало  и  нежилось,  -  одиночество,  пустая
квартира, свобода! - душу саднил вопрос:
   "Как он там?"
   Чем бы  она  ни  занималась  -  а  дела  давно  уже  стали  требовать  ее
постоянного, с утра до ночи, включения, - вторым планом постоянно проплывали
мысли о сыне: "Как он?
   Не тоскует ли без мамы?
   Не дай бог, заболел?
   Капризничает?.. Справляетс