ла:
   - У вас в школе мероприятий сегодня никаких?
   Нет?
   Тогда пригласи к нам Кислова. Без ночевки - с ночевкой, как хочешь.
   - Одного Кислова? - скривился Василек. - Да ну его, он скучный...
   - А я вас на лошадях кататься отправлю, - пообещала Ника.
   - Правда? Не обманешь? - загорелся Вася.
   - Не обману, - поклялась Ника. - Ну что, привезешь?
   - Нет вопросов, - заверил сын.
   - Димка со мной - куда угодно. А зачем он тебе сдался?
   - Димка - низачем, - честно ответила она.
   - Мне его папа нужен.
   Он же приедет его забирать?
   - Опять в телевизор хочешь?
   - подмигнул сын...
   Димкин отец, Евгений Кислов, был самым  влиятельным  среди  всех  Никиных
телевизионных знакомых.
   Он держал пакет акций  одной  телекомпании,  входил  в  совет  директоров
другой, консультировал третью...
   Его  должности  назывались  неброско,  на  телеэкране  он  сам  почти  не
появлялся, но в "Останкино" его знали все. И все боялись.
   К Нике в салон регулярно захаживали телезвездочки - и все они  отзывались
о Кислове с нескрываемым трепетом.
   Одна из ведущих с ОРТ прямо говорила:
   "Ссориться можно со всеми.
   Хоть с президентом, хоть с премьером.
   А вот с Кисловым - нельзя".
   - Конечно, мам, я приведу Кислова, - пообещал Васечка. - Только не  факт,
что за ним сам папик приедет. Пришлет шофера, и все дела.
   - Ничего-ничего, - успокоила его Ника.
   - Ты, главное, Димку притащи. А папе я сама позвоню, приглашу его  к  нам
на ужин.
   Ты только узнай какой-нибудь телефон, по которому его можно застать.
   Сын вышел на связь во время большой перемены, сказал вполголоса:
   - Я во дворе в кустах прячусь... Димка приедет. Только он  просит,  чтобы
ты его у папы сама отпросила. Записывай телефон.
   Ника похвалила сына, еще раз напомнила, чтобы он не  выдал  ее  тайны,  и
позвонила Кислову-старшему:
   - Евгений Петрович?
   Это Ника Александровна, мама Васи Колесова.
   Наши мальчики сегодня хотят покататься на лошадях...
   Ну зачем сразу шофера?
   Не хотите приехать за Димой сами?
   Вы ведь никогда у нас не были... У меня сегодня - японский ужин.
   Потом покажу вам, какой шалаш мальчишки построили... Вы всех спрашиваете,
что от вас нужно?
   Ну хорошо,  тогда  считайте,  что  и  мне  что-то  нужно.  Если  вам  так
удобнее... Хорошо, жду.
   Ника положила трубку и вытерла со лба капельку пота.
   Да, этому Кислову палец в рот не клади.
   ...Евгений Петрович приехал на традиционном "шестисотом".
   Сзади, в массивном джипе, тряслась охрана. "Шофер и два холуя,  -  быстро
посчитала Ника.
   - А горничной я сказала рассчитывать на двоих. Ладно, разберется".
   Василек радостно приветствовал папу приятеля:
   - Здрасьте, дядь Жень! Вы приехали маму в телевизор брать?
   Кислов оценивающе взглянул на Нику и тут же ответил:
   - Почему нет, Василий?
   Сделаем ей программу...
   Его голос прозвучал как скрип пенопласта по стеклу.
   А обещание "сделать программу" походило на угрозу дать ремня.
   "Э, Евгений Петрович, одной программой не отделаетесь", - подумала  Ника.
А вслух строго сказала:
   - Васька, хватит болтать.
   Сын показал ей язык и, хохоча, скрылся в недрах сада.
   - Такой он у меня.., невоспитанный, - пожаловалась Ника гостю.
   Димка Кислов вел себя не в пример Никиному сыну - робко и сдержанно.
   Он, потупясь, поздоровался:
   "Здравствуй, папа".
   Ника не  узнавала  в  этом  пришибленном  пареньке  обычного  заводилу  и
крикуна.
   - Мальчики уже поели и роют в саду подземный ход, - сообщила Ника Евгению
Петровичу. -  Ваших..,  м-м..,  подчиненных  ждет  ужин  в  малой  гостиной.
Пойдемте в дом?
   Кислов проследил, что  ворота  надежно  заперты.  Явно  оценил,  что  дом
оснащен видеокамерами.
   Махнул охране: "Не нужны, идите".
   Братков тут же увела горничная. А Евгений Петрович по-хозяйски взял  Нику
под руку:
   - Куда мне вас отвести?
   "Наверно, ждет, что я скажу - в спальню!"
   - весело подумала Ника и произнесла:
   - Пойдемте в каминную. Там накрыт ужин. Пусть  мальчишки  свой  подземный
ход достраивают.
   За ужином Ника и Евгений Петрович вели светскую беседу.
   Первую скрипку, конечно, играл Кислов.
   Он  угощал  Нику  свежими  анекдотами,  баловал   последними   сплетнями,
рассказывал злободневные байки.
   Цепкие глаза внимательно наблюдали из-под кустистых  бровей.  "Следит  за
реакцией", - поняла Ника.
   И изо всех сил старалась своего отношения к телеисториям не высказывать.
   А когда смешно - смеяться. Смеяться от всей души.
   Евгений Петрович отдал должное суши-бару,  удовольствием  откушал  острый
куриный шашлычок под сакэ и склонился над чашкой кофе:
   - Ну-с, Ника Александровна, теперь признавайтесь, в чем дело.
   Лавры Митковой покоя не дают?
   "Хоть бы спасибо за ужин сказал!" - промелькнуло у Ники.
   - Да упаси боже!
   - сказала она вслух.
   - Танечка Миткова ко мне в салон  ходит,  я  ее  так  жалею...  Работает,
бедняжка, сутками, никакой личной жизни... У меня - другая проблема.
   Во-первых, давно хотела вас попросить: будьте добрее к Диме...
   Кислов вскинул голову, глаза метнули молнию:
   - Спасибо за совет. Только он... Ника не очень вежливо перебила:
   - Я знаю, он хулиганит, историю про лягушку в учительской уже слышала. Но
мне кажется, Дима просто очень закомплексован.
   Он все время смотрит на вас, уважает, преклоняется, боится...
   Ему хочется быть таким же сильным, влиятельным...
   В общем, таким, как отец.
   Вот он и старается - по мере сил.
   Привлекает к себе внимание.
   - Ну и что - прикажете мне этим гордиться? - ехидно спросил Кислов.
   "Телевизионщик ты, может, и классный.
   А вот отец - никакой", - быстро подумала Ника.
   - Зачем - гордиться?
   - спокойно сказала она. - Просто уделяйте ему больше внимания.
   Сделайте вид, что вам хочется с  ним  посоветоваться.  Скажите,  что  вам
интересно его мнение...
   - Ладно, Ника Александровна, -  я  понял,  -  с  каменным  лицом  ответил
Кислов.
   Ника сообразила, что ему уже говорили нечто подобное учителя из гимназии.
- Давайте второй вопрос!
   Ника слегка опешила.
   Честно  говоря,  она  думала,  что  педагогическая  дискуссия   продлится
несколько дольше.
   - Что, вам действительно нужна своя передача?
   - усмехнулся он, продолжая бесцеремонно ее разглядывать.
   - Нет, - твердо ответила она. - Мне нужно другое.
   Она  протянула  ему  папку  с  копиями  документов,  изъятых   из   сейфа
Соломатина.
   Кислов быстро просмотрел бумаги.
   Пару раз метнул на Нику заинтересованные взгляды. Один раз не  удержался,
прищелкнул языком.
   - Откуда это у вас?
   - требовательно спросил он.
   Она неопределенно пожала плечами.
   - Хорошо, спрошу иначе.
   Это - ваш интерес? Или чье-то поручение? Тут она не колебалась:
   - Интерес - лично мой. С этим можно что-нибудь сделать?
   - С этим - нет, - твердо сказал Кислов, показав на папку. И пояснил:
   - При нынешнем развитии печатного дела таких  фальшивок  можно  наклепать
тысячи.
   - У меня будут подлинники, - заверила Ника.
   - Мне  просто  хотелось  знать  ваше  мнение...  Имеет  ли  это  какую-то
ценность?
   - Кто еще об этом знает? - требовательно спросил он.
   - Больше никто.
   - твердо ответила Ника.
   Перетрусившего Полонского упоминать вовсе  не  обязательно.  Инну  -  тем
более.
   - Мы много не заплатим, - вдруг сказал Кислов. Ника в первое мгновение не
поняла, опешила. Но тут же сообразила:
   - А мне много и не надо.
   "Отлично, я и не думала, что на этом можно заработать!"
   Он строго посмотрел на нее:
   - Десять штук "зеленых". При условии полного, эксклюзива.
   Ника решила не торговаться и кивнула головой.
   - Оригиналы я получу через пару дней. И немедленно свяжусь с вами...
   Она устало откинулась в кресле.
   Кислов  внимательно  посмотрел  на  нее  и  впервые  за  вечер  заговорил
нормальным, человеческим тоном:
   - Ника Александрована... вы уверены?
   Уверены, что вам стоит затевать эту кашу?
   Ей показалось, что он спрашивает  ее  искренне.  Оказывается,  его  голос
умеет быть бархатным и встревоженным. Если бы он с сыном так разговаривал!
   Ника вздохнула:
   - Мне совсем не хочется затевать эту кашу. Но другого  выхода  у  меня  -
нет.
   Она поднялась:
   - Пойдемте покажу вам подземный ход. Мальчишки, наверно, уже заждались...
Пятница, 20 октября, утро

Баргузинов

   - Принести вам кофе? - Официантка ласково прикоснулась к его плечу.
   Он вздрогнул, взглянул на нее.
   Нависает над ним - высокая, тощая, в бархатном блестящем костюмчике.
   Не будет он кофе. Иван буркнул:
   - Принеси водки.
   - Что-нибудь закусить?
   - Не надо. Только водки.
   В глазах у девушки блеснуло сожаление.
   Молодая еще, не привыкла.  Пытается  его  отрезвить.  Жалеет.  Официантка
склонилась к нему, сказала настойчиво:
   - Давайте принесу  тарталеток.  С  семгой.  Пока  они  беседовали,  дилер
объявил  новые  ставки.  Баргузинов   поставить   не   успел.   Супервайзер,
наблюдавший за игрой, звякнул в колокольчик.
   Официантка обернулась на звук.
   Старший менеджер сделал ей страшные глаза.
   Это означало: "Вали отсюда.
   Не приставай к клиенту.  Из-за  твоих  тарталеток  он  проиграет  на  сто
долларов меньше". Девушка поспешно отошла.
   Баргузинов вновь повернулся к игровому столу.
   Господи, что он делает! Сколько он уже здесь?
   И сколько - здесь оставил? Квадраты рулетки сливались в сплошное  зеленое
полотно. Стрекочущий шарик звучал словно адская музыка. Иван уже  ничего  не
понимал.
   Не понимал, куда он ставит, зачем, как, по какой системе.
   Баргузинов знал только одно: сегодня ему не везет. И знал, что раньше,  в
такие невезучие дни, он просто пожимал  плечами  -  подумаешь,  потерял  сто
баксов! - и перебирался из казино куда-нибудь в ночной клуб.
   Но сегодня...
   Точнее - вчера...
   А может - позавчера...
   На него что-то нашло.
   Он никак не мог отсюда уйти.
   Фортуна издевалась.
   Изредка показывала ему остренькие зубки, давала чуть-чуть выиграть.
   Ивану придвигали столбики фишек, на душе теплело, хотя разум подсказывал:
"Ты просадил уже в сто раз больше!" И он опять играл,  ему  снова  казалось:
все, везение вернулось, он знает, чувствует, какой сектор сейчас выпадет.
   И ставил по пятьсот баксов на последнюю треть, на числа от 24 до 36.
   И даже угадывал. Почти  угадывал  -  выпадало  совсем  рядышком:  23  или
"зеро".
   А он собирался с силами и вновь испытывал свою судьбу, и  она  вновь  над
ним издевалась.
   Издевалась так, что даже прожженные циники,  соседи  по  игровому  столу,
смотрели на Баргузинова с сочувствием.
   Внутренний голос посылал его за покерный стол, внутренний голос  шелестел
в ухо: ставь больше, ты сейчас выиграешь.
   И он ставил, и получал со сдачи четыре десятки, и швырял карты на стол  к
восторгу игроков, и кричал дилеру: "Ну-ка, открывай свою пару шестерок.
   Или что там у тебя?
   Три шестерки? Четыре?! Может, у тебя вообще игры нет? Ну и черте тобой, у
меня - бонус !
   Официантка уже бежала к столу с запотевшей бутылкой шампанского, а  дилер
под ненавидящим взглядом супервайзера в страхе открывал свои карты.
   И объявлял дрожащим  от  удивления  голосом:  "Че-четыре  валета...  Каре
десяток проиграло!"
   "Что ты делаешь, Баргузинов?
   - говорил он сам себе.
   - Уходи, идиот, остановись!"
   Иван вставал, шел к кассе, обменивал оставшиеся фишки на деньги.
   Но у него, как назло,  все  время  оказывались  некруглые  суммы:  четыре
тысячи сто тридцать долларов... потом две тысячи пятьдесят...  потом  тысяча
сорок.
   И он возвращался в игровой зал - разделаться с некруглым остатком.
   И опять зависал, опять начинал верить, что фортуна наконец ему улыбнется.
   Ведь карта - не лошадь, должно наконец повезти!
   Но лошадь везти отказывалась.
   Иван уже давно не замечал, во что он играет и на что ставит.
   Мысли ускакали далеко прочь от прокуренного и провонявшего потом  казино.
Мысли вернулись туда, откуда он их отчаянно гнал. Куда жестоко не пускал все
госледние дни.
   Он опять думал о Нике. И в голове тульсировали ясные и четкие мысли: "Я -
идиот, играл не правильно. Я ставил - не на то..."
   Он мучительно вспоминал их с Никой жизнь.
   Разве плохо им было?
   Да, оба заняты на работе, встречаются лишь на пару часов по  вечерам,  но
что это были за вечера!
   Иван всегда считал, что Нике с ним - хорошо.
   Что ей его резкость даже нравится.
   Казалось, она любила, когда  Иван  встречал  ее  грозным:  "Нашлялась  по
мужикам?"
   И, не дав раздеться, набрасывался на нее, мял  и  рвал  дорогие  костюмы,
портил стодолларовые укладки.
   Ей явно был в кайф жесткий, брутальный секс.
   Глаза у нее горели так, что их блеск не мог обмануть никого.
   Потом, довольные и запыхавшиеся, они вместе ужинали. Ника рассказывала  о
своих успехах -  крошка  пыталась  построить  свой  косметический  салон,  и
Баргузинов ей не препятствовал.
   Он усмехался в ответ на ее щебет.
   В детали своей работы не вдавался: женщине незачем это знать.
   Туманно отвечал, что "и у него все в порядке".
   Охотно давал ей советы - кто ж посоветует лучше?
   Подсказывал, как лучше составлять контракты с сотрудниками.  Рекомендовал
ориентировать салон не только на женщин, но и на мужчин: "Вон у  меня  шофер
завтра женится, не знает, где  бы  ему  прыщи  выдавить,  чтобы  невеста  не
сбежала".
   "Ты у меня - идеальный муж", - говорила ему Ника. И Баргузинову казалось,
что она - не врет.
   Ника продолжала восхищаться: "Ты - чудо!
   Работать не запрещаешь, в кухне не запираешь, и в сексе - просто чума!"
   ...А когда Никин салон стал приносить прибыль, Иван сначала не поверил.
   Даже съехидничал в конце первого месяца ее работы:
   - Ну и как, большие убытки? Он ожидал услышать  в  ответ  смущенное:  "Да
так, не особо..."
   Но Ника радостно отвечала:
   - Плюс девять! Но, кажется, это только начало...
   - Девять деревянных штук? - скривился Баргузинов.
   - Девять тысяч долларов!
   Мы, правда, налоги еще не платили, но я уже придумала, как часть  прибыли
скрыть!
   Ничего себе, девочка разыгралась! Просто невозможно поверить!
   Баргузинов недоверчиво смотрел на ее сияющее лицо:
   - Не брешешь, женщина?
   Она уже давно не обижалась на его грубости:
   - Я тебе не собачка, чтоб брехать. Давай раздевайся, отметим победу.
   ...В этот вечер он любил ее особенно яростно. И она опять была  довольна,
и устало откинулась на его плечо, и  прошептала  восхищенно:  "Ты  -  просто
супер!"
   Баргузинову стоило больших трудов признаться  самому  себе:  он  гордится
своей женой.
   Гордится своей хрупкой девочкой,  которая  тащит  на  худеньких  плечиках
преуспевающее, прибыльное дело.
   Но он никогда, ни за что на свете не признается в этом.
   Он специально постарался, чтобы она расслышала обрывок его  разговора  по
телефону: "Я тут своей косметический салон купил... пусть побалуется..."
   Посмеивался над ее "мелким бизнесом". И - начал жестоко ревновать.
   У Ники появлялись деловые партнеры  -  сплошь  преуспевающие  красавцы  в
дорогих костюмах.
   Она нанимала на работу  молодых  смазливых  массажистов.  Дарила  подарки
пройдошистым чиновникам из СЭС и мэрии.
   Иван нервничал.
   Угрожал.
   Опускал ее.
   Иногда даже просил своих ребят присмотреть за женой-вертихвосткой.
   А Ника... Ника принялась огрызаться.
   У нее появилась наконец своя личная жизнь, куда Ивану не было доступа.
   Концерты с подругами.
   Теннис с деловыми партнерами.
   Поздние звонки, мужские голоса по телефону.
   Тогда, в воскресенье, Иван не выдержал.
   Он ждал ее весь вечер. Он хотел ее, он грезил о  ее  податливом  теле.  А
жена, видите ли, отправилась на концерт.
   И явилась - ближе к полуночи.
   Иван ударил ее.
   Он просто ждал в ответ покаянных слов: прости, извини, больше не буду.  А
она распрямила плечи: "Уходи!"
   Баргузинов вспылил и ушел.
   Успокаивал себя: прибежит сама.
   Ника - не прибегала.
   Он прожил ужасную неделю. Он активно трахал старлеток и стриптизерш  и  с
ужасом понимал: с Никой никому из этих красоток не сравниться...
   Иван сдался.
   Он приехал с повинной.
   Он решил сказать Нике, что на самом деле он ее любит и не может  без  нее
жить.
   Но эта стерва накинулась на него с обвинениями.
   Баргузинов не понял  и  половины  ее  претензий.  "Ты  приставил  ко  мне
слежку!" Чушь.
   "Я рыдаю, не могу отомстить за родителей!"
   Еще большая глупость.
   Она говорила ему, что родители  давно  умерли.  Именно  -  умерли,  а  не
погибли. Кому же она собралась мстить? Богу, что ли?
   Баргузинов не выдержал, вспылил, пригрозил ей.
   Сгоряча обещал раскрыть тайну, связывающую их крепче любых уз.
   А она напустилась на него: "Ты меня подставил!
   Я рискую, а ты хочешь остаться чистеньким!"
   Стерва. Ника - стерва.
   Он ушел от нее - теперь навсегда. И навсегда - потерял покой.
   "Делайте ваши ставки!"
   - услышал юн в тысячный раз.
   Машинально пошвырял сам не зная куда фишки.
   В тысячный раз подумал: "Пора уходить. Бежать из этого долбаного казино".
   Только куда бежать?
   То же самое время Ника Васечка ворвался в кабинет без  стука  и  в  самое
неподходящее время.
   Ника как раз раскладывала банкноты в стопки по тысяче долларов в  каждой,
У сына округлились глаза:
   - Это сколько ж сноубордов можно купить!
   Ника метнула на него гневный взгляд.
   Вздохнула - сама виновата, что дверь не заперла.
   Нужно быстро исправлять ситуацию, пока  сын  не  успел  почувствовать  ее
напряжение и не испугался. Она сказала Васильку:
   - Ты очень кстати. Тащи клей, будем опояски делать.
   - Мам, а зачем столько денег?
   -  Василий  продолжал  во  все  глаза  рассматривать   стол,   заваленный
долларами.
   - Ну е-мазай, - Ника использовала любимое восклицание сына, - ты что,  из
налоговой полиции?.. Клей несешь или как?
   Вася умчался.
   Тут же вернулся с клеем.
   Старательно, высунув от усердия язычок, пересчитывал вместе с ней  деньги
и заклеивал пачки.
   Сказал с уважительным придыханием:
   - Интересная у тебя, блин, работа...
   - Да как у всех!
   - небрежно сказала Ника, забрасывая готовые пачки в спортивную сумку.
   Ника сама отвезла сына в школу.
   Весь путь Вася не выпускал из рук сумку с деньгами и, выходя  из  машины,
очень  неохотно  оставил  ее  на  сиденье.  Поцеловал  Нику  на  прощание  и
прошептал:
   - Мам, ты не можешь мне долларов триста выделить, а?
   Очень сноуборд хочется...
   - Не могу, - вздохнула Ника.
   - Ну хоть скажи, кому эти деньги-то?
   - Мафии, Василек, мафии, - округлила глаза Ника.
   Сын рассмеялся и помчался к зданию школы.
   Когда Ника сама везла его на занятия, они вечно опаздывали...
   На выезде со школьного двора Ника, задумавшись, подрезала джип. В  машине
красовались двое крупноголовых. "Сейчас начнут хулиганить!" - вздохнула она.
Но джип дважды мигнул фарами - мол, прошу, мадам, проезжайте.
   Ника благодарно сделала ручкой, гадая, что за быки  такие  культурные.  И
узнала - это же охрана Кислова!
   Те самые, что сопровождали своего шефа во время визита в ее особняк.
   "Значит, им ужин понравился. Надо похвалить экономку", - подытожила Ника.
   Сумка с деньгами мозолила ей глаза, и она раздо-садованно  скинула  ее  с
сиденья прямо на пол.
   Жаль, что за ней больше не следят! А то  подстраховали  бы  ее  вместе  с
дорогим грузом.
   Но наблюдение за ней сняли - в тот самый день, когда  она  встретилась  с
шантажистом.
   Вопрос, кто заказывал слежку, вроде бы разрешился. Ника  позвонила  Павлу
Синичкину, отменила свое задание:
   - Проблема снята, я с этим разобралась...
   - И кто это был? - живо поинтересовался детектив.
   "Да кто-то из того банка, что я ограбила семь лет назад", - чуть было  не
ответила Ника.
   Все было очевидно.
   Сначала шантажист ее проверял - потом, выяснив связи,