них  расставлены
сети.
   А под вечер в поле близ особняка снова приехал давешний джип.
   И опять Вероника с ужасом наблюдала в окно, как вышедшие из него  мужчины
осматривают местность, показывают пальцами на особняк.
   Она так растерялась, что даже не сразу позвонила Баргузинову.
   Тот приехал, злой, хмурый, - и опять поздно. Люди на джипе уже убрались.
   За ужином Вероника неожиданно для себя расплакалась.
   - Я не могу так больше!..
   - сквозь слезы причитала она. - Я  не  могу  здесь  жить!..  Ванечка,  ну
сделай что-нибудь!..
   Больше всего на свете ей теперь хотелось уехать, скрыться, запрятаться.
   Исчезнуть вместе с Васечкой. Убежать куда-нибудь далеко-далеко.
   Бросить к черту особняк, ставший ее тюрьмой.
   Оставить разлаписто  лежащую  рядом,  под  боком,  азиатскую,  бандитскую
Москву.
   Улететь к черту из своей странной и страшной страны.
   Унестись на крыльях тех самых ночных  самолетов,  что  мешали  ей  спать.
Оказаться где-нибудь на чужой земле, где ее никто не знает.
   Где нет хмурых лиц и угроз...
   Где прохожие улыбаются друг другу...
   - Ваня...
   - бормотала она сквозь слезы, чуть ли не впервые называя  Баргузинова  не
по фамилии, а по имени. - Ванечка... Давай уедем... Давай уедем  куда-нибудь
за границу... Как Зойка... И будем жить там... Спокойно...
   - Уедем - и что? - жестко спросил Баргузинов.
   - Как что?.. Будем жить... Тихо, мирно...
   - Да?
   И ты пойдешь мыть посуду?
   А я - работать на заправке?
   Вместе с неграми?
   - Но у нас же с тобой есть деньги...
   Слезы ее высохли. Начинался деловой разговор.
   - Деньги?
   - презрительно усмехнулся Баргузинов.
   - Сколько у тебя в заначке?
   - Три тысячи... Долларов...
   - Разве ж это деньги!..
   - А у тебя? - робко спросила она. Баргузинов снизошел до ответа:
   - Все мои деньги - в деле. Оттуда их хер просто так вынешь.
   - Можно продать особняк...
   - Особняк, говоришь?
   Мой особняк?..
   Ну да, продадим - и купим на эти деньги трехкомнатную квартиру где-нибудь
в Вашингтоне.
   - Ну и пусть...
   - Нет не пусть!
   - взорвался Баргузинов.
   - Не пусть!..
   Насчет свалить из совка - это я не против.
   Хорошо.
   Давай отсюда свалим!
   Но кому мы там, за границей, нужны?
   Кому мы нужны - без денег-то?..
   Нищие эмигранты, "сами мы неместные", живем на пособие...  Нет,  дорогуша
моя!..
   Баргузинов встал, прошелся по гостиной.
   Отчего-то казалось, что он ждал этого разговора.
   - Уехать отсюда - идея здравая, - продолжил он. -  Но  канать  из  России
надо - с деньгами.
   Поняла - с деньгами!..
   Чтобы больше никогда ни тебе, ни мне, ни Ваське твоему - не работать!.. И
ни в чем не нуждаться!..
   - Я.., я, честно говоря, думала, что мы богаты...
   - Да, мы богаты.
   По сравнению с пенсионеркой из Тулы.
   А рядом с американцем - тьфу, голь!..
   - Ну так давай эти деньги...
   Давай их заработаем... Мы же сделали это уже один раз...  И  ты,  и  я...
Значит, у нас и еще раз получится... - Заработаем?
   Ха!..
   Миллион долларов ты не заработаешь.
   - Ну так давай украдем, - улыбаясь сквозь слезы, произнесла Вера.
   Баргузинов криво усмехнулся. Веронике вдруг на  секунду  показалось,  что
ему не просто понравились ее слова.
   Похоже было, что Баргузинов сам подводил ев к. этой мысли.
   - Ну...
   - Он усмехнулся и впервые за время разговора  твердо  посмотрел  в  глаза
Веронике:
   - Давай украдем.
   - Укради, - серьезно сказала она.
   Баргузинов поморщился.
   - Или, - поправилась она, - давай украдем вместе.
   - Мне нравится ход твоей мысли, - ухмыльнулся он.
   - Я буду думать в этом направлении. А сейчас - пошли.
   Какие-то эротические токи пробежали между ними в конце разговора.
   Баргузинов немедленно схватил ее за руку и чуть ли  не  силой  повлек  за
собой наверх, в спальню.
   Запер от Василька дверь на задвижку, грубо раздел ее и  быстро  и  сильно
овладел ею.
   Вера, чтобы не кричать и не пугать  Василька,  искусала  Баргузинову  все
плечо. А когда он оставил ее, она тут же заснула.
   Впервые за всю прошедшую неделю заснула покойно и сладко...
   ...А еще через три дня Баргузинов рассказал ей  свой  план:  как  украсть
пять миллионов долларов.
   План выглядел идеальным.
   Веронике  -  номинальной  хозяйке  малого  предприятия   и   человеку   с
безупречной деловой репутацией - в нем отводилась центральная роль.

Часть вторая

Прошло восемь лет

Наши дни

   Передача "Формула победы" вышла в эфир в воскресенье, первого октября,  в
одиннадцать утра.
   ...Доктор философских наук, профессор  Полонский  в  шелковом  халате  на
голое тело тупо щелкал "дистанционкой" кухонного телевизора.
   Перед ним на столе дымилась чашка свежесваренного кофе.
   Из спальни не доносилось ни звука.
   Его  очередная  пассия,  девятнадцатилетняя  Галка,  дрыхла,   утомленная
ночными играми.
   Она спала так тихо, безмятежно  и  глубоко,  как  можно  спать  только  в
детстве. Профессору никто не мешал, и это радовало его.
   Одинокий кофе и поглощение свежей порции телевизионной информации  -  вот
те занятия, которые он более всего любил по утрам.
   Полонский листал утренние программы: надеялся  наткнуться  на  что-нибудь
значительное или хотя бы  познавательное.  Однако  "ящик  для  идиотов",  не
блещущий  интеллектом  во  все  дни  недели,  к   воскресному   утру   тупел
катастрофически.
   По  всем  программам   транслировали   разухабистые   песенки,   дурацкие
юмористические программы, бессмысленные ток-шоу. "В мое время, - поймал себя
на мысли профессор.
   - с подобным уровнем не взяли бы даже в студенческую самодеятельность..."
   Каналы мелькали все быстрее.
   Логотипы в углу экрана сменяли один другой: OPT, HTB, РТР, ТВ-6... "Надо,
в конце концов завести себе тарелку.
   Буду смотреть Си-эн-эн и  "Нэшнэл  джиогрэфик"..."  Профессор  совсем  уж
собрался нажать кнопку OFF на пульте, как вдруг в  мельтешений  каналов  его
взгляд задержался на молодом красивом женском лице.
   - ..Иметь друзей могут позволить себе только бедные... - заканчивала свою
мысль молодая дама на экране.
   Полонский на минуту прекратил щелкать переключателем.
   Лицо женщины показалось ему смутно знакомым. Где же он ее видел?..
   Прекрасно одета. Великолепно выглядит. Раскованно себя держит...
   В жизни Владислава Владимировича было немало женщин.
   Весьма немало.
   Со слишком многими его связывала любовь.
   Или дружба.
   Или романы.
   Разной силы и протяженности: на месяц, на год или на ночь.
   Однако...
   Он помнил всех.
   Или почти всех.
   И если он когда-то встречал эту экранную незнакомку - он бы ее  запомнил.
Более того: она выглядела столь прекрасно надменно, что он подумал:
   "Когда б я ее хоть раз увидел - попробовал бы добиться...
   А раз попытался - ну, значит, добился бы..."
   В  свои  сорок  семь  лет  Полонский  -  не  бедный,  высокий,  стройный,
голубоглазый и бархатноголосый - по-прежнему не знал у слабого пола отказа.
   "...Но я с ней не спал.
   И вообще никогда воочию не видел... Почему же она мне кажется знакомой?
   Откуда я знаю тембр ее голоса?
   И овал ее лица?.. Может, это актриса? Нет, она не похожа на актрису..."
   Лицо притягивало, манило. "Где же я, черт возьми, ее встречал?..
   Надо дождаться конца передачи. Должны в конце сказать ее имя..."
   Камера на экране перекинулась на мощнолико-го, зубастого ведущего.
   - А есть ли у вас муж? - спросил он гостью своего ток-шоу.  -  Или  друг?
Как сейчас говорят:  бой-френд?  -  Ведущий  по-голливудски,  всеми  зубами,
улыбнулся.
   - Есть, - мгновенно ответила незнакомка. - Только правильней его называть
не "бойфренд", а "мэнфренд". Он - очень серьезный человек.
   И леди на экране телевизора снисходительно улыбнулась.
   Улыбка тоже показалась профессору знакомой.
   Вдруг воспоминания тринадцатилетней давности пронзили его.
   "Неужели, - вспыхнула мысль, - это она?
   Та восемнадцатилетняя девчонка?
   Та, в которой уже тогда чувствовались и интеллект, и шарм,  и  твердость?
Все те качества, что столь заметны теперь на экране?.. Та студенточка, из-за
которой я (как тогда мне казалось) все потерял?
   А на деле выяснилось: все приобрел...
   Все, а главное - свободу...
   Понял сам себя...
   Открыл себя для новой жизни...
   Так неужто это она?"
   Полонский сделал громче звук и подался вперед, к экрану.
   Кофе остывал, забытый.
   "Но как это может быть она ?
   Эта телегероиня похожа на нее лишь тембром голоса.
   И - какой-то неуловимой повадкой.
   И, пожалуй, такие же кисти рук. И - все...
   Та была коротко стриженной сероглазой брюнеткой.
   Эта - голубоглазая блондинка...
   Но волосы и глаза - бог с ними...
   Их переменить нетрудно... Но у женщины на экране - все другое. И  губы...
И  нос...  Нет!  Не  может  человек,  пусть  даже  за  тринадцать  лет,  так
перемениться!.."
   Из спальни выползла юная Галка в профессорской рубашке на голое тело.
   Сонная, по-кошачьи потягивалась.
   Подошла  к  Полонскому,  на  секунду  заслонила  экран.  Он   раздраженно
отодвинул ее. Галка надула губки. Капризно промурлыкала:
   - В этом доме мне нальют кофе?
   Профессор не отвечал.
   Он не отрывался от экрана.
   Передача, кажется, подходила к концу.
   Камера взяла крупный план ведущего. Тот заученно произнес:
   - Мы благодарим наших спонсоров, компанию  "Зеленый  континент",  и  нашу
сегодняшнюю гостью...
   - Снова, теперь уже, видимо, последний раз, показали молодую женщину:  та
обворожительно улыбнулась.
   - . очаровательную хозяйку самого модного в столице косметического салона
"Красотка" Нину Александровну Колесову...
   "Не она, - с горечью подумал профессор. - Все-таки не она".
   - .. С вами была передача "Формула победы", - продолжал вещать теперь уже
ненужный телевизор, - и я, ее ведущий, Петр Оленев.
   Смотрите нас каждое воскресенье! До встречи через неделю!
   "Память  уже  подводит,  -  разочарованно  подумал  профессор.  -  Играет
странные шутки...
   А жаль!..
   Как бы я снова хотел, оказывается, повстречаться  с  той  девчоночкой  из
радиотехнического!...
   Посмотреть: что же с ней стало... Тогда у меня было ощущение, что  она  в
этой жизни способна на многое...
   Жаль, если я ошибался..."
   Галка обняла Полонского, прижалась к нему своим молодым упругим телом.
   - Может, ты мне все-таки сделаешь кофе? - прошептала она.
   По телевизору пошла реклама. Профессор раздраженно погасил экран.
   В то же самое время Пермякова тошнило.
   Вчера, в субботу, он, кажется переборщил.
   Три бутылки водки на  трех  крепких  мужиков  после  бани  -  нормальная,
правильная доза.
   Но зачем они потом взяли еще два пузыря?
   Зачем поили девок шампанским?
   Почему он, дурак, не удержался и пил с этими проститутками  из  горла  на
брудершафт?
   Что за дешевое гусарство?
   Трахались?
   Ну да, трахались - но это еще, как говорится, не повод для знакомства...
   Вот и получай теперь...
   Сегодня голова раскалывалась с самого утра.
   Пермяков понимал, что воскресенье  безнадежно  испорчено.  Во  всем  теле
ощущалась противная, тоскливая бесприютность. Было так  одиноко,  словно  он
остался один  на  всей  планете.  Один,  уцелевший  после  серии  нейтронных
взрывов.
   Пермяков выглянул в окно.
   Яркий,  прозрачный,  солнечный  осенний  день.   Во   дворе,   окруженном
многоэтажками, - никого. "Может, люди за ночь все повымерли?
   А я ничего не знаю?"
   Он  нервно  усмехнулся  похмельно-бредовой  мысли   и   щелчком   включил
телевизор.
   Нет, все в порядке. Цветные тени. Кто-то что-то говорит.
   Пермяков постарался сосредоточиться на том, что  происходило  на  экране.
Там была молодая эффектная женщина.
   Она сидела в расслабленной позе на дорогом кожаном  кресле  и  о  чем-то,
улыбаясь, говорила. Пермяков вслушался в голос.
   - ..Никто вам никогда не скажет всей правды.
   Одна случайная оговорочка в эфире - и вот к  вам  в  офис  уже  приезжают
ребята в черных масках. - Хорошо.
   - по-лошадиному улыбнулся мужчина-собеседник.
   - Тогда расскажите, Ника, не всю правду.
   Откуда у вас взялись деньги на то, чтобы начать дело?
   - Я заложила дом.
   Продала обе машины, мебель, все шубы и вещи...
   Я подумывала даже продать себя - но такую цену за  свое  дело  я  платить
оказалась все-таки не готова...
   Пермяков всматривался в экран телевизора.
   Женщина на нем показалась ему смутно знакомой.
   Скорее для того, чтобы преодолеть мучительную головную  боль,  нежели  из
подозрения или любопытства, он машинально описал ее в уме.
   Разложил  лицо  на   составляющие.   Пермяков   не   раз   замечал,   что
профессиональная работа плюс напряжение мысли помогали ему от похмелья.
   Итак, сосредоточились...
   "Тип лица русский, скорее южный...
   Лицо овальное...
   Волосы светлые, средней длины...
   Брови широкие, треугольные, вразлет...
   Веко с отсутствием нависания...
   Глаза овальные...
   Нос средний, основание слегка приподнятое, спинка носа прямая...
   Губы полные, одинаковой толщины, контур губ - дугообразный, ротовая  щель
- большая... Морщины и складки кожи  отсутствуют...  Особых  примет  нет..."
Профессиональная мобилизация мозга заставила головную боль слегка отступить.
   Приметы не совпадали ни с одним из знакомых лиц. Она не была похожа ни на
одну из тех, кого Пермяков когда бы то ни было разрабатывал.
   И все же в женщине было что-то неуловимо знакомое.
   Или похмелье играет с ним злую шутку?
   И это  -  псевдоузнавание,  характерное  для  алкоголиков?  Но  он  -  не
алкоголик...
   Передача закончилась.
   Голова заболела с новой силой, и Пермяков решил начать процесс  опохмелки
прямо сейчас.
   К завтрашнему утру он должен быть как огурчик.
   Ему придется снова влезать в белоснежную  рубашку,  подставлять  шею  под
хомут галстука и к восьми ноль-ноль ехать на своем  скромном  "Форд-Эскорте"
на службу.
   Начальник департамента охраны. Должность нешуточная.
   Пермяков налил себе ровно пятьдесят граммов водки.
   Руки слегка дрожали.
   Махнул, преодолевая ненависть к напитку.
   Его всего передернуло.
   Выступили слезы.
   Он прислушался к себе: не вывернет ли?..
   Слава богу, нет: кажись, прижилось.
   Пермяков налил еще рюмочку - она пролетела соколом.
   Побродил в одних трусах по кухне.
   Посмотрел в окно.
   Жизнь продолжалась.
   Из соседнего подъезда женщина выкатила коляску с ребенком.
   Такая молодая, хорошенькая, а уже мама.
   Солнце светило вовсю, с последней осенней лаской.  Тело  вдруг  перестало
ломить.
   Головная боль исчезла. Сознание прояснилось. Лекарство подействовало.
   И тут Пермяков вдруг с удивительной ясностью понял,  кого  напомнила  ему
женщина из телевизора.
   Она напомнила ему  мадемуазель  Веселову,  ту  самую  кристально  честную
бизнесвумен, которая убедила кредитный комитет "Империя-банка"  в  том,  что
обязательно вернет пять миллионов долларов. Вернет с процентами  и  точно  в
срок.
   У  него  вспотели  ладони.  Веселова  провернула  гениальную  комбинацию,
которая чуть не закончилась кровью - для него, Пермякова...
   Но она ли это? Или это таки шутит похмелье?
   Лицо - совсем не похоже.  "Если  б  я  не  видел  ее  вживую,  тогда,  на
заседании кредитного комитета, - ни за что бы не узнал. Похожи-то,  пожалуй,
только руки: сильные, неаристократические, почти мужские. И слегка -  манера
держаться. И еще голос..."
   Ощущая после удачной опохмелки приступ деятельности (доза-то получилась -
точь-в-точь!), Пермяков прошел в комнату. Встал  на  диван,  снял  со  стены
дрянную картину с изображением зимнего леса.
   За картиной находился встроенный в стену сейф.
   Начальник охраны открыл его.
   Пистолет.
   Пачка стодолларовых бумажек.
   Под ними - несколько папок. Пермяков достал самую нижнюю.
   Не закрывая сейфа, стоя в трусах на диване, открыл ее. "Веселова Вероника
Николаевна. 1968 г.р.". Вот цветная  фотография  в  полный  рост,  сделанная
скрытой камерой.
   Пермяков вгляделся в фото.
   Кажется, ничего общего с телевизионной незнакомкой.
   Та - пышноволосая блондинка, эта - коротко стриженная брюнетка.
   Телезвезда - голубоглаза, у Веселовой были серые глаза...
   Но тетка может переменить цвет глаз и волос как нечего делать.
   Главное - у женщины на фото другие брови...
   И непохожий разрез глаз...
   Плюс иной нос. Да и губы совсем не такие - гораздо тоньше и меньше. "Нет,
это не она, - подумал он.
   - Мне почудилось".
   Пермяков перелистал досье.
   Установочные данные на Веселову.
   Ее связи.
   Тайком снятые отпечатки пальцев.
   "Или это все-таки она? Пластическая хирургия... С пятью "лимонами" баксов
можно сделать себе со-, всем другое личико!
   Почему бы не проверить?
   Не убедиться?"
   Пермяков засунул досье обратно в сейф.
   Замкнул его.
   Повесил на место картину.
   А вдруг окажется, что это - она?
   Она - та  самая  девка,  скоммуниздившая  пять  "зеленых  лимонов"?  Пять
миллионов - не хо-хо себе ха-ха... Почему бы девке - если это, конечно, она!
- не поделиться? С ним, Пермяковым?..
   "Я ведь много не попрошу, - продолжал  думать  он,  расхаживая  по  своей
холостяцкой квартире.
   Остановился у зеркала.
   Оно отразило загорелое, большое, мощное, мускулистое тело.
   - Каких-нибудь сорок процентов. А сорок  процентов  -  это  два  миллиона
гринов. Мне хватит. Хватит до пенсии. И на пенсию - тоже".
   Пермяков вернулся на кухню, налил себе еще стопарик, сделал бутербродик с
ветчиной, достал из холодильника баночку маслин.
   Махнул водки, заел ветчиной, выловил маслинку...
   "Ах, хор-рошо!"
   Третья похмельная рюмка принесла долгожданное благодушие.
   "Надо проверить эту  телезвезду.  Почему  бы  и  не  заняться  этим  -  в
нерабочее время?
   Должно же у меня быть хобби, - окончательно решил  Пермяков.  -  Похмелье
обостряет интуицию...
   Вдруг я не ошибся и  девушка  с  экрана  -  исчезнувшая  семь  лет  назад
Вероника Веселова?"
   В то же самое время За окном шумели сосны.
   Деревья шептались о чем-то своем, напевали, потрескивали ветвями,  желали
Нике доброго утра.
   "Они разговаривают!" - уверял ее Васечка.
   Ника смеялась: "Глупости! Что ты там слышишь сквозь стеклопакеты?!"
   Но на самом деле - она тоже слышала.
   И радовалась своим соснам, и своему дому, и своей спальне  с  эркером,  и
своей горничной, и...
   Сегодня  Нику  опять  разбудил  шум  сосен.  Сквозь   шелковые   портьеры
пробивался неяркий осенний день.
   Она лежала одна, вытянувшись наискосок на огромной  итальянской  кровати.
Иван, несмотря на выходной, уже убрался по своим делам.
   Ника потянулась, зевнула, немного покачалась на  мягких  волнах  водяного
матраса. До чего ж хорошо! Она легко спрыгнула  с  кровати,  утонула  босыми
ногами в персидском ковре.
   С антикварного комода ей подмигнул Васечка. (Его лучшую  фотографию  Ника
оправила в серебряную рамку - XVIII век, работа итальянского  мастера.)  Она
распахнула окно, улыбнулась  осеннему  утру,  вдохнула  прохладный  сосновый
воздух. Нажала кнопочку интеркома. Горничная откликнулась мгновенно.
   - Кофе, сок, круассаны! - весело скомандовала Ника.
   Подумать только, недавно она стеснялась приказывать.
   Голос давал предательского петуха.
   Но ничего, к хорошему быстро привыкаешь. Сейчас  даже  не  верилось,  что
когда-то она жила в самарской малогабаритке. Ютилась в колготной общаге.
   Мыкалась по съемным квартирам.
   Дрожала от страха в гулком баргузиновском особняке.
   Кочевала из отеля в мотель, из пансиона - в гостиницу...
   Теперь у Ники был свой дом.
   Построенный по проекту, который выбирала она.
   Отделанный полностью в соответствии с ее вкусом.
   Обставленный изящной мебелью.
   Украшенный антикварными безделушками.
   Оснащенный дорогой сигнализацией и спутниковой телеантенной.
   Однажды она попросила своего юриста посчитать, во ско