лько ей обошлось все
это великолепие.
   Сообщая конечную сумму, верный очкарик недовольно шлепал губами:
   - Если бы не видеокамеры... И не эти ваши световые сенсоры...
   - Ну что, что? - поторопила она брюзгу.
   - Могли бы и в миллион уложиться.
   У Ники радостно ухнуло сердце. Это она, она! Она сама построила себе дом,
который стоит больше миллиона долларов!
   ...Горничная вкатила сервировочный столик.
   На кофейной чашке серебрилась пылинка.
   Ника взялась было  хмуриться,  но  передумала,  просто  смахнула  пылинку
рукой.
   Горничная поняла, покраснела.
   Молча налила  ей  кофе,  сняла  крышку  с  тарелки,  где  лежали  горячие
круассаны.
   - Ника Александровна, вы про передачу помните? - робко спросила она.
   Ника помнила. Потому и проснулась - хотя привыкла по  воскресеньям  спать
до полудня. Ника и хотела посмотреть  "Формулу  победы",  и  боялась.  Зачем
только она согласилась?
   Вдруг... вдруг...
   А, ладно, ее теперь все равно не узнать. Не узнать никому - ни Зойке,  ни
однокурсницам, ни бывшим коллегам по "Почтарю"...
   Только бабушка бы догадалась.
   Но в Самаре этот канал не ловится, передачу старушка не увидит.
   Она, Ника, стала другой.
   С другим лицом, с другим голосом, с другой походкой и  другими  манерами.
Даже Иван называет ее "второй женой".
   Когда он первый раз сказал так, она даже не поняла: кто это, мол, у  тебя
первая? Тот, довольный, заржал:
   - Фу, бестолочь! Первая жена - Верка, а вторая - Ника. Одна в двух лицах!
   Теперь на Земле жила Ника.
   А Веры Веселовой больше не было.
   Она умерла, погибла.
   Вместо нее родилась Ника Колесова. И у Ники - совсем другая жизнь. И, что
уж скрывать, новая жизнь ей нравится гораздо больше.
   ...Ника залпом выпила грейпфрутовый сок и нырнула обратно в кровать.
   Позавтракает она лежа. "Крошками постель засыплю!"
   - мелькнула крамольная мысль, явно забредшая откуда-то из прошлой жизни.
   Но Ника тут же вспомнила: постельное белье в ее спальне меняют ежедневно.
   Хоть кофе переворачивай - горничная все уберет.
   Хорошо!
   Она щелкнула пультом, телевизор включился мгновенно и бесшумно.
   Вовремя - на экране под бравурную мелодию как раз  высветилось:  "Формула
победы".
   - Сегодня у нас в гостях владелица и директор одного из лучших московских
салонов красоты очаровательная Ника Колесова!
   Тренькнул телефон, она досадливо схватила трубку. Наверняка Иван, кому же
еще!
   Приветствиями гражданский муж себя не утруждал.
   - Эй, ты помнишь - мы вечером в казино идем. Ника жадно впилась глазами в
свое изображение на экране.
   Какая она... странная.
   Совсем не похожа на привычное отражение в зеркале.
   Щеки почему-то пухлее, чем обычно.
   И стрижка, пожалуй, ей не очень идет.
   А вот ведущий - такой же, как в жизни.
   Что поделаешь, у него это профессиональное. Он всегда обязан выглядеть.
   - Чего молчишь? - буркнул Баргузинов. Ника холодно ответила:
   - Я телевизор смотрю.
   -  Ты?  Телевизор?  -  Иван  прекрасно  знал   Никино   пренебрежение   к
бестолковому "ящику".
   Вот гад! Значит, он даже не помнит, что сегодня показывают передачу с  ее
участием.
   А скорей всего делает вид, что не помнит Ника нетерпеливо сказала:
   - Сегодня "Формула победы".
   - А...
   - лениво протянул он.
   - Я и забыл... На себя любуешься?
   - Любуюсь, - дерзко ответила она. - И тебе советую.
   - А то у меня других дел нет!
   - привычно опустил ее  Баргузинов.  -  Значит,  к  девяти  подскакивай  в
"Византию".
   - Не получится, - спокойно ответила она, продолжая  пытливо  разглядывать
свое лицо на экране. И снизошла до объяснений:
   - Я сегодня иду на Спивакова.
   - Что за хрен?
   - Скрипач, - терпеливо пояснила она. - Знаменитый.
   - Ясно... - зловеще протянул он. - Скрипочку слушать... С хахалем...
   - Как ты достал!
   - выдохнула Ника.
   Нажала на "отбой".
   Не поленилась и выдернула телефон из розетки.
   Она пока не решила, что ей делать с Иваном.
   Когда-то, еще совсем недавно, ответ имелся один: быть с ним. Всегда... Но
сейчас... Надо думать, и думать очень серьезно.
   С экрана прозвучал вопрос ведущего:
   - Ника, мы знаем, как много у вас работы... Не мешает ли она вашей личной
жизни? И - ее бодрый ответ:
   - Конечно, немного мешает.
   Однако мой друг понимает, какая это ответственность - руководить салоном.
   Он и сам деловой человек...
   Поэтому мы всегда стараемся находить разумные компромиссы.
   Ника залпом допила кофе.
   Шестое чувство подсказывало: время компромиссов подходит к  концу.  Их  с
Иваном любовь себя изживала. Она отходила. Умирала.
   Передача закончилась.
   Ника опять вызвала горничную.
   Небрежным  жестом  отмела  ее  восхищения-поздравления  -  обслуга   тоже
смотрела "Формулу победы" у себя на кухне.
   - Буду в кабинете, - проинформировала Ника. - К телефону не подзывайте.
   Неохота и некогда выслушивать фальшивые комплименты друзей и коллег.
   - А если позвонит Вася?
   (Сынуля на выходные отпросился съездить в  Самару,  к  любимой  бабушке.)
Ника с едва скрываемым раздражением ответила:
   - Вася сейчас - в поезде.
   Надеюсь, вы помните, во сколько его нужно встретить.
   Ника натянула домашний трикотажный костюмчик от Гленфилд и спустилась  на
первый этаж, в кабинет.
   Зажгла для уюта свечи.
   Ей нравилось, как их огоньки отражались в мерцающем экране компьютера.
   Включила музыкальный центр - сегодня настроение для концептуальных "Blade
Runner".
   Взяла со стола ноутбук и устроилась с ним на диване - за столом сидеть не
хотелось. А диван, зараза, был таким мягким... Впрочем,  каким  же  еще  ему
быть - за двадцать-то тысяч долларов?
   ...Ника уже разменяла тридцатник, хотя никому об этом не говорила. Но она
до сих пор не привыкла к тому, что у нее нет родителей, а у  ее  сына  -  ни
бабушки, ни дедушки.
   Прошли годы, но Нику до сих пор преследовал тонкий мамин  запах  "Шанели"
номер пять. Сердце до сих пор щемило, когда в толпе  она  случайно  замечала
фигуру, хотя бы смутно напоминающую папину.
   Умом она понимала: родителей не вернешь.
   И мстить за них - до сих пор некому.
   Да и имеет ли смысл мстить, если жизнь вспять уже никогда не повернется?
   Но Никино сердце требовало мести.
   Алкало ее. И уже не могло вести себя иначе.
   Поэтому   Ника   по-прежнему   продолжала   вести   свое    "нахимовское"
расследование.
   В ее компьютере  имелась  специальная  директория  -  обеспеченная  тремя
ступенями защиты.
   Здесь находилось досье практически на всех пассажиров судна.
   На каждого человека был заведен собственный файл.
   Файлы делились на четыре группы.
   Одну, самую большую, Ника назвала "чистые". В нее входили 690  человек  -
спасенные пассажиры и члены экипажа.
   Ника видела их всех - кого на фотографии, а кого и лично.
   В принципе эти файлы теперь можно было за  ненадобностью  уничтожить,  но
Ника зачем-то хранила их.
   Вторая группа состояла из списка опознанных погибших  и  насчитывала  358
человек.
   Непроверенными оставалось 186 человек, из них примерно половина - женщины
и дети.
   С файлами "подозрительных" Ника продолжала работать до сих пор.
   Не то что она тратила на это все свободное время и силы.
   Нет.
   Ника никогда не заставляла себя работать "через не могу".
   Спешить ей некуда.
   Да и, что говорить, боль притупилась...
   Но Ника любила слова Будды: "Сорок лет - отомстить не поздно".
   А с момента гибели "Нахимова" прошло только четырнадцать лет...
   Недавно Ника завела еще одну группу файлов - под названием "непонятные".
   По крохам, по  газетным  публикациям,  по  свидетельствам  очевидцев  она
узнала, что на теплоходе действительно плыло еще несколько человек  -  сверх
официально объявленного списка из 1234 пассажиров и членов экипажа.
   К  примеру,  говорили,  что  один  из  помощников  капитана  без   всяких
документов провел на "Нахимов" любовницу.
   Труп девушки в итоге подняли из  бара  "Варна",  где  любовник  велел  ей
сидеть, когда произошло столкновение.
   Сидеть и ждать.
   Ждать, пока он за ней  вернется.  Несчастная  оставалась  там  до  самого
конца, пока в бар, сметая мебель, стойку, бутылки, не хлынул поток воды...
   В списке пассажиров не значился и  некий  генерал  КГБ  -  однако  многие
пассажиры знали, что важный офицер вместе с женой, взрослой дочкой и  внуком
путешествует в люксе на верхней палубе.
   Ника (тогда она еще была Верой) сама видела, как в тот роковой  вечер  на
выходе из порта Новороссийск "Нахимов" нагнал катер, с которого на  теплоход
перешел седовласый импозантный мужчина.
   Она еще тогда понадеялась, что на катере мчится Васечка-старший...
   Генерал очень  спешил  на  теплоход.  Спешил,  как  оказалось,  навстречу
гибели.
   Ради этого он, именем КГБ, даже остановил теплоход посреди бухты...
   Были и другие подозрительные люди.
   Ника собрала несколько свидетельств очевидцев.
   Их показания на первый взгляд звучали не  правдоподобно,  -  но  в  итоге
совпали до мелочей.
   Ранним утром первого сентября тысяча девятьсот восемьдесят шестого  года,
через шесть часов  после  гибели  теплохода,  двое  мокрых  и  перепачканных
мазутом мужчин садились в машину без номерных знаков на шоссе Новороссийск -
Анапа. Кто были эти двое?
   Почему они так спешно, даже не вымывшись,  уезжали  из  города?  На  этот
вопрос не мог ответить никто - даже  высокопоставленный  Никин  знакомец  из
Министерства морского флота...
   ...Сегодня Ника прошлась беглым взглядом по списку "подозрительных".
   Наугад выбрала десять мужских фамилий.
   Против каждой стояла пометка - "адресат выбыл".
   Ника вывела на печать полную информацию о каждом.
   Сегодня  вечером  она  покажет  этот  список  своей  новой  подруге  Кате
Калашниковой, которая и пригласила ее на концерт Спивакова.
   У Катюши имелся очень ценный бойфренд - Паша Синичкин, частный детектив.
   После концерта Ника узнает, сможет ли Паша найти этих людей. Сколько  это
будет стоить - для нее не так уж важно.
   Ника взглянула на часы: боже мой, почти три! А она ни ванну  не  приняла,
ни маску не сделала!
   Опять подруга будет ворчать, что Ника опоздала! Она  вихрем  помчалась  в
спальню, на ходу крича горничной:
   - Нинок! Ванну набери быстренько! И платье бархатное проверь!
   ...На Большой Никитской с ее жалкими двумя рядами - вечные пробки.
   По будним дням  здесь  нервничают  бизнесмены,  опаздывающие  на  деловые
встречи.
   По вечерам и в выходные, когда в обоих залах консерватории идут концерты,
а в близлежащем Театре Маяковского - спектакль, здесь тоже не протолкнуться.
И тем более не припарковаться.
   Свернув с Моховой налево, Ника с самого начала улицы начала искать место,
где оставить машину.
   Забито, все забито.
   А переулки, куда  можно  свернуть,  защищены  знаками  "Только  прямо"  и
уставшими от обилия иномарок гаишниками.
   "Надо было у Ивана пропуск "Проезд всюду" выпросить, - переживала Ника, -
помнится, когда-то он заикался".
   Вот и консерватория.
   К ней тоже не подберешься, с обеих сторон шлагбаумы.
   Куда ж ей деваться?
   Время близится к семи...
   У памятника Чайковскому Ника заприметила свободное место.
   На него претендовал чудовищных размеров джип.
   Наездник джипа уже включил "аварийку" и  заднюю  передачу,  но  назад  не
сдавал - на парковке стояла женщина в элегантном белом плаще.
   Она  отчаянно  жестикулировала  и  что-то   горячо   говорила   водителю,
высунувшему из джипа бычье рыло.
   Мой бог, это же Катя! Ника одновременно нажала на тормоз, на гудок  и  на
кнопку стеклоподъемника.
   Подруга тут же замахала ей и громко крикнула джиповцам:
   Я говорю вам, место закуплено!
   Джип неохотно проехал дальше.
   Ника тут же припарковалась, выбралась из  машины  и  кинулась  к  подруге
обниматься.
   Ну ты даешь, Катрин!
   Катюша, веселая и раскрасневшаяся после выигранной битвы  за  парковочное
место, похвасталась:
   - Я ж тебя, Ник, знаю. Вечно опаздываешь. Припарковалась бы где-нибудь на
Тверской, потом пешком бы топала - все первое отделение.
   Так что я уже минут десять тебе место держу.  Всем  говорю,  что  депутат
приедет.
   Ника осмотрела подругу.
   Катя расцвела, определенно похорошела.
   Видать, жизнь с этим частным детективом идет ей на пользу.
   Сыщики существа брутальные.
   Наверное, в постели - ого-го-го.
   Не хуже ее Ивана.
   Интересно, а поговорить с Синичкиным Кате есть о  чем?  Или  он  тоже  то
молчит, то грубит - как ее Баргузинов?
   - Пошли? - Ника нетерпеливо взглянула на часы.
   - Сейчас идем, идем, - Катя смотрела куда-то за ее спину.
   Ника обернулась.
   Ничего интересного.
   Обычная вечерняя праздничная толпа.
   Большая Никитская в огнях фонарей и машинных тормозных огоньков.
   - Ты еще кого-то ждешь? - удивилась Ника.
   - Нет, что ты!
   - горячо сказала подруга.
   Подозрительно горячо.
   И предложила:
   - Может, покурим? Они все равно вовремя не начнут.
   Нике курить совсем не хотелось - и так обкурилась, пока доехала. Лучше уж
в зал побыстрей пройти, пока шустрые безбилетники места не заняли.
   Она выразительно взглянула на часы:
   - Да ладно тебе, Кать... В антракте подымим.
   - Ладно, пошли, - согласилась Катюша. Она взяла Нику под руку и  потащила
к подъезду, ловко лавируя в толпе.
   Им со всех сторон предлагали билеты.
   Ника успела удивиться:
   - Я думала, наоборот, будут лишний спрашивать...
   - Ага, жди, - фыркнула Катя. - Билеты по две штуки.
   - Семьдесят баксов? - не поверила Ника.
   - А что ты хочешь - Спиваков он и есть Спиваков!
   Обычно Ника и Катя, женщины обеспеченные, никогда не рассчитывались  друг
с другом за такие мелочи, как театральные билеты.
   Но, услышав цену, Ника решила обязательно деньги подруге всучить.
   Или пригласить ее на престижный балет в Большой.
   Пока они шли ко входу, Катя два или три раза оборачивалась.
   Один раз так выгнула шею, что чуть не упала.
   - Да что такое с тобой сегодня? - удивилась Ника.
   - Вроде однокурсника увидела, - неуверенно ответила Катя.
   "Врет!
   - сразу поняла Ника:
   - Зачем-то она меня сразу с улицы утащила...
   Ладно, сама расскажет".
   Она сказала Кате:
   - Ну и черт с ним, с однокурсником, пошли быстрей, опоздаем!
   Они быстро разделись и прошли в зал.
   Места были, как всегда, когда билеты  доставала  Катя,  очень  хорошие  -
четвертый ряд партера, прямо по  центру.  Рядом  с  ними  сидел  телеведущий
Дибров с очередной пассией.
   Через ряд - сердитый режиссер, депутат Говорухин.
   Мимо, пробираясь к своему месту, прошел продюсер Айзеншпис. Наступил Нике
на ногу и, конечно, не извинился.
   -  Говорят,  классическую  музыку  лучше  с  балкона   слушать,   а   все
знаменитости - в партере торчат! - прошептала Ника Кате на ушко.
   Катюша живо откликнулась:
   - На балконе - духотень и кресла жесткие!
   Да и билеты туда слишком дешевые. А наш бомонд  скорей  застрелится,  чем
что-то дешевое купит!
   Ника и Катя с любопытством  рассматривали  публику  и  друг  друга.  Катя
совсем  не  смотрелась  преподавательницей  университета  и  тем   более   -
кандидатом филологических наук.
   Если не вглядываться и не замечать острых проницательных глаз -  типичная
бандитская женушка.
   Таких в Никином салоне - сотни.
   Короткое, от Кардена, платье, запястье перехвачено платиновым  браслетом,
волосы собраны в элегантный  пучок,  на  лице  -  явно  диоровский,  дорогой
макияж.
   Ника тоже постаралась - одно ее платье от Ива  Сен-Лорана  стоило  четыре
тысячи долларов. А новое лицо выглядело моложе ее бывшего.
   Моложе Вериного лица.
   Вместе с пластическими операциями Ника заодно сделала и подтяжку.
   Рановато, конечно, но...
   Почему бы не воспользоваться оптовой скидкой,  которую  ей  предложили  в
клинике пластической хирургии?
   Никин сосед по креслу, Дмитрий Дибров,  то  и  дело  отрывался  от  своей
пухленькой подружки и бросал на девушек заинтересованные взгляды.
   - Может, в "Счастливчика" попросимся? - подмигнула Катя Нике.
   ... В зале наконец-то приглушили свет, и на сцене появились "Виртуозы"  -
одухотворенные  и  красивые  в   своих   черных   смокингах.   Зал   яростно
зааплодировал.
   Ника только сейчас обратила внимание, что сцена  тоже  занята  зрителями.
Для оркестра оставили лишь центральное пространство.
   А по бокам в три ряда стояли стулья, на которых, смущаясь  под  взглядами
из зала, размещались обычные с виду люди.
   - А кто это на сцене? - прошептала Ника Катюше.
   - Друзья Спивакова, - ответила та.
   - Это он так протест свой выражает против дорогих билетов.
   Как будто не сам цены на них устанавливал...
   Сказал в интервью: я, мол, хочу позвать на концерт тех, у кого  денег  на
билеты нет.
   Ника успела заметить в первом ряду сидящих на  сцене  зрителей  депутатшу
Эллу Панфилову.
   Неужели и у нее на партер "капусты" не хватило?..
   Но ее внимание тут же переключилось на наконец появившегося  Спивакова  -
поседевшего (или перекрашенного?).
   Дирижер-скрипач, как всегда, был стремителен и легок в движениях.  Вместе
с мэтром на сцену вышел смущенный темноволосый юноша.
   - Это еще кто? - удивилась Ника. - Ноты переворачивать?
   - Это Серджио Тьемпо, аргентинский пианист, - тут же  пояснила  всезнайка
Катя. - Говорят, бешеный талант. Будет на фортепьяно солировать.
   ...И началась музыка.
   Двадцать первый концерт Моцарта - на  первый  взгляд  пустоват,  салонен,
слишком прост.
   Словно соревнование между скрипками - чья звучит слаще.
   Под такую музыку следует обсуждать великосветские сплетни  и  лорнировать
знаменитостей.
   Но в консерваторском зале стояла полная, без одиноких кашлей, тишина.
   "Виртуозы", казалось, вдыхают новую жизнь в простенькую мелодию Моцарта.
   А юный пианист творит с инструментом абсолютные чудеса.
   Ника внимательно следила за его руками - и была почти уверена, что пальцы
исполнителя не касаются клавиш.
   Парят в воздухе, в сферах - и из  этих  сфер  выдают  команды  бездушному
роялю.
   Катю, казалось, полностью поглотила музыка. Она еле заметно  дирижировала
в такт Спивакову пальчиком правой руки. "Явно в детстве в музыкальной  школе
училась, - подумала Ника. - Надо будет спросить". А у нее самой раствориться
в музыке не получалось - хотя она и прикрывала глаза, и пыталась представить
себе что-то неземное...
   Но мысли упорно возвращались в реальную  жизнь,  в  обычный  мир.  И  под
сладкозвучного Моцарта Ника опять думала об Иване, о своем  салоне,  о  том,
что Васечку пора бы опять определять учиться за границу...
   В перерыве между  частями,  когда  публика,  пользуясь  минутной  паузой,
интенсивно прокашливалась, Катя шепнула Нике:
   - Меня в детстве в Большой зал насильно водили.
   По абонементу от музыкальной школы.
   И я в течение всего концерта трубы у органа считала.
   Кажется, их там больше ста...
   Ника улыбнулась в ответ и в следующей же части взялась за пересчет труб.
   Кажется, сотни не наберется. Скользя глазами  по  панораме  органа,  Ника
случайно бросила взгляд на одного из зрителей - из тех, что сидели на сцене.
   Сердце ее упало.
   На нее смотрел ОН.
   Тот самый человек.
   Тот, кто погубил ее родителей.
   Не может быть, ей снится!
   Просто похож...
   Это обычный "новый русский" - пришел на Спивакова, потому что это модно и
престижно. В дорогом костюме, мурло, при бабочке. Тщетно  старается  придать
морде возвышенное выражение. Это не он! Нет, он! Он!..
   Человека на сцене выдавали глаза.
   Глаза были теми же.
   Такими, как она их запомнила четырнадцать  лет  назад.  В  них  читалось:
прочь с дороги, убью!
   Ника обернулась к сидящему рядом Диброву, извинилась и попросила  бинокль
- телеведущий, несмотря на четвертый ряд, оснастился оптикой, словно красный
комдив.
   На  нее  недовольно  зашикали,  даже  контрабасист  из  оркестра   метнул
недовольный в